Владимир Алексеевич Колганов
Загадочная Русь: от Рюрика до Путина
Глава 14. Завещание Петра
Дальнейшее укрепление верховной власти и усиление влияния России на мировые события происходило при Петре I. Принципы внешней политики тогдашнего государства в сконцентрированном виде выражены в так называемом «Завещании Петра», однако многие историки считают, что царь не имел никакого отношения к этому документу. Прежде чем обсуждать проблему подлинности «Завещания», полезно привести несколько коротких фрагментов из «Повести временных лет», которые достаточно ярко характеризуют политику первых киевских князей:
«В год 6390 (882). Выступил в поход Олег, взяв с собою много воинов <…> и пришел к Смоленску <…> и принял власть в городе, и посадил в нём своего мужа. Оттуда отправился вниз, и взял Любеч, и также посадил мужа своего. И пришли к горам Киевским, и узнал Олег, что княжат тут Аскольд и Дир. <…> И убили Аскольда и Дира. <…> И сел Олег, княжа, в Киеве. <…>
В год 6391 (883). Начал Олег воевать против древлян и, покорив их, брал дань с них по чёрной кунице.
В год 6392 (884). Пошёл Олег на северян, и победил северян, и возложил на них лёгкую дань, и не велел им платить дань хазарам. <…>
В год 6415 (907). Пошёл Олег на греков».
Покончив с завоеваниями Олега, перейдём к Игорю, пришедшего на смену Олегу:
«В год 6449 (941). Пошёл Игорь на греков. <…> И воевать страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомидийскую попленили. <…> А кого захватили – одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы.
В год 6453 (945). <…> Игорь – пошёл к древлянам за данью и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его».
Если поверить Нестору, то во время правления Ольги, вдовы Игоря, никаких нападений и захватов не было. Возобновились они, когда на княжеский престол взошёл её сын Святослав Игоревич:
«В год 6473 (965). Пошёл Святослав на хазар. <…> И в битве одолел Святослав хазар, и столицу их и Белую Вежу взял. И победил ясов и касогов.
В год 6474 (966). Вятичей победил Святослав и дань на них возложил.
В год 6475 (967). Пошёл Святослав на Дунай на болгар. <…> И сел княжить там в Переяславце, беря дань с греков. <…>
В год 6479 (971). Пришел Святослав в Переяславец. <…> И к вечеру одолел Святослав, и взял город приступом».
Политику Святослава продолжил его сын Владимир I Святославич:
«В год 6489 (981). Пошёл Владимир на поляков и захватил города их, Перемышль, Червен и другие города, которые и доныне под Русью. В том же году победил Владимир и вятичей и возложил на них дань. <…>
В год 6490 (982). Поднялись вятичи войною, и пошёл на них Владимир, и победил их вторично.
В год 6491 (983). Пошёл Владимир против ятвягов, и победил ятвягов, и завоевал их землю. <…>
В год 6492 (984). Пошёл Владимир на радимичей. Был у него воевода Волчий Хвост; и послал Владимир Волчьего Хвоста вперед себя, и встретил тот радимичей на реке Пищане, и победил радимичей Волчий Хвост. <…>
В год 6493 (985). Пошёл Владимир на болгар в ладьях с дядею своим Добрынею, а торков привел берегом на конях; и победил болгар. <…>
В год 6500 (992). Пошёл Владимир на хорватов».
Согласно «Повести временных лет», на сорок лет наступило относительное затишье, но при Ярославе Владимировиче Мудром всё возобновилось:
«В год 6546 (1038). Ярослав пошёл на ятвягов.
В год 6548 (1040). Ярослав пошёл на Литву.
В год 6549 (1041). Пошёл Ярослав на мазовшан в ладьях.
В год 6550 (1042). Пошёл Владимир Ярославич на Ямь и победил их…
В год 6555 (1047). Ярослав пошёл на мазовшан, и победил их, и убил князя их Моислава, и покорил их Казимиру».
