Элтэнно. Хранимая Звездой
Аромат волшебства. Книга первая
Сперва Рейц извивался как червяк, пытался ползти со связанными руками и ногами. Но затем он замер и даже нашёл в себе силы привстать на колени. Человек в элегантном цилиндре поглядел на него с отвращением и взял в руки меч иначе. Теперь одна его ладонь держала эфес, а другая придерживала лезвие. Так он и подошёл к Эдварду. А после присел возле него и словно бы обнял оружием. Клинок оказался за шеей Рейца. Лица обоих людей сблизились.
– Ты понимаешь в чём дело? Я не люблю, когда мне переходят дорогу, – прошептал истязатель.
Пленный не выдержал психологического натиска и разрыдался. Из глаз его потекли слёзы. Тело содрогалось. Сталь меча прижалась к шее со стороны спины, и вскоре Эдвард ощутил, как по его хребту течёт кровь. Он снова начал мычать. Истошно. До мокрого пятна на штанах. И… и вроде бы хватка ослабла. Да, она прекратилась!
Человек в цилиндре отпустил с лезвия ладонь и поднялся.
– Ты омерзителен. Тебя даже убивать противно, – он брезгливо отшвырнул меч в сторону и громко подозвал мужчину, прижимающегося к стене. – Семён, верно? Иди сюда.
– Да. Как скажете, здесь я.
– Оставь это животное связанным. Держать его взаперти. Не кормить, только поить и никого к нему не подпускать. Пусть дожидается своего часа… и да, отрежь ему язык и большие пальцы, чтобы больше никогда не болтал и не писал лишнего.
– Как скажете, как скажете, – судорожно пролепетал Семён, который сущим чудом не оказался на месте шефа. Невероятная удача его из беды вызволила да нанимателю на истинного виновника, почти сделавшего ноги, указала. И всё же, как бы ни хотелось ему с клеветником на себя разделаться, но собственная шкура дороже. Поэтому он робко поинтересовался:
– А если он того? Помрёт от этого, э?
– А ты уж, Семён, постарайся, чтобы не умер, – холодно посоветовал таинственный человек и хищная улыбка исказила его лицо. – Я хочу, чтобы он дождался лорда Верфайера. Очень хочу. Для нашего некроманта не составит сложности создать не двух, а трёх вампиров. И, думаю, такой подарок уменьшит его сопротивление.
Семён замолк. Только голову почтительно склонил.
– Теперь с тобой новый человек работать будет, господин Григорьев. Завтра он сам к тебе придёт.
Сказав так, неизвестный пнул носком сапога Эдварда Рейца под дых и ушёл прочь. Его путь лежал через цех, напрямую к выходу. А там, на улице, его уже ждала карета. Слуга поспешно открыл перед своим хозяином дверцу и тот, не глядя на услужливого лакея, сел внутрь. За окном замелькали улицы Лоррендаума. Время было не совсем позднее, поэтому прохожих пока ещё было достаточно много.
– Останови у часовщика, – неожиданно потребовал мужчина в цилиндре.
Кучер послушно остановил экипаж там, где ему было сказано. Таинственный человек вышел на улицу, но вместо того, чтобы зайти внутрь магазина подошёл к уличной торговке цветами. Ею была сухонькая пожилая женщина, приземистая, с некрасивым длинным носом. Она выглядела очень непривлекательно. И всё же успешно продавала цветы на этом самом месте далеко не один год.
– О, мой любимый клиент, – тихонечко рассмеялась она, рассмотрев лицо мужчины. – Чего вы желаете на этот раз?
– Вы знаете, Матильда. Если я прихожу к вам, то всегда хочу одного и того же.
– Тогда розы. Как же я могла забыть? Конечно же, красные розы! – воскликнула она и украдкой скосила взгляд на молодую пару, принявшуюся выбирать цветы для некой тётушки.
– И сколько вы посоветуете взять?
– Смотря для кого.
– Меня интересует особа, до сердца которой своими силами у меня ни за что не получится достучаться.
– О, в таком случае вы правы, что обратились ко мне. Благодаря моим цветам всё невозможное становится возможным. Только раскройте секрет. Кто это?
