Виталий Геннадьевич Кандалинцев
Посмотри и вернись
– Не совсем так. Любовь есть совокупность совершенства. Поэтому все, к чему прикасается любовь, становится совершенным. Особенно когда сама любовь самоотверженна, вплоть до самопожертвования. Тогда она становится Христовой, побеждающей смерть.
– А как быть, когда эту любовь отвергают? Говорят, например: «Не нужны ваши молитвы, не нужны ваши проповеди»…
– И будут отвергать. Заботы о материальном отняли разум у людей. Они спят в безводной пустыне и во сне видят, что пьют воду. На самом деле они ничего не пьют и умирают от жажды. Как их разбудить, если сон их крепок и просыпаться им не хочется? Что вы думаете?
– Ну, надо попытаться хотя бы что-то сделать. Поговорить о Боге, Евангелии, спасении в Царстве Небесном. Не всегда, конечно, разговор получается. Иной раз люди слепы и глухи к истине. Тогда надо подождать или поискать более восприимчивых.
– Все так. Только надо помнить о том, что сами мы мало что можем сделать. Поэтому прежде всего надо молиться и молиться Богу, чтобы послал Он нашим близким благодать прозрения. И чтобы наши слова о Нем были поддержаны Его силой. Тогда есть шанс, что слепые прозреют и глухие услышат. Ради этого настоящие молитвенники живут и ради этого кладут свою душу.
– Хорошо, если близкие, так сказать, благодарны. А если вокруг нашего молитвенника стена непонимания и отчуждения? Когда ему говорят: «Ты парень хороший, конечно, но займись-ка лучше делом. А нас оставь, проживем и без твоих молитв и нравоучений».
– Тот, кто хочет благодарности за свои труды на ниве молитвенного делания, себя любит больше других. Ему и впрямь надо подумать, готов ли он осознать молитву как подвиг. Именно подвиг, то есть крайнее напряжение сил ради близких и ради любви к Богу. Подвиг венчается спасением людей, а не их благодарностью за молитвы. И порой только подвигом можно помочь людям.
– Да, я согласен. Я против только бесполезных подвигов. Есть люди, которые сделали свой выбор. И этот выбор – не христианский. Нужно ли упорствовать в молитве за них? Может быть, обратиться к тем, кто еще способен последовать за Христом…
– Обратиться надо прежде всего к родственникам, друзьям, знакомым. И не отчаиваться, если результат скромен или вообще поначалу отсутствует. Трудности преодолеваются терпением и верой. При этом ничего не надо афишировать. Молиться о других вообще лучше втайне. Тогда и соблазнов будет меньше, и собственное тщеславие будет сидеть на голодном пайке.
– Мне нравится, как вы молитесь за других и как вы понимаете молитву. Скажите, что подвигнуло вас на этот путь?
Татьяна ответила не сразу. Было видно, что мой вопрос оказался для нее не из простых. Она словно решала, продолжать ли этот разговор. Я тоже понимал, что мои вопросы становятся слишком личными, и потому приготовился к односложному или общему ответу. Однако моя собеседница ответила гораздо полнее и откровеннее, чем я ожидал.
– Я вернулась в село пять лет назад, – начала свой рассказ Татьяна. – До этого жила в большом городе. Жизнь была как у всех: семья, работа. Но потом дети выросли и разъехались, а муж после долгой болезни умер. Я ходила в храм, старалась помогать там чем могла. Много молилась и хотела, чтобы мои молитвы помогали людям. Однажды, устав от трудного дня, я прилегла вечером отдохнуть. И заснула. Сплю и вижу сон. Будто я в своем селе накрываю на стол в весеннем саду, готовлю чай с крендельками. А за оградой вижу, как маленькие дети играют на льду близ берега речки. И так заигрались, что даже не видят, что по льду пробежала трещина и вот-вот льдина оторвется и унесет их. Я к ним бегом, кричу: «Дети, идите крендельки есть, а на льду не оставайтесь, опасно!». А они не слышат, все играют и смеются. Я изо всех сил бегу к ним и продолжаю кричать, но они даже голову не повернули в мою сторону. Льдина между тем уже от берега отплывать начала. Я схватилась за голову – что же делать-то? И тут слышу, чей-то голос говорит мне: «Молиться за них надо много, чтобы услышали». И вдруг вижу, что на льдине-то не дети, а взрослые, все мои родственники да знакомые односельчане. И тут я проснулась. После этого сна потянуло меня домой, в село. Так и приехала сюда.
