Эдуард Сребницкий
Колье с лукавой змейкой
– А почему одна рюмка? – спросил Нырок.
– Я пить не буду. Вы можете пока начинать.
Нырок налил в рюмку коньяк.
– Бабуля, это Костя, – подвезла Варя к кухне на коляске Татьяну Филипповну. – Ты его узнала?
Татьяна Филипповна никак не отреагировала на гостя.
– Татьяна Филипповна, – поднял Нырок рюмку, – за вас!
Пей вино и будь проказник!
По жизни весело иди!
Выпив, Нырок налил ещё.
– Почему-то я люблю коньяк, – стал рассказывать он. – Не вино, не водку – коньяк! Наверное, потому, что мой папа был артист. Он тоже любил КОНЬ-ЯК и пил его ЯК КОНЬ, ха-ха-ха. Это такая шутка есть. Предлагаю тост за юбиляра!
За юбиляра Нырок замахнул, не поморщившись.
– А за колье не волнуйтесь. Завтра оно будет у вас.
– Костя, наверное, бабушку можно отвезти? Бабуля, тебе ничего не надо? Тогда пойдём спать?.. Я сейчас, – сказала Варя Нырку.
Она повезла Татьяну Филипповну, а Нырок успел выпить ещё раз.
– У вас есть свеча? – спросил он, когда Варя вернулась.
– Есть.
Варя достала свечу в подсвечнике, и Нырок зажёг огонь.
– Мы устроим сегодня праздник без имён… Нет, не то. Мы устроим сегодня романтический вечер.
Вытащив телефон, Нырок включил в нём музыку.
– Это я новый клип скачал.
Теперь на кухне негромко играла музыка и горела свеча.
– Что вам ещё положить, Костя?
– А почему мы до сих пор на «вы»? – сказал Нырок. – ВЫ хотите меня ВЫгнать?
– Нет, – смутилась Варя.
– Тогда давайте друг другу тыкать. О чём ты меня спросила?
– Я спросила… что тебе ещё положить?
– Ничего, – налил Нырок коньяка. – У меня сегодня был плотный ужин. Я только выпью. Или теперь придётся говорить «ТЫпью»? Ха-ха. ТЫ знаешь, я ТЫпью!
Он выпил.
– Раз ты не будешь есть, надо убрать продукты, – сказала Варя, – чтобы они не испортились.
Открыв холодильник, она сложила туда пластиковые контейнеры, часть из которых всё-таки не вошла.
– Может, отнести к соседке? – предложила Варя. – Пусть до завтра полежит у неё. Ты не против?
– Я не против, – с трудом проговорил Нырок. – Только чтоб она не трогала мою ик… икру! Там и так ничего не осталось. У меня каждая ик… икринка сосчитана!
Когда, отнеся продукты, Варя вернулась от соседки, Нырок уже спал на кухонной софе.
Проснулся Нырок ночью и вначале не мог понять, где находится. Потом вспомнил, полежал немного и, поднявшись, включил свет. На кухне было прибрано, посредине стола стояла загашенная свеча, а на подоконнике – бутылка с остатками коньяка. Нырок немного выпил. Коньяк улучшил самочувствие и просветлил мозги. Прошедший вечер представлялся весьма неплохим. Тут Нырку пришла в голову мысль, что вечер этот ещё не кончен.
– Пей вино и будь проказник!
По жизни весело иди! –
с удовольствием продекламировал он.
Запалив свечу и погасив на кухне свет, Нырок отправился вглубь квартиры. Тикали на стенке часы, поскрипывал под ногами пол, на стене колебались тени. Проходя мимо комнаты Татьяны Филипповны, Нырок припал ухом к двери – там было тихо – и проследовал дальше, в комнату Вари.
Варя спала на разложенном диване, укрывшись одеялом, спиной ко входу. Поставив свечу на стол, Нырок положил рядом телефон и включил музыку. На диване зашевелилась разбуженная Варя.
Деликатно отвернувшись, Нырок взмахнул руками, будто крыльями, и поплыл под музыку по комнате, танцуя лебединый танец и как бы предлагая Варе присоединиться к одинокому лебедю. За спиной лебедя заскрипели пружины – с дивана к нему взлетала подруга. Нырок замахал крыльями энергичней. На стене, повторяя его движения, плясала тень. Нырок увидел, как к этой тени присоединилась другая, женская, и обе они стали танцевать рядом, будто парящая в небе лебединая пара. Единственное, чего не мог понять лебедь – почему тень Вари настолько крупнее его собственной? Взмахнув крылами, он развернулся к подруге… и крикнул, как перепуганный попугай. Перед ним в ночной сорочке прыгала незнакомая женщина.
