Владимир Фёдорович Власов
Наш эксперимент
Ты хочешь сказать, что все мёртвые, не вышли из земли, а родились из атмосферы, как грибы?
– Вот именно, – сказал он, – торсионное поле копировало то, что когда-то уже существовало. Ведь что мы собой представляем? Во всяком случае, мы представляем собой не тело, а нашу душу. Наше тело как кожа, которую сбрасывает змея, перерождаясь. Это я понял вчера после разговора с моими родителями. Они помнят хорошо всё, что с ними случилось в тот день, когда они погибли. Потом у них провал в памяти. И вдруг они оказываются сидящими на своих могилах в сильный ливень. Вокруг них полно народу. Вначале, они не могут ничего понять. Но потом до них доходит весь смысл происходящих событий. Они не знают, радоваться или огорчаться тому, что они получили жизнь. Я вчера их трогал, они из плоти и крови, всё у них функционирует нормально, они дышат, у них бьются сердца. Они самые настоящие живые люди.
– Что же тогда лежит в могилах? – спросил я его.
– Вероятно то, что осталось от их прежней жизни. Ведь мы смотрим на свои отрезанные волосы, ногти и отпавшую кожу, не как на себя, а как на то, что у нас отмирает, уступая место новому.
– Всё, что ты говоришь, убедительно, – сказал я, – но всё же у меня закрались сомнения. Те ли это люди, которые были раньше.
– Можешь не сомневаться, – сказал он, – Они, абсолютно, те же самые люди. Ведь после сна мы просыпаемся теми же людьми, какими были до засыпания. Ничего не изменилось. Просто человек застыл, а потом ожил, получив новое тело.
– Вот это-то меня и смущает, – сказал я. – По теории…
– Да что теория! – воскликнул он. – Разве не помнишь из литературы: «Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет!»
– Что же будет дальше? – спросил я его. – Как они впишутся в общество? Ведь общество их давно вычеркнуло из своей жизни.
– Хорошо впишутся, – сказал он. – Дело в том, что в нашем посёлке почти в каждой семье кто-то из родных раньше умер. Сейчас они все ожили, и для многих – это большая радость. Ведь те, кто умерли, имели много близких людей. Никто и шума поднимать не будет. Вначале их будут прятать ото всех, как это уже делают, а потом постепенно вернут в наше общество.
– А документы? – спросил я. – Свидетельства о смерти?
– Сожгут, – ответил он, – устроят пожар и сожгут всё, что нужно сжечь. Ведь ни только мои родители ожили. Вернулась любимая жена директора завода. Он долгое время был вдовцом, оплакивая её. Неужели ты думаешь, что он не обрадовался ей. Да он сделает всё возможное, чтобы никто и пикнуть не смел, что она когда-то умирала. У главного инженер – отец и мать. У главного технолога – брат. Сейчас этим секретов весь наш посёлок повязан. Никто шуметь не станет. Мои родители вернутся на завод, и будут работать там по-прежнему. Они вчера уже об этом говорили. Ещё вчера они все на кладбище договорились помогать друг другу.
Что же будет с их могилами?
– Закрасят все плиты какой-нибудь несмываемой краской. Уничтожать кладбище, я думаю, не надо, чтобы не наводить подозрение на это дело. А так, скажут, что прошёл кислотный дождь и все имена и фамилии выел начисто.
– Вот как? – похвалил я. – Хорошо придумано.
– А что скажет бабушка, когда вернётся из деревни? – спросил я его.
– Бабушка только порадуется за них, – ответил он и добавил, – так же как я. С вчерашнего дня я уже не сирота.
Прозвонил звонок, и мы с Егором отправились на урок.
Вечером, когда домой вернулись родители, и мы втроём сели ужинать, отец меня спросил:
– Это правда, что родители Егора вернулись домой?
Я молча кивнул головой.
– Я тебе вчера не поверил, – сказал он, – думал, что ты напился. Но сегодня я услышал в компрессорные такие разговоры, что волосы на голове вставали дыбом несколько раз.
– И я тоже услышала много интересного, – призналась мать.