– Молиться, чтобы услышали?
– Да.
– Не слишком ли вы большое значение придали вашему сну? Поддаваться случайным впечатлениям вряд ли стоит…
– Напротив. Сон просто показал мне, к чему я все время стремлюсь и где мое стремление в первую очередь может сбыться. Здесь, в селе, я обрела внутренний покой и понимание, ради чего я живу на Земле.
– И ради чего же?
– Ради того, чтобы мои близкие услышали Бога – вы поняли меня верно. В этом сокровенный смысл моих молитв…
После этих слов я, кажется, стал немного понимать Татьяну. Для нее любить и идти на подвиг было одно и то же. Она была цельной натурой и отдавала своему делу всю душу. Поэтому она никогда не сомневалась в оправданности или необходимости своих действий. Подобно тому, как птица никогда не сомневается, нужно ли ей летать. И я понял, что у этой женщины многим, в том числе и мне, стоит поучиться решительности и последовательности. Поэтому вместо дальнейших вопросов я просто попросил Татьяну помолиться в этот раз и за меня.
Мы попрощались, и Татьяна направилась по тропинке к горе. Я еще некоторое время стоял у храма и через несколько минут увидел фигуру Татьяны на вершине холма. В этот момент проглянуло солнце, вокруг все как бы повеселело. А Татьяна все шла по холму, постепенно растворяясь в небесной синеве. Такой я ее и запомнил – идущей в небо.
Москва, 2005
Крылья Анфисы
Анфиса парила в пространстве, наполненном золотистым светом. Ее крылья сияли жемчужным огнем, а невесомое тело мгновенно направлялось в любую точку. Здесь, где была девушка, всегда было прекрасно и одиноко. С земли, остававшейся далеко внизу, не доносилось ни звука. Казалось, что причудливая игра света является единственным способом и смыслом существования пространства.
Как она попадала в это пространство, Анфиса никогда не могла понять – вернее, осознать. Она просто оказывалась в нем. И ей в голову не приходило задуматься, откуда она сюда пришла и надо ли отсюда куда-то уходить. Все ее мысли сразу оказывались прикованными к этому миру свободы, как она его называла. Он уходил вверх к какому-то непонятному и невидимому источнику света. Вверх можно было взмыть свечой и подниматься бесконечно: крылья выполняли любой маневр и несли в любом направлении.
Анфиса так и сделала в первый раз. Мысленно взмахнула крыльями, затем образовала ими острый угол со своим телом и стала быстро подниматься. Крылья выполнили ее желание без малейшей задержки. Они вообще не существовали отдельно от мыслей Анфисы, а были, скорее, их выражением. Поднимаясь, девушка ожидала, что она вот-вот увидит нечто такое, что сразу объяснит, и кто она, и для чего существует. А заодно освободит ее от всех невзгод и томлений, которые забывались во время полета в пространстве, но продолжали жить в сердце смутной, еле различимой тоской.
Но произошло обратное ее ожиданиям. Чем дальше уходила вниз сумрачная земля, тем сильнее нарастало чувство одиночества. А пространство как-то разжижалось, становилось все более скучным и равнодушным. Так скучнеет фокусник, когда зритель начинает разгадывать его любимый фокус. Еще немного, и то, что казалось чудом, предстает лишь ловкой манипуляцией с обыденным. Так и Анфиса, по мере своего полета к источнику света, теряла восприятие самого света. Полет становился бессмысленным, и Анфиса была вынуждена перейти к снижению.
В последующих своих визуализациях в пространстве она больше не стремилась подняться на недосягаемую высоту. Обыкновенно ее пребывание в новом для нее мире сводилось к самому полету. Анфиса распластывала крылья и медленно описывала большие круги над городом. Ненарушимая покойность парящей души располагала к размышлениям. В какой-то момент девушка пришла к мысли, что ей самой следует объяснить происходящее.
Простота этой мысли порадовала ее, и Анфиса принялась рассуждать:
– Возможно, что единственное предназначение реальности заключается в том, чтобы существовать. А единственный смысл жизни – в том, чтобы жить. Если в обретенном ею мире нет ничего, кроме свободы, значит, здесь и надо быть все время свободной. Свобода противостоит необходимости. Там, где свобода, нет принуждения к каким-либо действиям. Нет целей, к которым надо стремиться, нет и обязанностей, которые надо исполнять. А есть лишь естественный смысл свободного бытия – выражать саму свободу и лишь ее принимать как необходимость.