Здесь самое время напомнить о том, что писал Карл Маркс в незаконченной работе «Разоблачения дипломатической истории XVIII века»: «Быстрый процесс расширения территории был не результатом выполнения тщательно разработанных планов, а естественным следствием примитивной организации норманнских завоеваний». С этим утверждением можно согласиться. Вряд ли в те времена правящая элита способна была разрабатывать стратегические планы захвата чужих земель – всё было гораздо проще, поскольку основная цель заключалась в получении дани или иной материальной выгоды. Желание создать империю пришло на смену примитивной жажде обогащения гораздо позже, во времена Ивана Грозного и Петра Великого.
Судя по всему, Нестор не был осведомлён обо всех захватнических акциях первых русских князей. Этот пробел восполняет сочинение Аль-Масуди, где описано вторжение войск русов на побережье Каспийского моря в 913 году (публикация Абрама Гаркави, 1870 г.):
«После того, как русские суда прибыли к хазарским людям, поставленным при устье рукава, они (Русы) послали к хазарскому царю просить о том, чтоб они могли перейти в его страну, войти в его реку и вступить в Хазарское море [Каспийское море] <…> под условием, что они дадут ему половину из всего, что награбят у народов, живущих по этому морю. Он же [царь] согласился на это. Посему они вступили в рукав, достигли устья реки [Дон] и стали подниматься по этой водяной полосе, пока не достигли реки Хазарской [Волга], вошли по ней в город Итиль [древний город в дельте Волги], прошли его и достигли устья реки и впадения ее в Хазарское море. <…> И Русы проливали кровь, брали в плен женщин и детей, грабили имущество, распускали всадников (для нападений) и жгли. Народы, обитавшие около этого моря с ужасом возопили, ибо им не случалось с древнейшего времени, чтоб враг ударил на них здесь. <…> Русы же воевали <…> достигли до Нефтяного берега в области Ширвана, известного под названием Баку».
Вряд ли в этом отрывке идёт речь о ладожских варягах, которые не подчинялись киевскому князю – в таком случае им не позволили бы спуститься по Днепру к Чёрному морю. А добираться по суше и в обход Киевской Руси тащить волоком свои суда – это совершенно нереально:
«Многие месяцы Русы оставались на этом море в таком положении; никто из тамошних народов не имел возможности подступать к ним на этом море. <…> После того, как они награбили и им надоела эта жизнь, отправились они к устью Хазарской реки. <…> Ларсия же [прозвище мусульман, принятое у хазаров] и другие мусульмане из страны Хазар узнали об этом деле и сказали хазарскому царю: "Позволь нам (отомстить), ибо этот народ нападал на страну наших братьев-мусульман, проливал их кровь и пленил их жен и детей". Не могши им препятствовать, царь послал к Русам и известил их, что мусульмане намереваются воевать с ними. Мусульмане же собрались и вышли искать их при входе в Итиль по воде. Когда же увидели они друг друга, Русы вышли из своих судов… Три дня продолжалось между ними сражение; Бог помог мусульманам против Русов и меч истребил их, кто был убит, а кто утоплен. Около же 5000 из них спаслись <…> Сосчитанных мертвецов из убитых мусульманами на берегу Хазарской реки было около 30000. С того года Русы не возобновили более того, что мы описали».
Теперь понятно, почему Нестор не упомянул об этой акции – кому же захочется описывать трагический итог нападения русов на побережье Каспия? Если Нестор составлял летопись по заказу киевского князя, он просто обязан был игнорировать такие факты. Однако и Аль-Масуди был кое в чём не прав – через тридцать лет русы повторили поход на Каспий. В этой акции тоже не обошлось без жертв, но в целом всё прошло успешно.
Теперь самое время перейти к анализу завещания Петра. Выдержки из этого документа впервые были опубликованы в 1812 году на французском языке – в книге «Des progrés de la puissance Russe deputs son ongine jusqu’au commencement du XIX siicle» (О возрастании русского могущества с самого его начала и до XIX столетия). Автором её считается Шарль Лезюр, чиновник министерства иностранных дел Франции. Полный текст стал достоянием общественности в 1836 году – «Копия плана европейского государства» появилась в книге Фридриха Гальярде «Записки кавалера де Еона». Автор утверждал, что французский дипломат имел доступ к секретным русским архивам благодаря содействию императрицы Елизаветы Петровны, которая ему симпатизировала. Вернувшись в Париж, де Еон передал документ вместе со своим отчётом министру иностранных дел. Однако в тексте Гальярде историки выявили существенные отличия от первой публикации. Тем не менее, его содержание послужило аргументом для критики имперской политики Николая I, хотя он к тексту завещания не имел никакого отношения.