– Вы кто?! – отскочил Нырок.
– Соседка.
– А здесь что делаете?
– Присматриваю за Татьяной Филипповной, когда Варя работает в ночную смену.
Ткнув на плеере кнопку «стоп», Нырок воззрился на соседку. Её жаждущая танцев поза, романтическая пелена в глазах и внушительный круп под сорочкой требовали отнестись к ситуации с предельной концентрацией.
– А вы, я так поняла, родственник, который спит на кухне? – сделала соседка пируэт, от которого заколыхалось пламя в подсвечнике. – Варя говорила про вас. Но не говорила, что вы такой танцор. Почему стихла музыка? Пусть она звучит вновь, и мы будем танцевать в ночи! Я безумно люблю ночные танцы.
– Нет! – сгрёб Нырок со стола свечу и телефон. – Я безумно проголодался и пойду на кухню.
– Тогда я составлю вам компанию.
Включив на кухне весь возможный свет и оглядываясь на облачённую в сорочку соседку, Нырок вытащил из холодильника продукты и принялся усиленно поглощать их, демонстрируя утоление жуткого голода. Соседка же улыбалась обжирающемуся лебедю, напевала мелодию и периодически срывалась в стремительные па. Нырок налил себе коньяка, но имея представление о приличии, не мог не предложить выпить даме.
– Вам налить? – спросил он, очень надеясь, что дама откажется пить в столь поздний час.
– Я выпью из вашего бокала, – сказала та, подхватывая в танце налитую рюмку. – Предлагаю тост за ночной бал!
Выпив коньяк, соседка приземлилась рядом с Нырком.
– Меня зовут Роза. А вас?
– Бонифатий Спиридонович, – отодвинулся Нырок.
– Какое интересное имя.
– Обычное.
– Нет, нет, очень интересное. Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла. – Казалось, она сейчас начнёт кружиться на софе. – Пригласите меня на тур вальса!
Сидя на краю софы, Нырок тревожно ощупывал оставшееся позади пространство. А соседка всё более входила в танцевальный раж.
– Зачем вы приехали в наш город? – вскинула она руки в стороны.
– Я? – едва не бухнулся на пол Нырок. – …Лечиться.
– Лечиться?
– Да. У вас тут воздух чистый, полезный для здоровья. Хотя, мне уже вряд ли что-то поможет.
Соседка застыла, не окончив движения.
– А в чём дело?
– Щековая лихорадка, страшная болезнь. Зря вы выпили из моего бокала, щековая лихорадка очень заразна.
Щека у Нырка дёрнулась раз, другой и затряслась мелкой дрожью.
– Кажется, начинается приступ, – обеспокоенно сказал он.
Соседка поднялась с места.
– Станцуем! – потянулся к ней Нырок. – Я уже наелся.
Отпрыгнув от Нырка, соседка метнулась в ванную. Оттуда раздался шум воды и звуки судорожного полоскания рта.
– Полоскать бесполезно, – грустно говорил из-за двери Нырок, – я пробовал. Давайте выпьем коньяка, зальём наше горе, а потом будем танцевать и трясти щеками.
Он едва успел увернуться, когда соседка, выскочив в коридор, помчалась к себе в квартиру. Адресовав ей на прощанье взмах крыльями, Нырок облегчённо выдохнул и вернулся на кухню.
Здесь он почувствовал, что приступ щековой лихорадки сменился приступами судорожной зевоты. Но прежде чем лечь, Нырок осторожно заглянул к Татьяне Филипповне. В старушечьей комнате пахло лекарствами, а с подушки, освещённой свинцовой луной, строго смотрела на вошедшего седовласая хозяйка.
– Татьяна Филипповна, как дела? – чуть оробев от старушечьего взгляда, спросил Нырок. – Ничего не нужно? В туалет там. Нет? Ну, спите.
Он закрыл дверь.
– А я, пожалуй, загляну перед сном.
Глава 21
Утром Нырок был в ломбарде. Сморщенный, как стручок, оценщик напрягся, увидев, кто пришёл. Но широкая улыбка Нырка говорила об его исключительно мирных намерениях и готовности к плодотворному взаимовыгодному сотрудничеству.