Молодая пара уже только делала вид, что выбирает цветы и советуется. На деле, эти двое внимательно подслушивали.
– Мне не хочется компрометировать эту особу, произнося её имя вслух, – смущённо произнёс мужчина в цилиндре. – Но я приготовил к подарку записку. У вас большой опыт в их написании, поэтому поглядите. Вы узнаете не только имя, но и, быть может, посоветуете, как лучше изменить текст.
Он передал свёрнутый пополам листок. Женщина с мягкой улыбкой развернула его и, читая строки, на мгновение бросила на собеседника встревоженный взгляд.
– Хм, это особа требует самого изысканного подхода. Действительно, всё не так просто, но… думаю, я смогу помочь вам, – наконец проговорила женщина и убрала листок в карман передника. После чего обратилась к молодой паре. – Вы уже выбрали или вам посоветовать?
– Вот эти лилии, пожалуй.
Купив букет, пара начала неторопливо удаляться, а оставшийся подле торговки мужчина, переходя на «ты», ехидно заметил.
– У тебя грабительские расценки, Матильда.
– Да, и вы очень хорошо поправите моё финансовое положение, – едко усмехнулась она. – Для исполнения вашего пожелания вам придётся купить у меня целую тысячу роз.
– Не та цена, которую жаль заплатить за счастье, – с этими словами он отстегнул от пояса кошель. – Забирай. Там одно золото. Оставшееся получишь после того, как я узнаю, что цветы получены.
– Вам известен адрес? Куда мне их доставить? Или мне разузнать самой?
– Нет, я сообщу все подробности, – мужчина осмотрелся и, увидев, что вокруг них никого лишнего нет, продолжил речь. – Агенты канцелярии тайных и розыскных дел любезно предоставили мне информацию, что Людвиг Верфайер Старший прибудет в Лоррендаум в ближайшие пять дней. Он обязательно посетит три места: дом своего сына, королевский дворец и Великий собор Чистоты. Полагаю, именно в такой последовательности. Возможно ещё одно место – «Вознесенское кладбище», но это сомнительно. Так что выбирай, откуда тебе будет легче взять его след.
– Я поняла, но спрошу вас по старой дружбе. Вы уверены? Таких людей лучше не трогать.
– Вот именно. Так что тот, из-за кого я стал вынужден заниматься подобным, уже искренне пожалел о своём поступке.
Женщина понимающе хмыкнула, а человек в цилиндре, глядя на это, хищно приподнял правый уголок рта. Его кривая, какая-то звериная улыбка была некрасивой.
– Знаешь, Матильда, я тебя ценю. Ты редкого ума человек. Удивительным образом понимаешь меня с полуслова, – искренне произнёс свою похвалу мужчина, но после его взгляд сделался отчего‑то предельно жёстким. – Поэтому мимо ушей ты сейчас моё предупреждение не пропустишь. Мне всё равно, как и где будет убит граф Даглицкий, но его смерть должна произойти не позже, чем в ближайшие полчаса после того, как он выйдет из королевского дворца. Либо, если он каким‑то чудом его не посетит, сразу как Людвиг Младший покинет Великий собор. Встретиться эти двое не должны. Кроме того, его тело обязательно должно быть как можно скорее найдено вместе с одной из твоих визитных карточек. Мне не нужны проблемы со следствием.
– Не переживайте за это, – криво улыбнулась Матильда, – все условия меня устраивают.
Мужчина уважительно коснулся пальцами полей цилиндра и вернулся в экипаж. Как он и ожидал, на сидении напротив уже сидел нужный ему человек, поэтому он дал кучеру приказ ехать и, после того как вновь довольно приподнял правый уголок рта, доброжелательно прокомментировал:
– Смотри-ка, господин Борис Малахитов как всегда пунктуален.
– Знаю, что вам это нравится, вот и стараюсь.
– Верно, мне нравится исполнительность. Но ещё больше мне нравится успех. Поэтому рассчитываю, что ты, Борис, меня и тут не разочаруешь.
– Что от меня требуется?
– Хватит тебе в Лоррендауме сидеть. Собери команду хороших проныр и вместе с ними немедленно отправляйся в Барговерц. Твоя задача найти там двух мальчиков – Виталия и Виктора Верфайеров. Вот их описание.