Итак, что же стало поводом для обвинений? Ниже приведены отрывки из книги Лезюра (С.А. Мезин, «Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I», 2003 г.):
«1. Ничем не пренебрегать, чтобы придать русскому народу европейские формы жизни и обычаи, и с этой целью приглашать из Европы различных людей, особенно учёных».
Тут нечего комментировать, разве что поблагодарить Петра I за такую заботу.
«2. Поддерживать государство в системе непрерывной войны, для того, чтобы закалить солдата в бою и не давать народу отдыха, удерживая его во всегдашней готовности к выступлению по первому знаку».
Известна увлечённость Петра военным делом и строительством флота. Но это не прихоть, а насущная необходимость в условиях, когда с севера угрожает Швеция, а с юга Османская империя.
«3. Всевозможными средствами расширять свои пределы к северу, вдоль Балтийского моря, и к югу, вдоль Черного моря».
Здесь речь идёт о Финляндии, входившей в состав Швеции, о Крымском ханстве и восточном побережье Чёрного моря, которое при Петре принадлежало Османской империи. В XIX веке этот наказ удалось исполнить – тем самым в значительной степени была устранена угроза нападения со стороны этих государств.
«4. Поддерживать в Англии, Дании и Бранденбурге недоброжелательство к Швеции, вследствие чего эти державы будут сквозь пальцы смотреть на захваты, которые можно будет делать в этой стране, и на окончательное её покорение».
Надо признать, что это вполне разумная рекомендация российским дипломатам. Подобные методы использовали в те времена и другие европейские страны. Что касается «покорения» Швеции, то Пётр, прежде всего, хотел устранить угрозу со стороны этого крупного государства, аннексировав территорию к северу от Петербурга. Для России жизненно необходимо было избавиться от агрессивного соседа на восточном побережье Балтики – первым шагом для этого стали возвращение Новгородских земель, до XVII века принадлежавших России, а затем захват Лифляндии с Эстляндией. Однако присоединение к России всей Швеции было бы контрпродуктивным, поскольку могло надолго испортить отношения с другими европейскими державами. Да и сил удержать в повиновении шведское население на западном побережье Балтики у России не хватило бы. Другое дело эстонцы и латыши, которые натерпелись за время шведского владычества.
«5. Заинтересовать Австрийский дом в изгнании турок из Европы; под этим предлогом содержать постоянную армию и основывать по берегам Чёрного моря верфи и, постоянно подвигаясь вперед, достичь Константинополя».
Мечта о покорении Константинополя засела в головах русских правителей ещё со времён Вещего Олега. Его последователи хотели провозгласить своё государство Третьим Римом, но этому сначала мешала Византия, а затем Османская империя. С точки зрения стратегии, для свободного выхода в Средиземное море через Босфор и Дарданеллы захват Константинополя был необходим России. При Петре нарождающийся российский флот, по существу, не имел выхода в Мировой океан – этому мешали Швеция и Турция. В таких условиях России было сложно налаживать взаимовыгодные отношения с европейскими странами, в частности, на юге Европы, оказывая им военную поддержку против Турции. Частично эта мечта была реализована при Екатерине II, когда российский флот одержал ряд побед над турецким флотом и вышел в Средиземное море.
«6. Поддерживать анархию в Польше, влиять на её сеймы и, особенно, на выборы королей, раздроблять её при каждом удобном случае и, наконец, покорить».
Противостояние России с Великим княжеством Литовским, а затем с Речью Посполитой продолжалось в течение нескольких веков – после того, как распалась Киевская Русь и её южные земли оказались под властью западного соседа. Существование этого мощного по тем временам государства не устраивало ни австрийских Габсбургов, ни курфюрстов Саксонии и Бранденбурга, ни правителей России. Поэтому в намерении «раздробить» Польшу Пётр был не одинок, однако коль скоро раздробить не удалось, пришлось России «проглотить» её целиком – это случилось почти через столетие после Петра I.