Скоро Анфиса пришла к довольно развитой концепции ее жизни в пространстве. Доводы ума показались ей основательными, и она уже готовилась перейти к трансформации своей психики. Но и на этот раз ей пришлось отказаться от задуманного. Свежесть впечатлений от первых посещений пространства быстро прошла, и девушка с удивлением обнаружила, что и в ее светоносном мире может быть скучно. «Чем же мои механистичные круги над городом лучше кружения какого-нибудь маленького спутника вокруг безжизненной и далекой планеты? – думала она. – И не кроется ли за моей концепцией свободы полное отсутствие свободы, как и у спутника, влекомого железными законами механики?»
Впрочем, не сомнения разума прекратили бесцельное кружение Анфисы. Она просто поняла, что ее парящая жизнь скоро будет хуже клетки. Ведь полная отстраненность и безучастность ко всему лишала ее внутренней опоры, каковой у человека выступает смысл его жизни. А свобода ради свободы ей уже казалась не менее пошлой, чем, скажем, еда ради самой еды.
«У жизни должен быть смысл, а значит, и цель», – наконец принуждена была признать Анфиса, и, пойдя на третий круг над городом, попыталась понять, где может быть цель ее жизни. Опасливо посмотрев вверх, где она уже искала ответ на подобные вопросы, тут же отказалась от мысли еще раз подняться в пугающую пустоту. Но и осмотревшись по сторонам, тоже не нашла ничего утешительного. Пространство было везде однородным, и у него не было горизонта, за которым можно было бы поискать ответ.
Тогда Анфиса глянула вниз. Под ней был город, в котором она прожила всю свою недолгую жизнь и знала каждую улочку. Выполнив элегантный вираж, она снизилась настолько, что полетела почти над головами прохожих. Жизнь в провинциальном городке была нелегкой, и люди постоянно были заняты поисками средств пропитания. Собственных сил для этого не хватало, поэтому они часто хотели получить от кого-нибудь помощь. Некоторые обивали пороги кабинетов местных властей, другие писали письма немногим состоятельным гражданам или, наконец, шли в храм и просили помощи у Бога.
Тут Анфису осенило: да вот же, она будет незримо помогать горожанам и найдет в этом смысл жизни. Изливая на людей свою любовь, она перестанет быть крылатым изгоем и обретет гармонию души. Идея смысла жизни, состоявшего в любви к людям, воодушевила девушку. Она быстро пролетела над городской площадью, зорко осматривая все кругом.
Вскоре Анфиса увидела, как вышедший из переулка пожилой мужчина обронил кошелек. «Вот растяпа!» – ласково подумала девушка и спикировала за спину прохожему.
– Эй, сударь, вы потеряли кошелек, – громко окликнула она мужчину и приготовилась выслушать от прохожего смущенные слова благодарности. Но тот не обернулся и продолжал не спеша идти дальше. Анфиса подлетела к нему и слегка тронула его за плечо. Странно, но ее рука не ощутила прикосновения. Девушка озадаченно опустилась на землю и оглянулась по сторонам. Прямо на нее с противоположной стороны улицы шла женщина с сумками и как-то невидяще смотрела на Анфису. Взмахом крыльев Анфиса ловко увернулась от столкновения и стала наблюдать, что будет дальше.
Женщина с сумками заметила кошелек и окликнула прохожего. Тот сразу услышал, вернулся подобрать кошелек и рассыпался в благодарностях перед женщиной. Они двинулись дальше, заговорив о чем-то необязательном. Анфиса вдруг поняла, что среди людей она невидима и неслышима. Бросившись проверить это неожиданное открытие, она скоро убедилась в его истинности. К кому бы она ни подлетала и ни обращалась, ее присутствие никем не замечалось.
Тогда Анфиса расплакалась. «Моя любовь бессильна», – сквозь слезы повторяла девушка, крепко вцепившись в подушку, пока не проснулась окончательно. Лежа в кровати, она уставилась на стену, не в силах освободиться от впечатления, произведенного на нее ее сном. За стеной у соседей шумело застолье, и мужской голос громко произнес тост из известного кинофильма: «Так выпьем же за то, чтобы наши желания совпадали с нашими возможностями!»