Нащупав в кармане бриллиант-сердечко, Нырок направился к прилавку «Золото» удостовериться, что колье с лукавой змейкой на месте. У прилавка крутилась какая-то цаца с длинными обесцвеченными волосами, разглядывая выставленный товар. Нырку пришлось обходить цацу с разных сторон, прежде чем он увидел под стеклом колье. А между тем цаца смотрела именно туда.
– Покажите это ожерелье, – попросила оценщика цаца. – Кажется, оно подойдёт к ретро-автомобилю, который подарил мне бой-фрэнд.
– Колье не продаётся, – сказал Нырок из-за её спины.
– Вы ошибаетесь, – возразил оценщик. – На полке всё выставлено для продажи.
– Тогда покажите, – повторила цаца.
– Посмотри, что я тебе за него принёс! – сказал Нырок оценщику, доставая бриллиант-сердечко. – Этот камешек стоит два таких колье.
Оценщик, прищурившись, издалека посмотрел на камень и обратился опять к цаце, склонившейся над прилавком.
– Так вам показать?
– Ну конечно, я жду.
Длинные обесцвеченные волосы цацы спадали на стекло. Нырок дёрнул один её волос с противоположной от себя стороны. Цаца вскрикнула, обернулась и никого не увидела.
– Сколько же по-твоему стоит такой камень? – спросил Нырок оценщика.
– Половину этого колье.
– Не смешно.
– Твоё предложение?
– Баш на баш. Я тебе камень, ты мне колье.
– Не пойдёт, – сказал оценщик. – Пожалуйста, смотрите, – обратился он к цаце, доставая украшение. – Антикварная вещь, изящная работа. Материалы – золото высокой пробы и несколько драгоценных камней.
– Мне нравится, – загорелась та.
Нырок заметил на одной из полок маленькие гиревые весы.
– Предлагаю честную сделку, – сказал он.
– У нас все сделки честные, – ответил оценщик.
– Бросим бриллиант и колье на весы и посмотрим, что окажется тяжелее: если колье – ты бесплатно забираешь камень, но если тяжелее камешек – то колье моё.
– Вот этот маленький камешек тяжелее массивного колье? Ты это серьёзно?
– У нас всё серьёзно.
– Извините, продажа временно приостановлена, – сказал оценщик цаце и добавил чуть слышно: – Зайдите позже.
Сморщив носик, цаца направилась к выходу.
– Можете не приходить, колье не продаётся, – повторил Нырок.
Оценщик достал весы и положил колье на одну из чашек. Она опустилась.
– Это надёжный физический прибор, – сказал оценщик. – Как ты можешь рассчитывать, что камешек перетянет?
– Один молодой головорез в мушкетёрской шляпе говорил в таких случаях: «Пур куа па» – почему бы нет?
– Тогда прошу.
Нырок, словно выступая перед зрителями, показал бриллиант-сердечко и поместил его на другую чашу весов. Она ожидаемо не шелохнулась. Оценщик расплылся в улыбке.
– Как видим… – начал он и забыл, зачем начал.
Чаша с бриллиантом поползла вниз. Продолжая выступление, Нырок, как иллюзионист, водил возле неё руками, но то, что не прикасался – оценщик видел совершенно отчётливо. Чаша опускалась и опускалась, пока, наконец, не достигла стола. Оценщик нагнулся, обследуя надёжный физический прибор, но ничего подозрительного не находил.
– А… – хотел спросить оценщик.
«Ниже», – показал Нырок.
Оценщик наклонился ещё ниже. Нырок водил руками и ни к чему не прикасался. Водил руками и ни к чему не прикасался. Потом прикоснулся к голове оценщика и что есть сил шибанул её об стол.
Сняв с руки длинный обесцвеченный волос, добытый от цацы, Нырок бросил его за прилавок на лежащего там владельца надёжного физического прибора. Чаша с бриллиантом тут же подскочила.
– Я же говорил, что камень перетянет, – забрав с весов добычу, развернулся Нырок.
Перед ним стояли бандиты Умник и Чугун.
– Я же говорил, что он придёт, – ухмыльнулся Умник.
Последнее, что увидел Нырок, это летящий кулак Чугуна.
Глава 22
Когда Нырок пришёл в себя, он понял, что находится не в ломбарде. Вместо потолка высоко над головой тянулись элементы монтажных конструкций, под которыми, сверкая металлическими рёбрами, висели длинные светильники. Звуки, доносящиеся со стороны, звучали с лёгким эхом. Сильно пахло древесиной, а на языке чувствовался её вкус.