«7. Заключить тесный союз с Англией и поддерживать с нею прямые отношения посредством хорошего торгового договора <…> что незаметным образом послужит <…> усовершенствованию и увеличению русского флота, при помощи которого тотчас же надлежит добиться господства над Балтийским и Чёрным морями».
Контроль за акваториями этих морей – главное условие обеспечения защиты от агрессивных действий Швеции и Турции. Швеция ещё в XII веке предприняла попытку захватить часть новгородских земель. В конце XIII века шведы в союзе с финскими племенами завоевали западную часть Карелии, а в начале XVII века Россия потеряла выход к Балтийскому морю. Конфликты с Турцией начались в XV веке после того, как Крым вошёл в состав Османской империи. Турция хотела стать владычицей всего Причерноморья, поддержала крымского хана в походе на Москву и намеревалась захватить Астрахань. Естественно, что в этих условиях создание сильного военного флота стало первостепенной задачей для Петра. Однако добиться военного превосходства на Чёрном море удалось только при Екатерине II – это позволило закрепиться в северной части Причерноморья и строить планы по захвату Кавказа.
Что касается освоения новейших методов строительства кораблей и создания условий для нормального функционирования флота, то рассчитывать на помощь англичан не приходилось – кое-какие сведения можно было получить лишь в приватных разговорах. Но дело двигалось: в России появилось несколько судостроительных верфей, а морские офицеры получили возможность обучаться во Франции, Испании, Венеции, Голландии и Дании.
Планы российских правителей по захвату территорий в Причерноморье поначалу не вызывали опасений в Европе. Усиление влияния Швеции и расширение Османской империи считалось в то время основной угрозой для европейских государств, а русские войска могли оказать им существенную помощь, защищая христианские страны от нашествия мусульман. К тому же сильные позиции России на Чёрном и Балтийском морях не создавали неудобств для большинства стран Европы. Вот разве что Англия боялась потерять свой статус «владычицы морей».
«8. <…> Проникнуться той истиной, что индийская торговля есть торговля мировая и что тот, у кого исключительно она будет в руках, станет и истинным властителем Европы, что поэтому не следует терять ни одного удобного случая для возбуждения войны с Персией и для ускорения её вырождения; надлежит углубиться до Персидского залива и озаботиться восстановлением прежней левантской торговли через Сирию».
Властвовать над Европой – кто только об этом ни мечтал! От римских императоров до президентов США – все хотели подчинить себе эту территорию. Отличие заключалось в методах – либо завоевание, либо неформальный контроль. Последний вариант устроил бы и Российскую империю, а первым этапом его реализации стало бы восстановление торгового пути из Центральной Азии и Индии в Европу через территорию России. Но этому мешала Персия, которая имела сильные позиции в этом регионе. Петру I удалось в 1723 году отобрать у Персии западное побережье Каспия, однако этого было явно недостаточно. Выход к Персидскому заливу и организация торгового пути через Сирию – это вполне приемлемая, даже более привлекательная альтернатива транспортировке индийских товаров через Астрахань, Азовское и Чёрное моря. Но для её осуществления у Петра не хватило сил, а его преемники, к счастью, ограничились только захватом территорий в Закавказье, контролируемых Персией. Пойди они дальше, это неминуемо привело бы к череде затяжных вооружённых конфликтов, поскольку в этом регионе сошлись интересы нескольких стран: России, Персии, Турции, а позднее Франции и Великобритании.
Далее в «Завещании» речь идёт о том, что необходимо вмешиваться «силою или хитростью в дела Европы и особенно Германии», поддерживать союз с Австрией, «убаюкивая её любимой её мыслью о преобладании», вовлекать её «в разорительные войны с целью постепенного её ослабления», «втайне создавать её врагов в Европе и особенно в Германии». Эти слова не противоречат намерению властвовать над Европой, имея в виду влияние на происходящие в ней события с целью обеспечения стратегических интересов России. Характерно, что здесь речи нет ни о завоевании Европы, ни о том, чтобы диктовать европейцам свою волю. Подтверждением этой мысли является следующий отрывок из завещания:
«11. В супруги русским монархам избирать германских принцесс и путем родственных отношений и выгод умножать союзы для увеличения русского влияния в этой империи».
