полная версия

Всеволод Плешков
Какого цвета счастье?

Эпилог

Меня вызывает к себе старший научный сотрудник И. М. Берряев. Перевожу компьютер в спящий режим и покидаю кабинет. Быстрым шагом миную коридор и оказываюсь в пустом, будто специально поджидающем меня, лифте. Кабина начинает движение вверх. Я отворачиваюсь к прозрачным стенкам и всматриваюсь вдаль, стараясь отогнать не относящиеся к встрече мысли.

Сразу после остановки выхожу в коридор и, не оглядываясь по сторонам, иду к нужному кабинету.

– Здравствуйте, – говорю я, проходя внутрь, – вы хотели меня видеть.

– Здравствуйте, Тимаат, здравствуйте, – приветливо улыбается Иммануил Милтов, – проходите.

Мы жмём руки, после чего я занимаю свободный, стоящий напротив стола, стул.

– Я ознакомился с результатами ваших исследований и собранными вами материалами, – говорит он. – Признаюсь, приятно удивлён. Вы первый человек, подобравшийся к разгадке феномена «Розового свечения» настолько близко.

– Но я всё же не разгадал его… – замечаю я.

– Это не имеет значения, – прерывает меня Берряев. – Вы смогли провести анализ данных барса, застреленного во время того, как его пятна были окрашены в розовый. Верно?

– Верно, – киваю я.

– И после смерти пятна перестали светится вовсе, верно? – сдержанно улыбается Иммануил Милтов.

– Верно, – нехотя отвечаю я.

– А это, между прочим, первый такой случай.

– Да, я… я понимаю.

– Теперь ближе к делу. Я бы хотел, чтобы на следующем собрании вы выступили с докладом перед научной комиссией. У вас есть все шансы получить финансирование для продолжения исследовательской деятельности, связанной с Туманным лесом и, в частности, с неоновыми барсами. – Закончив говорить, Берряев принимается сверлить меня взглядом.

– Правда? Это весьма неожиданно… – я старательно пытаюсь изобразить восторг.

– Это вполне ожидаемо, – поправляет меня Иммануил Милтов, – Научное сообщество системы Декцинра ценит молодые таланты. И по меркам учёного вы ещё весьма… – он улыбнулся и махнул рукой. – Давайте лучше вернёмся к сути разговора.

– Слушаю вас внимательно, – машинально отвечаю я.

– Вам следует подготовить рассказ о вашей экспедиции, скомпоновать всё, чтобы уложится в отведённые вам десять минут. Просто убираете лишнее, оставляете суть. Думаю, с этим вы справитесь самостоятельно.

– Разумеется, сэр. Мне всё понятно.

– Отлично. И ещё… по поводу того, что вы писали о повериях древних людей.

– Что с ними? – всё так же безэмоционально спрашиваю я.

– Не упоминайте о них в своём докладе, – строго и доброжелательно говорит Берряев. – Если хотите, можете передать собранную вами информацию в Институт изучения гуманитарных наук, уверен, там вам будут признательны.

– Но ведь, я упомянул о древних племенах, не предоставив существенных доказательств их существования, – слегка растерявшись, говорю я. – Просто мне было необходимо записать услышанное в дневник…

– Тимаат, – приподнимая руку, останавливает меня Берряев, – это не наша с вами забота. Вы, насколько мне известно, ставили себе целью изучить неоновых барсов и, по возможности, разгадать причину окраски в розовый света их пятен.

– Это верно, но…

– И, – не даёт мне закончить он, – вместе с этим вы услышали некоторые интересные рассказы от местных жителей. К вашему исследованию это не имеет никакого отношения, а вот гуманитариев ваши наблюдения могут заинтересовать. Их дело исследовать мифы, поверия и культуры мёртвых эпох. Их, не наша! Вам это известно не хуже, чем мне.

Я начинаю жалеть о своём решении поделиться записями из дневника экспедиции.

– Да… да… разумеется, – натягиваю улыбку я.

– Пусть каждый занимается своим делом. Оставьте поиски вымершей цивилизации обученным этому делу людям.

– Я… – неожиданно на меня нахлынывают воспоминания, отчего эмоции окончательно сходят на нет. – Да, вы правы, – совершая над собой усилие, выдавливаю я, – пусть этим занимаются этнографы.

