Владимир Фёдорович Власов
Наш эксперимент
Я украдкой посмотрел на крышу нашего дома, и не увидел там нашего торсионного аппарата.
Вот дела! – подумал я. – Неужели наша тарелка, в самом деле, улетела? Не может этого быть. Я вышел из толпы тут же пошёл к Егору.
– Ты уже всё знаешь? – спросил он, открыв мне дверь.
Он выглядел несколько озабоченным. Мы прошли в его комнату и заперли дверь, хотя бабки дома не было.
– Что произошло? – спросил я его.
– Тарелка улетела, – сказал он.
– Я это уже понял.
– А где ты был? – спросил он меня.
– В спортзале, – ответил я, – видишь, не успел ещё переодеться. А когда это случилось?
– Часа два назад, – ответил он.
– И что ты думаешь по этому поводу? – спросил я его.
– Мы чего-то не учли, – сказал он. – Я полагал, что наш аппарат будет постепенно накапливать вокруг себя общее торсионное поле, и мы сможем его контролировать с помощью наших компьютеров. Но получилось всё не так, как мы задумали. Я лазил на крышу, осматривал место, где он был установлен, и увидел, что крепления все сорваны, а провода оборваны. Представляешь, какая-то сила унесла его с крыши. Я думал, что он где-то тут же и упадет, но он улетел, не ведомо куда. Связь с ним потеряна. Да и какая может быть связь с этой летающей сейчас тарелкой, когда камера была присоединена к нашему компьютеру простым шнуром. Это моя вина, не предусмотрел такого поворота дел.
– Ты видел, как она сбила голову статуи? – спросил я его.
– Нет, – ответил он, – но слышал от одной тётки. Я был в сквере сразу же после того, как всё это произошло. Хорошо хоть что ей никто не поверил. А то бы у нас были крупные неприятности. Кстати, хочу предупредить тебя, что если всё это раскроется, нам с тобой не поздоровится. Поэтому в наших интересах – держать язык за зубами. Ещё не известно, что натворит эта тарелка, вырвавшаяся на волю, или как говорят в армии, вышедшая на оперативный простор.
О чём ты говоришь? Я никому – ни гу-гу. Могила! Но что мы будем делать дальше?
– А что делать, – задумчиво произнёс он, – будем считать этот эксперимент наполовину удавшимся, и начнём строить новую тарелку уже более предусмотрительно и основательно.
– Ну, уж ты меня от этого уволь, – запротестовал я. – у нас и так большие неприятности. Ещё не известно, чем вся эта история закончится.
– Ты прав, – сказал он, – неприятности могут быть большими. Но не останавливаться же нам на полпути. Если мы сказали: «А», то нужно говорить: «Бэ», иначе вся наша работа не будет иметь смысла.
– Она уже не имеет, – сказал я, – слишком дорого нам эти эксперименты обходятся.
– М-да, – сказал Егор, – жалко тарелку. Улетела, и не сказала нам, куда. Но странно всё это, как будто ею кто-то управляет. Не может же она ожить сама?
– Не знаю, – сказал я, – в этом эксперименте много странностей.
– Этим он и привлекателен.
Я встал и направился к двери. Взявшись за ручку, я ему сказал, не поворачивая головы:
– На меня больше не рассчитывай в этом деле.
Сказал и тут же вышел от него.
Вернувшись домой, я принял душ и сел с родителями ужинать.
Отец спросил меня:
– Ты не знаешь, кто оторвал голову вождю мирового пролетариата?
Я пожал плечами. Мать молчала.
– Ну, что за сволочи! – возмущался отец. – Если не нравится кому-то его учение, это ещё не значит, что ему нужно обязательно отрывать голову. Сами-то ничего лучшего пока ещё не придумали.
Отец у меня был старой закалки. Чтобы не спорить и не попадать впросак, я быстро покончил с ужином и удалился в свою комнату.
