Владимир Юрьевич Харитонов
Путь в никуда…
Глава одиннадцатая. Подготовка к нападению и совершение преступления
Однако как-то незаметно для себя, мальчишки «жгли мосты за собой». Отказаться от налета на инкассаторов, вернуться к нормальной жизни с течением времени становилось все сложнее и сложнее. Многое обыкновенно удерживает человека от преступления. Прежде всего, общий уклад его жизни и преследуемый круг жизненных целей. Ведь именно им преступление зачастую наносит большой и непоправимый вред. Подрывается благосостояние семьи, хоть правонарушителю и кажется, что он его улучшает. Меняются отношения, к тому же не в лучшую сторону, которые сложились со многими другими людьми. Лежало тяжелым грузом на душе и то обстоятельство, что они сами себя ставили «по другую сторону баррикад» по отношению к Максиму Гладышеву и его коллегам. Ведь им они доверяли, можно сказать принимали в свой коллектив, когда отмечали какое-либо событие…
Подготовка к рискованному мероприятию шла полным ходом. Куплена камуфляжная форма, изготовлены специальные повязки на голову, которые быстро превращаются в маски для лица. За два дня до зарплаты в психоневрологическом диспансере, друзья на «шестерке» Башарина дважды проехали путь от кладбища в «Сокольниках» до деревни Новинки. Ехали не спеша, тем не менее, поднимая за собой столб пыли. При этом они внимательно рассматривали окружающую обстановку.
– Смотри, сразу за кладбищем идет неприметная дорога вправо прямо в лес. Там можно оставить мой мотоцикл. Машины ездят здесь явно редко, все травой поросло, видна только колея от колес, – сказал Ершов, сидя на пассажирском сиденье. – Кстати, тропинка ведет в район ДХЗ. Я на байке по ней уже прокатился…
– Слышь, братух, а может, все-таки откажемся? – спросил с надеждой Башарин.
– У родителей банк заберет квартиру. … Да и дяде будем должны полтинник до кучи. Нет уж, раз договорились разом все проблемы решить, давай пойдем до конца.
В разных оценках одной и той же ситуации реально проявляется результат разного воспитания и жизненного опыта. То, что формирует из каждого индивида личность, отражается именно на первом этапе криминологической ситуации. Пока не пересечена последняя черта, разделяющая законопослушного человека и преступника. Один субъект определенно готов совершить преступление, идет до конца, а другой отказывается от этого, даже если имелись изначально определенные преступные намерения. Вот только не хватило силы воли Дмитрию противиться человеку, которому он всю сознательную жизнь подчинялся…
После огромной городской свалки, покрытой дымом от горения отходов человеческой деятельности, дорога пошла лесом. Он обступал с двух сторон плотной стеной, давая телу некоторую прохладу. Высокие кроны старых сосен закрывали собой солнце, давая иллюзорную надежду скрыть от глаз людских будущее злодеяние.
– Вот за этим поворотом остановись. Покурим, осмотримся, – попросил Саша.
Дима остановил машину на обочине. Когда пыль улеглась, Ершов сделал вывод:
– Машину надо ставить здесь. Газель выйдет из-за поворота, начнет нас объезжать и ты «копейкой» ее подрежешь, заставишь остановиться. Если даже заденешь, ничего страшного, все равно тачку сожжем в лесу у кладбища… Кстати, «жигуль» надо остановить рядом с местом, где будет стоять мотоцикл. Но не настолько близко, чтобы и тот не пыхнул. Огонь, я думаю, окажется не слабый. Не забыть бы сегодня канистру бензина купить, бросить в багажник старой «чахотки».
Незаметно для себя Ершов словно планировал проведение воинской операции, а не уголовного преступления.