– Что ж, рад слышать, – Берряев встаёт со своего стула, я следую его примеру, – в таком случае у меня всё. Точную дату собрания сообщу вам позже, однако можете уже начинать подготовку доклада.

– Хорошо, – сухо отвечаю я.

– Что ж, не смею вас больше задерживать, – говорит Иммануил Милтов. – Хорошего дня.

– До свидания, – говорю я, ощущая необъяснимую усталость, и покидаю кабинет.

Медленно вышагивая по коридору, обнаружил, что усталость превратилась в сильнейшую апатию. Это открытие заставило меня остановится возле первого попавшегося окна и опереться на заставленный всевозможными растениями подоконник. Голова совсем не настроена на работу, и так уже третью неделю. Даже отпуск, взятый мной по возвращению, не помог с этим справится а, кажется, лишь усугубил положение.

Смотрю в небо, всё больше и больше отрываюсь от действительности, уходя в размышления о проделанной работе. Удивительно, но результат меня совсем не устраивает. Меня признали, даже несмотря на то, что феномен «Розового свечения» не разгадан, однако удовлетворения я не ощущаю. Ничего не ощущаю и ничего не чувствую.

Теперь ещё и доклад этот готовить и выступать перед комиссией неизвестно когда… Я тру глаза, пытаясь сосредоточится на конкретных мыслях, но это едва ли получается. Смотрю в окно и неожиданно вспоминаю Блаженного. «Убийцы!» – кричал он. Кажется его звали Лекрат…

Знали бы они, что именно он рассказал мне всё то, что теперь будет передано гуманитариям. А как он кричал, плакал… Теперь это воспринимается совсем иначе. Стоило ли оно того? В голове этот вопрос теперь крутится постоянно, и никуда от него не деться, кроме работы, а работать с каждым днём становится всё сложнее.

Нет уж, нужно выкинуть его из головы. Пожалуй, сегодня мне стоит взять выходной и отправится домой, попытаться выспаться, а лучше сходить куда-нибудь погулять. А может в какое заведение заглянуть? Слышал около парка, что неподалёку открылся бар, в котором наливают домашнее пиво. Может хоть там удастся отвлечься…

***

Вот и всё. Добыча продана. Я выхожу из подвального помещения на окраплённую недавно прошедшим дождём улицу, Хорс выходит следом. За спиной рюкзак с личными вещами, а в руке огромный чемодан, битком набитый деньгами.

Стою на тротуаре и оглядываюсь по сторонам, наблюдая за постоянно спешащими людьми. Смотрю на покрытые ржавой пылью здания, служащие для кого-то жилищем, а для кого-то местом активной торговли и вспоминаю всё, что было здесь когда-либо продано или куплено и всех с этими сделками связанных людей.

Хорс принимается раскуривать трубку, и совсем скоро моего носа касается запах дешёвого табака. Впрочем, сейчас мне на это абсолютно наплевать, пусть курит.

– Не думал, что за несветящуюся шкуру неонового барса заплатят такие большие деньги, – говорит он, выпуская струю дыма.

– Тоже не думал, – говорю я, не отрываясь от ветхих зданий.

– Теперь ты можешь купить дом на какой-нибудь тёплой планете.

– Да, могу, – отвечаю я, поправляя ружьё. – Тебе-то хоть достаточно заплатили?

– А ты не видел? – спрашивает Хорс и, сделав затяжку, начинает кашлять.

– Нет, – говорю я, поворачиваясь к нему.

– Скажем, парни деньгами не обидели, – стараясь сдерживать кашель, говорит он. – Впрочем, как и всегда.

– Не зря все хотят с ними работать, – не думая, отвечаю я.

– Ага, братья Постентс крутые, – Хорс вытряхивает из трубки пепел.

Между нами нависает пауза. С неба снова начинает капать дождь.

– Уже есть планеты какие на примете? – спрашивает Хорс.

– Ещё даже не думал.

– Понятненько… – говорит он и машинально дёргает правым плечом, чтобы поправить винтовку, которой там нет.

Обратив на это внимание, я спрашиваю его:

– Чем теперь будешь заниматься?

– Не знаю … – задумчиво отвечает Хорс. – Поищу работу. Может в каком-нибудь зоопарке, может в заповеднике, а может… Не знаю, в общем. Найду себе занятие.

Я смотрю на своего друга и мне становится так противно и так гадко. Неожиданно появляется желание взять его с собой или, хотя бы, предложить часть денег, но я не делаю ни того, ни другого. Просто стою и смотрю на Хорса, чувствуя, как рука, держащая чемодан, напрягается всё сильней.

– Найдешь… – выдавливаю из себя я.

– А как иначе? – улыбается Хорс, стараясь сохранять оптимизм, хотя глаза его говорят совсем о другом.

Снова неловкая пауза, как будто впервые встретились. Казалось бы, столько всего позади, а разговор совсем не клеится. Впрочем, и говорить то мне не сильно хочется. Хорсу, наверное, тоже. Мы, всё равно, оба знаем, чем всё закончится, поэтому толку…

– Как думаешь, что стало с тем парнем? – спрашивает Хорс, смотря на верхушки зданий.

– С каким?

– Ну с тем… как там его, Лекрат вроде бы…

– Понятия не имею, – не дав ему договорить, отвечаю я, – и даже думать об этом не хочу.

– Ну… да, ты, наверное, прав. Незачем забивать себе голову.

Хорс замолкает и, повертев трубку в руке, снова поднимает взгляд кверху. Приключения закончились. Смотрю то на крыши, то под ноги и думаю о прожитой жизни: вспоминаю родительский дом, скитания по планетам, работу то тут, то там, попытки отыскать счастья. Да только где же оно… счастье это?

Сейчас даже не знаю. Думал, что в деньгах и спокойствии, да вот, пожалуйста: деньги появились, а всё равно как-то неспокойно. «Незачем забивать голову» – говорит Хорс. Легче сказать, чем сделать. Конечно, когда ты один на один с дикой природой о подобном рассуждать некогда. Только теперь, когда всё позади, в голове не осталось ничего, кроме мыслей о жизни.

И не только о ней единой. Обо всём на свете. Раньше хоть в перерывах между вылазками думал о предстоящих делах, искал на кого бы поохотится, где денег побольше заработать, чтобы на мечту свою накопить. Теперь же средства для её осуществления у меня в руках, осталось лишь выложить их на стол.

Не думал, что этот день настанет так быстро. И казалось, что он будет совсем другим: радостным что ли… Тошно, будто не стоила жизнь всего этого. Взгляд падает на чемодан. В один миг всё будто погасло, как те самые пятна…

– Думаю нам пора прощаться, – послышался голос Хорса.

Проглотив ком вставший поперёк горла, я поворачиваюсь к нему и, сглотнув ещё раз, говорю:

– Ты прав, пора…

– Может ещё когда-нибудь увидимся, – Хорс смотрит на меня, стараясь удержать трясущуюся, едва заметную улыбку. – Пиши, звони… не теряйся, в общем… – он делает паузу и после вдоха добавляет: – удачи, друг.

Хорс протягивает мне руку.

– И тебе… друг, – я крепко сжимаю её. – Не поминай лихом.

Какое-то время мы смотрим друг на друга, а затем Хорс, в последний раз выдавив из себя кривую улыбку, поворачивается и, под звуки начинающегося ливня, медленно уходит прочь.

О людях и чудо-рыбе

Как же неудобно расположены часы. Висят на задней стенке класса из-за чего приходится постоянно вертеться, чтобы время посмотреть. А учительница говорит, что мы должны сидеть смирно.

Ей легко говорить, она никуда не спешит, в отличии от нас. Из нашего класса только человек пять, не больше, пропускают рыбные часы. И то, потому что у них пение или уроки игры на традиционном кожно-плющевом барабане.

Оборачиваюсь на часы, большая стрелка указывает на одиннадцать, маленькая на шесть. Знаю, что урок закончится, когда большая стрелка будет на десяти. Смотрю, Сайм тоже оборачивается на часы. Он тоже ждёт конца урока и даже точно знает сколько ещё осталось ждать, умеет по часам со стрелками ориентироваться, жалко только учить не хочет.

Учительница продолжает рассказывать о буром крокодиле, которого нам стоит опасаться, если окажемся у диких берегов озера. Он любит зарываться в грязь и нападать на жертву, когда она приблизится к нему. Я снова отвлекаюсь на часы, стрелка на них не сдвинулась с места, хотя учительница рассказала уже очень много всего, правда я мало что запомнил. Все мысли занимает рыбная ловля.