Мужчина вытащил из лежащей подле него папки лист и протянул его собеседнику. Тот, скользнув по строкам быстрым взглядом, бесстрастно убрал бумагу за пазуху, но его удивление кожей чувствовалось.
– Да, знаю я, что ты из таких дел давно вырос, – признал таинственный человек. – Но иначе никак. Эти двое действительно мне нужны.
– Понял вас.
– Это хорошо. Только смотри, пусть твои люди аккуратно ведут себя с младшим. Если у них есть возможность, то пусть воспользуются артефактами защиты. Сам про них так и вовсе ни на миг не забывай.
– Хм, этот парень маг? Какой стихии?
– Ранее считалось, что воздуха. Однако, уличная шпана заприметила у похожего мальчика книгу по некромантии. Поэтому имей в виду.
– Ха! – позволил себе скупую улыбку подручный. – Кажется, вы всё же нашли для себя ручного некроманта?
– Кажется, да, – довольно согласился таинственный человек. При этом его холодные глаза засияли. Было видно, что он очень и очень воодушевлён. Даже на миг забылся, раз признался. – А ещё меня радует личность того, кого отправили встречать владыку Архшага.
– Поделитесь информацией?
На миг мужчина скривился, но затем к нему вернулось былое бесстрастие. Голос его зазвучал привычно сухо.
– Нет. Придёт время, сам всё узнаешь.
– Хм, звучит так, будто вы приложили к этому руку, – всё же предпринял попытку узнать больше Борис Малахитов, и человек в цилиндре, подумав, едва заметно кивнул. А затем он глянул за окно кареты и сказал:
– Я прикажу притормозить на следующем кресте дорог. Будь готов выйти.
Глава 8
Ночь с седьмого на восьмое июня пасынки Людвига провели в склепе. И, стоит сказать, ночевать там показалось им уже не столь страшно. И не так голодно последующий день прошёл. Сразу поутру Виталик стащил с брата подравшийся камзол, ботинки и вместе с плащом понёс их продавать. Малыша он с собой не взял, уж очень тот ревел громко из-за того, что не хотел ни с чем из своего расставаться. Ну да ничего, стоило Витальке хлеб с колбасой принести, как тот охолонул. Повыл для приличия немного да перестал. Когда в животе не пусто и жить легче. Плохо только, что Витёк не только из-за слёз носом шмыгал оказывается. У него жар начался, и по этой причине Виталька один по улицам в поисках Федюньки рыскать начал. Не хотел братца утомлять, вот и наказал ему строго-настрого в склепе сидеть.
Вот только шагать в одиночку было на редкость тоскливо. Время тянулось, как карамель, но отнюдь не было сладким. Если описывать его вкус, то оно было похоже на солёное море. Или, может, так казалось из-за начавшегося дождя-ситнечка. Люди разом осунулись, многие поспешили скрыться в своих домах. Их ботинки шаркали и стучали по брусчатке. Виталик тоже дёрнулся было укрыться от непогоды под деревом, но понял, что облезлая крона нисколько не защитит от влаги и порывистого ветра. Так что он растерянно переступил с босой ноги на ногу и огляделся.
Взгляд мальчика сам собой остановился на лавке кондитера. От вида сладостей на витрине воображение заиграло яркими мечтами, а переступившая порог женщина, держащая за руки двух весело галдящих мальчуганов, невольно окунула в воспоминания о былом счастье. Этим троим было так хорошо вместе.
Виталик скорбно хлюпнул носом и, забыв про морось, подошёл ближе к лавке. Он упёрся в запотевшее стекло грязными ладошками и дотронулся до него носом, желая разглядеть, что выберут для себя мальчики. А хотели они много чего. Милая девушка-продавщица знай успевала заворачивать кульки и вскоре корзина в руках матери семейства потяжелела.
– Фу, какое невежество! – вдруг услышал Виталик совсем рядом с собой женский голос и обернулся.
На него с недовольством смотрел хорошо одетый мужчина в цилиндре, но слова произнёс, конечно, не он, а его спутница. Под руку с ним стояла дама в пышной юбке, покрытой крапинками влаги. Она держалась вдали от края тротуара, так как вчерашние лужи ещё не высохли, и из-за этого места этим двоим едва хватало.