Как только у человека обнаруживаются трудности, которые он собирается решить преступным способом, у него появляется более или менее живое предощущение тех переживаний и чувств, которые появятся после реализации такого замысла. Основываясь на данных опыта молодых людей, они в принципе заранее предугадывали, что этот поступок доставит им известные мучения совести. Однако Ершов с Башариным думали, что они готовы к ним и как им казалось, не боялись последствий, которые предвидели. В этом случае возможно внутренне противоречивое принятие противозаконного способа. Несмотря на то, что Дима и Саша отрицательно относились к нему, однако допускали его использование в связи со сложившимися условиями. Они просто не видели возможности использовать правомерный способ. Возможно, внутренне молодые люди и не желали его видеть по каким-то причинам. Хотя бы потому, что для реализации проблемы законным путем надо напрягаться, искать сложные и, главное, длинные по времени способы. Причем большинство людей, решившихся на преступление, считают, что вероятность наступления отрицательных последствий минимальна. И даже когда их изобличают правоохранительные органы, списывают все на роковую случайность. Мол, просто не повезло…
Во вторник 3 июня с самого утра установилась жаркая погода. Высоко в небе свой обычный путь проходило яркое солнце. Оно время от времени закрывалось редкими светлыми облаками. В десять тридцать утра по улице Спортивной довольно быстро промчала красная копейка без номеров. Проходящие по улице граждане не обратили на автомобиль никакого внимания. Дорога в этом месте хорошая, да и мало ли придурков из числа молодежи летает здесь, нарушая скоростной режим. Немного сбавив скорость за городским кладбищем, машина миновала свалку. Через открытые окна «Жигулей» в салон проникала дорожная пыль и затхлый специфический запах помойки, перемешанный с таким же неприятно пахнувшим дымом. В машине сидели два крепких молодых человека в камуфляжной форме, которые напряженно смотрели вперед и не обращали никакого внимания на временные неудобства. На лбу обоих виднелись повязки такого же цвета, которые быстро могли превратиться в маски, закрыв лицо. Заехав в довольно густой сосновый лес, легковушка остановилась за поворотом проселочной дороги на обочине. Поднятая «копейкой» пыль вскоре улеглась.
Водитель и пассажир внимательно смотрели в зеркала заднего вида. Один из них держал в руках ружье «Сайгу», оперев приклад в днище автомобиля и нервно барабаня по стволу пальцами. Другой отбивал такую же дробь по рулю старой российской классики. Напряжение буквально витало в воздухе настолько сильное, что вот-вот могли возникнуть искры маленьких молний. Установилась необычная, как говорится, звенящая тишина … даже птицы не издавали своих веселых трелей, характерных для этого времени года. Солнышко спряталось за очередную небольшую тучку и среди высоких сосен неожиданно стало темно. Даже можно сказать мрачно, словно сама природа отговаривала молодых людей от неисправимо опасного шага…
– Саня, в последний раз тебя прошу, давай не будем ничего делать, – сказал водитель.
Пассажир промолчал. Минут десять сидели молча, прежде чем тот ответил:
– Димон, мне тоже страшно, и я ощущаю такое же напряжение в душе, как перед первым прыжком с парашютом. Но поверь мне – этот страх и напряжение пройдут, когда все сделаем и покинем это проклятое место.
Не знал он, некоторых специфических особенностей психики людей после совершения преступления. Психическое напряжение не спадает, а наоборот усиливается. Закономерное появление и его развитие обусловлено целым рядом факторов. Прежде всего, это связано с восприятием и эмоциональным воздействием самого результата преступных действий. Ведь не сразу происходит оценка происшедшего, а какое-то время спустя, когда эта последняя безвозвратная черта пересечена и совесть подает свой голос.