«В точку», – подумала Анфиса. Пора было вставать и идти на работу. Она пошла на крохотную кухню своей однокомнатной квартиры, доставшейся ей по наследству от умершей тетки. Выпила чаю, рассеянно глядя в окно.
Был пасмурный день, и грязные облака еле волочили свои туши по низкому невыразительному небу. По улице шли столь же невыразительные люди, и задумываться, куда они шли, даже не хотелось.
Внимание девушки привлек старик с палочкой, осторожно шедший по тротуару. Несмотря на оживленное движение вокруг него, его лицо выражало отрешенность путника, много дней идущего по пустыне. Старика никто не замечал, словно бы его не существовало вовсе. «Вот он, символ человеческой жизни, – мелькнуло в Анфисиной голове. – Твоя разумная сущность одинока и никому не нужна, а бытие – всего лишь верчение тел, которые живут сами по себе». Перед сменой в кафе, где Анфиса работала официанткой, много философствовать не хотелось, поэтому она лишь скользнула взглядом по книжному шкафу и пошла одеваться. В шкафу стояли книги, немного непривычные для библиотеки девушки ее лет: собрание сочинений А. Блока, философские и мистические книги, несколько серьезных журналов.
Кафе находилось через два квартала у перекрестка. Направо, чуть поодаль от него стоял небольшой храм. Хотя видеть храм Анфисе приходилось почти каждый день, она не была в нем ни разу. Войдя в кафе, она переоделась и вышла в зал. Днем зал выглядел довольно безвкусно. Странный желтый цвет, в который были выкрашены стены, создавал ассоциацию скорее с туалетом на привокзальной площади, чем с местом для комфортного приема пищи. Но вечером он выглядел иначе и даже нравился Анфисе.
Зажигались массивные люстры под потолком, и зал наполнялся мягким светом. Грубые желтые стены как бы бледнели в этом золотистом свете и уже не бросались в глаза. Официанты сновали между столиками, негромко переговариваясь с посетителями. Здесь было спокойно и немного празднично. Персонал всегда ласково улыбался и никогда не повышал голоса – хозяин строго держал марку. «Рай, да и только», – думала девушка, двигаясь с подносом от одного столика к другому.
Но когда ее взгляд останавливался на дверях в служебные помещения, он неуловимо менялся. Там, за дверями, была «реальность». Именно так Анфиса стала называть кухню и подсобки после того, как посмотрела фильм «Матрица». Улыбающиеся ангелы-официанты, выйдя из зала, становились обычными людьми. Их встречали другие обычные люди – повара, посудомойки. И они вели обычную жизнь – дружили и ссорились, помогали в одном и соперничали в другом.
В этом мире царили свои законы и свои нравы. На что-то закрывали глаза. Но за мелкие оплошности порой выговаривали друг другу долго и с возмущением. Главная тема, которая занимала умы работников, публично не обсуждалась. Она сводилась к тому, как понравиться хозяину кафе и упрочить свое положение. В городе, где безработица была заметной, такое понимание служебных обязанностей редко вызывало удивление.
Анфиса выходила на кухню с тем же настроением, с каким чайка ныряет в море за рыбой: приятного мало, но необходимо. Пребывание на кухне сводила к минимуму, старалась никого не задеть и не участвовать в приватных разговорах. Эта ее манера поведения быстро была замечена, и девушка получила прозвище «недотрога». Она, конечно, понимала, что ее прозвище таит в себе обидный смысл и говорит о том, что ее считают чужой в кругу сослуживцев. Но она мирилась с этим и даже полагала, что она выше этих мелких человеческих пристрастий.
Так и шли ее трудовые будни. Но со временем Анфиса стала замечать, что и в чистом зале кафе ей становится все менее уютно. Источник дискомфорта вскоре стал ей понятен. Скука. Вот что стало одолевать мечтательную и немного отрешенную от обыденности официантку. В зале было чисто и спокойно – это верно. Но и не происходило ничего существенного. А в «реальности» были сложности и конфликты, но в них проявлялись личности и были живые отношения.
Двигаясь в золотистом свечении зала, Анфиса чувствовала себя все более скованной. Оттого она все чаще посматривала на узкую лестницу, что неприметно вела из зала вверх на второй этаж. Подойдя невзначай к лестнице, молодая официантка краем глаза видела, как полумрак лестницы рассеивается мягким светом. Свет исходил от невидимого светильника, запрятанного где-то наверху лестницы. Там, наверху, был кабинет хозяина.