– Сущий плебей, – в тон своей спутнице согласился мужчина. – От этой черни спасу нет. И ведь не просто так стоит у витрины, наверняка думает что бы ему украсть.
Высокомерие и укор джентльмена разом напомнили Виталику про отчима, хотя другого сходства он не углядел. Стоящий перед ним мужчина был темноволос, бородат и уже обрюзг. Однако, ощущение сходства возникло, и оно заставило мальчика крепко сжать кулаки.
– Проклят ты будь, проклят! Ненавижу! – даже выкрикнул сгоряча он.
И, быть может, самому Грызню сказать такое Виталик бы в жизни не осмелился, однако тут не сдержался. А после испугался своего безрассудства и под громкое возмущение джентльмена скрылся за ближайшим поворотом. После чего пробежал ещё с улицы две и только тогда присел на корточки отдышаться.
Что на него нашло?
Виталик сам не мог сказать. Да и размышлять ему над таким тяжело было. Найти бы Федюню и забыть навсегда прошлое – вот чего ему хотелось! Слишком сильно засела в нём обида. Заноза в душе нагноилась и стала нарывом. Это ведь отчим не дал с матерью живой наговориться. Он с братом его разлучить хотел. Он, проклятущий, сбежать их на голодные улицы заставил!
Виталик утёр кулаком слёзы и через силу вынудил себя продолжить поиски друга. Вот только, увы, опять не нашёлся Федюня. И монет негусто осталось. На завтра бы ещё хватило, но потом. Эх, опять думать откуда денег достать. И продать бы что, да кроме Витькиной рубахи, грязной и потной, продавать больше нечего, а снимать её… Вернувшийся в склеп Виталик скосил взгляд на часто закашлявшегося Витька и вздохнул горько‑горько. После чего головой встряхнул сильно и решил брата заранее предупредить.
– Завтра книгу на базар снесу.
– Как на базар? – оторопел малыш и упрямо воскликнул. – Не отдам!
– А есть мы что будем? Или там внутри чего, хоть что-то как еду наколдовать сказано?
Вразумление не помогло. Витька глаза гневно выпучил, пальцы скрючил и как завизжит.
– Моя книга! Моя!
– Да ты никак белены объелся! – не на шутку перепугался Виталик. – Чего ты в эту пакость вцепился-то так?
– Она же… она же как будто живая, – растерянно ответил Витёк, а затем поднял с пола книгу и трепетно прижал её к себе. – Ей без меня плохо будет.
«Мурм», – грустно подтвердил дракончик и лизнул мальчика в щёку раздвоенным языком. После чего потёрся об него чешуйчатой головкой.
Виталик на такое странное заявление брата смолчал, но про себя подумал, что самой первой книженцию продавать нужно было. Он разом понял, что переорись Витька, а утром эту страхолюдину грызневскую возьмёт и непременно снесёт лоточникам. А там, даже если не купят у него такое, то всё одно в речку бросит. Лучше так поступить, чем обратно книгу нести.
Однако, Витёк всё равно встревожился и, едва понял что старший брат заснул, тихонечко сокровище своё за саркофаг припрятал. Так бы ему спалось спокойнее. И ведь правда, крепко заснул мальчик. Только спал недолго. Двух часов не прошло, как дверь заскрипела и в глаза ударил свет.
– Ага, вона они! – обличительно прикрикнул какой-то мужичок, поднимая факел повыше. – Говорю ж я, засел некто в склепе Фадеевском. Вон они мерзавцы!
Ошарашенные братья только и успели присесть, как двое жандармов схватили их за шкирки и на ноги резко подняли.
– Кто таковы? – грозно спросил один. – Чего тут делаете? Воруете?!
– Нет.
– Ну-ка, пощупай их карманы. Что там у них? – посоветовал второй.
Мужские руки бесцеремонно захлопали по штанинам. Быстро драгоценные медяки вытащили. А там и до другого важного добрались.
– Эвон как. Гляди-ка, отмычка.
– Ворьё значит, не ошибся.
