Владимир Алексеевич Колганов
Загадочная Русь: от Рюрика до Путина
Наряду с подобными откровениями, на слушаниях было озвучено немало информации, которая могла бы стать основой для тщательного разбирательства. Особый интерес членов комиссии вызвали финансовые операции некоторых немецких и американских банков во время первой мировой войны. Вот отрывок из свидетельских показаний офицера разведки США Беккера, посвящённых деятельности банка Kuhn, Loeb & Co. (далее представлены выполненные автором переводы из подлинных протоколов подкомитета 'U.S. Senat, Brewing and Liquor Interests and German and Bolshevik Propaganda. Hearings bevor the Subcommittee on the Judiciary, 65th Cong.', 1919, 2:2154-74):
«Партнёры в фирме "Кюн, Лёб и К°" – Пауль М. Варбург, Феликс Варбург, Отто Кан, Мортимер Л. Шифф <…> и Джейкоб Шифф, глава фирмы. <…> Феликс Варбург и Пауль Варбург были членами фирмы "М.М. Варбург и Ко" в Гамбурге. Это данные 1914 года, до начала войны. <…> Иначе говоря, в то время существовали партнёрские отношения между двумя этими фирмами. Как следует из документов, было намерение финансировать германскую пропаганду через фирму "Кюн, Лёб и К°"».
К этому следует добавить, что Джейкоб (Якоб) Шифф родился во Франкфурте в 1847 году, в семье биржевого брокера, который обслуживал семейство Ротшильдов. Шифф работал в различных финансовых организациях Европы, а в 1875 году по приглашению Абрахама Кюна переехал в США, где женился на Терезе Лёб, дочери Соломона Лёба, и стал одним из совладельцев фирмы Kuhn, Loeb & Co, которая представляла интересы европейских Ротшильдов в США. Пауль Варбург, правнук одного из основателей гамбургского банка M. M. Warburg & Co., родившийся в 1868 году, женился на другой дочери Лёба, Нине. В 1902 году Пауль эмигрировал в США, где стал работать в фирме тестя. Чуть раньше за океан перебрался его брат Феликс, который после женитьбы на дочери Джейкоба Шиффа стал партнёром в фирме Kuhn, Loeb & Co., а в 1906 году участвовал в создании АЕК. Макс Варбург, брат Пауля и Феликса, с 1910 года был директором банка в Гамбурге. К этому семейству принадлежал и Фриц Варбург, служивший во время первой мировой войны коммерческим атташе в германском посольстве в Стокгольме. Таким образом, семейства Варбурга и Шиффа связывали не только деловые интересы, но и теснейшие родственные узы, что, несомненно, помогало в проведении финансовых операций и реализации политических проектов.
В своих показаниях Беккер сообщает о сомнительных финансовых операций некоторых американских фирм, которые можно расценивать как действия в интересах германского правительства. Но после того как он упомянул имя Джейкоба Шиффа в связи с покупкой облигаций англо-французского займа, последовало возражение:
«Сенатор Кинг [демократ от штата Юта]: <…> Я не считаю нужным в рамках этого расследования вносить в протокол имя мистера Шиффа или других банкиров, раскрывая их частный бизнес. <…>
Сенатор Оверман. <…> Я думаю, мы должны знать всё о германских трансакциях здесь, и о тех, кто способствовал ведению германской пропаганды и обслуживанию этих денег. Здесь было показано, что они выделили 50 млн долларов на германскую пропаганду. <…>
Беккер [отвечая на обвинения в предвзятости]: Я не имею намерения атаковать их [фирму "Кюн, Лёб и Ко"], но я могу привести факты, которые вовсе не свидетельствуют о том, что фирма была полностью прогерманская, но показывают, что она занимала болезненно нейтральную позицию [painfully neutral]… Отто Кан пытался дружить с обеими сторонами. <…>
Сенатор Кинг. Это было до вступления нашего правительства в войну!»
Желание некоторых членов комитета вывести из-под удара влиятельных американских банкиров вполне понятно – нельзя допустить появления даже тени подозрения в их причастности к незаконным сделкам, поскольку это нанесёт удар по американской финансовой системе.
Далее Беккер зачитал письмо Гуго Шмидта, представителя «Дойче Банка», отправленное 5 октября 1915 года в Берлин:
«Когда я встречался с мистером Каном в его кабинете, Джейкоб Шифф также говорил со мной и спросил, верю ли я в возможность покупки бумаг Рейхсбанка».