Этот завет начал воплощаться в жизнь в конце XVIII века, и постепенно у российских монархов появилась родня в Гессен-Дармштадте, Вюртемберге, Ольденбурге и других землях Западной Европы. В заключении династических браков проявилось желание России установить близкие отношения с другими странами, но никак не мечта об экспансии, захвате чужих территорий. Родственные связи создавали возможность мирными средствами решать спорные проблемы, снижая риск возникновения вооружённого противостояния.
Впрочем, есть обратная сторона столь близких отношений с зарубежной элитой. С приходом к власти Екатерины II, урождённой принцессы Ангальт-Цербской, в Россию хлынул поток немецких переселенцев. Согласно указу императрицы они получили ряд привилегий, которыми не обладало коренное население. Только в начале XX века по настоянию Петра Столыпина был принят закон, который позволил остановить скупку помещичьих земель немецкими колонистами, да и то лишь в западных губерниях. Не без участия супруги Николая II, урождённой герцогини Гессен-Дармштадской, накануне первой мировой войны в окружении императора усилились прогерманские настроения. Однако даже родственные связи не помогли предотвратить войну.
Необходимо признать, что приведённые выше отрывки из первых одиннадцати пунктов «Завещания» вполне соответствуют задачам имперской политики. Наверняка подобные документы можно найти в секретных архивах Великобритании, Франции, Австрии и Германии. Но далее в этом документе появляются признаки явного искажения реальных событий в угоду чьим-то интересам. Так, например, освобождение юго-восточных стран Европы от турецкого владычества преподносится как средство покорения Россией этих стран, а заодно и Турции.
Последние два пункта «Завещания» нет смысла комментировать – в них речь идёт о подготовке прямой агрессии против Европы, что в корне противоречит стратегическим установкам Петра, которые были рассмотрены выше. Судя по всему, эти приписки сделаны в 1812 году по настоянию Наполеона Бонапарта, который хотел дискредитировать Россию, представив её как потенциального агрессора в глазах союзников в Европе. Дальнейшие события доказывают, что попытки обвинить Россию в агрессивных намерениях оказались несостоятельны. В 1815 году казаки гуляли по Парижу, однако Франция сохранила независимость.
Кто бы ни написал это «Завещание» – кавалер де Еон, Шарль Лезюр, Михаил Сокольницкий (как предполагали некоторые историки) или же сам Наполеон Бонапарт – положения этого документа, за редким исключением, вполне соответствуют внешней политике Петра и его последователей. Сомнительно, чтобы кто-то по собственному разумению решил сформулировать принципы внешней политики Российской империи – тогда автора следовало бы поблагодарить за «подсказку». Нельзя исключать, что в основе этого документа было реальное завещание Петра, которое позже претерпело некоторые изменения. Причём ничего русофобского в этом тексте нет – аналогичное по сути «наставление» можно было бы приписать кому-то из прежних правителей Испании, Британии или Франции в эпоху их могущества. Если же это фальшивка от начала до конца, тогда накануне вторжения в Испанию и Австрию помощники Наполеона просто обязаны были составить аналогичный документ, обвиняющий Бурбонов и Габсбургов в намерении оккупировать Париж и поголовно вырезать его население. Но почему-то они этого не сделали.
Есть версия, что «Завещание» должно было обосновать необходимость войны с Россией. Однако на самом деле, никого не надо было убеждать. Французы гордились своим императором и мечтали о могуществе своей страны. Польские добровольцы жаждали наказать Россию, другие видели в войне источник обогащения, возможность получения земельных наделов на завоёванных территориях. Идейных борцов с российской угрозой процветанию Европы в армии Наполеона Бонапарта не было. Впрочем, верно и то, что к 1812 году французы устали от войны. Но вряд ли ссылка на агрессивные замыслы Петра I могла добавить им сил и заставить терпеть лишения, неизбежные в условиях затянувшегося вооружённого конфликта.