– Сколько ещё осталось? – спрашивает Лиззи.

– Столько же, – шёпотом отвечаю я.

– Четыре ещё?

– Угу, – отвечаю я и снова поворачиваюсь к часам.

Стрелка по-прежнему стоит на месте, а учительница продолжает говорить. Смотрю на неё, на тетрадь, на одноклассников и одноклассниц. Все слушают учительницу, но то и дело оборачиваются на часы и раздосадовано отворачиваются обратно. Она это замечает, но ничего не говорит.

Неожиданно для всех прозвучал звонок. Учительница окинула нас взглядом и добродушно улыбнулась. Мы замерли в ожидании, а она специально не говорит. Выдерживает паузу, только я не понимаю зачем. Будто шутит над нами, знает же, что рыба там.

– Ладно, урок окончен, – наконец говорит она, отойдя к стенке, подальше от двери. – Можете быть свободны.

Её слова дали старт шелесту тетрадок и клацанью застёжек. Все как один быстро смели в портфели свои учебные принадлежности и ринулись к выходу. Я тут же сливаюсь с потоком, и все мы огромной кучей вываливаемся в коридор.

После тени помещения улица кажется каким-то пеклом, но я к этому быстро привыкаю. Главное никогда не забывать кепку и всё хорошо будет. Сегодня оказывается четверг, а я совсем забыл! Мне об этом напомнило лишь то, что часть мальчишек и девчонок отделилась от нас и сразу же, даже не заходя домой, побежала в сторону промышленной свалки. Учитель технологии дал задание насобирать микросхем, а сегодня как раз привоз хлама.

После рассказа про бурого крокодила немного страшно, наверное, идти на свалку. Всё же там нет взрослых, вот поймает тебя такая зверюга и всё, пиши пропало. Хотя там нет грязи, где же им тогда прятаться? Интересно, существуют какие-нибудь мусорные крокодилы или нет. Надо будет выяснить обязательно, когда накоплю на поход в интернет-библиотеку, а может быть мне кто-нибудь расскажет, может кто знает.

Вбегаю в дом и бросаю портфель на пол прихожей. Его падение поднимает облако песчаной пыли. Я бегу на кухню, где на столе меня ждёт тарелка с кучкой стеблей жилистого тростника, прикрытая сверху другой тарелкой. Хватаю пару тростинок и бросаю их в рот, после чего делаю несколько глотков из кувшина и бегу за удочкой.

Собравшись, прихватив с собой запасной моток запутанной лески, верёвку для добычи, банку мёртвых сверчков и поплавок, отправляюсь в сторону озера. На улице замечаю ещё несколько своих одноклассников, кто с удочкой, а кто с деревянной ловушкой для раков.

– Ты на что ловить будешь? – спрашивает меня Мегс, когда мы сравнялись.

– На сверчка! – довольно заявляю я.

– А я на хлеб сегодня буду, – хвастается Мегс. – За неделю аж семь комков мякиша насобирал.

– Да на твой хлеб кроме мелочи всякой никто не клюнет! – доносится голос Виззи.

– Да что ты, девчонка, знаешь? – Мегс возмущённо показывает ей язык.

Виззи тоже показывает ему язык.

– А ты всё на раков охотишься? – спрашиваю я, не сбавляя скорость.

– Не только на раков! В прошлый раз в мою ловушку сам щукинч заплыл! – Говорит Виззи и снова высовывает язык. – Правда уплыл потом, но всё равно.

– Ага, как же, – Мегс резко поворачивается к Виззи и, не углядев камень, спотыкается.

Мы смеёмся, продолжая идти, он быстро нас догоняет и продолжает начатое:

– Да щукинч в эту мелкую клетку даже не поместится!

– Целиком нет, я и не говорю, что поместится! В прошлый раз он за раком полез, там башка его застряла, только клешню ему отцапать сумел.

– Да? Что-то я этого не помню! – продолжает гнуть своё Мегс.

– А это в тот раз, когда тебя мама наказала, и ты дома сидел, уроки учил, – с насмешкой говорит Виззи.

