Владимир Юрьевич Харитонов
Путь в никуда…
После этого он развернулся и, не попрощавшись, ушел. Горелов, видя озабоченность коллеги, спросил:
– Ты чего вдруг погрустнел?
– Да достали меня эти друзья детства. Машину не сделали, говорят, подожди еще день-два. Правда, она уже на ходу, надо перегнать завтра к Мерзоеву, там быстрее все наладят.
Когда зашли в кабинет своего начальника, тот сидел за столом и что-то писал на листе бумаги.
– Разрешите? – Неожиданно серьезным голосом спросил Гладышев.
– Да, заходите, заходите. Заждался вас. Почему приехали одни без преступника? – спросил Колчин.
Оперативники доложили обо всем, что узнали у бывшего владельца красной «копейки».
– А не обхитрил он вас, не навел на ложный след? – Спросил начальник.
– Да нет, Леонидыч. Простецкий мужик без выкрутасов. Все рассказал откровенно. У него, кстати, сейчас, машина как у вас один в один, – сказал Горелов.
– Ну, если как у меня, то значит честный,– полушутливо полусерьезно произнес Владимир Леонидович.
– А вы с охотниками встречались, которые молодых людей видели, стрелявших из малокалиберной винтовки? – Спросил Сергей, – о которых вам Вася Петров докладывал.
– Да, Петров привел их ко мне. Информация «Стрижа» подтвердилась, вот только издалека стрелков они видели, не узнают. Но и винтовка имела место, к тому, же из нее стреляли, и камуфляжка на обоих парнях, и сами они здоровые, как и описывали кассир с водителем Газели. Да и мотоцикл даже стоял под деревом, синий кроссовый. Можно бы, конечно, с охотниками на место съездить, осмотреться, гильзы поискать. А если взять с собой эксперта, то и след от подножки байка можно бы сравнить… Но думаю, лишняя эта работа, не выведет она на преступников.
– Опознавать у нас есть кому, лишь бы найти, – в задумчивости произнес Максим.
– Ну, так давайте ищите согласно нашим версиям и планам мероприятий по раскрытию, что мы наметили. Что встали столбом? Идите, работайте, работайте.
Оперативники пришли в свой кабинет, достали свои записи, отметили, что уже сделано и продолжили поиски преступников согласно плану. Конечно, Максим формально подходил к мероприятиям, которые заведомо ни к чему не приведут. Но вечером надо отчитываться о проделанной за день работе…
Глава тринадцатая. Явка с повинной
К девяти часам утра к отделу милиции подошли два молодых и крепких мужчины. В глаза бросались одинаковые спортивные костюмы темного цвета. В левой руке у обоих виднелось по большому целлофановому пакету, набитому какими-то вещами, а в правой – у одного что-то длинное, завязанное в тряпку, а у другого – большая кожаная сумка. Лица посетителей казались напряженными и серьезными. Прямо за входной дверью стоял турникет, рядом сотрудник милиции в форме.
– Вы к кому? – строго спросил он.
– К начальнику уголовного розыска Колчину. Он на месте? – Произнес тот, что повыше ростом.
– Поднимаетесь по лестнице на второй этаж и прямо упретесь в него, кабинет номер семь. Из отдела он не выходил. А чего у вас такое длинное в руках?
После небольшой заминки тот же посетитель ответил:
– Вчера в лесу малокалиберную винтовку нашли… Хотим добровольно отдать начальнику розыска. Да ты не беспокойся, командир, он нас знает.
– Тогда проходите, – как-то неуверенно произнес милиционер.
Он забыл, что рядом стоит телефон внутренней связи, что необходимо доложить Колчину о странных посетителях и спросить, что делать… А когда вспомнил, то времени прошло уже достаточно много…и получать лишний раз замечание не хотелось.
Молодые люди перед нужной дверью остановились, поглядели друг на друга, глубоко вдохнули и один из них постучал в дверь. Услышав: «Войдите», робко зашли в кабинет.
– О, друзья лучшего опера Гладышева… С чем пожаловали ко мне? – спросил Колчин.
– Да мы…мы…явку с повинной хотим написать, – еле выдавил из себя Ершов.
– И в чем хотите признаться? – полушутливым голосом спросил начальник.
– Мы на инкассаторов у Новинок напали, и деньги забрали, …потом стреляли в директора, – сказал Саша.