Подниматься к хозяину без особой надобности было не принято. Да и небезопасно. Хозяин не любил, когда его отвлекали по мелочам. Поэтому если кто-то (чаще всего, администратор) поднимался к нему, то персонал тревожно напрягался. Поскольку чаще всего к хозяину шли по «кадровому вопросу».
Размышляя о своей недолгой жизни, Анфиса часто задавала себе один вопрос. А именно: почему такая начитанная и явно неглупая девушка чувствует себя так одиноко в этом мире. Ей пришло на ум довольно простое объяснение. Она не такая, как все. В самом деле, ну кто из ее сверстниц озабочен поисками смысла жизни и, так сказать, видит в скучноватом движении повседневности «бытие»? Для сверстниц смысл жизни был самоочевиден: удачно выйти замуж, преуспеть в жизни, потакать по мере своего положения своим маленьким слабостям. Но для Анфисы такой смысл жизни был слишком прост, если не сказать примитивен. Ей хотелось чего-то большего.
Размышляя на эту тему, наша мыслительница пришла к следующему выводу. В сущности, среди людей дело обстоит примерно так же, как в природе. Возьмем камни. Галек, например, всегда много, они похожи одна на другую, а вместе образуют большие серые массивы вдоль берегов реки. У галек нет какого-то особого предназначения в мире, и потому их существование прозаично. Иное дело – драгоценные камни. Они редки и ценимы всеми. И у них есть особое предназначение. Оно заключается в образовании с себе подобными образцов великой красоты, которые вызывают восхищение и даже какой-то мистический страх у людей. Однако, прежде чем выполнить свое предназначение, драгоценные камни долго пребывают в одиночестве.
Как это часто бывает, философские обобщения женского ума быстро перетекают в область вполне конкретного отношения к какому-нибудь мужчине. В данном случае таким мужчиной стал хозяин заведения. Его Анфиса видела редко, и то мельком. Это был человек средних лет, плотного телосложения и не очень разговорчивый. Мечтательный ум девушки быстро нашел в хозяине признаки той самой редкости, какую она приписывала себе самой.
Ей стало казаться, что и хозяин стремится жить в уютной тиши своего кабинета, а свое заведение считает лишь грустной необходимостью. Наверное, и он одинок в своем мире на втором этаже, тоже скучает и ждет чего-то большего от своей жизни. Мечты уносили молодую официантку все дальше. Она стала серьезно задумываться о том, что более близкое знакомство с хозяином, возможно, станет причиной большой духовной радости как для него, так и для нее.
Понемногу эта случайная, в общем-то, мысль окрепла и превратилась в убеждение. На губах Анфисы стала играть загадочная улыбка, которую не могли понять другие работники кафе. Впрочем, девушка была осторожна и ни словом не обмолвилась о своих особых отношениях с хозяином. Она просто была довольна, что нашла ключ к своей судьбе. Ключ, открывающий дверь в настоящую жизнь. И готовилась к встрече с хозяином.
Предлогом для встречи должен был послужить несносный желтый цвет стен заведения. Анфиса тактично объяснит хозяину, что правильный цвет вызовет у посетителей удовольствие и они станут чаще заглядывать в кафе. Думала девушка и о других дельных замечаниях, которые продемонстрируют хозяину ее тонкий вкус и хорошую сметку. Далее заинтересованный хозяин обязательно расспросит девушку о ее жизни. Понятно, что в ходе этого рассказа обнаружатся явные параллели между жизнью Анфисы и его собственной, что и станет основой для их взаимного интереса.
С этим настроением Анфиса искала удобного случая, чтобы незаметно подняться к хозяину. Однажды вечером такой случай представился. Хозяин находился на втором этаже, в зале никого из персонала не было. Анфиса с бьющимся сердцем приблизилась к лестнице и стала осторожно подниматься наверх. Она дошла до маленькой площадки наверху и повернула к двери в кабинет хозяина. В этот момент из-за двери донесся женский смех, которому вторил голос хозяина. Девушка остановилась как вкопанная, затем быстро вернулась в зал. Через некоторое время по лестнице спустилась администратор Нина.
Весь остаток вечера Анфиса была задумчива и имела какой-то виноватый вид. На вопросы «Что случилось?» не отвечала и механически исполняла свои обязанности. После работы пришла домой и ничком бросилась на кровать. «Реальность» оказалась вездесущей и плотным равнодушным кольцом окружала ее маленький светлый мир. Анфиса ясно видела, что «реальность» не была к ней откровенно враждебна. Но она имела неприятное свойство разрушать мечты девушки как нечто малоценное.