«Это от древесной пыли, – подумал Нырок. – Или я сгрыз какую-нибудь доску».
Голова болела, и думалось с трудом. Нырок хотел погладить голову, чтобы она не болела, но неожиданно понял, что руки его не слушаются.
«Я умер, потому что сгрыз доску, – подумал Нырок. – Или живой, но к чему-то привязан».
Он дёрнулся и не смог полноценно пошевелиться.
– Смотри, кажись, очнулся!
В поле зрения Нырка появился «бык» Чугун, на глупой роже которого было написано любопытство и большое облегчение от завершённого ожидания.
«Я живой», – понял Нырок.
– Точно, очухался, – вплыла с другой стороны ухмыляющаяся физиономия в бакенбардах – Умника.
– Значит, можно приступать, – влезла между Умником и Чугуном большая морда Бригадира. – Будем пилить его на горбыли.
– Но сначала сломаем руки, – внёс уточнение «бык» Чугун.
«Лучше бы я сгрыз доску и умер», – подумал Нырок.
– Только кто будет ломать? – не унимался Чугун. – Можно я?
– Почему ты? – возразил Умник. – Ты прошлый раз ломал.
– Я ещё хочу.
– Я тоже хочу.
– А мне это больше всего нравится.
– Пожалуйста, не ссорьтесь, – сказал Нырок, – у меня две руки, хватит на обоих.
– Шутит, – скривился Бригадир. – Давай-ка для начала мы отрежем этому шутнику пальцы.
Бригадир скрылся из области обзора.
– Двигай распилочный стол!
Раздались звуки включаемой пилы, поверхность, на которой лежал Нырок, дёрнулась, поплыла, и он почувствовал, как зубчатый диск вошёл в дерево где-то рядом с рукой.
– Подождите, – испугался Нырок. – Что вы делаете?!
Поверхность плыла дальше. Вгрызаясь в дерево, пила визжала и вибрировала уже у самых пальцев Нырка, осыпая их опилками. За пленником с одной стороны с любопытством наблюдал «бык» Чугун, с другой – ухмыляющийся Умник. Нырок вдруг понял, что всё, происходящее с ним, происходит в действительности.
– Остановитесь! – забился он в ремнях. – Слышите? В чём я виноват?
Рука ощутила жар разогретого пилением металла.
– Сейчас посыплются пальчики, – негромко сказал «бык» Чугун.
– Надо отойти, чтоб не забрызгаться, – морщась, подвинулся Умник.
– Отпустите! – отчаянно закричал Нырок. – Вы меня с кем-то путаете!
– Вж-ж-ж-ж! – надсадно завизжала пила.
– А-а-а! – дико заорал Нырок.
Неожиданно пила смолкла и движение остановилось.
– Тебя трудно с кем-то спутать, – донёсся до Нырка сиплый голос. – Дважды пытаться обокрасть меня – это надо иметь наглость.
Оставаясь с открытым от крика ртом, Нырок глубоко и часто дышал. Чтобы проверить, целы ли пальцы, он стал складывать и раскладывать кукиш. Кукиш складывался.
– Кто это говорит? – собравшись с силами, попытался задрать Нырок голову.
– А ты не знаешь?
– Нет. Существует слишком много людей, которых я пытался обокрасть дважды.
– И до сих пор тебя никто не наказал?
– Никто. До сих пор.
– Что ж, мои ребята горят желанием исправить это недоразумение.
Нырок посмотрел на бандитов. Те кровожадно улыбались.
– Поверните его ко мне, – приказал голос.
Умник и Чугун развернули широкую доску с привязанным к ней Нырком и подняли вертикально. Нырок увидел цех лесопилки. Вдоль стен тянулись штабели обрезных досок, пол был усыпан свежими опилками.
«Чтобы кровь засыпать», – понял Нырок.
На единственном в помещении стуле сидел грузный человек, которого Нырок видел в ресторане: криминальный босс Тёмный. Мешки под глазами Тёмного придавали его лицу мрачное выражение, сложенные на столе руки хранили следы недавней битвы с бизнесменом Щукой и были обмотаны бинтами. На свободном от бинтов пальце левой руки горел в перстне большой розовый бриллиант.
– Мы с вами незнакомы, – сказал Нырок, с трудом разжимая кукиш.
– В чём же проблема? Моя фамилия Тёмный. Как зовут тебя?
– Бонифатий Спиридонович.
– Включайте пилу, – кивнул криминальный босс своим бандитам.
