После того, как слетел со своего поста Федюкин, многие кресла закачались, многие граждане уже готовились перебраться за рубеж, так, вроде бы на всякий случай. А всё потому, что если из кропотливо выстроенной, тщательно подогнанной системы убрать хотя бы один элемент, вся конструкция может разом потерять устойчивость. Начались долгие и поначалу бессмысленные переговоры, поскольку никто толком не представлял себе, чем располагает Следственный комитет. Встречались и дома, и на дачах, и в ресторанах, и даже на вилле в окрестностях Тоссе-де-Мар, это такой курорт в Испании. Пытались строить прогнозы, предлагали варианты, однако в итоге всё сводилось к одному:
– Ну вот добились своего, сняли Федюкина с поста министра, но кто же мог предполагать, что так глубоко начнут копать?
– Нельзя его сажать. Он же многих за собой потянет, – скорбно заметил секретарь Совбеза.
– Да мы по большому счёту вроде бы не при делах, – возразил глава Администрации, вопросительно взглянув на других участников беседы.
– Я не о том. Он как-никак хранитель государственных секретов. Если посадят, многое может рассказать…
– Да кому? На зоне только «урки», да конвой.
– Хотя бы адвокатам. А уж те, можешь быть уверен, раззвонят. Технология давно известная: якобы борца за чистоту рядов убрали от греха подальше.
– Так может, всё-таки убрать?
– Ты думай сначала, что говоришь. Жопу сохраним, а на кой лях нам жопа, если не останется лица…
– Да, позора потом не оберёшься, – вздохнув, согласился с этим выводом глава Администрации.
– То-то и оно.
– А что если танки вывести на улицы?
– Я вижу, крыша у тебя совсем поехала! Сейчас не 91-й год! Вряд ли кто из армейских генералов опять пойдёт на такую авантюру.
– Да, скорее уж на радостях напьются, – сторонник радикальных действий признал свою ошибку и задумался. – Вот разве девичий батальон сформировать из Федюкинских кадеток.
– Твой юмор здесь совершенно неуместен.
Глава Администрации, в сущности, и не намерен был шутить, но ничего другого в голову не приходило.
– В общем, я так понял, что надо выручать. А там понемногу рассосётся. Не в первый же раз…
– Нет, такого ещё не было, – со знанием дела возразил секретарь Совбеза.
– Ой ли? А помнишь аферу с «крышеванием» подмосковных казино?
Тут уже вмешался третий собеседник, директор ФСБ, до сих пор не раскрывавший рта:
– Ладно, давайте это заканчивать, господа. Остаётся один неясный для меня вопрос: как нам убедить Первого?
– В чём? – глава Администрации был явно не в лучшей своей форме.
– Да чтобы Федюкина не посадил.
– А куда он денется? Сам должен понимать, тут имидж, престиж власти и всё такое…
– Нет, не скажи, – согласился с директором секретарь Совбеза. – Он в таких делах упёртый, не постеснялся даже олигарха отправить прямиком на нары, под Читу.
– Тоже мне, сравнил. Тот ведь совсем чужой, а это вроде из нашего «гнезда», – снова возразил глава.
– В «Дворянском гнезде» его тесть – не последний человек. А этот так, вряд ли Первый за него заступится, – усомнился директор ФСБ.
– Тогда надо бы на тестя надавить.
– Шутишь! Зять ему фигу показал, когда связался с Василисой. У них теперь к разводу всё идёт.
– Да, конечно, тут Аркаша маху дал! Из-за бабы загубить себе карьеру… – судя по всему, главе Администрации и в голову такое не могло прийти.
– Думаете, его тесть сдал? Да вряд ли, он об Аркашиных делах даже не догадывался.
– Знать не знал, но дал отмашку. Видимо, компромат до поры до времени где-то лежал, ну а когда Дубков на Аркашу обозлился, тут и началось.
– Если так всё просто, можно будет отыграть назад, – неожиданно для всех предложил директор ФСБ.