Если бы сейчас в кабинете взорвалась бомба, Владимир Леонидович удивился бы меньше. Он побелел с лица, задвигал желваками, но смолчал. Молчали и преступники, стоявшие прямо перед столом. На длинный ряд стульев, расположенных вдоль стены, они присесть не решились.
– Мы и деньги все принесли…и винтовку, – сказал Башарин, не выдержав напряжения от затянувшейся паузы. При этом сумку с деньгами он поставил на стол начальника.
– Да вы присядьте на стулья, пока…разговор будет длинный, – сказал Колчин. Сам при этом набрал номер телефона Гладышева и строго приказал:
– Максим, срочно зайти ко мне в кабинет!
Оперативник ждал этого звонка, готовился к нему и боялся. Боялся, что не сможет внешне выразить удивление от того, что должен услышать, того, что не сможет себя вести с друзьями непринужденно…как раньше. Он знал, что увидит сейчас в кабинете и с кем встретится. Пока шел, пытался себя настроить, как настраиваются артисты перед спектаклем. Подойдя к кабинету с цифрой семь, остановился, глубоко вдохнул, как это сделали его друзья пять минут назад. И…постучал на входе, чего давно уже на правах лучшего сыщика не делал. Открыв дверь, спросил:
– Разрешите?
– Заходи и присядь, – возбужденно произнес начальник, – он, конечно, обратил внимание на непривычный стиль поведения подчиненного, да и на то, как он нехотя сказал друзьям: «Здравствуйте» и при этом не подал руки. Но сейчас явно не время и не место, задавать подчиненному прямые вопросы и Владимир Леонидович произнес:
– Ты ноги стоптал до колен, ища разбойников, а они…вот они, твои друзья детства.
– Как? – постарался с опозданием сделать удивленное лицо оперативник, посмотрел на поникших друзей детства и добавил, – не может быть.
– При них и сумка с деньгами, …и винтовка, – сказал Колчин, – кто со следственного комитета расследует дело?
– Забалуев, – ответил Максим.
– Ты позвони прямо сейчас ему, настоятельно попроси зайти в мой кабинет, а мы пока послушаем этих…деятелей, – произнес начальник, не назвав преступниками людей, сидевших перед ним.
Не выходя из кабинета, опасаясь оставить Колчина одного, Гладышев со своего сотового набрал номер следователя:
– Алло. Александр Викторович? Вас очень просит мой начальник зайти к нему в кабинет.
– А вы, – обратился начальник розыска к посетителям, – возьмите вот по листочку бумаги, сверху напишите «Явка с повинной» и максимально подробно все изложите. Присаживайтесь поближе к столу, вот вам ручки…
Максим и Дмитрий пододвинули стулья к столу, взяли ручки и начали писать. Подробно не получилось, как-то сумбурно, скомкано, перескакивая с места на место. Но главное все-таки они отразили. Владимир Леонидович, разобравшись в каракулях писавших, удовлетворительно кивнул и положил явки в свой сейф, не искушая преступников их уничтожить. Такие случаи у него в практике случались – старательно пишет раскаявшийся нарушитель закона объяснение, а потом вдруг передумает, хватает бумагу со стола и пытается ее съесть. Поведение таких лиц изучает криминалистическая психология, но и она зачастую не может предсказать, что происходит в мозгу преступника в момент признания.
– А теперь подробнее с самого начала своими словами, а я и Гладышев будем уточняющие вопросы задавать… Начнем с тебя. При этом он кивнул на Александра.
Устный рассказ оказался более собранным и внятным, тем более что время от времени Колчин перебивал, что-то выяснял, расспрашивал. Максим в опрос не вмешивался, сидел и тупо смотрел в пол. Он прекрасно понимал, что от начальника не укрылась его заведомая осведомленность и его пугала дальнейшая перспектива. Ничего хорошего для себя в ней он не видел.
Между тем в кабинет зашел следователь Забалуев, в руках он держал, как и обычно, папку с какими-то документами. Представитель следственного комитета поздоровался с Колчиным и Гладышевым за руку. Поглядел в сторону Ершова и Башарина, произнес: «Здравствуйте» и сел на стул рядом со столом начальника с правой стороны, не задавая при этом никаких вопросов. Он сразу понял, что происходит в седьмом кабинете и ждал, когда Владимир Леонидович сам озвучит его догадки. А тот произнес:
– Вот сидящие перед нами молодые люди пришли с явкой с повинной по поводу ограбления инкассаторов из Новинок и попытки убийства Михаила Константиновича Ершова. Кстати, за что вы убить-то его решили?