– Я пошутил! – закричал Нырок. – Меня зовут Костя, Костя Нырков. Или просто Нырок.
– Значит, это ты, Нырок, сначала катанул моих парней в карты, а теперь грабишь мой ломбард?
– Я не граблю! Наоборот, ваш оценщик украл мою вещь!
– Приговор будет таким, – сказал Тёмный, не слушая объяснений. – За свои действия, Нырок, ты заслуживаешь мучительной смерти!
Поднявшись, криминальный босс направился к выходу. Нырок задёргался в путах.
– Если только… – остановился Тёмный у двери.
– Как хорошо вы это сказали: «Если только»! – воскликнул Нырок. – Не уходите, я слушаю!
– Если только не согласишься воспользоваться предоставленным тебе шансом.
– Я соглашаюсь, соглашаюсь! Что за шанс?.. Развяжите меня! – обратился Нырок к бандитам. – Я хочу по-деловому обсудить условия.
– Никаких обсуждений, – отрезал криминальный босс Тёмный. – Ты или соглашаешься или ложишься на распилочный стол.
– Я и говорю, чего обсуждать, когда и так всё ясно! Но может быть, меня развяжут? А то с раскинутыми руками мне всё время хочется вас обнять.
– Развяжите его.
Умник и Чугун, распустив ремни, стащили Нырка с доски. Потерев затёкшие руки и ещё раз размяв пальцы, Нырок достал телефон.
– Мне надо срочно позвонить своей невесте. Её зовут Феопистия. Если я не позвоню, будет скандал.
– Потом позвонишь, – сказал Тёмный.
– Вы не знаете моей Феопистии. Она контролирует каждый мой шаг. Сегодня она спросила: «Куда ты идёшь?» Я сказал: «В ломбард». Она сказала: «Обязательно позвони мне, как выйдешь из ломбарда». И если я не позвоню, Феопистия сначала примчится туда, а потом поднимает на уши всех, кого можно. Вам нужен этот шум?
– Хорошо, звони, – нехотя разрешил криминальный босс Тёмный.
Нырок набрал номер.
– Аллё, Пистя? Это Костя. Нет, со мной всё хорошо. Просто в ломбарде я встретился с одними милыми ребятами. Они передают тебе привет… Могу я передать от вас привет? – тихо спросил он бандитов и быстро вернулся к разговору: – А ты чем занимаешься?
Нырок долго слушал, кивал, а потом, зажав трубку, по-свойски зашептал бандитам:
– Её не переслушаешь. Пусть треплется, а мы можем обсудить дела. Что от меня требуется?.. Да, любимая, я здесь.
Раздражённый телефонной болтовнёй Тёмный раздумывал, не прервать ли её немедленно, но всё же решил продолжить разговор.
– В этом городе есть один человек, который слишком много возомнил о себе, – сказал Тёмный. – Когда-то мы были с ним партнёрами, но потом он кинул меня. И при этом кричит на каждом углу, что это я кинул его! Я по натуре отходчивый и давно бы простил бывшего партнёра, но его жестокость, – воздел Тёмный бинты, – и жадность не знают границ. Он хочет забрать последнее, что у меня имеется.
Достав платок, Тёмный утёр набежавшую слезу.
– В общем, нужно поставить его на место, и поставить так, чтобы он надолго запомнил.
В голос Тёмного вернулись железные ноты.
– Я задумал почистить ювелирный магазин Щуки. Понимаешь, о чём речь? Обокрасть!
– Да! Обокрасть ювелирный магазин, что ж тут непонятного? – отозвался Нырок.
– И ты будешь принимать в этом участие. У моих ребят есть много достоинств, но, к сожалению, у них нет изобретательного ума! А без него одолеть Щуку не получится.
– Ну, чего-чего, а ума у меня в достатке, – подтвердил Нырок.
– У тебя его тоже нет. Но зато есть, как мне сказали, ловкость рук, кураж и наглость.
– Кто сказал?
– Тот, кто должен всё придумать. Кузов, подойди сюда.
Из-за сложенных вдоль стены досок появился Кузов, как представил его криминальный босс Тёмный. Нырок же называл появившегося человека по-другому: «сушёный» – тип, с которым они вместе были в дороге и который так мастерски увёл у него в торговом центре бриллиант в форме сердечка.
– Так это ты сдал им меня, Кузов? – спросил Нырок.