– То есть? – изумились оба, и глава Администрации, и секретарь Совбеза.
– Надо уговорить Аркашу покаяться перед женой и перед Дубковым. Уверен, тесть хотел его только попугать, чтобы в другой раз неповадно было. А если Дубков настаивать на продолжении следствия не станет, тогда и Первый смилостивится. Ему-то, прости господи, зачем всё это надо? – директор оглядел сидевших за столом, ожидая возражений.
– Что ж, дело говоришь. Если нет других вариантов, пока на этом остановимся, – подвёл итог разговору секретарь Совбеза и посмотрел на главу Администрации: – Тогда ты с Первым этот вариант и обсуди, как наиболее осведомлённый. Я имею в виду амурные дела.
Возражений на это не последовало, поскольку собеседники уже встали из-за стола, а на ходу объясняться было уже поздно.
Случай поговорить выпал только после приезда в сочинскую резиденцию, куда Первый имел обыкновение перебираться на бархатный сезон, чтобы вдали от столичной суеты немного отдохнуть, повстречаться с заезжими главами других государств и по результатам этих встреч скорректировать стратегию дальнейшего развития державы.
Выбрав удобный момент, когда оба разоблачились до трусов и, сидя в шезлонгах, загорали на пляже, глава Администрации пробормотал:
– Да, жаль парнишку.
– Это ты о ком? Если о Кайманском, так не переживай, скоро я его помилую, – усмехнулся Первый.
– Боже упаси! – воскликнул собеседник. – Да пусть бы он до скончания тысячелетия сидел! Без него куда спокойнее.
– Нет, – возразил Первый, – ты снова не сечёшь. Это его сидение становится уже накладным для бюджета. Инвесторам такое отношение к бывшему олигарху, ох, как не нравится!
– Да плевали мы на их инвестиции! Будто у себя в стране денег не найдём?
– И опять не прав! Тут дело не столько в финансах, сколько в налаживании экономических связей. Будем иметь положительный имидж в их глазах, тогда проще будет заимствовать современные технологии, да и к нашей газовой монополии перестанут придираться.
– Ну, ты меня совсем замордовал.
– Да ладно, не обижайся. Я знаю, ты в этих вопросах не силён, – смягчился Первый. – Так о каком парнишке ты тут говорил?
– В общем-то, он давно уж не парнишка, а всё-таки жаль…
– Ты не о бывшем ли министре, который теперь под следствием?
– Я и говорю, что остальных не жаль, а этот вроде свой, нашенский. Так неужели ничего нельзя поделать?
Первый призадумался. Это Федюкинское дело у него, как кость в горле. И не проглотишь, и вытащить никак не удаётся. А всё потому что упирается Дубков. То ему раскрути дело на полную катушку, то вроде бы пятится назад. Какие у них там разногласия с зятем, нет времени вникать, да и не любитель он семейных сцен. Но ясно было, что это не может тянуться бесконечно.
– Что ты предлагаешь?
– Я? Ничего! – от неожиданности глава Администрации даже забыл, о чём собирался говорить. – В общем, тут такое дело… Всё вертится вокруг этой Василисы. И все махинации с недвижимостью, и даже ссора между Дубковым и Федюкиным, всё из-за неё. Я бы таких баб на пушечный выстрел к госучреждениям не подпускал.
– Ну, ты хватил! Хотя с ней вопрос решается довольно просто. Лет пять строгого режима и ещё запрет на профессию, верботен, как немцы говорят.
– Погоди, речь вовсе не о ней. То есть о ней, конечно, но как бы в совершенно другом ракурсе.
– Это в каком же? – не понял Первый.
– А вот в каком. Их надо помирить. То есть Федюкина с Тамарой, это дочь Дубкова. Если получится, тогда Дубков против амнистии не станет возражать.
– Подожди. Откуда ещё взялась эта амнистия?