«Что же, в самом деле, делать»? – подумала Анфиса. Ее мечтательный, но живой ум услужливо заработал и представил новое объяснение происходящему. Символом реальности стал сам хозяин. Он явно был не похож на Анфису и чем-то был даже противоположен ей. Хозяин существовал реальностью и был всем доволен. Он не мечтал о большем, он просто жил тем, что у него есть. При этом Анфиса зависела от него, хотя бы в том смысле, что другую работу в городе ей было бы трудно найти. После некоторых раздумий девушка пришла к мысли, что реальность надо уважать так же, как хозяина.
Персонал, не умевший уважать хозяина, на работе долго не задерживался. Без работы же было очень трудно. Но точно так же было и с реальностью. Люди, не умевшие уважать реальность, быстро оказывались в выдуманном мире. Затем выяснялось, что выдуманный мир ничего не дает и что жить в нем сложно. Единственный выход – принять реальность и найти в ней свое место.
Бессилие перед реальностью вовлекло Анфису в какую-то новую игру. Девушка вообразила себя рабыней реальности, вынужденной выполнять ее деспотические требования. В памяти смутно мелькнули кадры какого-то фильма. В нем восточный властитель добивался сердца белокурой красавицы, случайно попавшей в его владения. Красавица сопротивлялась, но была вынуждена терпеть ухаживания. Под влиянием этого образа Анфиса изменила пол реальности, и та превратилась в «реал».
«Хорошо, – подумала девушка. – Раз реал сильнее меня, я буду ему подчиняться. Несправедливо, конечно, что грубый реал помыкает моей духовной сущностью. Но в мире все устроено так, что низкое и грубое часто берет верх над возвышенным и утонченным».
Странно, но эти мысли не только не оскорбляли ее, а даже имели какую-то непонятную сладость. Анфиса стала чаще заходить на кухню и склад, вступала в разговоры с другими работниками заведения. В душе она это называла «отдаваться реалу». Ее поведение не осталось незамеченным. Персонал подумал, что с девушки слезла спесь, и потому перестал называть ее недотрогой.
Неожиданно Анфиса обнаружила, что поболтать с кухарками и грузчиками вовсе не так противно, как ей представлялось раньше. Естественно, обыкновенные события обыкновенных жизней не несли большой информации. Оттого что Анфиса узнала о заболевшей внучке посудомойки тети Паши, ее кругозор существенно не расширился. Но от самого общения с посудомойкой ей стало как-то теплее.
– Не посидеть ли мне с вашей внучкой? – предложила Анфиса тете Паше, когда узнала, что с внучкой некому посидеть, в один из дней.
– Ой, милая, посиди. Бог вознаградит тебя за твою доброту, – радостно ответила посудомойка.
Так Анфиса оказалась в доме тети Паши, где провела полдня, развлекая семилетнюю Оленьку. Посмеиваясь над проделками ребенка, девушка незаметно для себя отвлеклась от своих обычных дум и забыла про «реал». Вместо бесконечных размышлений об окружающем мире она сосредоточилась на жизни, «которая рядом».
Вскоре работники кафе уже знали, что Анфиса – свойская девушка и может помочь в случае чего. Каким-то образом эта информация достигла хозяина, и он, наконец, пожелал поближе познакомиться с ней. Однажды к Анфисе подошла администратор Нина и сказала, что Михаил Сергеевич попросил ее зайти в кабинет.
Анфиса поднялась по лестнице и, немного выждав, постучала в дверь.
– Войдите, – донесся голос хозяина, и она вошла в кабинет.
Михаил встретил ее улыбкой и пригласил сесть на мягкий стул перед его столом. Отвечая на обычные вопросы хозяина – как работается и т. д., – Анфиса присматривалась к своему собеседнику. Внимательный взгляд голубых глаз, спокойный тон, сдержанные и точные замечания выдавали в нем умного человека. Он много работал и умел хорошо руководить. И ожидал практичности от других. Вот и сейчас он заговорил об этом:
– Знаете, Анфиса, приятно, что вас интересует и работа, и люди, которые вас окружают. Мне не нужны мечтатели, которые витают где-то в облаках и не желают видеть ни дела, которое надо делать, ни людей, которым надо помочь. Много бед в нашей стране произошло именно потому, что люди не хотели мыслить и жить просто. Видите ли, так скучно – терпеть, трудиться, помогать.