Преступники молчали, простой, казалось бы, вопрос, ожидаемый…вот только ответ-то, как выяснилось, для грабителей оказался сложным.
– Вам придется отвечать рано или поздно. Что вас побудило пытаться убить директора психоневрологического интерната? – настойчиво произнес следователь. После этого он поглядел на Колчина и сказал:
– Пока задержанные думают, вы не могли бы позвонить в дежурку. Узнать ушел ли из ИВС адвокат Петров, он туда направлялся. Если он там, пусть попросят его задержаться. А я свяжусь с другим защитником Еленой Викторовной. Она должна находиться у нас в следственном комитете.
Пока начальник розыска и следователь говорили по телефону, Дмитрий искоса посмотрел в сторону Гладышева, но тот отвел взгляд в сторону. Когда вопросы с адвокатами разрешились, правоохранители устремили свои взоры на грабителей. Александр Викторович повторил свой вопрос и добавил:
–Ну, кто из вас готов отвечать?
Башарин поднял глаза от пола и произнес:
– Мы хотели убрать свидетеля ограбления…ведь он все это и организовал.
– Вот это поворот, – непроизвольно вскрикнул Колчин, Максим резко поднял голову и с неподдельным удивлением посмотрел на своих бывших друзей.
Они стали бывшими еще вчера, но не хватило духу озвучить это не только им, но и даже самому себе в мыслях…
– Ну, что Александр Викторович, – начал Колчин, – я сейчас приглашу конвойных с дежурной части, они сопроводят преступников в следственную камеру, там их и не торопясь допросите. А вот эти два листочка тебе в папочку, это их явки с повинной.
При этом он открыл сейф и передал документы следователю.
– Ты, кстати, подстрахуешь конвой,– обратился начальник уже к подчиненному оперу, – проводишь своих…знакомых до камеры. Потом сразу зайдешь ко мне.
Когда все вышли из кабинета, Колчин задумался о Гладышеве… Кстати сказать, следователь забрал с собой винтовку и деньги – вещественные доказательства должны храниться при уголовном деле. «Конечно, он знал о том, что друзья совершили преступление. Он обоих и направил ко мне в кабинет писать явки с повинной, чтобы смягчить их участь. Но…когда ему стало все известно? Очевидно вчера, заехав к ним после Вичуги… Они вдруг решили все рассказать, может совесть замучила…или надоело жить в страхе разоблачения… А может, подумали, что друг детства поможет им отмазаться? Что делать с лучшим оперативником? По закону его надо судить, предварительно уволив из милиции… С другой стороны, я его очень даже понимаю…и рискнул он ради памяти о детской дружбе. Сейчас поговорю с ним и решу, что делать. Горячку пороть нельзя, разбрасываться такими опытными кадрами глупо. Да и талант у него к сыскной работе…». Его мысли прервал стук в дверь, и когда она приоткрылась, то показалась застывшая голова Гладышева, и вновь прорезал ухо нехарактерный для него вопрос: «Разрешите?».
– Заходи, хватит церемоний, – начал начальник угро,– присаживайся и рассказывай.
– Да вы сами все знаете,– робко произнес оперативник.
– Ничего я не знаю, а только догадываюсь, давай как на духу, – максимально доброжелательно произнес Колчин.
Он столько «расколол» преступников, порой матерых, и знал, как способствовать тому, чтобы услышать признание. Как ни странно, но допрашивающий сотрудник милиции должен, прежде всего, добиться доверия к нему со стороны собеседника. Без этого откровенной беседы не будет. Гладышев рассказал всю правду, как вчера заехал к своим друзьям детства, выяснил, почему долго ремонтируют милицейскую «девятку» … А те совершенно неожиданно стали признаваться в преступлениях. Не укрыл он и того, что испытал шок, растерялся, не смог их задержать и посчитать бывшими друзьями.
– Мне что, рапорт писать на увольнение? – Закончил вопросом свой нелегкий рассказ Гладышев. – Если можно, по собственному желанию.