– Ну, если не амнистия, хотя бы статью ему подобрать полегче, чтобы без отсидки обошлось.
– Допустим. Но кто же будет их мирить?
– Я вижу, ты в этих делах совершенно не сечёшь, – глава Администрации сел на любимого конька. – Дислокация тут простая. Сначала Федюкин делает ручкой Василисе. Потом едет на базар. Там покупает букетик алых роз и вместе с ним направляется к Дубкову.
– Дубкову-то цветы зачем?
– Ну как ты не поймешь? У него сейчас живёт Тамара. Она от Федюкина ушла после того, как открылась связь с этой Василисой.
– А дальше?
– Дальше Федюкин кается перед Дубковым. Затем встаёт на колени перед Тамарой, вручает ей букет, и все дела!
Первый немного помолчал, обдумывая это предложение.
– В самом деле, всё довольно просто, если так получится. Только от меня что надо?
– Ох, до чего ж ты непонятливый! После того, как Дубков Федюкина простит, он мигом прибежит к тебе, станет зятя выгораживать. Так вот и надо, чтобы ты с ним согласился… Ну, сам всё понимаешь.
Что ж, может быть, и вариант. Вот так неразрешимую вроде бы проблему удаётся свести на «нет» самым примитивным способом. Цветы, слова раскаяния, нежные поцелуи… Только в этом варианте надо кое-что подкорректировать.
Вернувшись с пляжа, распорядился, чтобы вызвали из Москвы Дубкова. Тут всё надо предусмотреть и просчитать. А то если этот гусь опять упрётся… Господи, как всё надоело! Даже на отдыхе приходится решать какие-то дела. Но, если честно, ничего он больше не умеет.
Дубков прилетел уже поздно вечером, долго извинялся, объяснял, что днём проводил совещание по ситуации с экспортом зерна и ценами на хлеб. Дело нужное, но если уж вызвали, всё должен бросить, никуда не денется его зерно. Предложил ему перекусить с дороги, но тот отказался, заявив, что пообедал в самолёте. Чувствовалось, что и ему тоже невтерпёж – среди всех проблем, ради которых стоило предпринимать этот дальний перелёт, дело зятя стояло для него на первом месте.
Пришлось начать разговор издалека. Обсудили вопросы, связанные с продовольственной безопасностью, потом перешли к безопасности международной, естественно, здесь не обошлось без европейской ПРО. А там сам бог велел перейти к делам в военном министерстве. Дубков нового министра похвалил:
– Сразу видно железную хватку. Опытный в этом деле человек. Правильный ты сделал выбор.
Этот комплимент можно было пропустить, от них чего только не наслушаешься, даже вот на Нобелевскую премию с дуру выдвинули. Однако пора заняться тем, ради чего и вызывал. И так, прямо в лоб спросил:
– О том, что сняли зятя, не жалеешь?
– Да какой он зять? Так, шантрапа залётная. Жалею, что связался.
– А мне докладывают, что если бы не бабы, был бы ничего.
– Так в том-то и дело! Кобель безмозглый, вот он кто! – Дубков схватился за голову. – Это надо же, такую карьеру загубить!
– И что теперь с ним делать?
– Как что? Сажать!.. Сажать, чтоб неповадно было, – последние слова Дубков произнёс уже как-то неуверенно, словно бы с оглядкой. – Хотя с другой стороны, если посмотреть, было бы жалко потерять такого кадра. Да и семья…
– А что семья?
– Так где ж теперь Тамаре мужа-то найдёшь? И возраст у неё неподходящий, и дочка на руках.
– Выходит, стоило бы ему вернуться?
– Стоило бы, – Дубков немного помолчал. – Вот ведь и намекали ему, и тюрьмой пугали, а он никак.
– А если придёт, покается, тогда обратно примешь?
Дубков снова задумался. Глядя на него, Первый тоже размышлял: «Хитрый мужичок. Да только меня не проведёшь. Ишь, как встрепенулся, когда я о покаянии сказал!