Воображаемую угрозу со стороны Российской империи, доказательством которой должны были служить последние два пункта фальшивого «Завещания», использовали для обоснования своих политических взглядов не только главы европейских государств. Страх настолько укоренился в умах европейских политиков и политологов, что даже Карл Маркс видел в действиях Петра только желание властвовать над миром:
«Одна характерная черта славянской расы должна броситься в глаза каждому наблюдателю. Почти повсюду славяне ограничивались территориями, удаленными от моря, оставляя морское побережье неславянским народностям… Петр Великий с самого начала порвал со всеми традициями славянской расы… Завоевание Азовского моря было целью его первой войны с Турцией, завоевание Балтики – целью его войны со Швецией, завоевание Чёрного моря – целью его второй войны против Порты и завоевание Каспийского – целью его вероломного вторжения в Персию [имеется в виду поход Петра I в 1722 – 1723 гг. в прикаспийские владения Ирана]. Для системы местных захватов достаточно было суши, для системы мировой агрессии стала необходима вода».
Увы, автор «Капитала» забыл о том, что основным условием экономического развития крупного государства является возможность установления торговых связей с другими странами. В прежние времена (да и теперь) морской транспорт являлся наиболее рентабельным средством перевозки промышленных товаров и сырья. Поэтому выход к Балтийскому и Чёрному морям был жизненно необходим для России. Маркс с таким аргументом не согласен:
«Говорят, что <…> Пётр <…> захватил лишь то, что было абсолютно необходимо для естественного развития его страны. <…> Но здесь упускают из виду одно важное обстоятельство. <…> Перенести царский трон из Москвы в Петербург значило поставить его в такие условия, в которых он не мог быть в безопасности даже от внезапных нападений, пока не будет покорено все побережье от Либавы до Торнио, а это было завершено лишь к 1809 г. с завоеванием Финляндии».
Оригинальный способ достижения мирового господства – передвигать столицу всё дальше и дальше, каждый раз размещая её близ границы, и тем оправдывать завоевание новых территорий. К счастью, такая мысль никому из российских правителей не приходила в голову. На самом деле причина переноса столицы состояла в том, чтобы сделать приоритетом текущей политики ускоренное создание флота и расширение торговых связей с европейскими государствами. Но возникает вопрос: что прикажете делать странам, расположенным в глубине евразийского континента? Неужто борьба за выход к морю – это историческая необходимость?
Надо признать, что в Западной Европе ситуация иная – почти все государства имеют границы и по суше, и по морю. Такая же ситуация и в обеих Америках. В мире нет ни одного крупного государства, которое не имело бы морских границ – Китай, Индия, Иран, Бразилия, Аргентина, Южно-Африканский союз, не говоря уже об Австралии. Могла ли Россия стать исключением из правила? Кто знает, возможно, бог намеренно создал такие условия, чтобы северная часть Евразии стала единым государством, и Русь в силу своего географического положения обречена быть евразийской империей.
Россия продолжала захватывать всё новые территории и во время царствования потомков Петра I. Как ни странно, для государства, претендующего на гегемонию в той или иной форме, это вполне естественный процесс. Довольно точное определение империи дал американский военный историк Элиот Коэн – его статья была опубликована 18 ноября 2004 года в Global Affairs:
«Империя – это многонациональное или многоэтническое государство, которое распространяет своё влияние путем формального либо неформального контроля над другими государственными образованиями».
Коэн указал на важные особенности существования империи:
«Логика империи сводится к логике расширения, а сложнейшая стратегическая проблема империи – это принятие непомерных обязательств и перенапряжение ресурсов».
Если проанализировать известные всем исторические факты, то рассуждения американского историка можно продолжить: крах империи наступает, когда нарушается основной принцип её существования – установление контроля над новыми территориями. Причина может состоять и в перенапряжении ресурсов, и в соперничестве наследников престола в борьбе за власть. Россия вплоть до начала первой мировой войны счастливо избегала ситуаций, которые могли бы привести к краху. Однако с началом войны почти одновременно сошлись все названные причины – и недостаточно развитая промышленность, и бездарные министры, и царь, который не обладал достаточным интеллектом, чтобы управлять такой большой страной. Государство не готово было к длительной войне, а внутри страны укрепились силы, целью которых стало свержение самодержавия. Причём в борьбе за власть хотели участвовать и правые партии, представляющие интересы крупных землевладельцев, и эсеры, и социал-демократы, в том числе большевики и меньшевики. Чтобы противостоять им, требовался сильный государь, однако вряд ли к февралю 1917 года в России нашёлся хотя бы один политик, который верил в то, что Николай II сможет удержать империю от краха.