– В каталажку их, бесей проклятых! Кнутом по спине отстегать. Ишь, на могильное добро позарились! – тут же потребовал мужичок, в котором Виталька наконец-то признал грозного кладбищенского сторожа. Однако, возразить ему никто из мальчиков не сумел. Им обоим отвесили такие подзатыльники, что в голове у них всё помутилось.
– Ну-ка, погляди, Славик, лежит там у них что-нить?
Тот, кого звали Славиком, взял у сторожа факел и осветил им небольшой склеп. После чего боязливо прошёлся вдоль саркофагов и заключил.
– Да не, вроде пусто тут всё.
– А где они тогда добычу припрятали? – едко поинтересовался другой жандарм и выдал Виталику новый пинок. – Говори, собака, где краденое!
– Да не крали мы ничего, правда, не крали! Ночевали токмо, – испуганно заверещал мальчик, и младший брат боязливо прижался к нему. Пожалуй, именно перепуганные глазёнки Витька убедили служителей порядка, что не врут им. Вот только Славик, недовольно оглядев малолетних нарушителей закона, всё равно прикрикнул:
– А с каких это пор дети в склепе ночуют, а? Где родители?
– Нету, – тихо прошептал Виталик и, вдруг расплакавшись от жалости к самому себе, признался горьким шёпотом. – Мамка у нас на той неделе померла, вот и не стало дома.
Тут уже и Витька подключился, навзрыд заревел. Кулачонками глаза затёр, запищал жалобно: «Мама, мамочка».
– Ну и куды их? – скучающе спросил между тем один жандарм другого.
– Куды-куды. В приют, куда же ещё таких деют-то. И без них лихих оборванцев на улицах хватает.
Мужчины по новой ухватили мальчиков за шивороты и под негодование кладбищенского сторожа, жаждущего куда как более грозного наказания, потащили их к выходу. При этом тот, что Славик, стоило ворчливому хранителю покоя мёртвых отстать, вполне так добродушно спросил у ведомого им Витька.
– Как звать-то?
– Виктор, – через слёзы сказал мальчик и тем вызвал более внимательные взгляды взрослых.
– А фамилия какая?
Тут Витька из-за простуды снова закашлялся, и Виталик это за удачу посчитал. Он как представил, что Грызню про них донесут, а в особенности, что они гробокопательством имя его опозорили, так аж позеленел весь. Прошлого разъяснения на всю жизнь хватило. А ведь тогда один только отчим про кладбище узнал, чужой никто не проведал. Ведь так бы…
«Ох и спустит же он с нас шкуру! Прям как в энтих книгах его поганых» – сходу понял мальчик и поспешно солгал:
– Смирновы мы. Он Витёк, а я Федюня.
– Точно ли Федюня? – отчего-то подозрительно спросил жандарм.
– Да, – как можно увереннее солгал Виталька. Даже в глаза взрослому посмотрел, чтобы оно вернее выглядело.
«Что угодно, только не к Грызню. Что угодно!» – умолял он при этом про себя.
Виталик понимал, что несмотря на то, что отчим уехал, чтобы их, сирот, больше никогда не видывать, но только к нему их несчастных отправить и могут. Даже в поганом приюте не оставят, коли фамилию верную вызнают. А там знай держись! Увидев их, убийц, Грызень уже не сдержится. Так лютовать начнёт, что не в интернаты какие‑то упечёт, а по отдельности каждого из них в тюрьму гнить бросит, с прочими убийцами и ворами вместе. Али вообще в подвале живьём замурует.
«Ох, благие Двенадцать, спасите и сохраните!» – взмолился Виталик.
– Брось, Слав. Да где детишкам, что при благородных воспитывались, додуматься на кладбище ночевать? Они ж изнеженные все, а эти глянь. Чумазые, босые. У этого вообще отмычка.
– А рубаха? – сурово дёрнул Витьку за расшитый кружевом ворот жандарм.
– А рубаху, рубаху мы и правда выкрали, – краснея, пролепетал Виталька.
Как говорится – назвался груздем, полезай в кузов.
Мальчику за сказанное отвесили сильную оплеуху, но он как представил, что бы ему за такое признание от Грызня досталось, так даже ей порадовался.
А дальше такие события были.