Вот как Беккер поясняет смысл этой фразы:
«Беккер: В своей миссии Гуго Шмидт широко использовал помощь некоторых американских банковских учреждений. Это было, когда мы были нейтральными, но их действия наносили ущерб британским интересам. <…>
Сенатор Кинг: Была ли это обычная банковская сделка?
Беккер: Это как посмотреть. Она имеет отношение к маскировке валюты, чтобы она казалась нейтральной валютой, когда в действительности это была немецкая валюта в Лондоне. В результате этих операций, в которых "Гаранти Траст" [американский банк, находившийся под контролем семейства Морганов] участвовала главным образом между 1 августа 1914 года и моментом вступления Америки в войну, "Дойче Банк" сумел в своих отделениях в Южной Америке получить от Лондона 4.670.000 фунтов стерлингов».
Даже для человека несведущего в банковских делах ясно, что и Кан, и Шмидт, и Шифф при совершении некоторых финансовых операций действовали в интересах правительства Германии. Осталось прояснить роль в этих сделках ещё одного влиятельного финансиста, Макса Варбурга.
Энтони Саттон цитирует в своей книге шифрованную телеграмму из сборника германских документов, составленного А. Шерером и Ж. Грюневальдом [L'Allemagne et les problemes de laoaix pendant la Premiere guerre mon-diale. Ducuments extraits des archives de 1'Office allemand des Affaires etraneercs. Publics par A. Scherer et J. Grunewald. Paris. 1962]. Эта телеграмма была отправлена 30 июня 1915 года заместителем статс-секретаря Циммерманом германскому посланнику в Стокгольме:
«Банкир Макс Варбург из Гамбурга в ближайшие дни прибудет к вам с особо секретным заданием, которое он изложит Вашему Высокоблагородию лично. Для видимости он будет выступать в роли специального уполномоченного немецкого правительства по валюте и вопросам, связанным с разрешениями на экспорт в нейтральные страны, и будет вести переговоры в связи с неурегулированными авансами и франкированием задержанных товаров. Прошу сообщить всему персоналу посольства, включая генерального консула Хауга, только эту цель поездки и оказать господину Варбургу необходимую поддержку во всех переговорах, или просить об этом господина Хауга. Но до его прибытия об этом деле вообще не нужно упоминать».
Следует обратить внимание, что этот таинственный визит пришёлся как раз на то время, когда германское правительство начало выделять деньги Александру Парвусу-Гельфанду на помощь российским социал-демократам для ведения революционной, прежде всего антивоенной пропаганды. Можно предположить, что германский подданный Макс Варбург прибыл для переговоров с владельцем стокгольмского Nya Banken, через который предполагалось переводить эти деньги. Конечным элементом сложной цепочки была фирма Якова Ганецкого (Фюрстенберга), который и становился распорядителем этих вроде бы легально заработанных средств – на современном жаргоне такая операция называется «отмыванием денег». Таким образом, Ленин и другие социал-демократы оставались в неведении относительно источника их происхождения. Во всяком случае, нет никаких доказательств, чтобы утверждать обратное.
А вот что было сказано об американском гражданине Поле (Пауле) Варбурге на слушаниях в комитете Овермана:
«Сенатор Нельсон: Один из Варбургов был назначен в правление Федерального Резерва [Federal Reserve Board, Paul M. Warburg]. <…>
Сенатор Рид: Он был связан с фирмой "Кюн, Лёб и К°" вплоть до этого назначения. <…> Мы должны расследовать всё это в нашем комитете. <…>
Сенатор Кинг: Не было человека более лояльного и преданного нашей стране во время войны, чем Поль Варбург. И нет другого человека, который бы способствовал успеху закона о Федеральном резерве, чем мистер Варбург. И я думаю, что его отставка с этого поста нанесёт ущерб нашей стране.
Сенатор Оверман: Мы все согласны с этим, и я думаю, что сделанное здесь заявление показывает, что он оказывал поддержку фирме "Кюн, Лёб и К°". Они не финансировали немцев.
Беккер: Нет сомнений, что связь между фирмами "М.М. Варбург К°" и "Кюн, Лёб и К°" должна была стать основой для финансирования здесь, но у них ничего не получилось [was going to be all powerful to produce financing here, and they were grievously disappointed in that]».