Однако тяжкое преступление бывшие военнослужащие совершили четко, практически «на автомате», незаметно для себя превращаясь из законопослушных граждан в бандитов. Они словно совершили военную операцию. По мнению психологов, неповторимость индивидуальных способов совершения действий, его поведенческая уникальность – личностный отпечаток преступника. Он обусловлен динамическими стереотипами его психофизиологии. Принятая цель достигается им благодаря сложившимся в жизненном опыте навыкам, умениям, способностям, которые представляют собой также личностные образования. Тем не менее, мосты к обычной жизни сожжены… Заехав в лес перед кладбищем, они остановились возле ожидавшего их кроссового мотоцикла. Ершов убрал ружье «Сайгу» в чехол с ремнем, позволяющим носить оружие на плече, и приставил к двухколесному коню. Рядом положил инкассаторскую сумку с ценным грузом. Не произнеся ни слова, новоявленные разбойники из канистры облили красную классику бензином. В салон бросили емкость с остатками горючего. Александр завел мотоцикл, а Дима бросил горящую спичку. Отъехав метров на пятьсот, услышали сзади сначала хлопки, а потом взрыв. Видимо сначала взорвались колеса, а следом бензобак. Но этих подробностей друзья уже не лицезрели. Они мчались по еле заметной в траве колее. Пассажир одной рукой держался за байкера, в другой у него виднелась кожаная сумка, на плече висело ружье… Им казалось, что громкий звук спортивного двигателя и их необычный вид привлекают внимание абсолютно всех людей, проходивших и проезжающих мимо. Однако никому из редких очевидцев до них не оказалось никакого дела.
Во дворе дома, где жил покойный дедушка Саши Ершова преступники перевели дух. Мотоцикл закатили в сарай, сняли с себя камуфляжку и надели привычные джинсовые брюки и рубашки. Одежду, в которой совершили неблаговидный поступок, сожгли на костре в саду между цветущими деревьями. Затем под уличным умывальником тщательно вымыли руки и лицо с хозяйственным мылом и только после этого сели за стол в саду и стали пересчитывать добычу. Она им показалась значительной – целых пятьсот двадцать тысяч российских рублей. Сумку завернули в целлофановый мешок и закопали в землю под яблоней. Мол, достанем, когда шум уляжется. Саша сделал две кружки кофе и поставил себе и другу на том же столе. Дима, прихлебнув пару раз крепкий напиток встрепенулся, как будь-то, что-то вспомнил. Ни слова не говоря, он добежал до своей машины, открыл салонную дверь и достал из бардачка пол-литра водки и пару огурцов.
– Слушай, Саня, у меня напряжение что-то не проходит, даже знобит всего. Давай сначала водки выпьем, а потом и кофе.
– Хорошо, сейчас принесу из дома рюмки, – ответил тот.
– Не оставляй меня одного. Ведь и вправду колотит, – попросил Башарин, – выпьем по-братски прямо из горлышка.
После этого он стал жадно глотать горький напиток, как будь то воду в жаркий день. Потом приложился к бутылке и Ершов. Когда закончили со спиртным и перешли на кофе, Дима сказал:
– Если мы отдадим двести тысяч твоему дяде, то нам не хватит, чтобы закрыть долг в банке. Что опять пойдем на дело? Может кинем твоего дядю по полной? Все-таки всю работу мы с тобой сделали…
Алкоголь не дал привычного расслабления и даже не затуманил мозг, который оказался готовым к новому злодеянию. Саша выдавил:
– Если просто кинем, он найдет способ навести на нас милицию и мы «загремим в тюрьму» … Давай завалим его из винтореза… Прямо сегодня, когда он по окончанию работы из конторы на улицу выйдет. Да и милиция не ждет, что сегодня что-то серьезное произойдет, они все раскрытием нашего грабежа занимаются… Там, рядом с забором интерната лес, винтовку мы пристреляли, бьет точно. Я пару патронов заранее распотрошил, засыпал пороха под завязку, чтобы увеличить убойную силу. Метров за двести я должен попасть. В армии много стреляли…
Воцарилась тишина, были слышны только тихие прихлебывания бодрящего напитка. После пятиминутной паузы Башарин спросил:
– И ты готов из-за денег убить своего дядю? К тому же заранее спланировал убийство, два патрона подготовил?