Включив компьютер, я некоторое время рассматривал Катины фотографии, затем переключился на картинку съёмок нашего городка сверху. Было полнолуние, и небесная подсветка хорошо освещала крыши домов и окрестности нашего города. Улицы его по-прежнему заливал электрический свет. Я навел объектив на наш дом и увеличил масштаб, место над слуховым окном возле квартиры Егора сиротливо пустовало. После ввода мной в ночное небо новых ужасных криттеров движение тонких сущностей стало более интенсивным и беспорядочным.
Некоторое время я бездумно наблюдал за хаотичным движением созданных мной тварей. И вдруг меня словно кто-то стукнул по голове. Я вдруг понял, почему они так суетятся и носятся по небу над нашим городком. Их движения не были хаотичными, а напоминали слаженную игру двух противоборствующих команд. Движение происходило как бы на площадке между нашим посёлком и авиазаводом. Я обратил внимание на две высоченные трубы. Одна располагалась сразу же за нашим домом у бани на пригорке, а другая стояла на территории авиационного завода. Возле обеих труб чернели крыши котельных. Все эти небесные твари, созданные мной, суетились между этими двумя трубами. Можно было подумать, что они играют в баскетбол. Я внимательно присмотрелся к направлениям перемещения их движения и вдруг разглядел маленькую белую точку. Она, вероятно, отражала лунный свет, поэтому и была видна. В темноте я бы не разглядел её. Я стал увеличивать масштаб, стараясь не упускать её за рамки объектива, и убедился, что это была наша летающая тарелка. Небесные сущности играли ею как баскетбольным мячом, стараясь закинуть её в одну из двух высоченных труб. Это походило на самый обыкновенный баскетбольный матч.
Так вот, значит, кто сорвал наш торсионный агрегат с крыши, подумал я. Значит, это они приспособили его вместо баскетбольного мяча и начали свою игру, нечаянно отбив голову статуи на сквере. Что не случается в игре! Кому-то мяч прилетает в голову, кому-то – в шею и отсекает голову. Но тут же мне пришла в голову и другая мысль: «А, может быть, это сама наша летающая тарелочка, загрузившись электроэнергией, и создав большое торсионное поле, взмыла в небо и оживила моих спроектированных в небесной тверди сущностей. Может быть, это она их растормошила и гоняет между двумя трубами. Как бы там не было, но я с радостью констатировал, что наш аппарат никуда не делся, более того, он вытворяет в небе такие чудеса, которые никому и не снились.
«Но как вернуть его на место?» – пронеслась у меня в голове мысль. Я мышкой навел стрелку на летающую тарелку и попытался её удержать, но она ловко ускользала от меня, делала прыжки в сторону, зигзаги, резкие повороты и круги. Как видно, моё вмешательство в игру внесло замешательство в обе команды. Одни не могли понять, что происходит, другие, пытаясь овладеть мячом, терпели неудачу. Однако дважды команде драконов и ангелов всё же удалось забросить мяч в трубу авиазавода. Не знаю, как так получилось, может быть, мне удалось поймать мышкой эту тарелку, может быть, игра уже закончилась, а может быть, самой тарелке надоело носиться по небу, но, в конце концов, я подцепил тарелку на свою стрелку и сопроводил ей до слухового окна нашего дома. Посадив её на крышу, я тут же, захватив с собой фонарик, полез на крышу по нашему чердачному входу.
Из подъезда Егора вела другая лестница на чердак, однако чердак был общим, и туда можно было проникнуть двумя путями. Дойдя до слухового окна возле квартиры Егора, я вылез на крышу и с радостью обнаружил нашу летающую тарелку на своём старом месте. Моему торжеству не было предела. Мне удалось вернуть её на своё место. Правда, я тут же подумал, а может быть, тарелка сама вернулась, потому что её батареи разрядились в небе, и ей необходимо было получить новый заряд. Я подсоединил к ней питание, и она опять заработала. Осмотрев её со всех сторон, я заметил на корпусе у неё вмятину, возможно, этим углом она и задела статую в сквере.
Спускаясь с крыши, я злорадно торжествовал. И всё же я был на голову выше Егора, хоть он и считался умником, и теоретически мог меня положить на обе лопатки, но зато я превзошёл его практически. Я знал больше его о сути вещей, и почему-то не хотел с ним делиться своим секретом. Хоть в этом я мог его в чем-то превзойти. Я не стал ничего говорить Егору о возвращении тарелки. Не стал ему звонить по телефону, да и было уже довольно поздно. Он мог уже лечь спать. Подумал, что скажу завтра.