Спустя два часа, как их заловили в склепе, братья предстали перед Иннокентием Кулачковым – суровым распорядителем Барговерцкого Дома Милости. И этому человеку очень не понравилось, что из-за новопоступивших его с уютной постели подняли. Но жандармам это всё равно было, им бы малолеток сбагрить. Так что они на недовольное ворчание сурово заявили, что мол так законом велено, и с чувством собственного достоинства ушли. А дети перед толстячком Иннокентием, кутающимся в мятый парчовый халат, стоять остались. Сердечки их испуганно бились. Глаза сами собой пути побега выискивали. Ой как страшно мальчикам было от жуткого слова «приют»! И ладно бы Иннокентий с лаской на них посмотрел. Но нет. Этот неприятный человек почесал проплешину и, хмуро оглядев детей стеклянными глазами, грозно протянул:
– Ну-с, имена мне ваши сказали, но для заполнения документов мало этого. Давайте говорите, откудова будете?
Мальчики испуганно переглянулись и побоялись даже слово сказать. Как назло, ещё за окном молния блеснула и гром прогремел. В мрачном холле, где они находились, из-за этого совсем жутко стало. Казалось, что это и не дом совсем, а пещера чудовища. В результате братья только за руки крепче друг друга ухватили. Языки у них словно отнялись. Разом вспомнили несчастные все страшные россказни о приютах сиротских.
Распорядитель между тем совсем недовольно на них посмотрел и неожиданно рявкнул:
– А ну отвечать, когда я вас спрашиваю!
Дети вздрогнули и вновь слова вымолвить не смогли. Уж очень этот человек им не понравился. Они интуитивно чувствовали его непомерную злость и тряслись от ужаса. Даже пугающие их жандармы такими мерзкими не были.
– Ах вот как значит, – подходя к ним ближе, сказал очерствевший сердцем Иннокентий и снял с пояса закреплённую на цепочке палку. После чего без предупреждения замахнулся ею и ударил. Сначала Виталика ударил, а затем Витька. Оба мальчика тут же вскрикнули и на пол присели, в единый комочек сжимаясь.
– За что, дяденька? За что? – только и смог испуганно промямлить Витёк.
– За то, что отвечать вам велено. Откуда вы? На какой улице жили?
– Сироты мы, вот и подались в Барговерц, – угрюмо буркнул Виталик и пояснил. – Отца уж как пятый год не стало, а матушка намедни умерла.
– Чем родители занимались?
– Крестьяне они, – продолжил отвечать на расспросы старший из братьев и, припомнив, добавил. – А мамка ещё прачкой работала.
– Вижу, что прачкой. Рубаху так она тебе стащила? – морщась, Иннокентий ухватил Витьку за рукав добротной сорочки. Но, к счастью, ответ ему не понадобился. Тут по лестнице с трёхрогим подсвечником в руках спустился какой-то долговязый длинноносый тип, и всё внимание распорядителя к нему обратилось. – Денисыч, тут к нам новых привели.
– Дык мест ужо нет, – возмутился тот и икнул перегаром.
– Знаю, говорил я это жандармам.
– А они?
– Всё равно пихнули. Ну да ничего, я документы на них передним числом оформлю. Всё равно вскоре страда начнётся и всех крепких парней хорошо разбирать начнут. А эти двое вроде ничего такие, может даже в какой-нибудь семье приживутся. Думаю, возьмут их не только на лето поля поднимать.
– Ладно, – вяло согласился Денисыч и, изучив мальчиков равнодушным взглядом, приказал. – А ну за мной.
***
Удивительным образом жизнь переплетает нити судеб. Нечто важное может вдруг стать неважным. И наоборот.
Да, каждое мгновение каждого человека имеет свои последствия. Что уж говорить о драконах? Они столь огромные и величественные создания, что прямо‑таки созданы для того, чтобы менять ход истории.
Итак, в ту же самую ночь, когда дети Мари оказались в приюте, в небе над державой, соседствующей с королевством Ортланд, показался тёмно‑серый дракон по имени Архшаг. Это был старый и мудрый вожак стаи, последний из великих Семи, присутствующих при создании Ключа, что запер мир от всего внешнего. Он прилетел с драконьих островов. Путь его должен был лежать через эту страну и дальше. Он стремился к южной границе Ортланда и каждый взмах крыльев приближал его к далёким северным землям.