– Не только из-за денег… Я ему не доверяю и надо убирать ненужного свидетеля. Он нас не жалел, подписывая под тяжкое преступление. У меня перед глазами его физиономия в милиции, если его туда вызовут для допроса. Будет убеждать: «Это не я, я ничего не знал. Виноваты только они». За его грехи всю жизнь кто-то другой отвечал, папа мне рассказывал. …Смеялся, словно это безобидные шутки. Но, поверь мне Димон, заранее я не планировал его убрать, … просто на всякий случай увеличил убойную силу…
Вот так же все глубже и глубже затягивает болотная трясина. Одно преступление сплошь и рядом порождает другое еще более тяжкое. При этом планы поведения зачастую направлены на сокрытие следов преступления. Кроме этого вырабатывается такая линия поведения, которая бы убеждала окружающих в полной непричастности этих лиц к совершенному деянию. Каждый свидетель становится лишним… Но в принципе молодым людям казалось, что они провернули ограбление чисто, не оставив никаких следов. И то, что им беспрепятственно удалось скрыться, что их не взяли на месте происшествия с поличным, создало иллюзию безнаказанности, возможности совершать подобные или более тяжкие преступления в будущем. Мол, кто на нас подумает, несудимых работяг, к тому же имеющих многочисленных знакомых в милиции. В соответствии с этим Ершов и Башарин уже более свободно, с меньшей борьбой мотивов, шли на новое злодеяние. А как часто бывает, новое нарушение закона совершается с большим цинизмом, с меньшим соблюдением осторожности. К тому же новые, острые и необычайные ощущения, по мнению преступников, могут сбить, ликвидировать напряжение, появившееся после совершения первого правонарушения. Какое страшное заблуждение …
Ершов принес из сарая винтовку и какую-то плотную ткань, типа бывшего покрывала. Друзья тщательно завернули орудие убийства, обвязав веревками, и сделали из бечевки наплечник, чтобы удобно нести его за спиной. В семнадцать часов Ершов и Башарин уже находились в лесу, как говорят военные, на исходной точке. Александр залез на толстый сучок старой сосны и сквозь естественное укрытие зелени через оптический прицел осмотрел всю территорию интерната, прилегающую к главной конторе. Вот и крыльцо, на нем обязательно покажется будущая жертва. Хотелось курить, но рисковать нельзя, дым может привлечь к себе внимание. Дима стоял под этим же деревом, рядом с мотоциклом. Он уже не пытался отговорить своего друга от убийства, внутренне он и сам подготовился к нему… Как и ожидалось, вскоре Михаил Константинович вышел на крыльцо, закурил. Как показалось Саше, его взгляд каким-то образом направлен именно на то место, где находился он с винтовкой готовой выстрелить.
– Дима, заводи мотоцикл. Я стреляю. – Скомандовал бывший десантник.
При этом он четко, как учили в армии, взял «на мушку» голову своего дяди и как только послышался звук кроссового мотоцикла, мягко нажал на курок. Прозвучал негромкий выстрел. Сквозь оптику убийца видел, как жертва упала на землю… Александр спрыгнул вниз, быстро замотал оружие в тряпку, передал его своему соучастнику, уселись на байк. Мотор взвыл, приподняв переднее колесо, и преступники помчали в сторону ДХЗ. Через двадцать минут они уже оказались у дома дедушки Ершова. Причем, мотоцикл оставили на улице перед домом. Винтовку приставили к двери сарая. Друзья не боялись изобличения, у них возникло ощущение неуязвимости. Когда уселись за столом в саду, Саша сказал:
– Ты посиди, отдыхай пока, а я на мотике съезжу за водкой и закуской. Напьемся, это и будет оправданием, что остались на ночь здесь. С родителями сегодня встречаться абсолютно не хочется. А завтра с утра на работу…
– Ты не боишься на этом байке рисоваться? – спросил Дима.
Согласно наблюдениям психологов – криминалистов после совершения повторного преступления появляется пренебрежение по сокрытию следов злодеяния. Преступник менее внимательно контролирует свое поведение после совершения правонарушения.