Я им ничего не сказал.
– Если всё это правда, – продолжил отец, – то конец света не за горами.
– Ты думаешь? – усомнилась мать.
– Если мёртвые приходят с кладбища, то это – неспроста.
Я постарался быстро закончить ужин и ушёл в свою комнату. Включив компьютер, я долго смотрел на моих небесных тварей и решил: «Раз родители Егора вернулись домой, то их нужно убрать с небесной тверди». Мне не хотелось уничтожать моих юрких подвижных дракончиков, поэтому я решил поменять им лица. Порывшись в своих альбомах, я отыскал фотографию, на которой мы, улыбающиеся, снялись с Егором в обнимку на пикнике в лесу. Я отсканировал эту фотографию, разделил лица и прилепил их к моим драконам. Получилось, что один дракон – это я, а другой – Егор. Позабавившись этой метаморфозе, я остался доволен. Итак, в виртуальном мире мы с Егором оказались окружёнными ангелами и всякими там тонкими сущностями.
Камеры, установленные на нашей летающей тарелке, по-прежнему ничего интересного не показывали. Сама тарелкам вела себя спокойно. Она больше не летала по небу, а тихо и мирно вырабатывала своё общее торсионное поле. В этот вечер случилось ещё одно событие. В дверь нашей квартиры вечером кто-то стал скрестись. Когда отец открыл дверь, в коридор вбежал наш радостный пёс Альдебаран, который исчез несколько лет назад. Он стал проявлять признаки радости своим лаем, вилять хвостом и лизать нам руки. Увидев его, мы все очень удивились. Мы его уже забыли, а он нас всё ещё помнил. За это время он совсем не изменился. Оставался таким же, как и раньше, только немного похудел, и больше стал походить на пуделя, чем на дворнягу. Я обласкал его, хотел покормить, но он не взял ничего в рот. Вероятно, был сытым, решил я, но позже заметил, что он, вообще, ничего не ел.
Я решил прогуляться с ним. Когда же я вышел с ним на улицу, то подумал, что пудель вернулся к нам неспроста. Значит, в то время он никуда не сбежал с дворнягой, как мы предполагали, а где-то погиб. И сейчас торсионное поле вернуло его нам. Выйдя в сквер, мы некоторое время погуляли с ним возле памятника вождю революции, которому уже приделали голову. С того самого места я посмотрел на крышу нашего дома. Летающая тарелка по-прежнему мирно покоилась на козырьке слухового окна и издалека походила на параболическую антенну. Я представил, что стали бы делать жители нашего посёлка, если бы узнали, что все чудеса происходят от неё. Возможно, что её сбросили бы с крыши. А может быть, все добровольно подключились бы к нашему с Егором эксперименту. И тут я вспомнил рассказ Егора о молдавском эксперименте, когда вначале в ловушку стали попадать насекомые, а затем и грызуны, мелкие животные и даже змеи. Наш торсионный агрегат вернул к жизни людей, уже возвращает животных. Кто же следующий на очереди? Не воскресит ли он динозавров и мамонтом, или каких-нибудь ещё доисторических животных? Я с опаской покосился на крышу нашего дома.
И тут я увидел в сквере Катю, которая гуляла с малышом. Белокурый малыш бегал, прыгал, скакал, взбирался с ногами на скамейки, опять прыгал, одним словом, давал выход своей детской энергии. Я подошёл к Кате и поздоровался.
– Вот, – сказала она, – это мой маленький братец. Вышли погулять. Пока он не устанет, не заснёт.
– А я гуляю с собачкой, – сказал я.
– Симпатичный пёсик, – сказала Катя.
– А у тебя брат миленький, – заметил я, и только потом сообразил, что не к месту сделал такой комплимент. Получилось так, что я как бы сравнил его со своей собакой.
Но Катя не обратила на это внимание. Она смотрела за своим братом и поминутно что-нибудь ему говорила:
– Ну, куда ты лезешь? Не видишь, что там грязно. Не вздумай забраться на дерево. Упадёшь, что-нибудь себе сломаешь.