Ещё раз убеждаемся, что как только речь заходит о сомнительных сделках с участием представителей финансовой элиты, так сразу же находятся защитники. Не удивительно, что расследование финансовых операций Джейкоба Шиффа и Поля Варбурга во время первой мировой войны не имело продолжения.
На этом история об источниках финансовых средств, которые были использованы для подготовки революции в России, закончена. Германия через своих агентов выделяла деньги на антивоенную пропаганду, но не более того. Джейкоб Шифф финансировал распространение революционной литературы среди пленных российских солдат в 1905 году и через Американский еврейский комитет помогал российским евреям бороться за свои права после февральской революции. Так что строить «новый мир» правительству большевиков пришлось на собственные средства. Куда более важно найти ответ на вопрос: что именно собирались строить?
В августе 1915 года в газете «Социал-демократ» была опубликована статья Ленина «О лозунге Соединённые Штаты Европы», где он сообщил следующее:
«В манифесте Центрального Комитета этот лозунг прямо формулирован как политический ("ближайшим политическим лозунгом…" – говорится там), причём не только выдвинуты республиканские Соединённые Штаты Европы, но и подчеркнуто специально, что "без революционного низвержения монархий германской, австрийской и русской" этот лозунг бессмыслен и лжив».
Конференция заграничных секций РСДРП постановила отложить вопрос о лозунге «Соединённые Штаты Европы» до обсуждения в печати «экономической стороны дела». Однако цели, которые ставили перед собой большевики, были куда более грандиозными – своё влияние они намеревались распространить на весь мир:
«Соединённые Штаты мира (а не Европы) являются той государственной формой объединения и свободы наций, которую мы связываем с социализмом, – пока полная победа коммунизма не приведёт к окончательному исчезновению всякого, в том числе и демократического, государства. Как самостоятельный лозунг, лозунг Соединённые Штаты мира был бы, однако, едва ли правилен, во-первых, потому, что он сливается с социализмом; во-вторых, потому, что он мог бы породить неправильное толкование о невозможности победы социализма в одной стране и об отношении такой страны к остальным».
Понятно, что в ситуации, когда не хватает средств даже на еду, большевикам, застрявшим в эмиграции, оставалось лишь мечтать и рассуждать о грядущем процветании. К сожалению, уверенность в том, что они смогут осчастливить всё человечество, не имела под собой ни малейших оснований. Успехи США в развитии материальной базы своего общества уже тогда были вполне реальны, а большевики могли противопоставить этому только призывы, лозунги и обещания. В конечном счёте, они так и не смогли доказать преимуществ социализма, однако причина их неудач отнюдь не в ошибочной тактике. Увы, природа человека такова, что личное материальное благополучие рано или поздно становится жизненным приоритетом, и тогда благие намерения рассеиваются как утренний туман.
В первые годы после прихода к власти большевиков была предпринята попытка «разжечь огонь мировой революции». Однако неудачи в Германии и Венгрии, слабость советской экономики заставили Сталина отказаться от этой идеи, хотя Лев Троцкий продолжал мечтать о единой социалистической Европе. В октябре 1929 года один из основателей советского государства, уже находясь в вынужденной эмиграции, написал статью, которая была опубликована в парижском издании «Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)». Троцкий не был бы убеждённым большевиком, если бы не рассматривал проект объединения Европы всего лишь как «политическую форму революционной диктатуры европейского пролетариата»:
«Мы объединим Европу. Мы её объединим против враждебного нам капиталистического мира. Мы сделаем её могущественным плацдармом воинствующего социализма. Мы сделаем её краеугольным камнем мировой социалистической федерации».