– Не боюсь, – кратко ответил Александр и пошел к своему мотоциклу.
Потом пили алкоголь до полуночи, пытаясь забыть события сегодняшнего дня. Когда закурили в очередной раз, и на глаза попалась стоящая у двери винтовка, решили закопать и ее под яблоней, завернув предварительно в целлофан. Двухколесного коня закрыли в сарае. Мысли уничтожить его, как улику ни у того, ни у другого не возникло. Когда устали пить, то улеглись спать один на кровати в большой комнате, другой там же на диване, не застилая постели. Ершову снился сон, что он на своем байке пытается оторваться от милицейского Уазика, в котором за рулем почему-то сидел Гладышев, и никак не может этого сделать. Саша гнал сначала по городу, потом свернул в поле, затем в лес… Причем в лесу несколько раз оказывался возле места, откуда произвел выстрел по своему дяде, но оперативник не отставал…
Глава двенадцатая. Как веревочке не виться…
Наутро наступило горькое похмелье, и не только для тела, но и для души. Рано или поздно у преступника возбуждается мыслительная деятельность по оценке совершенных действий, по определению своего отношения к ним. Восприятие последствий от преступного поступка нередко влекут за собой изменение отношения к мотивам совершенного злодеяния. Ершов и Башарин ехали молча. Дима уставился на дорогу через лобовое стекло российской «шестерки», а Саша смотрел по сторонам, стараясь не встречаться глазами со своим приятелем. Каждый их них словно стыдился своего поступка перед товарищем. Даже музыку в салоне водитель не включил. Наконец он не выдержал и произнес:
– Саня, все-таки мы неправильно поступили. Теперь будем жить с постоянным страхом, что нас найдут. Посмотри на людей, спешащих по своим делам за окном автомобиля. Они нормальные, они ничего плохого не сделали. А мы по сравнению с ними какие-то неполноценные.
В ряде случаев наступление состояния виновности приводит к сознанию необходимости нести ответственность за совершенное деяние.
– Если хочешь, Димон, сворачивай к милиции и будем сдаваться, напишем явки с повинной, – ответил Ершов. – Но то, что мы сотворили уже не исправить при всем желании. Можем только вернуть деньги и добровольно отдать винтовку. Однако мы еще вчера казались готовыми эмоционально, понимали, на что идем. Что сейчас то изменилось, за одну ночь?
– Не знаю, как ты, а я изначально настраивался только на ограбление инкассаторов. А тут еще убийство… – В задумчивости произнес Башарин.
– Давай торопиться и паниковать не станем. Сдаться мы завсегда успеем, – резюмировал бывший отличный российский десантник, – сейчас приедем, за работой глядишь успокоимся. Надо как можно скорее доделать машину сыскарей, а то перед Гладышевым неудобно, обещали не затягивать. Кстати, вот и повод ему позвонить… Мол, извини долго шли запасные детали. Может он что-то скажет про «наши вчерашние дела» …про дядю-то точно скажет.
При анализе содеянного и наступивших последствий обязательно происходит сравнение достигнутого с желаемым результатом. Совершенное преступление вновь соотносится с нормами морали, права, общественным мнением. Результатом такого анализа может оказаться как раскаяние вплоть до явки с повинной, либо вырабатывается система защиты против разоблачения. И речь идет не только о фактической защите путем сокрытия следов преступления, устранения свидетелей. Не меньшее значение имеет и система психологической защиты – выработка защитных мотивов. Они имеют те же истоки, что и побудительные, коренятся в одних и тех же личностных характеристиках.
Приехав на работу на час позже, чем обычно, переоделись, потом покурили… Наконец Ершов решил позвонить другу сыщику:
– Алло, Максим привет. Извиниться хочу, что затянули с вашей «девяткой». Долго шли запчасти, с двигателем появились проблемы. Развал схождение надо сделать, на левом переднем баллоне резину жрет. Для этого я с Мерзоевым договорюсь, у них есть специальный прибор. В общем, в ближайшие дни заберете.