В сквере вокруг нас росли тополя. Альдебаран подбежал к малышу, обнюхал его и лизнул в щёку.
– На место, – крикнул я ему, хотя я и не знал, где его место.
Малыш погладил собаку и обнял её за шею.
– Я её видел, – сказал малыш.
– Где же ты её видел? – удивилась Катя.
Мне было тоже интересно это узнать.
– Видел и всё, – упрямо заявил малыш.
Я подумал, что собака исчезла приблизительно в то же время, когда умер этот малыш. Может быть, они встречались где-то там, в другом мире.
Малыш стал играть с собакой. Он бросал тополиную ветку, и Альдебаран приносил её к нему. Я удивился тому, что малыш бросал ветку довольно далеко, что вряд ли смог бы сделать это маленький мальчик его возраста.
Катя смотрела на него с грустью и любовью. И я в этот момент испытал сложное чувство. С одной стороны, мне было приятно, что я вернул Кате любимого братца. То, что она его любит, я не сомневался. Но, с другой стороны, всё так выглядело неестественно. Братец, которого похоронили и оплакали, вдруг опять появился рядом с ней. Как видно, и Кате эти мысли не давали покоя. Потому что она спросила меня об этом.
– Ты такой умный, – сказала Катя, глядя на меня грустными глазами, – скажи мне, что ты обо всём этом думаешь?
– Я умный? – удивился я. – Что-то раньше я за собой этого не замечал.
– Не скромничай, – сказала Катя, – все в нашем классе считают тебя умным.
– И ты тоже? – спросил я её.
– И я тоже, – ответила она.
Это мне было приятно слышать. Но я не мог ей рассказать всего, что знал. Я должен был хранить тайну.
– Не знаю, – ответил я, – у меня у самого от всего этого голова идёт кругом.
Сказав это, я невольно посмотрел на крышу нашего дома. Там стоял агрегат, который всё больше и больше закручивал наши головы в своём торсионном поле.
– Но от такого можно сойти с ума, – сказала она.
– Я думаю, что мы уже давно все сошли с ума, – ответил я ей.
Мы немного помолчали. Затем Катя сказала:
– Мои родители хотят отдать его в детский сад, но не в тот, в который он ходил раньше, а в другой.
– Почему? – спросил я её.
– Потому что те дети, с которыми он начинал ходить в младшую группу, уже ходят в старшую. А на следующий год все они пойдут в школу. Он же за это время нисколько не вырос. Если они его увидят и вспомнят, то возникнут разные вопросы. Нам тоже будет сложно объяснить ему, почему они вдруг все выросли, а он нет.
– М-да, – сказал я, – странные дела происходят в нашем посёлке.
– И не говори, – ответила Катя, – та женщина, которая принесла с кладбища брата, вернулась в свою семью, а её муж за это время уже женился на другой женщине. А у этой женщины от мужа остались дети, которые живут с мачехой. Представляешь, что получилось?
– Да, – сказал я, – и как же они разобрались меж собой.
– Пока никак, – ответила Катя, – обе женщины сейчас спят под одной крышей.
– Вот оно что, – сказал я. – Забавно.
– Ничего не вижу в этом забавного, – разозлилась Катя. – Всё так перепуталось в нашей жизни.
– Это уж точно, – сказал я ей.
Катя позвала брата, и они отправились домой. Я со своим Альдебараном тоже вернулся к себе. Стемнело. Я позвонил Егору и сказал, что хочу с ним встретиться. Мы условились увидеться на крыше.
Когда я вылез на крышу, Егор был уже там:
– Ну? – спросил я его, рассказав о возвращении моей собаки. – Как тебе всё это нравится? Не лучше ли нам прямо сейчас отключить наш агрегат?
– Ни в коем случае! – рьяно запротестовал он. – Эксперимент только начался. Мы все уже пожинаем кое-какие плоды. Многие вернули своих близких людей. Разве это не хорошо?
– Не знаю, – ответил я. – Возникли разные сложности.
И я ему рассказал о женщине, вернувшейся домой, и нашедшей на своём месте другую женщину.
– Но её дети перестали быть сиротами, – сказал Егор, – разве это не положительный факт?
– Так-то оно так, – согласился я с ним, – но не потеряют ли они её опять?
– Вот поэтому мы и не должны отключать этот агрегат, – сказал он, кивнув на нашу летающую тарелку.
– А что будет дальше? – спросил я его.
– Будущее покажет, – ответил он. – Пока мы регулируем ситуацию. Но я бы ни за что не хотел потерять своих родителей вновь.
– Кстати, – спросил я его, – как они себя чувствуют?
– Пока ничего, – ответил он. – Но иногда, я заметил, грустят.
– Почему? – удивился я.
– Не знаю, – ответил он. – Но мне кажется, что они уже где-то побывали, где им было хорошо. Может быть, скучают по тому месту, откуда они пришли.
– Неужели им здесь хуже, чем там? – удивился я.
– Не думаю, – сказал он, – но они мне ничего не рассказывают о том, где побывали. Может быть, не помнят, а может, не хотят говорить.
Ночь была тихая и тёплая. Мы с Егором лежали на крыше и смотрели на звёзды. Рядом с нами чуть слышно работало наше торсионное устройство, накапливая своё единое поле, которое по замыслу Егора должно было изменить мир. Вдруг я заметил высоко в небе крутящиеся светлячки.
– Что это такое? – спросил я Егора.
– Где? – повернул он голову по направлению моего указательного пальца.
– Ты это видишь? – спросил я его, чтобы удостовериться, что это мне не мерещится.
– Вижу, – ответил он.
Я сосчитал их. Светлячков было восемь. И я тут же вспомнил об игре небесных сущностей на экране моего компьютера с нашей летающей тарелкой, о том, как мне удалось вернуть наш агрегат на место.
– Ты закрепил наш аппарат? – спросил я его.
– Зачем? – сказал он. – Если он решит улететь куда-то, то ни одна сила ему не помешает это сделать. Ты ещё не представляешь, с чем мы имеем дело. Если даже мы прикрепим его накрепко к нашему дому, то он поднимется в небо вместе с нашим домом. На него действуют совсем иные физические силы, не те, к которым мы привыкли здесь на земле.
– Может быть, нам всё это прекратить, – сделал я робкое предложение.
– Не трусь, – ответил он, – ведь мы стоим на пороге великих открытий, которые изменят всю нашу жизнь.
– Но мы не знаем с тобой, хотят ли люди этих перемен, – заметил я.
– Они не знаю ещё, какие возможности перед ними открываются. Если этот эксперимент закончится удачно, то они смогут очень просто ступить в космос и стать высшими существами. Я считаю это великой целью.
Я не стал с ним спорить. Вскоре мы спустились с крыши и отправились по домам.
Перед сном я посмотрел в компьютере на свои кружащиеся в небе сущности и заметил, что некоторые из них поменяли свою наружность. Я не придал этому особого значения, так как устал и перестал всему удивляться.
На следующий день по всему нашему городку были расклеены афиши, которые большими красными буквами сообщали.
«Сегодня устраивается цирковое представление на центральном сквере возле памятника Ленину. Вход свободный. Будут выступать иллюзионисты, акробаты, силачи и читатели мыслей. Приглашаем всех».
Мы с Егором не придали большого значения этим афишам и вспомнили о них только вечером, когда весь сквер перед нашим домом был заполнен народом. Яблоку негде было упасть. Народ толпился даже на газонах и вытоптал их. Мы забрались с Егором на крышу и стали наблюдать за происходящими в сквере событиями. В объявленное время центральная площадка перед памятником Ленину вдруг начала очищаться от народа. Это происходило как бы самопроизвольно. Какая-то сила выдавливала народ с того места, образовывая правильный квадрат, который тут же на глазах у ошеломлённых зрителей стал покрываться красивыми цветами разных сортов.
Толпа заволновалась, но давки не было. Всё прошло без больших происшествий. Когда в центре сквера образовалось ковёр из цветов, только что распустившихся, и весь сквер охватил дурманящий цветочный запах, на него вдруг с неба упало восемь человек без парашютов. Все, увидев такое, только ахнули. Семь мужчин и одна женщина были нарядно одеты и казались один краше другого. Семь красавцев и одна красавица начали своё представление. Они свободно перемещались по воздуху над толпой, одновременно показывая сложные акробатические номера. Толпа с замирание сердца следила за их фокусами и выкрутасами в воздухе, разинув рты.
Артисты одними своими жестами прямо налету создавали сложные объемные пейзажи вокруг площади, которые походили на высокие горы, бурные реки, водопады и джунгли, заросшие экзотической растительностью. Зрители, стоящие в сквере, вдруг оказывались в знойной пустыне Сахары среди песков, изнывая от жары и истекая потом, то вдруг их охватывал такой озноб, что у многих зуб на зуб попадал, а вокруг них плыли льдины. И сами все они находились на огромной льдине, дрейфующей на просторах Арктики под пронизывающим ветром. То вдруг их сквер обступала такая дикая сельва с огромными деревьями и непроходимой чащею, что было страшно к ней подступиться, потому что в её глубине слышался грозный рёв диких зверей, а с ветвей деревьев свисали огромные питоны. То вдруг прямо из-под ног у них начинала расти такая высокая трава, что люди в толпе переставали видеть друг друга. И над всем этим летали артисты, принимая образы то кондоров, то грифов, то огромных летучих мышей, то, просто, превращаясь в лёгкие облачка, в зависимости от того, какой пейзаж возникал вокруг сквера. Люди слышали музыку и голоса далёких стран, ощущали запахи диковинных растений, наслаждались видами мест, где они никогда не были и, вероятно, никогда не будут.
Налетел ветер и унёс с собой всю высокую траву с площади, и снова перед зрителями открылся цветочный ковёр. Люди присмотрелись к цветам, и вдруг увидели вместо головок и бутонов свои маленькие живые головы. Каждый из них мог разглядеть среди цветов себя и своих соседей. Все цветы казались маленькими человечками на тонких стеблях. Они смеялись, подмигивали, строили гримасы, плакали, сморкались, открывали рты и показывали языки. Они все были живыми и очень милыми. Вдруг цветы открыли рты и разом заговорили. Над площадью был слышен общий гул, но каждый стоящий здесь человек слышал говор своего цветка и то, что говорили его соседи и знакомые. Каждый из них высказывал свои мысли: хорошие и плохие. И всем стало понятно, что думает о нём его лучший друг, сосед, начальник или подчинённый. Это и был объявленный в афиши номер по чтению мыслей. Толпа видела такие чудеса впервые в своей жизни. Такого цирка в городе ещё не было никогда.
Сидя рядом с Егором, я пытался разглядеть лица артистов, летающих в воздухе. Иногда они пролетали прямо над нами. Мне показалось, что раньше я их где-то видел. И вдруг одна мысль пронизала мой мозг. Я вскочил на ноги и сказал Егору:
– Подожди меня, я сейчас вернусь.
Стремглав я спустился с чердака в свой подъезд и влетел в свою комнату. Дома никого не было. Вероятно, мои родители тоже находились на площади вместе со всеми, тараща глаза на всякие чудеса. Я включил компьютер и открыл панораму городка сверху. Со спутника было видно, что народ всего городка собрался в сквере. Люди стояли плотной массой, сбившись в кучу. На крыше рядом с нашей летающей тарелкой я увидел маленькую чёрточку, которой должен был бить Егор, наблюдающий за представлением в сквере. Я наехал на него увеличением и к своему удивлению обнаружил, что вместо Егора там лежит один из моих драконов, очень уменьшенный в размерах, вероятно, оттого что он спустился вниз, и его было трудно разглядеть.
Второй дракон тоже был на крыше, но с крыши была видна только его часть хвоста, которая находилась прямо рядом с нашей квартирой. Народ стоял вокруг прямоугольника, над которым я разглядел перемещающиеся точки. Их было восемь. Я всё понял. Этими артистами были материализовавшиеся небесные сущности, спроецированные мной на экран с рисунков из «Изотерической энциклопедии». Под действием торсионных полей они ожили, набрали силу и уже дают свои представления на площади. Я выглянул в окно и увидел, как народ разразился громом аплодисментов и криками: «Браво! Браво!» В мрачном состоянии духа я вернулся к Егору на крышу.
– Что произошло? – спросил он меня встревожено.
– Ничего особенного, – сказал я, усаживаясь рядом с ним.
Мы продолжали смотреть на представление, однако мои мысли были далеко от площади. Перед моими глазами стоял экран моего компьютера, где мельтешили эти самые небесные сущности, превратившиеся в артистов. Я вспомнил, что нигде среди них не видел ангелов. Вероятно, они смешались с толпой зевак и тоже смотрели представление. Но как вместо Егора я смог увидеть на крыше дракона? – это было непостижимо моему разуму. Хвост другого дракона торчал из окна нашей квартиры. А это значит, что мы с Егором уже превратились в драконов. Чёрт меня дёрнул приделать драконам наши с Егором фотографии. Я посмотрел на Егора, он не походил на дракона. Я ощупал себя, у меня тоже не было никакого драконьего хвоста. Как это понимать? И где же мои ангелы?
Представление артистов подходило к концу. Сколько времени прошло с его начала, никто не мог сказать, так все были увлечены необычным зрелищем. Только вдруг все заметили, что уже стемнело. И тут раздалась канонада пушечных выстрелов, и в небо взметнулись тысячи огней. Люди видели, как огни взлетали прямо с того квадрата, где до этого росли цветы. Присмотревшись, они поняли, что в воздух взлетают огненные цветы, которые ещё недавно корчили всем рожи и показывали языки. Они зависали в небе, проделывали замысловатые фигуры, превращаясь в планеты и звёзды разной величины. Затем гасли, исчезая в ночи как мираж. Затем артисты спустились с неба на свой волшебный прямоугольник и поклонились публике. Толпа их приветствовала громкими рукоплесканиями и криками восторга. И тут произошло ещё одно чудо, друг за другом они стали взлетать в небо, как реактивные снаряды, оставляя после себя снопы искр, туда, куда Владимир Ильич, которому опять приделали голову, со своего каменного постамента показывал рукой, как бы говоря: «Вот, дорогие товарищи, туда вам и дорога».
Так необычные артисты цирка скрылись в ночной тьме. Мы, спустившись с крыши нашего дома, вышли в сквер. Народ уже стал расходиться. Вокруг нас мы слышали возбуждённые разговоры обитателей нашего посёлка.
– Надо же, – говорили одни, – такое представление и бесплатно!
– Но где его ещё можно посмотреть? В обычном цирке такого представления не увидишь. Иллюзионисты мирового класса! – отвечали другие.
– А кто артисты? – спросил кто-то. – В афишах не было их имён.
– А чёрт его знает, – сказал его товарищ, – выступали анонимно. Видать, чтобы их не засекли и не зарегистрировали там, где надо. Государство у нас всех таких гипнотизёров держит на учёте.
Мы с Егором прошли чуть дальше. Толпа заполнила прямоугольник, где росли живые цветы, читающие мысли, и с интересом обследовала это место. Место было уже основательно вытоптано толпой.
– Надо же, – раздался женский голос за нашей спиной, – в одном из этих цветков я увидела себя. Ей Богу, не вру. И он говорил именно то, что я и думаю. Таких чудес я не видела от рождения.
Другая женщина говорила своему мужу:
– Вот уж не думала, что Васильевы о нас такого мнения. Какие лицемеры. В глаза-то нам говорят совсем другие речи.
– А Петька, Петька-то – каков подлец! – возмущался кто-то из рабочих завода. – Оказывается, всё жизнь он мне завидовал на работе. Сейчас-то я знаю, кто устроил мне ту подлянку. Как увижу его, морду набью.
Мы ещё некоторое время побродили среди расходившейся и возбуждённой толпы, слушая разные разговоры, затем удалились во дворик нашего дома, чтобы поговорить.
– Тебе не кажется, что этих циркачей притянуло к себе наше торсионное поле? – спросил меня Егор.
– Кажется, – сказал я, отведя от него глаза.
– Но кто они? – спросил он.
– Не знаю, – откровенно ответил я.
– Я думаю, что они обладают сверхъестественными возможностями, – выразил опасение Егор, – и мы можем с ними не справиться. Как бы ситуация не вышла из-под нашего контроля.
– Может быть, отключим тарелку? – тут же предложил я.
– Пока не время, – решительно заявил он. – Поживём, увидим. К тому же эта тарелка вернула нам наших умерших родственников. А это великое благо. Если мы её сейчас отключим, то я боюсь, как бы не пошёл обратный процесс, и мои родители не покинули меня.
Я подумал, что у нас с Егором разное отношение к этому явлению, ведь мои родители были живы. Мы расстались с ним, решив наблюдать за всеми происходившими событиями, фиксировать их и каждый день делиться друг с другом мнениями о состоянии дел.
Я отправился домой и первым делом сел к экрану своего компьютера, открыв страничку с видом нашего городка сверху. Небесные сущности по-прежнему носились над городом. Если лики и образы моих ангелов были, как и раньше, лишь слегка проявлены и как бы полу размыты, то тонкие сущности, которых я скопировал из «Экзотерической энциклопедии», приняли определённые ярко выраженные черты. Вся они показались мне разными по виду и по своей сути. Вся восьмёрка преобразилась в странных духов. Среди них была одна женщина, в которую, вероятно, перевоплотилась та ведьма в ступе с метлой, взятая мной из той же энциклопедии. Сейчас она выглядела очень симпатичной молодой и стройной девушкой. Всё тело у неё светилось, как будто она была покрыта рыбьей чешуёй. На волосах у неё я заметил лепестки цветов, а в одной руке она держала цветок белого лотоса на длинном стебле, изогнутом подобно жезлу, а в другой руке – корзину с цветами. Другая небесная особь мужского пола имела в руках пучок засушенных цветов и коренья растений, а также железную клюку. Левая нога у него выглядела намного короче правой. Третий дух казался по своему образу и подобию нечто средним между мужчиной в чёрном плаще и огромной летучей мышью. В руках его были кастаньеты, а на шее яркая золотая пластинка с какой-то надписью. Движения этой сущности были грациозными и изысканными. Он чем-то походил на артиста или фокусника на сцене. С первого раза, когда он участвовал в представлении, я обратил на него внимание. Он вполне мог обладать определённым сценическим образом, перевоплощаясь в любого героя, но сохраняя при том своё собственное амплуа. И я дал ему ещё тогда мысленно кличку Актёр. Один из духов летал на бумажном ослике, сидя на его спине задом наперёд. Возможно, что этот дух преобразовался из моего кентавра. Ещё у одного мужчины в руках была большая корзина с цветами и садовые ножницы. Вероятно, именно этот Садовник и вырастил на волшебном квадрате в сквере те говорящие цветы. Другой дух парил в воздухе в одном сапоге и в рваном синем халате с поясом из шести чёрных блях, за которым у него была засунута самодельная свирель. Всем своим видом он походил на юродивого. Ещё один дух имел очень необычный, и даже можно сказать, безобразный вид: длинная журавлиная шея, обезьянья спина, туловище тигра, лик дракона, глаза феникса, густые брови и под левой бровью чёрная родинка. Когда он носился над площадью во время представления, то его можно было принять за Квазимодо, но красивые одежды скрашивали его физические недостатка, а, возможно, и достоинства. Ведь я не знал, что на небе считалось красивым, а что – безобразным. Может быть, он и был прообразом их Всевышнего существа. За богатым кушаком, опоясывавшим его дорогие одежды, торчал меч. Так что этот дух был вооружён и опасен, как решил я. И последний из артистов имел вид заросшего волосами высокого старика. Однако его развивающаяся по ветру длинная седая борода, густые длинные косы от виска и спутанные волосы на макушке делали его похожим на плывущее по небу облако. Всем своим видом он напоминал благообразного старца, однако всё его тело покрывала татуировка, а босые ноги краснели как у гуся.
Разглядывая этих странных гостей, я подумал: а не избавиться ли мне от них. «Ну, их к чёрту. А то, не дай Бог, натворят они в нашем посёлке таких чудес, что никому мало не покажется». Решив так, я поймал их мышкой и включил опцию «удалить». Но они не удалялись. Они продолжали летать по небу, как ни в чём не бывало. «Вот так номер! – подумал я. – Мои рисунки вышли из-под контроля. Теперь я уже не могу уничтожить их. Торсионное поле аннулировало мою опцию удаления». Я попытался ещё несколько раз их вырезать из кадра, но всё было напрасно, небесные сущности продолжали жить свое жизнью, уже независимо от меня. Я хотел снять с драконов наши с Егором лица, но передумал. Неизвестно кому они начнут служить, если я их обезличу. В расстройстве чувств я вырубил компьютер и пошёл спать.
На следующее утро все ученики в школе только и говорили об этом цирковом представление в сквере. Многие девочки и мальчики восхищались этими удивительными актёрами, хотели иметь их фото и ещё хотя бы разок попасть на их представление. Но никто не знал о них ничего. Однако эти таинственные артисты не выпали из поля зрения обитателей нашего городка. То там, то здесь, они неожиданно то появлялись, то исчезали. По нашему городку поползли разные слухи. Кто-то из мальчиков видел ту актрису прогуливающуюся абсолютно голой по аллеям нашего центрального парка культуры и отдыха. Там же на стадионе, несколько девочек, пришедших на тренировку, заметили одного из актёров, скачущего на бумажном ослике по беговой дорожке. Им показалось странным, что дяденька, выйдя на поле во время начала их беговой тренировки, вынул из кармана бумажного ослика, прыснул на него слюной, и ослик ожил. Он сел на него задом наперёд и пустился за ними вскачь. Вскоре он их обогнал, а за финишной прямой сложил ослика и, засунув его свой карман, исчез.
Вероятно, это был мой кентавр. Когда школьники из седьмых классов работали на пришкольном участке во время урока труда, к ним подошёл странный человек, похожий на одного из тех циркачей. Ребята в то время перекапывали землю. Он достал из-за спины таз, наполнил его землёй, сел рядом и стал смотреть. Ребята заметили, как на их глазах прямо из его таза стали вырастать большие красивые цветы. К тому же, на каждом из их лепестков было написано имя и фамилия мальчика или девочки из того или другого класса. Притом оказывалось, так что имена мальчика и девочки, которые испытывали друг к другу тайные симпатии, стояли рядом.
В семьях школьников взрослые рассказывали об этих артистах разные истории. У одного ученика отец был заядлым автомобилистом. И вдруг он обнаружил, что довольно часто у него в машине на заднем сидении стал появляться странный субъект, похожий на одного из этих артистов. Когда ещё вначале водитель сделал ему замечание, что не вежливо подсаживаться в машину без спроса хозяина, на что тот ему нахально заявил, чтобы водитель не обращал не него внимания, так как он является «чистой пустотой». Он так и заявил, что он есть сама Чистая Пустота. На что отец ученика заметил: «Какой бы вы не были пустотой, я-то вас всё равно вижу и замечаю. И мне не приятно, когда незнакомые люди без спроса самовольно влезают в мою машину». А тот ему спокойно ответил, что у него есть документ, по которому с него нельзя брать за провоз никакую плату, и показал золотую пластинку, висящую на его шее. На пластинке были выгравированы какие-то непонятные каракули. Отец рассердился, хотел его прогнать в шею, но пассажир внезапно исчез и появился вновь, когда машина уже находилась в движении, и объявил, что ему очень нравится езда на автомобиле. От неожиданности водитель чуть не врезался в столб. Так он появлялся у него в машине несколько раз, рассказывал анекдоты, шутил и всячески забавлял. В конце концов, отец ученика с ним подружился и считал его своим постоянным попутчиком. Но что странно, этот артист мог появляться сразу же во многих машинах одновременно. Когда же он появлялся в машине, где за рулём была женщина, ей было совсем не до шуток.