Символом воинствующего социализма стал красный флаг. Считается, что он использовался в качестве эмблемы восстания с давних пор, ещё до Великой французской революции. Позднее под этим флагом шли в наступление солдаты Красной армии. Но вот какое совпадение: в IX веке на нашу землю пришли руги и захватили власть. Родом они были из юго-западной части Скандинавии, а прозвище «рос», превратившееся в «русь», получили от греков, которые прозвали так пришельцев по внешнему виду – лица их были непривычно красные или розовые, в отличие от смуглых южан (см. главу 11). Почти двенадцать веков минуло с тех пор, и ситуация повторилась. Из Скандинавии, ранее проделав путь через Германию, на территорию России опять явились «красные», чтобы захватить власть в государстве, а если удастся, то покорить весь мир. К этому следует добавить, что бабушка Ленина по материнской линии оказалась немкой с примесью шведской крови. Можно было бы напомнить и о еврейских корнях Ильича, и о том, что среди тех, кто пришёл к власти, было множество евреев. Однако дело тут не в национальности – не было бы этих, наверняка нашлись бы какие-то другие. Поэтому и первые киевские князья, и Иван Грозный, и Ленин с Троцким кажутся пешками в чьей-то зловещей игре. Что уж тогда говорить о русских людях, которые так и не стали хозяевами на своей земле.
Нам остаётся лишь констатировать, что смена режимов власти в России следует некой закономерности, которую ещё предстоит понять и объяснить.
Глава 17. Иллюзии и неизбежность
Нет сомнения, что на первых порах у большевиков хватало воли для созидания, и даже творческих сил было в избытке, судя по тому, как рьяно они взялись за реформы. Проблема в том, что прежде чем начинать воплощение грандиозных замыслов следовало оценить возможность их осуществления. Согласны ли были жители страны кардинально поменять стиль жизни, предать забвению прежних кумиров и присягнуть на верность новой власти? Увы, об этом их никто не спрашивал.
Надо учесть, что за время после октября 1917 года до окончания гражданской войны более миллиона человек покинуло Россию – это дворянская знать, крупные землевладельцы, фабриканты, состоятельные чиновники, коммерсанты и военные. Но чиновники средней руки, учёные, преподаватели и врачи, лавочники и зажиточные крестьяне не имели возможности уехать из страны, хотя новая власть лишила их надежд на продолжение более или менее обеспеченного существования. Остались в России и родственники тех, кто погиб сражаясь в рядах Белой армии. Можно ли было рассчитывать, что все эти люди с пониманием отнесутся к переменам и поддержат власть большевиков?
Было бы странно, если бы среди тех, кто отказался от эмиграции, не было убеждённых противников новой власти, готовых с оружием в руках бороться за возврат к монархии или за установление военной диктатуры. Для борьбы с активными врагами революции большевики создали ВЧК. Но что делать с миллионами людей, которым не нужен был ни социализм, ни коммунизм, которые затаили в себе ненависть к большевикам и не испытывали энтузиазма по поводу грядущего процветания социалистической России?
Чтобы переубедить сомневающихся, приходится тратить много сил и времени, причём без особой надежды на успех. Гораздо проще вместо убеждения использовать пропаганду, вдалбливая в головы примитивные истины и лозунги. Если даже это не срабатывает, то есть проверенное средство – для перевоспитания отправлять в трудовые лагеря, решая попутно задачу восстановления экономики. Именно по этому пути и пошла новая власть.
Но тут новая беда – среди тех, кто примкнул к большевикам после победы революции, оказались люди, для которых участие в строительстве новой жизни было только средством достижения личного благополучия, удовлетворения собственных потребностей, нередко вопреки требованиям морали. Типичный пример «революционного карьериста» – это Михаил Тухачевский.
Всего через несколько месяцев после начала первой мировой войны подпоручик царской армии попадает в плен, затем после нескольких неудачных попыток побега ему всё же повезло, и в октябре 1917 года он возвращается в Россию. История эта загадочная, и не исключено, что в ней приняли участие представители германского генштаба (см. книгу «Дом Маргариты»). Если рассказ о переправке в Россию Ленина и других социал-демократов в пломбированном вагоне выглядит как анекдот, то обстоятельства бегства Тухачевского из строго охраняемой крепости Ингольштадт заставляют предположить, что он был завербован германской разведкой.
Действительно, во время первой мировой войны германские власти вели активную работу среди русских военнопленных, пытаясь использовать их после возвращения в Россию. Об этом свидетельствует письмо германского посланника в Берне рейхсканцлеру 24 августа 1916 года, где речь идёт об участии эсера Цивина в вербовке военнопленных:
«Цивин произвел очень положительное впечатление в компетентных военных ведомствах, которые заявили о своей готовности предоставить в его распоряжение крупные денежные средства. В то время Цивин посетил несколько лагерей военнопленных. При этом у него была возможность отобрать несколько подходящих людей, которых можно было бы послать из Швейцарии в Россию. Цивин на протяжении некоторого времени снабжал русских военнопленных в Австрии соответствующей литературой. <…> Затем он послал в Россию несколько человек, которые там работали для его партии».