– Ладно, хорошо. Машина нужна, тут такое творится…
– Чего-то случилось? – Максимально спокойным голосом спросил преступник.
– Да твоего дядю ограбили, точнее его инкассаторов, а потом стреляли в него… В общем, все «на ушах», такого в нашем городе никогда не приключалось.
– Дядя-то жив? – постарался придать своему голосу мучительно-сострадательную интонацию коварный племянник.
– Тут вообще случай из рамок выходящий. Пуля попала в челюсть, выбило четыре зуба, лежит в хирургии у девятого… Но я тебе этого не говорил.
– Да ты чего, могила… Скажу только Башарину, он все равно рядом, разговор слышит.
Новость, что Михаил Константинович жив и обрадовала, и напугала. Он ведь мог догадаться, кто в него стрелял… Психологи утверждают, что сознание неправильности своего поступка усиливается боязнью разоблачения, страхом нести ответственность за него. Этот страх в свою очередь усиливается опасением предстоящего наказания. А связанная с этим потеря планов на будущее часто приводит к снижению самокритичности своих действий. Зато увеличивается внушаемость, существенно затрудняется логическая мыслительная деятельность. Эмоциональность часто преобладает над логикой. Как только Саша отключил телефон, то радостно обратился к своему соучастнику:
– Ну, вот видишь, все нормально. Дядя жив, если нас и найдут, то много не дадут.
Его радость казалась абсолютно нелогичной, ведь он вчера хотел смерти своему родственнику, жаждал ее наступления.
– Теперь он догадается, кто в него стрелял и нам обоим кирдык,– попытался охолодить своего друга Дима.
Воцарилась тишина…
– Предлагаешь в больнице добить его? – спросил Ершов.
– Ничего я не предлагаю…и вообще никакого криминала я делать больше не буду.
– Слушай, давай доедем сейчас на место, где все произошло… Посмотрим, что к чему, – предложил Ершов.
– Поехали, все равно работа на ум не идет.
Они на «шестерке», которой практически постоянно пользовался Дима, а не его отец, поехали на место вчерашнего преступления – ограбления инкассаторов. Естественно, что попасть в лес, откуда произведен выстрел, они не могли. Добраться туда можно только на двухколесном транспорте. Друзья даже не осознавали, что эта поездка не что иное, как стремление к получению какой-то информации. На основании ее и строятся будущие планы поведения. Кроме этого, преступники, не всегда ощущая это, пытаются мысленно восстановить забытые детали своих же злодеяний. Именно эти моменты и привели Ершова и Башарина туда, где вчера из обычных работяг они стали опасными преступниками… Их даже не остановила угроза разоблачения, ведь у любого проезжающего мимо человека мог возникнуть простой вопрос: «А что делают эти молодые люди здесь, что вынюхивают?». Зачастую не понимая этого в полной мере, преступники заново переживают, чувствуют эмоциональное состояние, которое ощущали в момент совершения правонарушения. Что характерно, они внутренне хотят этого. Конечно, это извращенная потребность, но она бывает…у людей, которые вдруг стали не такими как все. В том смысле, что такой потребности у обычных граждан не наблюдается, только у тех, кто преступил Закон.
До кладбища в Сокольниках друзья ехали, не проронив ни слова. После того, что они натворили, обычного желания к общению между собой у них, как ни странно, не возникало. Ершов не выдержал установившегося абсолютного молчания, и первый нарушил тишину:
– Машину оставь на дороге, возле отворотки в лес, лучше вообще не доезжая ее. Пешком дойдем до места, где машину сожгли, осмотримся, что к чему.
Чтобы избежать любых подозрений посторонних лиц Дима оставил машину возле автобусного кольца, где частенько оставляют личный транспорт посетители кладбища. Дальше друзья пошли пешком. Правда, идти – то совсем недалеко. Сгоревшей машины на месте не оказалось, виднелась трава, тронутая огнем и подсохшая пожарная пена.