– Ну-у-у… В принципе я не возражал бы. Хотя, конечно, ситуация уже не та, что год назад. Вот ведь как они дело раскрутили, – и посмотрел на Первого с едва скрываемой надеждой.
– Для нас это не проблема. Как раскрутили, так и закрутят. Понятно, что другим по первое число достанется, ну а Федюкина выведем как-нибудь из-под обстрела.
– Это какое же наказание ему будет? – настороженно поинтересовался Дубков.
– Тут, понимаешь ли, зашла речь об амнистии. У нашей Конституции скоро юбилей. Так вот мы под это дело…
– Совсем оправдать никак нельзя? – спросил Дубков.
«Вот ведь жох! Чего доброго, станет убеждать меня возвратить зятю пост военного министра. Нет, эти разговоры надо прекращать!»
– В общем, так. Если в течение недели явится к тебе с повинной, дело против него переквалифицируем. Там самая лёгкая статья – это халатность. А через пару месяцев и под амнистию попадёт.
Дубков внимательно смотрел на Первого, пытаясь понять, дальше-то ему что делать. То ли благодарить, то ли можно ещё надавить на жалость? Однако, поймав на себе строгий взгляд, понял, что ничего другого здесь уже не выгорит. Что ж, спасибо и на этом! Но тем, кто Федюкина подставил, он никогда этой подлянки не простит.
Вот потому и сказал:
– Благодарствую! Если бы не ты, даже и не знал бы, что мне делать.
– Да не за что благодарить. Своих на поле битвы не бросаем.
Что он имел в виду, Дубков сразу догадался. Только сказать что-нибудь толковое он тогда не мог, не было у него подходящих слов, поскольку, кто знает, как ещё может обернуться. Вот уже после разговора с зятем станет более или менее понятно. Ну а сейчас он срочно вылетел в Москву. Должен кто-то оставаться на хозяйстве, и с зятем надо бы всё обсудить, когда тот к тестю на коленях приползёт и будет каяться!
В то время как трое представителей власти обсуждали в одном из столичных кабинетов, можно ли спасти своё лицо, примерно такой же разговор происходил на вилле, где-то поблизости от Марбельи, что в Испании. И хотя исходные обстоятельства были те же, однако последствия для двух участников этой встречи могли быть куда более огорчительными – тут как бы остаться не только без лица. Речь шла о тех подельниках Федюкина, которые ещё оставались на свободе. Здесь, на открытой веранде, обдуваемой средиземноморским ветерком, сидели двое господ, довольно хорошо известных в тех кругах, где не принято афишировать род своих занятий. Один – весь из себя благообразный, с аккуратно подстриженной седой бородкой, и рядом с ним другой, с бритой головой и очень неприятным взглядом. Судя по всему, главным был тот, что с бородой.
– Вот с этими друзьями надо разобраться до конца. И с одним, и со вторым, и с остальными по возможности… Если нет, тогда они Аркашу нашего сдадут со всеми потрохами.
– Ты предлагаешь, просто мочить их, и всё? – поинтересовался тот, что с бритой головой.
– Я предлагаю нормально, цивилизованно решить эту проблему. Там, где можно обойтись без твоего участия, всё уже задействовано, люди работают, будет нужный результат.
– Но риск какой, если не получится по-тихому!
– Надо, чтобы получилось. Ты пойми, мы рисковать никак не можем. Слишком многое поставлено на кон.
– Мне кажется, это не совсем верное решение…
Тот, что с бородой, слегка побагровел и скорчил зверскую рожу:
– У меня к тебе простой вопрос: я могу рассчитывать на твои услуги или нет?
– Считай, что убедил, – ответил побледневший собеседник.
– Неделя сроку, – это было сказано, как и положено, тоном, не терпящим ни малейших возражений.
– Ты меня прости, Мамон, но это нереально. Надо же подготовить всё как следует…
Эти слова были произнесены очень медленно, словно бы говоривший их пытался убедить, что он бы рад помочь, а если уж решился возражать, так исключительно из-за того, что боится провала операции.