Этим каналом мог воспользоваться и Тухачевский, дав притворное согласие работать на Германию.
После возвращения на родину всего несколько месяцев понадобилось Тухачевскому для того, чтобы вступить в ряды Красной армии и в партию большевиков. Уже в июне того же года он был назначен командующим 1-й армией Восточного фронта, затем командовал армиями на других фронтах, участвовал в разгроме войск генерала Деникина. По отзывам современников, в этих сражениях Тухачевский проявил себя как талантливый военачальник.
Однако самым примечательным для Тухачевского стал 1921 год. За несколько месяцев он успел подавить мятеж в Кронштадте и восстание на Тамбовщине, а между ратными делами сменил несколько жён и любовниц, не забывая писать научные труды, в которых анализировал опыт подавления контрреволюционных выступлений, в том числе с использованием ядовитых газов. Трудно поверить, что всё это совершил внук генерала, сын потомственного дворянина.
В 1922 году, оценивая причины Тамбовского восстания, Тухачевский писал в статье «Искоренение бандитизма», опубликованной в сборнике «Революция и война» (№ 2, 1922 г.): «Всё население, до последнего человека, надо просмотреть и протереть с песком». Такой метод установления порядка должна была использовать царская охранка, чтобы не допустить революции в 1917 году. Нет сомнения, что белогвардейская контрразведка взяла бы его на вооружение в случае победы Белой армии в гражданской войне. А в середине 30-х годов прошлого века задача установления тотальной слежки и устранения неблагонадёжных стала актуальной и для ОГПУ-НКВД.
За двадцать лет многие противники советской власти смирились с новыми реалиями, не помышляя более о заговорах или вооружённых выступлениях. Однако в условиях, когда нацистская Германия и Япония готовились к войне, наличие внутренней оппозиции, готовой поддержать любыми средствами внешнюю агрессию, могло стать фатальным для СССР. Особую опасность представляли такие люди в армии.
Вот отрывок из речи Сталина в Кремлёвском дворце на выпуске слушателей военной академии Красной армии в мае 1935 года:
«Необходимо <…>.. вооружиться крепкими нервами, большевистской выдержкой и упорным терпением, чтобы преодолеть первые неудачи и неуклонно идти вперёд к великой цели, не допуская колебаний и неуверенности в своих рядах».
Первая масштабная попытка очищения рядов была предпринята в 1930 году в рамках операции «Весна». Тогда пострадали многие военспецы, имевшие высокие чины в царской армии. Но вскоре стало понятно, что, если так пойдёт, военные училища и академия РККА останутся без квалифицированных педагогов, поэтому операцию свернули.
Что же, помимо опасений за «стройность рядов», подтолкнуло власть к организации массовых репрессий? Проще всего свести всё дело к маниакальной подозрительности Сталина. Возможно, первые подозрения появились после того, как в 1936 году он получил от Канариса через чехословацкого президента Бенеша документы, указывающие на участие Тухачевского в подготовке заговора. Однако эта версия противоречит логике, поскольку за несколько лет до начала войны ещё сохранялась возможность подготовить новые кадры военачальников вместо героев гражданской войны и заслуженных кавалеристов, что и было сделано. Совсем иной эффект мог быть, если бы дезинформацию о существовании заговора направили Сталину в 1939 году.
Есть мнение, будто всему виной некий документ, свидетельствующий о сотрудничестве Сталина с охранкой. Документ попал в руки Якира, позже Тухачевского, а Сталин, узнав об этом, решил расправиться со всеми, кто знал или мог знать о позорной странице его прошлого. Но тут вот какая «закавыка» – количество арестов и побегов Сталина никак не укладывается в обычную схему взаимодействия охранки со своим агентом. Какой толк от «засланного казачка», если он то и дело сидит в тюрьме, в ссылке или находится в бегах? Нет, охранка тщательно заботилась о том, чтобы агент постоянно находился в гуще политических событий, общался с действующими революционерами, а не с соседями по камере.