– А ты хорошо затер номер на двигателе и кузове? – Спросил Александр.
– Да вроде нормально… Корпус двигателя дюралевый, я глубоко сточил, а на кузове – до полной невидимости. Да если и найдут владельца, он все равно нас не знает, мы же оба экземпляра договора забрали, где есть наши данные.
– Зато он нас легко опознает. Ты выпивать с ним начал… Если бы быстренько оформили куплю-продажу и сразу уехали, он бы нас и не запомнил. Впрочем, если бы хозяин «копейки» с тобой не напился, мы бы второй экземпляр договора не смогли забрать. Что ни делается, все к лучшему… И вон гляди – след от подножки моего мотоцикла там в траве. Блин, чего-то меня потряхивает здесь, пошли к машине.
Друзья проехали дальше в сторону Новинок в лес, нашли место, где стояла их красная «копейка» перед ограблением.
– Встань на том же месте, выйдем, покурим, – сказал Ершов.
Башарин просьбу друга выполнил. Когда дымок от сигарет устремился к кронам ближайших сосен, солнышко зашло за тучу точно так же, как и в тот роковой день…
– Слушай, Санек, чего-то и у меня нервы зашалили, валим отсюда скорее, – сказал Дима и направился к машине.
Вернувшись в свой автосервис, попытались работать, но из рук все валилось, привычные простые вещи, типа отвернуть-завернуть давались с трудом. В семнадцать тридцать решили закончить это самоистязание и поехали по домам раньше обычного времени.
Александр в этот день вернулся с работы практически одновременно с отцом. Как на грех Сергей Константинович спросил у сына:
– Саша, как дела работе, как вообще твои дела? Ходишь какой-то грустный, потерянный… Вон и мать заметила, побоялась потревожить вопросом.
– Пап, я уже взрослый, какое вам дело до моих проблем? Сам разберусь.
– Из квартиры-то нам не готовиться выезжать? – настаивал отец.
Не отвечая на вопрос, Александр развернулся и вышел на улицу. Наличие напряжения, связанного с совершенным преступлением, в большинстве своем осознается виновниками. Особенно, если они нарушили закон впервые. Нарушители всячески пытаются скрыть свое состояние от окружающих, и прежде всего от своих близких и родных. А это приводит к еще большему усилению напряжения, что вызывает в свою очередь постоянные срывы в поведении и общении. В них появляется раздражительность, грубость, изменение устоявшихся отношений. Сергей Константинович, конечно, не привык к неуважительному отношению со стороны сына, но объяснил для себя это тем, что у Саши возникли проблемы с возвратом кредита. Сам он успел посоветоваться с адвокатами, которые разъяснили, что последнее жилье банк отнять не может и удивились тому, что юрист крупного финансового учреждения допустил такой залог. Поэтому в панику ни он, ни его супруга не впадали, однако продолжали откладывать деньги. Теперь уже для погашения долга перед банком. Они считали себя порядочными людьми и принцип: занял – отдай, для них казался святым.
Между тем с «девяткой», закрепленной за розыском действительно возникли непредвиденные сложности. Так всегда случается со старыми машинами – делаешь одно, а следом вылезают скрытые дефекты один за другим. И вот когда уже преступники почти успокоились и усердно ремонтировали машину, по сути, заканчивали…к ним на площадку перед автосервисом заехал милицейский Уазик. Нескрываемый ужас охватил обоих разбойников… Из машины вышел Максим Гладышев в гражданской одежде – темных брюках и светлой рубашке с коротким рукавом и направился к ним. «Сейчас скажет, проследуйте оба за мной», – практически одновременно подумали злодеи.
– Здравствуйте, – как показалось грабителям, официальным тоном сказал оперуполномоченный уголовного розыска.