Личность Николая II характеризует запись в монаршем дневнике, где упомянут барон Мейендорф, генерал-адъютант, состоявший при особе императора. Читаем записи за 1895 год:
«4-го января. Среда. Завтракали: Ксения, Сандро, д. Миша и Мейндорф (деж.).
16-го января. Понедельник. Завтракал Мейндорф (деж.).
30-го января. Понедельник. Завтракали Саша Козен и Мейндорф (деж.)».
Как видим, записи потрясают «содержательностью» – ни интересных мыслей, ни описания впечатлений от бесед с придворными или министрами. И всё же хотелось бы понять, что было сделано не так, существовали или нет объективные причины для падения монархии и последовавших затем событий. Этот вопрос волновал и одного из основателей «Союза 17 октября» камергера Дмитрия Николаевича Шипова. Монархист и, как считается, умеренный либерал, он так оценивал ситуацию накануне февральского переворота:
«Что такое знаменитая русская застенчивость? Это и есть отсутствие воли… Государь наш был болен тем же».
Вот и его соратник Михаил Стахович в своих воспоминаниях 1921-1923 годов писал примерно то же о другом царе, предшественнике последнего самодержца на Руси:
«Больше 40 лет я очень близко стоял к русской общественной жизни, следил за ней и участвовал в ней. Теперь стариком и удалившись от деятельности, но обдумывая всё то, что я так близко знал, я прихожу к заключению, что фактическим виновником теперешнего ужаса, исходной его причиною является – честнейший, чистейший и до самозабвения любивший Россию, может быть, самый русский из царей после Петра Великого, – Александр III. Он невольный виновник наших несчастий. Это был добрый и чистый человек (он женился девственником и никогда в жизни не имел любовниц(ы)); правдивый, он никогда не сказал неправды даже в области дипломатии; на службе и в обиходе всегда прямой, он, словом, мог бы громко и всенародно исповедоваться на Красной площади. Но, будучи неограниченным самодержцем, он был очень ограниченный человек, не хотел царствовать и совсем не понимал назначения Верховной власти».
Один не хотел царствовать, другой вроде бы хотел, однако для царствования ему, к несчастью, не хватало воли. Ах, если бы дело было только в этом! Воля нужна для претворения в жизнь единственно нужного решения. Но если среди государственной элиты нет единства, что может сделать даже наделённый волей царь? Умеренные либералы настаивали на выкупе помещичьих земель и передаче их крестьянам, а консерваторы отчаянно сражались за сохранение помещичьей собственности на землю, за свой типично шкурный интерес. Это противостояние продолжилось и во Временном правительстве. Нужное решение так и не было принято, результатом чего стал Октябрь.
Казалось бы, случись так, что верх взяли сторонники умеренного «либерала» Шипова, тогда события начала прошлого века смогли бы развиваться совсем иным путём. Но вот как представлял себе это развитие Дмитрий Шипов, само собой, надеясь, что у нового монарха найдётся соответствующая воля:
«В сохранении в государственном строе монархического начала <…> я вижу условие, предупреждающее борьбу общественных классов за власть».
Позиция довольно странная. Борьба общественных классов неизбежна, пока есть неравенство в правах и в уровне доходов. Однако за что бороться, если не за власть? Бороться за влияние на монарха? Но узкопартийные интересы противоборствующих элит могут стать препятствием для прогрессивных реформ. И августейшему монарху придётся железною рукой некоего аналога ВЧК приводить мнения оппонентов к приемлемому знаменателю. Именно так поступал и Сталин.
В тогдашней Госдуме партий числилось более, чем достаточно. А при таком разбросе мнений в обществе, от ультра-монархических взглядов до призывов к экспроприации экспроприаторов, трудно было ожидать от власти осмысленных и решительных действий, которые могли бы исключить октябрьский переворот и наступившую вслед за ним кровавую, братоубийственную смуту.
Одно из положений, на которых базировалось мировоззрение Дмитрия Шипова в последние годы жизни, состояло в том, что значительный прогресс в судьбе человечества немыслим, «пока не произойдёт необходимой перемены в основном строе образа мыслей большинства людей». Более жёстко эту мысль выразил в одном из своих писем Владимир Бурцев, известный своим участием в разоблачении агента царской охранки Азефа:
