Ведь обладанье сущностью есть вещи состоянье,
Без сущности же – пустота, и лишь одно вмещенье.
Так может пустота ли обладать в себе названьем?
И может ли Великий Путь наш быть перемещеньем?
Об этом можно говорить и думать, но кто знает?
Чем больше слов, тем от тебя Путь дальше удалится,
И не родившимся никто не запретит родиться,
А умирающим всем, умереть не помешают.
Всегда повсюду рядом с нами смерть или рожденье,
И нам трудно принять законы эти с нашим знаньем,
А Путь "воздействует" иль "придаётся Недеянью" -
Само сомнительно во мненьях этих допущенье.
Когда пытаюсь на его смотреть я основанье,
Оно всегда уходит без остатка в бесконечность,
Когда его вершину я стремлюсь найти моим сознаньем,
Не вижу я его конца, он проникает в вечность.
Что беспредельное и без конца – слов не имеет.
"Воздействует" иль "в Недеянье" – связано с вещами,
Путь может быть, или не быть, он лишь на нас довлеет,
Он только перспективу открывает перед нами.
Названье "Путь" – это всего лишь в нас предположенье,
Дорога, что средь далей укрывается широких,
"Воздействует" иль "не воздействует" – лишь наше мненье,
Разве вникают им все мудрецы мыслей глубоких.
И если б слов обычных в нашей речи доставало,
То за день мы смогли бы исчерпать Путь без остатка,
Поскольку в нашей речи слов для пониманья мало,
То, что такое Путь – является для нас загадка.
Путь не вместить нам ни в слова, и даже ни в молчанье,
Он – высшее из всех вещей, лежащих перед нами.
Его постичь нам не поможет даже наше знанье,
В нём Высшее нам никогда не выразить словами".
Примечание:
1. Малое Знание (Шаочжи), Справедливый Приводящий к Согласию (Дагун Дяо) – имена аллегорические.
2. Селения (цю, ли) – здесь явно подразумевается лишь единица общежития вне зависимости от названия. Однако в комментариях с оговоркой, что в древности, как и теперь, повсюду были свои местные особенности, даются разнообразные объяснения, например, "ли": четыре колодца (цзин) составляли один "и", четыре "и" – одно "цзю"; пять семей составляли соседей (линь), пятеро соседей – одно "ли" (илин); в древности десять семей составляли "цзю", двадцать – "ли".
3. Цзи Истинный (Чжэнь)… Продолжатель (Цзецзы) – оба мудреца посещали Академию Цзися в царстве Ци.
(согласно размышлениям Чжуанцзы)
В Люйляне раз Конфуций любовался водопадом,
С огромной высоты струи воды в реку спадали,
Вода бурлила, страшно находиться было рядом,
Ученики в воде вдруг человека увидали.
Такой поток преодолеть и рыбам не по силам,
Плыть было – человеческих возможностей всех выше,
Утопленника, все подумали, вода носила,
Но вот он к берегу подплыл и из воды сам вышел.
Конфуций подошёл к нему и молвил с восхищеньем:
– "Искусством вашим не перестаём мы восхищаться,
Каким же обладаете в воде вы ухищреньем?
Какой вы знаете секрет, чтобы в живых остаться?
– "Секрета нет, – сказал тот, – а привычка от рожденья,
Потом характером она при возмужанье стала,
А в зрелости – судьбой. Входя с волною в погруженье,
Всплыв вместе с пеной, расслабляю тело для начала.
Я за теченьем следую, себя не проявляю,
Воде же не навязываю все свои желанья,
С водой соединяясь, я себя в ней растворяю,
Приток силы самой в ней нахожу для выживания"
– "Что означают привычка, судьба и возмужанье?"
– "Рождён я средь холмов, в привычке – удовлетворенье,
И вырос на воде, характер закалил я в знанье,
А вот судьба и жизнь моя – в этом речном теченье".
(согласно рассуждениям Ян Чжу)
Конфуция как-то случайно спросили:
Есть кто-то, кто в школе его превосходит?
Сказал он: «Один совершенен по силе,
Все в мужестве равных ему не находят.
Другой ученик силён в красноречье,
Сравнить если, нет ему в обществе равных.
Когда произносит он умные речи,
То все забывают об их делах главных.
Ещё есть один, кто во всём непреклонен,
Настойчив всегда, проявляет усердье.
Другой ученик к добронравию склонен,
Он всех превосходит в своём милосердье».
– «Тогда почему все в твоём подчиненье?
Не ясно, зачем тебе четверо служат?
Ведь могут отдать люди им предпочтенье,
Раз превосходство над тобой обнаружат.
Конфуций, немного подумав, ответил:
– «Я вряд ли хотел б поменяться местами,
Хоть я превосходства все вам их отметил,
Достойней я сам их, судите же сами:
Тот, с добронравьем, не способен перечить,
И часто страдает от простоты веры.
Другой же, владея своим красноречьем,
Всегда говорит, но не чувствует меры.
Все знают, храбрец презирает опасность,
Поэтому часто срывается в хамство.
Настойчив упрямец, когда даже ясно,
Неправ он, и всё же впадает в упрямство.
Поэтому я, как учитель, им нужен,
Чтоб их недостатки ученьем исправить,
Поскольку они все мне верою служат,
Я должен на истинный путь их наставить».
(согласно рассуждениям Лецзы)
Решил царь петуха выучить для боя,
Мудрец занялся, чтоб победила птица,
– «Готов»? – чрез срок царь спросил его в покоях,
– «Нет, самонадеян, попусту кичится».
Проходит время с ним в трудной тренировке,
Опять спросил царь мудреца: «Как, отважный?»
Мудрец с сомненьем сказал о подготовке:
– «Бросается на тень, как и на звук каждый».
Ещё проходит время в трудах ученья,
Во взгляде царствующем вопрос безмолвный.
Мудрец, главой качает ещё в сомненье:
– «Чрез край бьет сила, взгляд ненависти полный».
И вот ученье подходит к завершенью,
На петуха взглянуть чтоб, двор весь собрали.
Царь радуется чудесному свершенью:
– «Взгляни-ка, он, будто, выкован из стали»!
Дух в его виде сам превосходством дышит,
Петух своих свойств всю полноту имеет,
Других птиц голоса будто и не слышит,
На вызов кто же откликнуться посмеет?
(согласно рассуждениям Лецзы)
Стрелок Ле самым из всех был меткий в роте,
Кубок с водой, стреляя, ставил на предплечье,
Пускал стрелу, но три ещё были в полёте
Стрельба восторженные вызывала речи.
Даос не удивлён был, что б там ни сказали,
Изрёк: «Стрелять так может научиться каждый,
Стрелять над пропастью, подошвы чтоб свисали,
Не каждый сможет, лишь осмелится отважный».
Даос начал стрелять, когда на горе стояли,
Стрелял спиною к бездне, с быстрым поворотом,
Над бездной ступни наполовину нависали,
Ле сразу лёг на землю, обливаясь потом.
Даос, испуг увидев у стрелка, заметил:
– «Чтоб стать отважным, нужно странствовать в эфире,
Чтобы душа лёгкой была, а взор был светел,
Тогда ничто не испугает тебя в мире.
Храбрец состояние духа не меняет,
Глядит ли вверх, где в бездне небеса синеют,
Иль куда взор на дно ущелья проникает,
Его душа все испытанья одолеет.
Ты поразить цель можешь с одного лишь маха,
Будь храбр, когда перед тобой бездна открылась,
Тебе же хочется зажмуриться от страха,
Опасность, видно, в твоём сердце поселилась».
(согласно размышлениям Лецзы)
Однажды у философа Лецзы спросили:
Как он сумел познанья Истины добиться.
– «В те времена мудрые учителя были, -
Сказал он, – Истине у них начал учиться.
В три года изгнал мысль об истинном и ложном,
Прекратил думать о вредном или полезном,
Учитель Шан сказал: «Учиться дальше можно».
Вновь погрузился в думы о всём интересном.
В пять лет по-новому взглянул на вещи те же,
Разум узрел, что пользу, а что вред приносит,
Задумываться над добром и злом стал реже,
Добро раздал все тем, кто милостыню просит.
В семь лет, дал сердцу полную свободу воли.
Казалось мне: не так всё в мире стало сложно.
Я обо всём сложном перестал думать более:
В чём вред, в чём польза, и что истинно, что ложно.
А в девять лет, как б не хотел себя принудить
Знать, что для меня дороже, как б не был беден,
Не ведал, какой путь бы не избрали люди:
Он – ложен, истинен, полезен или вреден?
С костями сплавом стали мускулы единым,
Соединился мир, тело освободилось,
Нюх словно слухом стал, вкус – нюхом, а слух – зримым,
Все восприятья обострились, мысль сгустилась.
Где внутренний, где внешний мир – нет различенья,
Во мне все чувства воедино смогли слиться,
На что опираюсь, – пропало ощущенье, -
Что сердце думает, и что в речах таится.
Тогда миры в сердце моём соединились,
Внутреннее от внешнего не отличалось,
Законы всей природы для меня раскрылись,
И скрытого ничего в мире не осталось».