Руки не подал… Ершов и Башарин совсем забыли, что конечности у них в машинном масле выше локтей и восприняли приветствие без обычного рукопожатия как недобрый знак.
– Здравствуйте, – как-то вяло, и одновременно ответили друзья.
– Чего-то ремонт машины затянулся, – начал разговор сыщик.
– Мы заказали кое-какие детали, ждали пока придут. Я же тебе звонил… Сегодня-завтра можешь забирать «девятку» своим ходом. А что у вас «горит»?
– Да без машины, как без рук. Вон сегодня в Вичугу возникла необходимость прокатиться, пришлось к дежурному идти на поклон.
Ершов и Башарин как-то заметно напряглись. Это не ускользнуло от внимания опытного оперативника.
– А в Вичугу-то зачем? – спросил Александр.
– Навещали владельца красной «копейки», на которой инкассаторов в Новинках ограбили. Ну, помнишь, я тебе по телефону рассказывал? В городе об этом только и говорят.
Водворилась, как говорится, гробовая тишина… Оба преступника поняли, что до их разоблачения осталось день-два, то есть всего ничего. Так это в том случае, если сейчас милиционер пришел не за ними… Нервы напряглись до предела, в голове вертелись все варианты… вплоть до того, чтобы заманить сыщика вовнутрь гаража и забить его до смерти молотками. Наконец Ершов смог привести мысли в порядок, вернуть их на землю. «Если он все знает, то надо работать на опережение, признаться прямо здесь и сейчас. Ведь он друг…и не случайно пришел один, может чем-то поможет. Если пока он не за нами, то через день – два заговорит дядя. Безусловно, он смерти боится больше, чем тюрьмы и сдаст нас. Надо давить на то, что мы друзья и хотим признаться именно как другу, а не милиционеру», – так работал мозг Александра, загнанный в угол обстоятельствами.
– Короче, Максим, давай зайдем в бокс мы тебе кое-что расскажем.
При этом он обреченно поглядел на Диму, тот опустил глаза. Втроем сели за стол в каптерке, и Ершов выдавил из себя:
– Короче, мы друзья с детства и именно тебе хотим признаться… Это сделали мы…
– Как вы? Что сделали вы? – В искреннем удивлении вскрикнул сыщик.
– Ну, мы…и ограбление…и в дядю стреляли мы, – именно в этот момент на душе у Ершова наступило труднообъяснимое облегчение. Наверное, подобные ощущения возникают у грешников, раскаявшихся перед священником. А Гладышев вспомнил свои мысли по дороге из Вичуги, это оказался голос интуиции, а он велел ему замолчать.
– Чего нам делать-то? Мы и винтовку выдадим, и деньги, – продолжил Александр.
Максим не знал, что ответить. В нем боролись два чувства: желание милиционера, забыть, что перед ним друзья и прямо сейчас обоих задержать и доставить в отдел внутренних дел; и желание друга забыть, что он милиционер и как-то помочь друзьям детства. Впрочем, друзьями он их в данный момент не ощущал, наоборот, в нем появилось что-то похожее на брезгливость к ним. Именно такое ощущение мешает порой подать руку для взаимного приветствия. Молчание затянулось, но ни Ершов, ни Башарин не находили в себе сил его нарушить… Наконец, оперуполномоченный уголовного розыска нарушил тишину:
– По закону, и по совести я должен вас обоих задержать, а оружие изъять вообще немедленно. Если узнается, что я не сделал этого, меня самого посадят… Но, исходя из нашей дружбы с детства, давайте поступим так: вы оба завтра сами приходите в кабинет начальника уголовного розыска Колчина вместе с винтовкой и деньгами. Скажите, что хотите сделать явку с повинной, это вам немного убавит срок. Приезжайте без машины и оденьтесь соответственно, вас обязательно задержат и арестуют. Очень вас прошу, про то, что признались мне, никому ни слова, иначе мне кранты. Не ожидал я такого, что дружу с преступниками, не ожидал…