– Что-то я не помню, чтобы ты тогда что-то поймала, – говорю я, перебирая в голове воспоминания о том дне.

– Ну ты же раньше меня ушёл, вот и не помнишь, – ехидно говорит она. – Это уже ближе к вечеру было, когда солнце за гигант-дерево чуть-чуть зашло.

– А-а-а, ну тогда понятно всё, – отвечаю я.

– Между прочем, то большое дерево называется баобаб высокий, корневетвистый.

– Знаю я, – отвечает на замечание Мегса Виззи и опять показывает ему язык.

А вот и покрытый травой берег показался, вместе с ним и множество пирсов, сделанных то тут, то там из чего попало. И почти все заняты детьми разного возраста, мальчиками и девочками. Остаются пустыми лишь почти развалившиеся те, что находятся возле диких участков берега, подальше от поселения.

Нам ничего не остаётся, кроме как отправиться туда, к пирсу возле колючих кустов и деревьев, корнями залезающих в воду. Мои компаньоны начали возмущаться потому, что им это место не очень нравится, не рыбное место, говорят. А я в это не верю, кто вообще придумал так говорить? Просто кому-то там, у центральных пирсов повезло раз-другой рыбу поймать, вот все и думают теперь, что там её больше, хотя и здесь её много. Я только один раз с пустыми руками ушёл и то, рыбина просто больно крупной была, сорвалась.

Пробираемся по тропинке через высокую траву и, перепрыгнув дырку, образовавшуюся из-за недостатка дощечек, оказываемся на пирсе, в тени раскидистого дерева.

– О, а вы чего тут забыли? – слышится голос Сайма.

Я оглядываюсь по сторонам и замечаю, что он идёт к пирсу в метрах десяти от нас, так же расположенному в тени деревьев.

– Тоже жара замучила, да? – спрашивает Хорш, идущий рядом с ним.

– Где народу меньше – туда и пришли, – отвечает Мегс.

– Вы на что ловить будете? – спрашиваю я. К этому времени на том пирсе уже собралось восемь мальчиков.

– Я на сверчков! А я на комара! На муху. – Загалдели они.

– А ты на что? – киваю в сторону Сайма.

– А я? – ехидно переспрашивает он. – А я на скорпиона! Сейчас как поймаю щукинча, так сразу домой пойду. – Сайм самодовольно улыбается.

– Ага, как же. Ты его сначала поймай. – буркнул Мегс.

– Не переживай, поймаю! – усмехается Сайм. – Плавничком угостить?

– Сначала поймай, – уже сам себе говорит Мегс и принимается за подготовку удочки.

Мы ещё какое-то время перекрикиваемся с ребятами, а затем замечаем, что пришли ещё двое, мальчик и девочка. Их Сайм и компания отправили искать место у нас, а мы и не против. Тем более они с ловушками, а значит мне и Мегсу не помешают.

Какое-то время Виззи спорит с новоприбывшими, а потом девочки объединяются и вместе спорят с мальчиками о рыбной ловле и о том, что ловушки не чуть не хуже и, что раков можно унести больше, чем рыбы и, что они вообще полезней. Это продолжается до тех пор, пока готовятся приспособления. Когда первый крючок забрасывается в воду все постепенно замолкают.

Здесь рыба уже привыкла, что на неё охотятся, поэтому быстро расплывается, если слышит человеческие голоса. Но она глупая и быстро возвращается, всё же насекомые не каждый день к тебе сами в пасть лезут. Мы, правда, стараемся не шуметь, но это не всегда получается.

Я насаживаю первого сверчка на крючок и бросаю его в воду. Поплавок всплыл слишком близко к пирсу из-за чего мне пришлось перебросить. Со второго раза получается запустить его на достаточное расстояние, где он не зацепится за коряги и не запутается в подводной траве.

Послышались радостные возгласы с того пирса. Я невольно поворачиваюсь и вижу, что какой-то парнишка, имя которого я забыл, поймал первую рыбу. Он снимает её и, осмотрев, бросает обратно в воду. Невелика ещё. Вот и у Сайма что-то наклёвывает, а теперь и у меня.