– Если дать ход тому, что ты поведал, то увольнением не отделаешься…– произнес Владимир Леонидович и замолчал…
Затем он продолжил:
– По-человечески я тебя понимаю… Короче давай так, ты мне ничего не говорил, а я ничего не слышал. Продолжай работать, как работал…, но если дадут по этому факту показания Ершов и Башарин, то ты в тюрьму, а меня снимут с должности…
– Спасибо вам, Владимир Леонидович, – радостно воскликнул оперативник, – разрешите идти?
– Иди, … но на премию по раскрытию преступления не рассчитывай. Из-за тебя и Горелов пролетает. Не могу же я одного поощрить, другого нет во избежание лишних вопросов.
Гладышев вышел из кабинета с потной спиной под рубашкой, правда, и день выдался жаркий. А отдел гудел, слухи о раскрытии тяжких преступлений разлетелись по всем этажам. Коллеги поздравляли Максима и Сергея Горелова с будущей большой премией… Когда, наконец, Гладышев остался один, то задумался о Ершове, Башарине, судьбе и жизни в целом, о том, какие порой она выписывает фортели… «Бывает, совершил человек преступление и стал каким-то другим. Обычно друзья мне рады, когда приезжал на автосервис, на молокозавод, а в последний раз вроде и нет. Потом вдруг неожиданно для меня давай признаваться, а я ничего и не спрашивал. Заторможенными оба какими-то казались, неадекватными. Оправдания придумали за несделанную машину детские. Перед этим, когда звонил мне Ершов, ведь явно информацию выпытывал, что нам известно про грабителей, жив ли дядя. Хотел таким путем снять внутреннее напряжение от неизвестности? А я по наивности рассказывать начал. Ну, никак я не мог поверить, что они имеют к этому отношение. С их слов, и деньги и винтовку закопали в саду, …явно хотели скрыть следы преступления. На работу вышли, как ни в чем, ни бывало». Эти мысли оказались прерваны приходом Горелова. Он, будучи в приподнято – веселом настроении, спросил в игривой форме:
– А ты чего собираешься купить на огромную премию за раскрытие двух тяжких преступлений? Для себя я решил: «Автомашину куплю с магнитофоном, пошью костюм с отливом и в Ялту…».
Известной цитатой Крамарова их фильма «Джельтмены удачи», Сергей хотел развеселить своего напарника. А тот абсолютно серьезно с оттенком грусти ответил:
– Не выпишут нам никакой премии, …Колчин сказал. Мол, они сами явились в милицию. Да мне и не надо, хоть и бывшие они теперь для меня друзья, но все равно жалко их. Молодые, не женатые, огребут лет по тринадцать и жизнь себе сломают начисто…
– Ну, они знали, что делали, готовились явно не один день… Я и сам с ними не одну рюмку выпил вместе с тобой, но…они совершили два тяжких преступления и должны за них ответить перед судом.
– Так-то оно так, но я и родителей обоих знаю, в детстве и юности часто к ним наведывался в гости. Всегда привечали хорошо, угощали чем-то вкусненьким… А сейчас будут ненавидеть меня, что не помог их сыновьям избежать тюрьмы.
– В данной ситуации ты помочь, бессилен, – закончил не очень приятный разговор Горелов.
Игривость его поведения, безусловно, исчезла. Он не столько переживал за нарушителей закона, сколько за своего совестливого коллегу, понимал, как ему нелегко.
Глава четырнадцатая. Очень тяжелый разговор
А Гладышев решил в этот же день заехать к родителям Ершова и Башарина, сообщить им о задержании их сыновей и объясниться по своей позиции в непростой ситуации. После вечерней оперативки у Колчина в кабинете, на которой тот довел до оперативников о раскрытии тяжких преступлений, а заодно и о том, что премий не будет, Гладышев направился к Ершовым. Пока ехал в маршрутном автобусе наметил для себя некий план очень непростого разговора. На звонок в дверь квартиры вышла Альбина Николаевна. Увидев Максима, она сказала:
– Ой, а Саши дома еще нет. Он, наверное, на работе с Димой.
– А я не к нему, я к вам. Сергей Константинович дома?
– Ужинает на кухне. А ты ведь тоже, наверное, голодный. Пойдем, я и тебя накормлю, у меня сегодня щи по-деревенски.
– Спасибо, я сыт, – соврал оперативник,– пойдемте на кухню, мне кое-что сказать надо.
Сергей Константинович встал из-за стола, сильно пожал руку Гладышеву и предложил ему присесть на стул. Альбина Николаевна присела рядом.