Придя домой, я посидел ещё некоторое время за компьютером, порадовался своей победе, глядя на вернувшуюся тарелку на крыше нашего дома с американского спутника из космоса. Небесные сущности лениво двигались по экрану компьютера, казалось, что они устали после напряжённой игры и засыпали на ходу. К тому же они держались уже кучно, одна команда двигалась в районе авиазавода, а драконы с ангелами кружили над нашим засыпающим посёлком. Я посидел ещё некоторое время на балконе, любуясь полной луной, а потом пошёл спать.
Только уснул, раздался телефонный звонок и разбудил меня. Отец засобирался на работу. Я выглянул из своей комнаты и спросил:
– Что случилось?
– Спи, – сказал он сердито, – ничего не случилось.
– Какая-нибудь авария на заводе? – спросил я.
Мать тоже стояла рядом с отцом и задала ему свой вопрос:
– Может быть, это просто шутка и тебя кто-то решил разыграть?
– За такие шутки я любому рога обломаю, – зло ответил отец, – среди ночи так не шутят.
– Да что произошло? – всполошился я.
Мать посмотрела на меня сонными глазами и сказала:
– Какая-то глупость, или недоразумение. Позвонили их начальству из соседней ракетной части, прикрывающей завод, и сказали, что засекли на своих радарах странные вещи, которые происходят рядом с заводом. Чудеса, да и только! Говорят, что на реке рядом с аэродромом появился американский авианосец, и его атакуют всё те же японские самолёты, которых многие видели во сне. Начальство объявило тревогу. Вот отца и вызывают на его рабочее место. С ума все посходили.
Я юркнул в свою комнату и залез под одеяло, сделав вид, что сплю. Как только отец ушёл, и всё улеглось в доме, я, крадучись, пробрался в прихожую, взял с полки телефон и отнёс его в свою комнату, насколько позволял шнур. Залез с телефоном под одеяло и стал звонить Егору.
– Что случилось? – спросил он меня довольно бодрым голосом.
– Ты ещё не спишь? – спросил я его.
– Нет, – ответил он, – играю в воздушный бой.
– Сейчас же прекращай, – сказал я ему шепотом.
– А что произошло? – спросил он встревожено.
– Твою игру засекли военные радары. Моего отца вызвали по тревоге на работу. Думают, что возле завода происходит воздушный бой. Кончай играть.
– А ты не шутишь? – спросил он меня.
– Откуда бы я знал, что ты играешь в такой поздний час?
Я положил трубку и на цыпочках отнёс телефон в прихожую. Некоторое время я не мог уснуть, думая о происшедшем. Затем сон сморил меня, и я провалился в бездну без всяких снов. Под утро отец пришёл с завода не выспавшийся и раздражённый. Он сразу же лёг спать, объявив матери, что до обеда их отпустили с работы.
увствуя за собой вину, я долго провозился в ванной со своим умыванием, боясь, что могу выдать себя чем-нибудь в разговоре с родителями. Затем, наскоро перехватив бутерброд, убежал в школу. Мать уже ушла на работу, а отец спал. В школе только и был разговор о ночной тревоге. Многих родителей вызвали этой ночью на работу прямо из постелей. Егор сам нашёл меня на перемене и сказал:
– Знаешь, что наша тарелка вернулась.
– Нет, – соврал я. – Когда это произошло?
– Не знаю, – ответил он. – После твоего звонка я полез на крышу, чтобы понять, как мой компьютер могли засечь военные радары, и увидел там нашу тарелку. Представляешь? Она стояла на том же месте, где мы её установили. И к ней были подсоединены все провода. Уму не постижимо. Не могла же она сама подсоединить себя к системе питания и связи с нашими компьютерами. Как говориться, возвращение блудного сына. Во всём этом деле столько неясностей и загадок, что голова идёт кругом. Кстати, раз уж наша тарелка самопроизвольно взлетает, я решил присоединить к её видеокамерам миниатюрные передатчики. Сейчас они будут нам передавать всю информацию не по проводам, а напрямую, как по мобильной связи. И ещё, я убавил ей обороты вращения дисков, чтобы она больше не срывалась с места.