– Нет, они сами тебя нашли. Но, признаюсь, однажды я видел твой забег от них и намекнул, что был бы не прочь с тобой поработать. И ты ведь сам напрашивался ко мне в подельники.
– Напрашивался в подельники? – возмутился Нырок. – Хорошо, милая, – просюсюкал он в трубку, – я скоро приеду, и мы договорим.
Нырок в сердцах отключил телефон.
– Ты называешь это делом? Мне здесь не платят ни копейки и только обещают в лучшем случае не разрезать на куски!
– Без меня и разрезали бы. Но раз я имею к твоему приглашению некоторое отношение, то даю слово рассчитаться, – сказал Кузов. – Правда, чуть позже, когда мы закончим здесь.
– Я так не согласен! Чуть позже, когда рак на горе свистнет.
– Твоего согласия никто не спрашивает! – прикрикнул Тёмный.
– Я забыл, – опомнился Нырок. – Принимаю все условия. Всегда мечтал бомбить магазины в такой дружественной компании. Но пусть ваши ребята зачехлят пилу, она меня нервирует.
– Хотя такого нырка, как ты, нужно держать и шкурным интересом, – задумчиво проговорил криминальный босс Тёмный. – А то бегай потом за тобой по стране… Что ты хотел в моём ломбарде?
– Забрать одну безделушку, – оживился Нырок. – Женское украшение на шею. В нашей семье оно передаётся по наследству от деда к внуку.
– Женское украшение от деда к внуку?
– А что делать? У нас в семье было женское украшение и не рождалось ни одной девочки. Пришлось передавать его от деда к внуку. С оценщиком в ломбарде мы договорились, что он посмотрит безделушку и отдаст обратно. Но тут пришли эти костоломы, и теперь мне приходится договариваться снова.
– Вот она, – хмыкнул Умник, подавая Тёмному колье с лукавой змейкой.
Рассматривая старинную вещь, криминальный босс положил её на ладонь.
– И дорого стоит?
– Какое там, – забеспокоился Нырок. – Сущие копейки.
– Хорошо, – проговорил Тёмный, убирая колье, – сделаешь работу, получишь свою безделушку обратно. А пока она полежит у меня в столе.
Такое обещание необычайно воодушевило Нырка.
– Давайте быстрее приступать! – засуетился он.
По знаку криминального босса Тёмного бандит Умник достал телефон и начал показывать Нырку на экране фотографии. Все они изображали одного человека: Щуку, которого Нырок помнил по ресторану.
– Его фамилия Щукин. Кликуха Щука, – пояснял Тёмный. – Владелец ювелирного магазина «Золотой-бриллиантовый».
На очередной фотографии Нырок увидел ювелирный отдел, из которого увёл золотое кольцо с драгоценным камнем.
– Этот магазин мы и должны будем тряхнуть. И тряхнуть, так, чтобы Щука застучал зубами от злости и бессилия!
Чёрные мешки под глазами Тёмного задвигались, а порезанные пальцы сжались в кулаки.
– К концу недели я жду от вас двоих план наскока. Есть вопросы?
Нырок отрицательно замотал головой.
– Тогда все свободны. И напоминаю кое-кому: распилочный стол наготове.
Криминальный босс Тёмный вытянул вперёд забинтованную руку с розовым бриллиантом. Присутствующие выстроились друг за другом, чтобы почтительно её поцеловать. Глядя на остальных, вслед за Кузовом встал и Нырок.
– Он что, возомнил себя боссом мафии? – зашептал Нырок новому подельнику.
Кузов пожал плечами.
– А ты не знаешь, он моет руки после туалета? – продолжал допытываться Нырок.
Кузов не знал.
– Тогда я целовать не буду.
Когда подошла очередь, Кузов приложился к руке криминального босса и отлетел в сторону, потому что в перемотанную кисть вцепился подскочивший Нырок.
– Приятно, очень приятно было познакомиться! – энергично затряс он её.
Тёмный заорал от боли.
– Тысяча извинений! – принялся дуть на бинты Нырок.
И обозначил поцелуи исключительно в воздухе.
Глава 23
Лесопилку Нырку было позволено покинуть самостоятельно. Выйдя оттуда, он увидел поджидающего его Кузова.
– Может, пообедаем вместе? – предложил Кузов. – Я угощаю.
– У меня есть где пообедать, – не очень дружелюбно отозвался Нырок.
– У своей девчонки?
– Это тебя не касается.
– Ну, конечно, сначала пообедать, а потом шуры-муры.
– Я же сказал, это тебя не касается.