– У меня для вас очень плохие новости, – начал сыщик.
Сашина мать непроизвольно вскрикнула:
– Ой, а что случилось с нашим сыном? Он жив? Где он находится?
– Жив, жив… Он у нас находится в камере. Вы, наверное, слышали о нападении на инкассаторов в Новинках, а потом о покушении на Михаила Константиновича?
– Да, конечно, я ездил к брату в больницу, – перебил Сашин отец, – а что, вы сына подозреваете из-за того, что он родственник? Так зря, не мог он…
– Сам бы не поверил, но они сегодня утром вместе с Димой пришли в отдел и написали явки с повинной. При них и деньги оказались, все пятьсот двадцать тысяч рублей, …и винтовка с оптическим прицелом.
– А винтовка-то у них, откуда? – спросил Сергей Константинович.
– С этим пока разбирается следователь… Кстати, а ваше ружье на месте? – спросил опер.
Сашин отец вскочил со стула, бросился к сейфу, где хранилось оружие. Он достал свою новенькую «Сайгу» и принес на кухню:
– Так там по слухам вроде автомат «Калашникова» видели, а не ружье? У нас на работе все так говорят.
– У страха глаза велики. А вот ваш карабин я должен изъять. Сейчас погодите, я своему начальству доложу.
Максим по своему сотовому связался с Колчиным:
– Владимир Леонидович, я тут заехал к Ершовым информировать о задержании их сына, а отец Саши Сергей Константинович добровольно выдает свою «Сайгу». Следователь видно не успел сегодня к ним заехать. Можно я завтра изыму ее при понятых и привезу следователю?
– Что? До завтра никак? Хорошо, пока я оформляю документы, вы не пришлете машину с дежурной части? Буду ждать. – При этом оперативник сообщил адрес Ершовых.
– Альбина Николаевна вы не могли бы пригласить соседей в качестве понятых, самых не болтливых?
– Я сейчас приглашу Казариных, они должны быть дома, – как-то суетливо вскочила со стула мать Саши и бросилась к двери.
Пока она ходила, сыщик обратился к отцу своего друга детства:
– Сергей Константинович, я сам в шоке. Сашку и Димку знаю почти с самого рождения, когда меня начальник к себе пригласил, а там…друзья сидят, опустив голову, я не знал, куда себя деть. Я сильно переживаю, но…я работник уголовного розыска, а они преступники. Вы должны меня понять.
– Максим, у нас нет к тебе никаких претензий. Как же сын на это решился… А передачу ему можно принести, он, наверное, голодный?
– Завтра приносите ко мне в кабинет, я попрошу разрешения у следователя. К тому же вас ему все равно надо будет допросить.
– О чем? Ведь мы ничего не знали…– Сказал хозяин квартиры.
Ответить опер не успел, вернулась Альбина Николаевна с пожилыми соседями – мужем и женой.
– Извините, что вас потревожили, – начал Максим, – но мне для…формальной проверки нужно изъять охотничье ружье, а вас попрошу присутствовать в качестве понятых.
Потом он обратился к хозяину квартиры:
– Вы не могли бы чехол принести, а то идти так с оружием – людей пугать.
Когда Максим вышел из подъезда с зачехленной «Сайгой», его у входа уже ждал милицейский Уазик. Колчин находился в своем кабинете. Именно сегодня он обещал супруге прийти пораньше и опять невольно обманул. Намеревался сходить с ней в театр на спектакль «Шутники», она давно его уговаривала…
– Ты чего мне не сказал, что поехал к родителям преступников? – строго спросил начальник.
– Я подумал, что они-то не виноваты…и хотел первым поделикатнее им сообщить. Они меня с детства знают…
– Ладно, ладно. Давай сюда карабин и протокол добровольной выдачи и…езжай уже с глаз долой.
– Владимир Леонидович, а вы не попросите у дежурной машины? Я хочу и до Башариных доехать. Девятый час вечера, моя Вера уже пять раз звонила…
– Ладно, иди в дежурку, я позвоню и…до свидания, наконец, – закончил разговор Колчин.
Пока ехал на квартиру к Башариным, Максим напряженно обдумывал линию поведения: «Если Ершовы уже позвонили им, то я приеду в самый тяжелый момент. В этом случае просто поясню, что их сын сам пришел с повинной и попрощаюсь». Остановившись возле подъезда, водитель спросил:
– Мне вас ждать или я могу вернуться в дежурку?