– Ты слышал о переполохе на заводе? – спросил я его.
– Ещё бы, все об этом только и говорят, – вздохнув, сказал он.
– А тебе не кажется, что вся вина за эти события лежит на нас?
– Так оно и есть, – сказал он, – но я же не знал, что тарелка вернулась. С сегодняшнего дня я поклялся себе больше никогда не прикасаться к этим играм.
Вечером Егор сообщил мне, что установил на видеокамерах тарелки миниатюрные теле-радио-передатчики, и мы можем наблюдать за тарелкой во время её движения в радиусе пятидесяти километров.
– Раз уж она летает самопроизвольно, – добавил он, – то я также усовершенствовал ей более лёгкое подключение к источнику электроэнергии, вмонтировав его в конус, на который она может упускаться. Всё Тип-Топ, лучше, чем на какой-то там базе на мысе Канаверал во Флориде. Иногда меня охватывает гордость за то, что мы с тобой, обыкновенные пацаны, создали нечто такое, что никому не приходило в голову. Тысячи ученых и инженеров ломают голову, как им решить ту или иную проблему, а мы с тобой, можно сказать, из ничего, из отходов с мусорной свалки собрали летающую тарелку, и она у нас летает над городом, как хочет. А ты хочешь, чтобы мы прекратили наши эксперименты. Да мы скоро с тобой, если всё так пойдёт у нас, узнаем всю подноготную Вселенной с её помощью.
– Ну-ну, – сказал я, выразив всем своим видом сомнение. – Ещё не известно, что из всего этого выйдет.
Егор сообщил, что его бабка уехала на несколько дней в деревню к родственникам, и что он полностью предоставлен самому себе.
– Тогда пошли в спортзал, – предложил я ему, – поиграем в баскетбол.
– В баскетбол я не играю, – сообщил он, – но попробовать можно. Это не очень сложная игра.
Мы оба отправились в спортзал. Там тренировалась женская команда, но нас приняли в игру. Катя была капитаном команды. Увидев нас с Егором, он пошутила:
– А вот пришли новички. Давайте их возьмём в нашу девичью команду.
Я смутился, а Егор, как ни в чём, шутливо возразил ей:
– А что? Неплохая идея. Хоть я не имею играть, а мой друг только начинает тренироваться, но могу поспорить, что если мы будем играть даже в самой слабой команде, всё равно у вас выиграем.
– Вот и хорошо, – сказала Катя, – сейчас мы проучим хвастунов.
Она разделила девочек на две команды. Мы попали в самую слабую команду, и игра началась. Внутренне я радовался, что опять играю с Катей и очень неплохо. С самого начала счёт повели мы. Я забросил три меча с середины поля. Егор пару раз промазал, но затем стал класть мячи в корзину так же метко, как и я. Нашим девочкам не приходилось много бегать. Как только мяч попадал им в руки, они тут же перебрасывали его нам, и мы снайперски отсылали его в корзину с любой точки поля. Чем больше счёт увеличивался, тем больше злилась Катя, она кричала на своих лучших подруг за каждый их промах, а те делали ещё больше ошибок.
Мы чувствовали, как атмосфера в зале накаляется. В воздухе трещали электрические разряды, но нас это только раззадоривало. Мы носились по залу как угорелые. Можно было удивляться, откуда только у нас бралась скорость и сноровка. Ни я, ни Егор абсолютно не были спортсменами. Мы так увлеклись, что вздрогнули от неожиданности, когда в зале заходили пол и стены ходуном, а стекла зазвенели. Где-то в коридоре или раздевалке разбилось окно. От грома содрогнулось всё здание, молния прорезало небо такой вспышкой, что внутри зала всё засияло. Девочки от ужаса завизжали и в страхе забились в угол. Игра сразу же прекратилась. У нас с Егором мороз прошёл по коже. На улице хлынул такой ливень, что из-за стены воды ничего не было видно в двух шагах. Такого у нас ещё никогда не случалось.