Кузов удивлённо посмотрел на молодого подельника.
– Она что, тебе вправду нравится?
Нырок промолчал.
– Послушай доброго совета, Нырок. Настоящему вору нельзя иметь привязанностей, нельзя иметь семью. Семья для вора обуза, а ещё его слабое место. Когда у тебя есть жена и дети, или просто любимая девушка – ты уязвим: их всегда могут выследить. Вот я свободен, и мне нечего опасаться. Да и вообще, когда ты сам дорого стоишь, тебе никто не нужен. Помнишь, я говорил: бриллианты ценятся и без оправы.
– А помнишь, что я тебе ответил? Бриллиант в оправе ценится дороже! Только не могу понять, про какую любимую девушку ты толкуешь? У меня подружки в каждом городе. Привык хорошо питаться, спать и весело проводить время. Так что я отправляюсь на домашний обед, но тебя, заметь, не приглашаю.
– Ты нашёл в своём пиджаке мой подарок, бриллиантовое сердечко? – крикнул вслед ему Кузов.
– Твой подарок я сегодня переподарил Тёмному, – через плечо отозвался Нырок.
Оставив территорию лесопилки, которая располагалась на окраине города, Нырок направился к виднеющимся вдали жилым домам. Полуденное солнце освещало их утыканные антеннами и вентиляционными выходами крыши, и, казалось, что на фоне ясного неба высятся не каменные сооружения, а растут из земли гигантские растения, может, кактусы, а может, и одуванчики. Нырок шёл быстро, не оглядываясь, и не видел, как, скрываясь за гаражами и мастерскими, за ним последовали двое бандитов: Умник с фотокамерой телефона наизготовку и «бык» Чугун.
Втроём, один впереди, а двое, тайно, поодаль, они добрались до города. Когда Нырок отыскал там цветочную палатку и купил большой букет хризантем, Умник впервые поднял смартфон. Следующий раз Умник щёлкнул Нырка у остановки общественного транспорта, затем сфотографировал номер подошедшего автобуса и, пробравшись вместе с Чугуном в салон, сделал зачем-то в пути снимок Нырка сзади.
Сойдя на остановке, Нырок зашагал привычной дорогой к Варе. Навстречу ему одетый в затянутые выше живота брюки и рубашку с отложным воротником попался жилец Чуб, к которому Нырок уже дважды по ошибке вламывался в квартиру. Рядом с Чубом, обхватив его тощий локоть, семенила худенькая женщина, видимо, жена Таня. Завидев Нырка, несчастный Чуб прижался к бордюру и что-то быстро жене зашептал: не иначе, он полагал, что к нему сквозь временной портал за данью является сам хан Батый. Слушая мужа, Таня торопливо сняла кольцо и принялась расстёгивать золотую цепочку. Когда Нырок поравнялся с перепуганной парой, золото ему было приготовлено.
Но Батый повёл себя странно. Отделив от букета три хризантемы, он царским жестом преподнёс их худенькой Тане и, игнорируя дань, величественно проследовал дальше. Снимок, сделанным Умником, так и запечатлел: обескураженную Таню, глядящую на цветы, и Чуба – на нетронутые украшения.
Довольный произведённым эффектом, Нырок свернул за угол и едва не налетел на широкогрудого вахтовика, с которым также имел в этом районе некоторые контакты. Вахтовик, как и Чуб, шествовал не один, а с супругой. Тяжеловесно ступая, супруга продавливала каблуками размякший на солнце асфальт.
Лицо Нырка приобрело заискивающее выражение. Спешно перебрав пальцами хризантемы, он протянул супруге три самые большие и чудом спасся от кинувшегося на него с кулаками вахтовика.
– Хоть бы цветы пожалел! – крикнул Нырок, отбежав на безопасное расстояние.
Умник, прячась за деревом, вскинул смартфон.
Пребывая в волнении от пережитого, Нырок вошёл в нужный подъезд, не слыша, как сзади скрипнула дверь и под лестницу, скрываясь в темноте, просочились два человека.
На звонок Нырка дверь открыла бродяжка. Улыбнувшись беззубым ртом, она пропустила гостя внутрь.
– Привет, ребята! – поприветствовал Нырок своих бездомных приятелей, которые вполне себе обжились в пустующей квартире: на натянутой посредине комнаты верёвке сушились постиранные вещи. – Как дела?
– Икры принёс? – спросил, полулёжа на полу, бомж.
– Кое-что получше. Цветы!