С усилием подсекаю, чувствуя сопротивление, и рывком достаю рыбу из воды. Это оказывается серебристый пустынник, типичный обитатель оазиса. Дождавшись, пока он прекратит брыкаться, снимаю его с крючка и вешаю на верёвку, после накидываю её на плечо. Повезло, что он не успел съесть наживку, поэтому сразу же забрасываю крючок обратно и поворачиваюсь к ребятам.

Те сосредоточены на своих поплавках и практически не разговаривают, даже мою победу никто не увидел. Правда, я и не кричал, что мне удалось кого-то поймать. Чего рыбу попусту пугать? У Мегса начинается поклёв, но, не успевает он вытащить крючок, становится понятно, что рыба от него ускользнула.

– Гадина, – выругивается он, – наживку съела и уплыла.

– Это потому, что на хлеб ловить не надо было, – подтрунивает его Виззи, доставая свою ловушку. В ней уже сидит целых два рака.

– Отстань, а.

– Бе-бе-бе, – передразнивает она Мегса и возвращает ловушку в воду.

Им вообще не нужно за ними следить, просто бери, оставляй, да иди гуляй на все четыре стороны. Обычно, ловушки эти на ночь ставят, чтобы утром просто забрать разом весь улов, да уйти домой. А девчонки ходят и караулят их да болтают друг с дружкой и с мальчиками болтают, смотрят, какой у них улов, спрашивают о всяком иногда. Они, наверное, сюда только для этого и ходят, чтоб поболтать да может рыбину выпросить у кого, не отказывают же. Неприлично как-то, когда у самого с десяток голов, с девочкой не поделится.

– А вы всё рыбку ловите, молодняк? – послышался басистый старческий голос.

Я оборачиваюсь и замечаю крепкого старичка с железным самодельным протезом вместо левой ноги. На спине он тащит потрёпанный рюкзак, а на плече мешок с фруктами, какие обычно приносят с дальних уголков зарослей. Голову от солнца защищает сделанная из сухой травы шляпа, а на глазах странные круглые очки.

Ни разу не видел этого человека у нас в поселении, так он ещё и идёт откуда-то оттуда, с дикой территории, где водятся змеи, а в грязи прячутся бурые крокодилы. И он совсем не боится, разве человек может улыбаться, когда он боится?

– Ловим! – хвастливо говорит Сайм. – Каждый день ловим.

– Я тоже ловил, когда был в вашем возрасте, – отвечает старик.

– А вы разве здесь живёте? – спрашивает девчонка, пришедшая к нам на пирс. Её зовут Микси. – Я вас раньше не видела.

– Раньше жил, – говорит старик, подойдя ближе. – Совсем, смотрю, ничего не поменялось.

Все как один, повытаскивали крючки из воды и подошли к старику, который присел на камень, расположенный в теньке между двумя пирсами. Здесь нечасто можно встретить неместных, поэтому любой странник для нас диковинка. Он и рассказать чего интересного может, и советом помочь. А таких, которые ушли и вернулись вообще ещё ни разу не было. Мама говорила, что если уходили – то с концом, из оазиса да через пустыню к большим городам.

– Откуда вы? – спрашиваю я. – Там же, – показываю на дикие места, – нет поблизости городов, только лес, а за ними пустыня и горы.

– А кто вам сказал, что я из города? – усмехнулся старик и снял шляпу, оголив длинные седые волосы.

– Это вот указало, – сказал один из мальчиков, указывая на очки и протез, чем спровоцировал одобрительный галдёж.

– Ха, – рассмеялся старик, и все резко затихли. – А мальчик прав, там города нет. Я спустился с плато, да и решил прогуляться по пустыне на своей верлошади, фруктов пособирать, на свою деревню родную посмотреть.

– А где же тогда ваша верлошадь? – спрашивает Виззи.

– А там, на границе оазиса и пустыни осталась, – машет в сторону тропинки старик. – Она через заросли не любит ходить.

– Если вы не из города, тогда откуда у вас такой протез красивый? – спрашиваю я. – Даже здесь, на свалке таких не найти, а свалка эта иногда такое приносит!

– Ах, ты про эту штуковину? – старик вытянул железную блестящую ногу вперёд и пошевелил ей, где мог. – Эту штуку я нашёл в подсобке упавшего на плато корабля, она правда вся в дырках была, но это дело легко поправимое, когда есть металл. Главное, чтоб механизмы были все целы.

– А там ещё кто-то живёт в горах?