– Что же делать? – кто-то вскричал из девочек. – Как мы пойдём домой?
Мы стояли у окон и смотрели, как небесные хляби разверзлись, обрушив на наш город водяные потоки. Ни у кого из нас не было ни плащей, ни зонтов. Когда мы шли на тренировку, на небе не было ни облачка. Мы сразу же с Егором подумали одно и то же. Наши эмоции в спортзале преобразовали атмосферную энергию в осадки. Никто из девочек этого не подозревал, но мы были физиками и математиками, мы это знали точно, потому что тайно производили очень опасный эксперимент в городе. Девочки ушли в раздевалку и стали собираться домой. Мы с Егором тоже переоделись и стояли у выхода, дожидаясь, когда кончится дождь. Катя стояла рядом с нами и как-то очень грустно смотрела на льющуюся потоками воду.
– Мы можем тебя проводить немного, – сказал я ей.
У меня хватило на это смелости, потому что рядом со мной был Егор.
– Спасибо, – сказала она.
В её тоне я не почувствовал отказа.
Дождь прекратился внезапно, так же, как и начался. И девочки с криками бросились гурьбой врассыпную в разные стороны по домам, разбиваясь попарно или в тройки, перепрыгивая через лужи, смеясь, и возбуждённо о чём-то болтая. Мы с Катей и Егором втроём чинно прошли школьный двор, вышли на улицу и направились к скверу. Как только мы дошли до сквера, опять начался сильный дождь.
Давайте забежим ко мне и переждём ливень, – предложил Егор, – у меня всё равно нет никого дома. Бабка уехала в деревню. Я сейчас живу один. Напою вас чаем.
К моему большому удивлению Катя не отказалось от его предложения. Ещё несколько дней назад она проходила мимо нас, сидящих на скамейке, и не удостоила нас взглядом, а сейчас она не только шла рядом с нами, но и согласилась выпить с нами по чашке чаю. В душе я блаженствовал от такой перемены. Мы поднялись к Егору на пятый этаж и в прихожей сняли насквозь промокшую обувь. Катя прошла в гостиную и устроилась на диване. Егор включил музыку. Я пошёл с ним на кухню, чтобы помочь ему накрыть на стол. Когда мы остались вдвоём, я ему тут же выложил:
– Чур! Это – моя девушка. Чтобы между нами не было никаких неясностей и недоразумений.
– Да ты что?! – удивился он. – Не думаешь ли ты, что я буду за ней ухаживать. Она для меня старовата. Для тебя стараюсь.
Я его поблагодарил, мы нагрузили на поднос чашки с чаем, сахар, печенье, и отнесли всё в гостиную. Затем вернулись на кухню за самоваром.
– А у меня есть малиновое варенье, – сказал Егор. – Может быть, быть я наложу его в вазочку? Это профилактика против простуды.
– Давай, – сказал я ему.
– Есть и покрепче, – заметил он.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я его.
– Бутылка рома, – ответил он и добавил, – открытая.
– Откуда у тебя бутылка рома? – удивился я.
– Бабка на нём делает какие-то лекарственные настойки, – пояснил он, – а давай добавим немного рома в варенье. Это будет самое то, ведь мы все промокли.
– Валяй, – сказал я ему.
Он достал из серванта бутылку рома и налил его в варенье. Захватив самовар и вазочку с вареньем, разбавленным ромом, мы вышли к Кате в гостиную, и начался наш пир.
Катя, попробовав варенье, сказала, что у него странный вкус.
– Его лучше пить с чаем, – сказал Егор и бухнул ей варенья полвазочки в чай.
– Куда мне столько? – возмутилась Катя.
– Пей, – простодушно сказал Его, – варенья полно на кухне. Оно очень хорошо помогает от простуды.
Катя попробовала напиток. Я думал, что она отодвинет чашку и не станет пить. Но она этого не сделала.