Вытащив из букета три цветка, Нырок протянул их бродяжке и, открыв окно, перелез на улицу. Бродяжка рассматривала хризантемы, трогала их лепестки, а потом отошла в угол. Плечи её затряслись.
– Вот и жри свои цветы, – недовольно пробурчал бомж.
Глава 24
Нырок оказался у подъезда Вари, когда она выкатывала коляску с Татьяной Филипповной.
– Добрый день, дамы! – поздоровался Нырок, протягивая Варе букет белых хризантем. – Это тебе!
Варя вспыхнула и прошептала:
– Ах, я об этом так мечтала.
– То ли ещё будет, – с достоинством произнёс Нырок. – А Татьяну Филипповну я повезу сам.
Он взялся за коляску, свёз её вниз, и они молча отправились по дорожке, сознавая важность и торжественность момента.
– Я не ожидала. Спасибо, – прервала Варя молчание.
– Я сам от себя такого не ожидал. Но, словно, кто-то внутри меня сказал: иди и купи Варе цветы. Подожди: он что-то ещё говорит.
Нырок остановился, прислушиваясь к внутреннему голосу.
– Что? Повтори, не понял. Теперь понял.
Повернувшись, Нырок быстро поцеловал девушку в щёку.
– Что ты делаешь? – отстранившись, покраснела Варя.
– Я не специально. Но кто-то внутри меня сказал: повернись и поцелуй Варю в щёчку.
– Знаешь, – постаралась Варя казаться сердитой, – я должна тебя сейчас прогнать. Но твоё счастье, что кто-то внутри меня говорит, чтобы я этого не делала.
– Ура! – подпрыгнул Нырок, опираясь о коляску.
И сидящая в ней Татьяна Филипповна тоже подпрыгнула, высоко взмахнув ногами.
– Скажи кое-кому внутри, – наставительно сказала Варя, – чтобы он бережно обращался с моей бабушкой.
– Он уже готов её на руках носить!
И они опять пошли молча – торжественно и чинно, словно королевская семья на прогулке.
– Как ты спал на новом месте? – спросила Варя таким тоном, словно спрашивала: «Как Вы почивали сегодня, Ваше величество?»
– В целом, хорошо, – отвечал Нырок. – Только один раз меня что-то разбудило.
– Возможно, соседка. Она ночует у нас, когда я на дежурстве. Но сегодня почему-то, не дожидаясь утра, сорвалась и убежала в больницу, видимо, заболела.
– Наверно, съела все продукты, которые ты ей с вечера унесла, вот и заболела.
– Не должна, – с сомнением произнесла Варя.
– Ты обязательно проверь… А я ведь зашёл сообщить, что с вашим колье всё в порядке.
– Ты его принёс? – обрадовалась Варя.
– Пока нет. Антиквар, к которому колье попало в руки, попросил оставить его у себя, чтобы лучше изучить. Это совсем ненадолго, только на время, пока я помогаю поставить сети на одну щуку. Зато потом вы будете знать настоящую цену своего колье, и вас не смогут обмануть ни в одном ломбарде.
– Спасибо, Костя, без тебя получить такую информацию нам было бы гораздо сложнее. Только сдавать колье в ломбард мы уже не хотим. Сегодня пришло письмо от дяди. Он пишет, что его вахтовая работа заканчивается. Скоро прилетит вертолёт и перенесёт их на Большую землю. И тогда дядя приедет за нами с бабушкой, чтобы увезти к южному морю. Ах, я об этом так мечтала!
– Приедет дядя? – встревожился Нырок, которому не улыбалась встреча с мироедом Треснорожевым.
– Он так написал.
– Когда приедет?
– Не знаю, скоро.
– Этого ещё не хватало. А что насчёт квартиры?
– Сказал подыскивать покупателей.
– Варя, давай напишем, чтобы дядя не приезжал. Или лучше напишем, что вы квартиру продавать не будете – он тогда сам не приедет.
– Ну что ты, Костя! Дядя едет не за квартирой, а потому что соскучился по нам. Ты его не знаешь. Иногда мне даже кажется, что это не дядя, а мой папа, такой он заботливый и добрый.
– Очень добрый, – пробурчал Нырок, вспоминая вытаращенные от злости глаза Треснорожева. – Просто Дедушка Мороз.
– Как бы я хотела встретиться со своим отцом, – мечтательно произнесла Варя, – я ведь его никогда не видела… А у тебя, Костя, где папа? Ты говорил, что он был артистом?