– Пожалуй, езжай. Я возможно надолго, да и живу-то недалеко, пешком прогуляюсь. Вечер погляди, какой хороший…
Однако Ершовы, как говорится, тонули в своей беде. Им и в голову не пришло, что родители Дмитрия тоже беспокоятся за своего отпрыска. В общем, Башарины пребывали в полном неведении. Дверь открыл Петр Николаевич:
– О, Максим. Здорово, здорово, пошли на кухню, мы тебя чаем угостим. А охломона-то нашего дома нет, видно на работе задерживается.
– Петровна,– обратился он к супруге, – поставь чайник, вон у нас гость какой редкий.
Видя искреннюю радость приветливых хозяев, Башарин не смог отказаться от угощения. Да и желудок настойчиво просил наполнения, угрожая забастовкой. Нина Петровна выставила на стол к чаю вишневое варенье. Она помнила, как любил его маленький Макс. Ел всегда торопливо, словно боялся, что у него отнимут любимый деликатес, пачкал и губы, и щеки.
– Как твои дела? Как работа? С супругой Верой не ругаешься еще? – Завалила вопросами хозяйка.
А Макс пил чай, чайной ложечкой прихватывал варенье из пол-литровой банки и молчал. Потом, отодвинув от себя любимое лакомство и прихлебнув горячий чай, произнес:
– Не знаю, с чего и начать…– но увидев мгновенно побелевшее лицо хозяйки, продолжил, – да жив Дима и здоров. Вот только натворил он дел, не разгребешь.
– Что сделал наш сын? – Требовательно спросил Петр Николаевич, – во что его втянул
Ершов?
– Они ограбили инкассаторов с Новинок, а потом стреляли в директора, – выпалил оперативник.
– Так это они…– В задумчивости произнес Петр Николаевич.
– Что? Что теперь будет с Димочкой? Его посадят? – спрашивала скороговоркой Нина Петровна.
– Он уже сидит у нас в камере. Они сегодня сами пришли в милицию к начальнику розыска с повинной… Мы ноги стоптали, искали грабителей, а они… В общем, я пребываю в шоке до сих пор, да и многие мои коллеги тоже. Мы же вместе и звезды обмывали и дни рождения, сыщики их знают. Деньги они вернули вместе с инкассаторской сумкой, …винтовку тоже принесли. Впереди следствие, потом суд и срок.
– А срок-то, срок большой будет? Их не расстреляют? – произнесла готовая упасть в обморок хозяйка.
– У нас не расстреливают. Срок определяет суд, не мы, но из практики…лет по десять получат.
– Так они – же с повинной сами пришли. Да и директор-то, я слышал, жив…– С надеждой в голосе произнес Петр Николаевич.
– Думаю, суд это учтет… Поэтому я и не сказал пятнадцать.
– О, Господи, Господи, – почти выкрикнула Нина Петровна, хватаясь за сердце.
Петр Николаевич сбегал за нитроглицерином, налил пол стакана воды из-под крана и дал своей жене. Максим дождался пока уже немолодые супруги придут в себя и произнес:
– Ну, я пойду, а то Вера меня домой не пустит. Если хотите узнать подробности, то в следственном комитете следователь Александр Викторович Забалуев. Он будет вести это дело. До свидания.
На прощание никто не ответил и Максим просто ушел. До дома действительно идти недалеко, почти стемнело, но на улице тепло и не душно. Он шел и думал: « Ну, вот чего Сашке и Димке не хватало? Прекрасные родители, в своих сыновьях души не чаяли. В детстве их баловали, у них многое водилось, о чем мы с братом и не мечтали. Но ведь я не пошел воровать. Оба спортсмены, Ершов так сильно талантливый. Тренера хвалили, да и последний Расторгуев хотел его на первенство России везти вместе с Галкиным. И вдруг решились на преступление, да не простые кражи, а сразу тяжкие…одно за другим. Сейчас сидят, наверное, в камере оба за голову хватаются, осознали, что натворили. В институт ведь собирались поступать. …Кстати, и самому надо к сессии готовиться. Скоро ехать в Нижний…». Своей супруге Вере он в этот вечер ничего рассказывать не стал, а та, поняв его душевное состояние, допытываться и не стала. Жена опера привыкла к постоянным секретам мужа.