Не желая тревожить покой людей раньше времени, до места назначения Архшаг совершал свой путь тайно: либо по тёмному времени, либо когда бирюзу неба было не видно за облаками. В ясный день его полёт мог вызывать ненужную панику, так как миролюбия от хозяев небес вряд ли кто-то ждал. Слишком часто покинувшие острова драконы, обезумев от собственной власти над двуногими червями, непотребно играли с ними. Молодые, глупые, они настраивали людей против себя. Им было невозможно поверить, что однажды против них выступит какой-либо хлипкий смельчак и всё их могущество, оказавшееся на деле мнимым, исчезнет вместе с жизнью.
Незаметно начался новый восход. Приближался ещё один новый день и на небе, как назло, не было ни облачка. А потому Архшаг приземлился на луг и хвост его недовольно заходил ходуном из стороны в сторону. Вожак драконов считал, что слишком мало пролетел за последние сутки. А ещё не понравились ему костяные останки, выглядывающие из-под земли. Некогда здесь умер кто‑то из его народа, и от этой трагедии великому Архшагу было сложно отрешиться. Его могучее сердце гулко билось, а пасть яростно скалилась.
«Люди, – вместе со злым фырканьем показалось из ноздрей пламя. – Много ли их осталось после войны? Нет! Но зато теперь, куда ни кинь взгляд, они повсюду. За три с половиной века они размножились и расплодились, несмотря на многочисленные распри. Вновь стали силой. А намного ли больше стало нас? Снова нет! Нас теперь ещё меньше, осталось всего пятеро и взрослый среди этого глупого молодняка один я!».
Подумав так, дракон изменил облик. Вокруг него замерцало марево и несколькими мгновениями позже на месте роскошного могучего зверя оказался длинноволосый седовласый мужчина. Он был определённо немолод, но более чем крепок, и несмотря на отсутствие одежды держался так величественно и надменно, как не смог бы потомственный король. Отличало его от остальных людей ещё кое‑что – более высокий рост, тёмная чешуя на тыльной стороне ладоней и глаза. В чёрных глазах с золотым зрачком не было белка. И этими жуткими очами он по новой оглядел драконьи кости, а после скорбно положил ладонь на расколовшийся череп.
«Быть может это Тогаш или Шердон?» – вспоминая тех, кто не вернулся, с тоской предположил вожак и сразу запретил себе об этом думать. Истина бы уже не открылась.
… Вот только от того ни капли легче не стало на душе древнего Архшага! Его разум и тело страдали вблизи этих останков, являющимся материальным напоминанием немощности его великой расы. Нутро дракона разрывали боль и гнев! Ему хотелось забыть про опасный рассвет, подняться в воздух и спалить всё это поле дотла. Жажда крови червей была невыносима. С трепетом вдыхая воздух, Архшаг представлял сладкий запах смерти.
Да, он желал уничтожить двуногих. Желал истребить народ, породивший проклятого Алрика ван Донатана так же, как эти ничтожества осмелились начать истреблять драконов. Людей надо уничтожить. Безжалостно. Непоколебимо!
Прошло немало времени, прежде чем вожак драконьей стаи сумел подавить в себе горячее, но безрассудное желание расправиться над человечеством и сел на траву спиной к останкам. Взгляд его был устремлён к солнцу и птицам, беззаботно порхающим в чистом небе. Но мыслями… Мыслями он был далёк от реальности.
«Мы не можем позволить себе уничтожение людей. Их обожествление Тринадцати усиливает действие Ключа и тем существенно укрепляет барьер. Поэтому люди должны размножаться и верить. А ещё они нужны нам для выживания и об этом тоже нельзя забывать», – зрачки мужчины вдруг стали совсем узкими и вертикальными, лицо его исказила злоба.
«Да, это так! – пришлось напомнить ему самому себе. Но после дракон не сдержался от толики гнева. – Вот только черви обязаны принять, что мы тоже нужны им! Для того, чтобы Ключ сохранил свою силу, им нужны драконы. Люди должны прекратить убивать нас!».
Миг и иллюзия одежды прикрыла тело мужчины. Он не намеревался находиться на чужой территории в истинном облике.