– Ваха, я тебя понимаю, но и ты меня пойми. Знал бы ты, насколько это важно…
Как ни странно, столь резкий переход от гневных интонаций чуть ли не к унизительной просьбе вдруг подействовал. Ваха улыбнулся и кивнул.
– Ладно! Ты не сомневайся, всё будет, как в аптеке.
В сущности, тут нечему было удивляться, поскольку очень уж многое связывало этих людей. Лихие 90-е года оставили неизгладимый след в их биографиях – даже если захочешь, не удастся обо всём забыть.
По странному совпадению через несколько дней недалеко от своего дома на восточном побережье Англии было найдено бездыханным тело некоего российского гражданина, причастного, как предполагало следствие, к нелегальному выводу денег из России за рубеж. Владелец фирмы, также замешанный в этом деле, умер от сердечной недостаточности. Ещё один подозреваемый в преступлении, управляющий коммерческого банка, ни с того ни с сего вдруг выпал из окна. Чуть позже несколько совсем не рядовых сотрудниц фирм, участвовавших в распродаже военного имущества, были вывезены в лес. Их «прессовали» до тех пор, пока они в полной мере не оценили преимущества молчания на следствии. Увы, где большие деньги, там и большие неприятности. Понятно, не для всех.
А вот какой разговор происходил поздним вечером в одном из московских ресторанов. Двое с виду весьма солидных господ, на самом деле всего лишь адвокат и политтехнолог, обсуждали пиар-акцию на телевидении. Предполагалось, что некая светская тусовщица с задатками бойкой журналистки возьмёт интервью у Василисы. Политолог энергично возражал:
– Такие вещи по телевидению показывать нельзя. Хотя бы и на малопосещаемом канале. Это же смех! Всё равно что старуху-процентщицу прославлять как спасительницу умирающих от голода.
– Нет, всё не так! – настаивал на своём известный адвокат. – Что бы ты ни говорил, но Василиса тоже женщина. Ещё вполне может вызвать сострадание, если как надо всё преподнести.
– Это после обыска?! – возопил политтехнолог. – После того, как у неё изъяли целую груду драгоценных камней и двадцать килограммов золота?
– Да о камнях все уже забыли! Теперь все судачат лишь о том, кому потребовалось разлучать двух любящих людей.
– Ну да! Вот не хватало ещё Василису в квартиру Федюкина устроить на постой.
– Кстати, об этом и просила.
– Вот баба! Ну до чего же обнаглела! Ей и служанку, и повара, и маникюршу подавай. Не говоря уже о многочасовых прогулках.
– Послушай, ты с нами или против нас? А то ведь так себя ведёшь…
– Да с вами, с вами! Только не хочу заниматься безнадёжной акцией. В случае провала меня ведь тоже по головке не погладят.
– Но в принципе ты допускаешь возможность её выступления на телевидении?
– В принципе – да! Но только не под этим соусом.
– То есть?
– Нужно показать её, как самую обычную женщину. Чтобы рассказала о семье, об увлечениях. А все эти двенадцать комнат и килограммы драгоценностей – всё это пустяки, недостойные того, чтобы на них концентрировать внимание. Вот именно так она должна держаться. И кстати, никаких излишеств на столе. Ну скажем, чай без сахара и сушки.
– Может быть, хотя бы тортик… – облизнувшись, промолвил адвокат.
– Нет, нельзя! – возразил политтехнолог.
– Ну ладно, пусть будет так.
– Только на твоём месте я бы не рассчитывал, что после этой телепередачи что-нибудь изменится. Вряд ли её отпустят под залог.
– Пойми, нам надо Василису как-то поддержать. Чтобы не ощущала себя покинутой, чтобы не наговорила чего лишнего. А вот отпустят ли под залог? Да нет, я честно говорю, даже не надеюсь. Хотя ей это обещал. Ну предположим, всё-таки отпустят… И кто будет за это отвечать?