– Конечно живут! – снова рассмеялся старик. – Там же столько кораблей старых, в них и живут, а те, что плохо сохранились – разбирают на части да дома строят.

– Ничего себе! Да!

Окрестность наполнилась детскими возгласами. К этому моменту вокруг нас уже собралась целая толпа.

– Чего это вы так удивляетесь? Кораблей космических не видели? – Спрашивает старик, обводя нас взглядом.

– Не видели, – говорю я, и мои слова сразу подхватывают остальные.

– Что, и даже не знаете, что один на дне озера лежит? – говорит старик. Галдёж не унимается. – Он ещё до моего рождения здесь упал.

– Враки это, – резко говорит Мегс, – мне родители говорили, что им говорили, что нет здесь никакого корабля!

Все замолкают, в ожидании ответа.

– Ха, – старик стукнул ладонью по протезу, – ещё как есть. И это не простой корабль был, а очень непростой.

– Какой? Какой он был? – Очень заинтересовавшись, спрашиваю я.

– А ты мне нравишься, – старик указывает в мою сторону и протягивает ярко оранжевый фрукт, – держи, за любознательность.

– Спасибо, – я беру фрукт и кладу его на колени. Он большой, с кулак.

– Корабль этот перевозил одну очень редкую вещицу, – начал свой рассказ старик, – мне так говорили мои родители. Инопланетную вещицу какую-то, что-то светящееся. Как-то умелец выловил бортовой журнал, где было написано, что она, не помню, как её там, желания умеет исполнять.

Все заохали, а я пододвинулся ближе, чтобы не пропустить ни слова.

– Это всё, что смогли разобрать с помощью словаря хактинского языка. Никто так и не понял, что это за штука, как она это делает, но все сразу же бросились на поиски. Весь корабль перевернули, да так и не нашли. – Старик снова обводит нас взглядом. Все замерли. – А потом выяснилось, что эту штуковину рыба съела! Пустынный карп долгожитель. С тех пор так и плавает с ней в брюхе.

– Враки! – снова заговорил Мегс. – Родители говорили, что это выдумка для детей.

– Хе-хе, и я раньше так думал, да только однажды увидел я этого карпа. – Говорит старик. – То, как он выглядит не поддаётся описанию. Инопланетный артефакт изменил его, сделал невероятно красивым…

– И вы его поймали? – я перебил старика.

– Поймал. Точнее, он как будто сам на крючок клюнул.

– И вы желание загадали? – спрашиваю я, не унимаясь.

Старик улыбается и протягивает мне ещё один фрукт, который у меня сразу же забирает Сайм. Я лишь злостно смотрю на то, как он его поедает, но быстро забываю об обиде, когда старик продолжает рассказ.

– Желание я не загадал, – отвечает старик. – Чтобы загадать нужно было рыбу убить, а я не смог.

– Как это не смогли? – спрашивает Сайм, доев фрукт. – Это же всего лишь рыба! А мы рыбу всегда едим, и вы ели, я уверен!

– Я заглянул ей в глаза и не смог убить, отпустил, да и рыбачить после этого перестал вовсе. Уж очень та рыба красивая была. Увидите если – сразу поймёт о чём я.

– Враки! Всё это враки! – Не унимается Мегс. – Здесь не может быть космического корабля! Я вам не верю.

– Ну что ты дедушку перебиваешь! – возмутилась Виззи.

– Да? – с улыбкой переспрашивает старик. – Не веришь?

– Не верю!

– Взгляни во-о-о-он туда, – старик указывает на возвышающуюся над деревней вышку, – на самый верх. Видишь тарелку? Чёрную.

– Вижу, – проворчал Мегс.

– Так вот она была снята с того корабля, – старик поворачивается к нему, – если б не она – не видать вам здесь интернета.

Сказав это, старик поправляет рюкзак, закидывает на плечо мешок с фруктами и встаёт с камня.

– Такой на свалке ищи-переищи, да не найти. Ну… рад был с вами поболтать, молодежь, а теперь, извините, мне нужно проведать своего старого друга.

– Подождите-подождите! – останавливаю его я, когда старик уже повернулся в сторону тропинки к домам. – Скажите, а вы часто на свалке бывали?

– Ну, ха, достаточно часто, – с улыбкой отвечает он.