Бессмысленна и версия, будто причиной репрессий в отношении Тухачевского было то, что он мешал сближению Гитлера и Сталина. Достаточно Тухачевского «задвинуть в тень», лишив возможности влиять на внешнюю политику, что и было сделано. Столь же нелепо и предположение, будто Тухачевский был оклеветан в результате борьбы за власть в высшем руководстве армии. Рубить под корень весь командный состав ради устранения конкурента – такое может прийти в голову разве что с большого перепоя. Нарком обороны Ворошилов был не настолько кровожаден и глуп, к тому же всё решал не он, а Сталин.
Нет сомнения, что массовый характер репрессий был вызван желанием некоторых работников НКВД сделать карьеру на разоблачении грандиозных заговоров. Однако решающим аргументом для принятия решения об арестах стали доносы, поступавшие в НКВД. На первых этапах люди доносили добровольно, следуя желанию занять более высокую должность после ареста своего начальника, а заодно получить квартиру, которую он прежде занимал. По мере раскручивания маховика репрессий, арестованные стали клеветать по принуждению, под угрозой пыток. И всё же хотелось бы понять, с чего всё началось, кто сумел так «напугать» Сталина, что после долгих месяцев сомнений он всё же приказал начать аресты среди высшего командного состава Красной армии.
Если верить авторам Справки комиссии по делу Тухачевского, составленной в 60-х годах, и материалам из архивов ОГПУ, «злым гением» массовых репрессий против военспецов в 30-х годах была Ольга Андреевна Зайончковская. Дочь бывшего царского генерала, профессора Военной академии РККА воспитывалась в аристократической семье – судя по некоторым сведениям, её мать была из влиятельного графского рода. Андрей Медардович Зайончковский родился в семье безвестного начальника телеграфной станции в городе Орле, однако удачная женитьба помогла ему сделать карьеру в царской армии. Каково же было разочарование членов генеральской семьи, когда трудами праведными достигнутое благоденствие разрушила презренная «чернь» в 1917 году! Бежать за границу, не имея сундука, набитого фамильными драгоценностями, и вкладов в иностранных банках – такое решение было бы наивным и бессмысленным. Именно поэтому Андрей Зайончковский поступил на службу в Красную армию уже в 1918 году. И вот какая сложилась ситуация – муж занимал важные должности в РККА, а жена люто ненавидела советскую власть и, по воспоминаниям соседки, даже на улицу не выходила, видимо, не желая видеть торжества дорвавшейся до власти «черни». Что уж тут говорить, если внучке графини было запрещено учиться в школе, и в итоге она получила домашнее образование.
Стоит ли удивляться, что в возрасте 33-х лет Ольга Зайончковская становится осведомителем ОГПУ? Беспринципность и лицемерие, культивируемые в семье, вполне соответствовали древнейшей из профессий. К этому нужно добавить желание отомстить бывшим офицерам царской армии, предложившим свои услуги новой власти. Если нельзя отомстить отцу за то, что не был в Добровольческой армии, за то, что вовремя не эмигрировал в Европу, то можно отыграться на других. Надо заметить, что возможностей для подслушивания разговоров и сбора слухов у дочери авторитетного военспеца было вполне достаточно. В круг особо приближённых к верхам РККА её ввёл двоюродный брат, бывший полковник царской армии Николай Какурин, занимавший высокий пост в Красной армии. Кажется, и его она «сдала». После ареста Какурин дал показания против Михаила Тухачевского:
«В Москве временами собирались у Тухачевского, временами у Гая [Гай Бжишкянц, начальник кафедры в Военно-воздушной академии им. Н.Е.Жуковского]. <…> В Ленинграде собирались у Тухачевского. Лидером всех этих собраний являлся Тухачевский, участники: я, Колесинский, Эстрейхер… Егоров, Гай, Никонов, Чусов, Ветлин, Кауфельдт. В момент и после XVI съезда было уточнено решение сидеть и выжидать, организуясь в кадрах в течение времени наи-высшего напряжения борьбы между правыми и ЦК».
Не исключено, что правы те, кто считал осведомителем и главу семейства Зайончковских. Связь Андрея Медардовича с ОГПУ не вызывала никаких сомнений после того, как стала известна его роль в МОЦР – фиктивной организации, созданной ОГПУ для контроля за антисоветской деятельностью белой эмиграции. Тогда, в результате проведения операции «Трест» был арестован известный английский разведчик Сидней Рейли.
Ольга Зайончковская внесла значительный вклад в операцию «Весна» в начале 30-х годов, когда по её доносам было арестовано немало военспецов, бывших офицеров царской армии. Ценные сведения о настроениях в армейской среде она добывала и позже:
«С 1932 г. со времени моей поездки с Гаем [Марк Гай (Штоклянд), начальник Особого отдела ОГПУ] в Ленинград я по ленинградским материалам обращала внимание Гая на Корка, Путну, Криворучко и др. менее видных военных. <…>.. В 1933 году меня посылал Сосновский [заместитель начальника Особого отдела ОГПУ] в Ленинград под именем "Веры Павловны Николаевой" для того, чтобы я выяснила настроения среди командного состава РККА, а также и среди бывших офицеров царской армии».
Жажда мести придавала Зайончковской новые силы. В 1936 году много донесений поступало от неё с информацией о разговорах в ближайшем окружении Тухачевского. Участники этих бесед высказывали сомнения в способности руководителей страны проводить эффективную политику – особенно доставалось министру обороны Ворошилову. И вот, когда объём компромата превысил некую критическую массу, делу был дан официальный ход.
Сталин всецело доверял Тухачевскому, даже сделал его маршалом, и вдруг выясняется, что жестоко ошибался, что за его спиной Тухачевский высказывал сомнения в правильности того, что вождь делает в своей стране. Особая опасность таилась в том, что инакомыслие высшего командного состава могло получить распространение и среди других командиров, а в таком случае армию уже нельзя было бы считать опорой действующей власти. Было принято решение очистить руководство вооружённых сил от враждебных элементов, а заодно и от тех, кто мог быть подвержен их влиянию. Именно поэтому репрессии приняли невиданный размах. Страшно было утонуть в крови, но ещё страшнее убедиться в том, что ростки инакомыслия всё ещё остались в армии. Недаром Сталин, делая сообщение о масштабном заговоре на заседании Военного совета при наркомате обороны, был непривычно взволнован, говорил сбивчиво, запинаясь на полуслове.
Но был ли заговор, в организации которого обвинили Тухачевского и его соратников? Косвенным подтверждением такой возможности служат два обстоятельства. Годом ранее случился военный мятеж в Испании, который мог стать примером для противников Сталина в РККА. С другой стороны именно мятеж в Испании мог подтолкнуть Сталина к тому, чтобы осуществить предупредительные действия для сохранения своей власти. В 1930 году, во время операции «Весна» он придержал особо ретивых исполнителей, а вот теперь под влиянием обстоятельств принял страшное, весьма рискованное решение, лишив армию значительного количества высокопрофессиональных кадров. Реальные опасения заговора косвенно подтверждаются и приказом о повышении влияния комиссаров в армии, который был подписан в начале мая 1937 гола, ещё до ареста Тухачевского.
Опыт смещения Лаврентия Берии, «клики» Булганина и Маленкова, даже Никиты Хрущёва наглядно показал, как надо было действовать – заговорщикам следовало привлечь на свою сторону большую часть членов Политбюро. Однако заговор заранее был обречён на неудачу – слишком велик был авторитет вождя среди населения страны, слишком много было в его окружении людей послушных ему и боязливых.
В своей книге «Сталин» Лев Троцкий так объяснил события 1937 года:
«Среди тех, которые каялись и обещали верную службу, было немало бескорыстных и искренних людей. Они, конечно, не могли заставить себя верить, что Сталин – отец народов и пр. Но они видели, что в его руках власть. <…> Они обещали ему свою верность без всякой задней мысли. <…> Тем не менее, они не спаслись. Сталин не верил им».
Тут следует уточнить: Сталин не верил, если на то были основания. Всё дело в том, что вождь не допускал инакомыслия ни в какой форме. Есть линия партия и больше ничего! Клятвы верности его ни в чём не убеждали. Если он узнавал, что за его спиной кто-то вёл вредные разговоры, выражал сомнение в правильности господствующей идеологии, он мог поставить на этом человеке крест. Но мог и обождать, надеясь, что человек всё же переменится. Однако после того как ему донесли о заговоре командармов чаша терпения иссякла. На карту была поставлена и его власть, и социализм в его специфическом, советском понимании. А потому наказание следовало даже за ненароком высказанные слова, если они противоречили партийным установкам.