– Да всё тот же Стрекалов. Он мне уже сказал, чтобы я ему больше не звонил по такому поводу.
– Правильно. Боится, – усмехнулся адвокат.
– Естественно!
– Но это же беспредел! Ну сколько можно безнаказанно издеваться над человеком, ты мне объясни. Как это так?!
– И Стрекалова ни в чем не убедить, и Аркашу не спасти…
– А я считаю, что всё ещё возможно.
– Да ты пойми, его невозможно отгородить от остальных, это одно целое. Они пойдут на дно, и его утопят. А на фига тогда было это затевать? Тогда уж всё, финита!
– Опять ты за своё! Эта акция – единственный возможный вариант. Всё продумано, просчитано. А кроме этого мы сделать ничего не сможем.
– И тем не менее, показывать такие вещи по телевизору нельзя. Я просто боюсь, сможет ли она всё это выдержать, сыграть как надо…
– Однако, какие же всё-таки гады эту провокацию задумали!
«Что поделаешь? – размышлял адвокат, направляясь после встречи с политтехнологом домой. – Дело и впрямь совершенно безнадёжное, поскольку от нас мало что зависит. Но гонорар надо как-то отрабатывать!»
А через несколько дней другой адвокат, не менее известный, если припомнить проигранные им в суде дела, встречался с главным редактором солидной медиа-компании. Довольно эффектная женщина, к тому же не последний человек в своей профессии, готова была выполнить любые пожелания клиента. Ну как же, мало того, что хорошие деньги готов ей заплатить, так ещё и поднимет рейтинг их компании. Да кто бы сомневался, если речь о самом Федюкине!
– Мне нужна точечная акция, рассчитанная на две-три недели.
– Почему такой срок?
– Всё продумано. Формат и задачи определены. Нужно добиться, чтобы изменилось отношение к нему в масс-медиа.
– Но мы не можем так просто это изменить…
– Для начала у широкой публики должно возникнуть ощущение, что его подставили.
– Кому и зачем всё это надо? Я про подставу…
– Вы читали статью в «Рязанской правде»?
– Нет, не читала.
– Там утверждается, что всю эту аферу организовал не он. Федюкин просто выполнял приказ, проводил реформу армии, избавлялся от непрофильных активов, ну там, детсадики и прочее. Но так случилось, что попал под влияние прожжённых аферистов. Короче, его просто обдурили! Ну а потом злые люди стали обвинять бог знает в чём.
– Охренеть! Я этого не знала! Хорошо, я буду думать, как бы его поддержать.
– Что значит поддержать? Нам нужны совместные действия по согласованной программе. От вас требуется добиться малого – чтобы у народа зародилось хоть какое-то сомнение. Тогда нам легче будет всё остальное организовать.
– Я поняла.
– Вот вам раскладка по дням с указанием конкретных сумм. Буду платить по результату, из своего кармана.
Это, конечно, вряд ли, что из своего. Но взглянув на суммы со многими нулями, обозначенные на бумаге, мадам почувствовала, что надо бы ещё кое-что поиметь с богатого клиента.
– Послушайте, а почему бы не устроить интервью с Федюкиным на одном из наших сайтов в интернете?
Казалось, вот вроде бы здравая, вполне разумная мысль. Но не тут-то было:
– Вы шутите? – воскликнул адвокат.
– С чего вы так решили? – удивилась дама.
– Да этого никто смотреть не будет! Это же такая скукота! Во время беседы с ним я не могу сдержать зевоту, просто сидя в кресле засыпаю. Кстати, поэтому и выбрал соответствующую тактику – чтоб на допросах он даже рта не раскрывал.
Когда адвокат ушёл, дама мысленно подвела итог этому разговору: «Дело Кайманского начисто просрал, а ведь туда же! Да я бы ему даже бракоразводного процесса не доверила!»