– Скажите, а вы там не видели мусорных крокодилов?

– Каких-каких? – с усмешкой переспрашивает старик.

– Мусорных, ну, которые в мусоре живут, может быть есть такие… Знаете, есть бурые, они в грязи, а если эти в…

– Нет-нет, – останавливает меня ладонью старик, – таких не бывает. Крокодилы дураки что ли в мусоре жить?

– Но в грязи же живут…

– А грязь эта, в которой бурые крокодилы прячутся, целебная. Она молодость сохраняет, а свалка её забирает, отравляет. Только люди могут по уши в отраве жить. Ну всё, хорошей рыбалки, молодняк. – Старик поправляет рюкзак и мешок, надевает шляпу и продолжает свой путь.

Мы провожаем странника взглядом, затем, когда он оказывается далеко, ребята начинают обсуждать его рассказ. Мнение разделилось, кто-то верит словам старика, а кто-то нет. В пользу второго выступает Мегс.

– Как какая-то штука может желания исполнять? Она же совсем маленькая, раз её рыба съела. – Говорит он. – Вот, если попрошу у неё машину, откуда она её возьмёт?

– Тебе же сказали, что она инопланетная! – защищает стариковский рассказ Виззи. – А значит она всё что угодно может.

– Ну да, конечно… мои родители мне говорили…

– А мои мне не говорили, вот я у них спрошу и тогда…!

Споры не прекращались до тех пор, пока Сайм не побежал обратно к пирсу с выкриками: «Если эта рыба и существует – я её поймаю, моей будет». Все повалили следом, поняв, что скоро рыбное время закончится и придётся уходить.

Я тоже занял своё место и, забросив крючок в воду, стал внимательно следить за поплавком, поедать фрукт, и думать. Думать сначала о том, существует эта рыба или нет, потом о том, что бы я пожелал, если бы у меня получилось достать эту штуку, исполняющую желания. Так ничего и не придумав, я бросил это дело. Пока мечтал о всяком не заметил, как доел фрукт.

Теперь каждая рыба притягивает пристальное внимание. Только на том пирсе кто-то вытянул из воды рыбину, как сразу же все заулюлюкали и собрались вокруг смотреть та или не та. Через несколько минут ситуация повторилась и на нашем пирсе. Мегсу всё же удалось поймать рыбку, что сразу же вызвало всеобщий интерес.

Постоянные крики распугали всю рыбу, и всё оставшееся время мы сидели без улова. Лишь к девчонкам иной раз какая гадина заползет в ловушку, да и та бывает несъедобная, отпускают.

Солнце уже начало прятаться за гигант-дерево, но никто не собирался уходить. Те, кто верили, хотели поймать этого карпа волшебного вот и сидели до последнего, а те, которые не верили свернули удочки и наблюдали за ловящими, и говорили им на ухо, что ничего у них не получится.

Лишь когда солнечный диск окончательно спрятался за гигант-деревом все засобирались по домам. Я сворачиваю удочку и, убедившись, что ничего не забыл иду к берегу. Там меня уже дожидается Виззи с ловушкой полной раков, а рядом стоит Мегс со своим скудным уловом.

– Всё же не поймал никто эту рыбу сегодня, – говорю я, когда мы начинаем путь.

– Конечно, никто не поймал! А я говорил вам. – Бубнит Мегс то ли злорадствуя, то ли просто возмущаясь. – Мне родители говорили, что сказка это для детей.

– А мне эту сказку не рассказывали, – заявляю я. – Вот у мамы и спрошу.

– И что тебе мама скажет?

– Не знаю, я же ещё не спросил. Может и про рыбу скажет, что существует.

– Ха-ха-ха, – изображает смех Мегс. – С чего это вдруг ты так решил?

– С того, что, если бы это было сказкой – мне бы обязательно такую рассказывали. У меня мама много сказок знает, но сказки про космический корабль и рыбу я не слышал.

– И я у своей спрошу! – подхватывает Виззи.

– Твоя мама тебе тоже про корабль ничего не говорила? – спрашиваю я.

– Она вообще мне сказок не рассказывала, но я всё равно спрошу, – улыбается Виззи.

– Это да! Это правильно.

– Угу, верьте-верьте во всякую чушь, – продолжает бубнить Мегс.