Так мы выпили под музыку несколько чашек горячего чая с Егоровым вареньем. Раза два он исчезал на кухне с пустой вазочкой, и через некоторое время появлялся с новой. Мне показалось, что он на кухне несколько раз прикладывался к бутылке с ромом, потому что с каждым разом становился всё веселее. Через некоторое время нам с Катей тоже стало весело. Егор предложил нам станцевать и первым пригласил Катю на танец. Она встала из-за стола и положила руку ему на плечо. Он был на голову ниже её, и мне было забавно наблюдать, как они танцуют. Затем настала моя очередь. Я одну руку положил ей на талию, другой взял за кончики пальцев, но вальс я танцевать не умел, и мы быстро перешли на танго. Егор поставил медленную музыку и притушил свет так, что гостиная погрузилась в уютный полумрак. Мне было приятно слышать её дыхание, слегка обнимать её и медленно двигаться в такт музыки. У меня кружилась голова, может быть, оттого, что я впервые в жизни танцевал не просто с девушкой, а девушкой своей мечты, в которую был влюблён, а может быть, оттого, что мы попали в сильное торсионное поле нашего агрегата, который вращался как раз над нашими головами.
В какой-то момент мы все потеряли чувство времени и реальности. Нам все было хорошо и не хотелось, чтобы когда-нибудь кончился этот вечер. Время от времени меня сменял Егор, но большую часть времени с Катей танцевал я. Затем Егор куда-то исчез и долго не появлялся. Да он и не был уже нам нужен. Катя принимала мои ухаживания как кавалера, и как старшего среди кавалеров этого вечера. Было время, когда я чуть не потерял голову, мои губы коснулись её щеки. Её тело сразу же напряглось, и она выставила руки для защиты. Я понял, что всё чуть не испортил, и извинился, сказав, что это произошло нечаянно. Она мне сказала.
– Больше этого не делай. А то испортишь этот вечер.
Я ей сказал, что не буду этого делать. Но я почувствовал, что в её голосе уже не было прежней категоричности. Мы танцевали ещё некоторое время, забыв обо всём мире. Вдруг я увидел, как появился Егор. Вид у него казался растерянным.
Он сделал мне знак и вышел в коридор. Я дотанцевал с Катей этот танец и, проводив до дивана, вышел в коридор. Коридор был освещён тусклым рассеянным светом через полуоткрытую дверь в ванную. Лицо Егора мне показалось бледным.
– Что произошло? – спросил я его шепотом.
– Уведи Катю, – также шепотом сказал он. – Дождь кончился.
– Но почему? – удивился я.
– Потом объясню, – ответил он.
– Но что произошло?
Егор в нерешительности посмотрел на меня и объявил:
– Пришли мои родители.
– Ты с ума сошёл, – вырвалось у меня из груди от ужаса, который я вдруг испытал.
– Сойдёшь тут с ума, – сказал он и покосился на закрытую дверь спальни, через щели которой пробивался свет.
– Они там? – спросил я его.
Он кивнул головой. Мне, почему-то, захотелось, как можно быстрее, унести из его квартиры ноги.
– Ты только об этом никому не говори, – предупредил он меня, – всё так необычно, что я сам в себя не могу прийти. Я конечно рад, что они воскресли, но не ожидал, что случится это так быстро.
Не говоря ни слова, я вернулся в гостиную и, наклонившись к Кате, тихо сказал ей.
– Время позднее. Я могу проводить тебя.
Она поблагодарила и встала с дивана. Мы вышли в прихожую надели свою мокрую обувь и, захватив сумки со спортивной формой, спустились с пятого этажа на улицу. Дождь, и в самом деле, перестал. Небо было ясное, но звезд было мало, потому что над нашими головами светила полная луна. Я взял Катю под руку, и мы вышли к скверу. Я плохо соображал, поэтому всю дорогу молчал. Дойдя до пересечения улиц, мы поднялись по лестнице к кинотеатру «Родина», обогнули его слева, свернули во двор Катиного дома и остановились у её подъезда. Катя жила близко от нашего дома.
– Спасибо за вечер, – просто сказала она мне, – я вижу, ты – неплохой парень. Завтра увидимся в школе.
Сказав эти слова, она исчезла в проёме отрытого подъезда. Я так ей и ничего не сказал на прощанье. Некоторое время я стоял на одном месте, как будто врос в землю и тупо смотрел на горящую электрическую лампочку, весящую над подъездом. На меня нахлынула такая гамма чувств, что я не мог понять, что же я чувствую больше: радость от моих первых проводов любимой девушки, или страх от сообщения моего друга. Наверное, я чувствовал то и другое вместе.
Я повернулся и пошёл домой. Подойдя к нашему дому, я с ужасом посмотрел на окна квартиры Егора. В спальне горел свет, вероятно, там находились его родители. Его сообщению я сразу же поверил, потому что заранее был уже подготовлен к нему. Я верил, что рано или поздно родители Егора воскреснут и вернуться. Он так этого хотел, так добивался, что они не могли не воскреснуть. Я хотел подняться к нему, но все мои члены сковал страх. Я боялся мертвецов. Я не знал, что думать обо всём этом происшествии. Я решил позвонить ему из дома. Когда я поднялся к себе, меня холодно встретил отец в прихожей.
– Я, конечно, понимаю, что ты уже почти взрослый, – начал он сердито, – но пока ты живёшь с нами, будь добр приходить домой во время. Где это ты шляешься по ночам? Ты знаешь, который час? Мы с мамой уже не знали, что и подумать. Полночь, я его всё ещё нет дома. Рано начинаешь гулять.
Я посмотрел на часы в прихожей. Они показывали без четверти двенадцать.
– Родители Егора вернулись, – сказал я.
– Что ты такое мелешь, – разозлился отец, – да я вижу, что ты пьян. А ну, дыхни.
Отец приблизился ко мне и с шумов вдохнул воздух.
– Так и есть! – воскликнул я. – Пил.
И отвесил мне тяжёлый подзатыльник.
– А ну, живо, иди, раздевайся и ложись спать, – приказал он мне.
Я повиновался. Уйдя в свою комнату, я сбросил одежду и бухнулся на кровать. Голова у меня слегка кружилась, меня клонило ко сну. Но я всеми силами пытался не заснуть. Когда в доме всё стихло и улеглось, я пробрался в ванную и умыл лицо холодной водой. Затем перенёс туда телефон и позвонил Егору. Он взял трубку.
– Как ты там? – спросил я его.
– Нормально, – ответил он спокойным голосом.
– Это – правда, что ты мне сказал? Или решил разыграть?
– Правда, – сказал он. – Сейчас я не могу говорить, поговорим завтра.
– Тебе нужна моя помощь? – спроси я.
– Нет, – ответил он и положил трубку.
Я вернулся в свою комнату, упал на кровать и заснул мёртвым сном.
На следующий день я чуть не проспал в школу. Родители уже ушли на работу, когда я вскочил с кровати и посмотрел на часы. До урока оставалось всего двадцать минут. Быстро умывшись и одевшись, я схватил портфель и без завтрака убежал в школу. В это утро я, как никогда, оценил близость своего дома к школе. Когда я поднимался по лестнице в свой класс, прозвенел звонок. Катя уже сидела на своём месте. Проходя мимо неё, я поздоровался, но она не ответила мне. Её голова была опущена. Сев за парту, я ещё раз бросил на неё взгляд. Она так и сидела, не изменив позы, и смотрела в одну точку перед собой.
Начался урок. Я немного отвлёкся от своих переживаний. А когда наступила перемена, Катя быстро встала и вышла из класса. Я тоже вышел в коридор, но нигде её не увидел. Перед следующим уроком она опять появилась в классе, села не своё место, не глядя на меня. Меня встревожило её поведение. Наши с ней отношения, как будто, вернулись в прежнее состояние, когда она меня не замечала. Но на этот раз она не выглядела высокомерной и холодной. Напротив, я заметил в её движениях напряжённость. Лицо у неё было бледное. Весь урок я провёл в муках, думая о ней. Я почти не слышал объяснения учителя. На вопросы отвечал невпопад, одним словом, вёл себя очень рассеянно. К концу этого урока, я собрался с мыслями и решил объясниться с Катей. Как только прозвенел звонок, и Катя встала из-за парты, я тут же вскочил со своего места и проследовал за ней в коридор.
– Катя, – сказал я чуть дрогнувшим голосом, – я хочу с тобой поговорить.
– Не сейчас, – сказала она, – я хочу побыть одна.
– Но я должен с тобой поговорить, – повторил я настойчиво.
Она остановилась и посмотрела на меня рассеянным взглядом, как на пустое место. «Опять, – подумал я, – опять этот взгляд. Да что такое происходит?!»
– Я тебя обидел? – спросил я.
– Нет, – ответила она, – дело не в тебе.
– А в чём?
– Случилось, что-то странное, – сказала она, – но ты всё равно не поймёшь.
– Почему же? – удивлённо спросил я.
– Я сама этого не понимаю.
– Да что произошло? – спросил я, теряя терпение.
– Вчера поздно вечером одна женщина принесла нам домой моего маленького брата?
– Ну и что? – спросил я её.
– Дело в том, что мой братец умер три года назад. Тогда ему было три года. И женщина нам принесла такого, какого мы тогда его похоронили.
– А я не знал, что у вас было такое горе! – воскликнул я, поражённый этим известием.
– Я никому об этом не говорила, – сказала она. – Когда я пришла вчера поздно вечером, родители даже не заметили этого. Они были заняты малышом, и верили и не верили в то, что он вернулся к нам с того света. Но ещё более странно то, что его принесла одна женщина, которая нас раньше знала. Она тоже умерла вскоре после смерти моего брата. Ты можешь в это поверить?
– Могу, – сказал я, содрогнувшись от холода, пробежавшего по всему моему телу. – Егор мне сказал, что его родители тоже вернулись с кладбища живыми и здоровыми. Ты же знаешь, что они тогда погибли во время прыжков с парашютом.
– Что же происходит в мире? – спросила она, глядя задумчиво сквозь меня. – Неужели это конец света, как написано в Библии.
Я пожал плечами. Разве мог я сказать ей что-то о торсионных полях. Катя удалилась. Я не решился её удерживать. Мне захотелось немедленно разыскать Егора и расспросить его обо всём, но прозвенел звонок, и начался третий урок.
а большой перемене я встретил Егора.
– Ну, как? – спросил я его. – Ты знаешь, что покойники ожили?
– Ещё бы не знать, – сказал он, – когда вы с Катей танцевали, они пришли с кладбища.
– Но это же так неестественно! – воскликнул я.
– Ещё бы, – согласился он, – такого ещё никогда не было. Но я предполагал, что такое может произойти. Поэтому и начал эксперимент.
– Но как это произошло? – спросил я его.
– Вероятно, – подумав, ответил он, – торсионные поля стали порождать вокруг себя иную сферу, то есть, привлекать к себе другие торсионные поля. Пространство и время несколько уплотнились. А среда, окружающая наш посёлок, стала неким средоточием проявления скрытых инерционных сил, которые до этого находились в заторможенном кинетическом состоянии, которое можно ещё назвать сонным. Прошлое совместилось с настоящим временем, а общее торсионное поле стало активизировать те поля, которые как бы некоторое время назад исчезли. Как я думаю, под влиянием нашего аппарата вчера произошло необычное явление. И гроза, и ливень совсем не походили на те дожди и грозы, к которым мы привыкли.
– Ты же знаешь, что грозы осенью у нас явление редкое, почти невозможное, – согласился я с ним.
– Так вот, – продолжал он, – уплотнение торсионными полями атмосферы вызвали то, что можно назвать одним словом, пробуждение. Мёртвые пробудились.
– Как?! – воскликнул я с удивлением, – они встали из могил и отправились по домам.
– Нет, – ответил он, – здесь процесс был намного сложнее. Вода, падающая с неба, под действием торсионных полей стала скручиваться в определённые сложнейшие структурные строения, которые несли с собой слабые торсионные поля умерших людей. Эта тонкая энергия, назовём её, слабая пульсация эфира душ умерших, преобразовалась в материю под воздействием этих полей. То есть из воздуха и воды было произведено то, что когда-то было в единении, как цельный организм в сочетании души и тела.