Пока ещё это было недопустимо.
Пока ещё…
***
Всем приютским сиротам, что мальчикам что девочкам, обрезали волосы почти под корень. Делалось это для того, чтобы дети вшами не запаршивели. Также носили они одинаковую тёмно-красную одежду. Из-за этого, если кто-либо сбежать пробовал, так его легко опознать было, ловили быстрее. Ведь за каждого сбежавшего или умершего на учреждение большой штраф выписывали, вот и следили сотрудники ортландских приютов в этом плане за детьми строго. В остальном же ими воспитатели почти не занимались. Спали дети на тонких матрацах прямо на полу, а поутру застилали их в рулончики и в этом же помещении с зарешечёнными окнами девочки трудились. Они вышивали или пряли. Мальчиков на другой работе использовали, куда как более тяжёлой. О воспитании и уходе никто не заботился. Младшие перенимали от старших, а старшие, как им исполнялось двенадцать или около того, отправлялись в ремесленные на кабальный труд. Своё содержание они там должны были своими руками отрабатывать и до совершеннолетия ни монетки не получали. Но оттуда сбегал ещё меньше кто, а если и сбегал, то чаще всего обратно возвращался. Оторванные от жизни дети теряли навыки по взаимодействию с внешним миром. Они начинали бояться его, вот и продолжали батрачить за хлеб и место для сна. Так оно им становилось привычнее, понятнее. Не надо думать, что от голода умрёшь. Да и вообще думать не надо. Работай знай только, а для чего, что, зачем… К чему такие мучительные вопросы?
Лишали воли и вдалбливаемые в приюте истины. Каждый скудный приём пищи сопровождался громогласной проповедью, вменяющей чувство вины. Детям внушали, что из-за них королевство терпит убытки, что они неблагодарные, раз не ценят затраченные на них средства и силы. Их совестили во всём чём только можно и если первые дни ребята постарше злились на слова проповедника, то через месяц-два поневоле начинали смотреть на мир тусклыми глазами рабов.
Так что неудивительно, что Виталька и Витька не обрадовались дарованным им одеялам и одной лепёшке на двоих на завтрак. Унижением им показалось также стрижка волос под корень. Из-за того, что мальчики поступили ночью, шевелюр своих они лишились не сразу. И процедура эта оказалась не только морально неприятная. Физически тоже было больно. А уж как тело чесалось от одежды из грубого сукна говорить не приходится! Виталька ещё ничего, попривык из-за дарованной ему мерзавцем рубахи, а у Витеньки аж кожа красными пупырышками покрылась. Но, может, и сам он расчесал себе брюхо так, что смотреть на живот страшно было.
После того как братья стали выглядеть так же, как остальные, их сразу к делу пристроили. Виталика, ощупав его руки, дрова рубить отправили. Витьку на чистку овощей к обеду послали. И, можно сказать, подвезло младшему мальчику. Обычно новеньких на такую работу, где можно очистками для свиней наесться, не ставили. Просто захотелось старшему воспитателю кое-кого зарвавшегося на место поставить, вот он и выбрал малолетнего дурачка. А дурачка из-за того, что любой другой, знающий, постарался бы отказаться от такой щедрой доли. Где же это видано одиннадцатилетнему Грихе дорогу переходить, коли его смена на овощи? Но Витёк этого ничего не знал и покорно поплёлся на кухню. Да ещё не последовал примеру других, не стал втихаря питаться отходами – побрезговал грязной шкуркой от картофеля. Он ведь совсем не помнил, как в годовалом возрасте в отсутствии матери по избе ползал да из миски кота кислое молоко хлебал. А то, бывало, на ножки встанет и во двор что попало в рот совать лишь бы наесться. Присмотр‑то за ним какой? Брат Виталька всего на два года старше. Тот сам едва соображал и ещё голоднее был. Старшего мать, как придёт, титькой уже не накормит, да и отец куска хлеба не поднесёт. Помер отец, не стало кормильца. А из родни одна тётка втихаря ребят приголубит. Прочие вдове‑молодухе одно советуют – избавься да по новой мужика ищи. Одной-то сподручнее к кому-либо пристроиться, а из-за этих жилы рвать нечего. Всё равно помрут.