Анфиса напряглась. То, что она услышала сейчас от хозяина, не совсем совпадало с ее мнением. Точнее, противоречило ему. И она осторожно решила возразить:
– Мне кажется, что не меньше бед произошло от того, что многие живут только материальными проблемами. От этого жизнь становится ограниченной, лишенной полета мысли и роста сознания. Кто не знает ничего, кроме материи, тот сам материя. Но тот, кто живет духом, рано или поздно откроет для себя новый мир.
– Вот как? Я до сих пор считал, что тот, кто живет делом, им и жив будет. Хоть в этом мире, хоть в каком другом. Легче всего призывать других к росту сознания и не делать ничего самому. Но я не верю ни во что, что может совершиться без труда. Труд и умеренность – вот что развивает сознание подлинно.
Анфиса кивнула. Она решила не доводить дело до спора, тем более что в ее намерения совсем не входило обострение отношений с хозяином. Разговор перешел в обычное русло и коснулся работы. Услышав замечание девушки о том, что желтый цвет стен в зале не способствует притоку посетителей, Михаил задумался и сделал пометку в своем ежедневнике. Вскоре он отпустил Анфису, поблагодарив за ее замечания.
Сколь ни была непродолжительной их встреча, она положила начало их отношениям. Михаил заинтересовался не по летам развитой официанткой, к тому же довольно красивой, на его взгляд. Он был холост, и его интерес к Анфисе не был, так сказать, праздным. Ему давно хотелось обзавестись достойной супругой. Той, что будет надежной помощницей в деле и хорошей спутницей в жизни. Бывая в своем кругу на разных вечеринках, Михаил с досадой ощущал, что рядом с ним нет его второй половины.
Анфиса после встречи с Михаилом также стала часто думать о нем. Он привлекал ее своей цельностью, способностью сложные вопросы сводить к простым определениям. Девушка ясно осознавала, что Михаил нравится ей и как мужчина. Но она боялась, что ее личность окажется не по вкусу ему. Поэтому, вопреки своей привычке, не стала загадывать, что будет дальше.
Они стали проводить время вместе. Михаил частенько приглашал ее посетить боулинг или ночной клуб. Там они продолжали свои беседы. Как это часто бывает с людьми, которые нравятся друг другу, они быстро перешли к свободной и дружеской манере общения. Михаил уже в первую их подобную встречу тактично, но определенно дал понять: он ждет, что Анфиса будет говорить то, что думает, а не то, что ей представляется целесообразным в разговоре с хозяином. Девушка подумала и молча согласилась.
Это согласие привело к некоторому дуализму в их отношениях. Когда Михаил рассказывал забавные истории из своей жизни, Анфиса весело смеялась и ее сердце заметно располагалось к ее другу. Их отношения теплели, и они были весьма довольны. Но когда он заговаривал о деле, о необходимости большой ответственности и трудолюбия – Анфиса скучнела.
Она не была простушкой и понимала, почему хозяин приглашает ее в разные увеселительные заведения. Конечно, не потому что ему просто интересно пообщаться с ней. Не допускала Анфиса и легкомысленных целей с его стороны, ибо человек он был серьезный. И хотя девушка побаивалась мыслить на этот счет слишком определенно, она все же осторожно предполагала, что Михаил в ней видит потенциальную невесту.
Это льстило девушке, но и вызывало нелегкие размышления. «Хороший человек, – думала Анфиса. – Но слишком много думает о своем бизнесе и даже как-то поэтизирует его. Ему нужна жена такая же, как он сам. Практичная, знающая толк в деле и людях, скорее партнер и друг, чем очаровательная принцесса. С ним, конечно, нужды не будет. Но за все надо платить. За обеспеченность – ежедневной заботой о многих прозаичных делах. На это и уйдет вся жизнь. А по-другому с такими нельзя, быстро разочаруется и бросит».
И здесь Анфиса задавала себе простой вопрос: нужна ли ей такая жизнь? Она думала о своем образе жизни и находила в нем массу привлекательных черт. Денег, естественно, не хватало, и даже на недорогие книжки тратиться приходилось экономно. Но зато какая свобода! Можно долго лежать в постели в выходной день, читать, мечтать. Можно подолгу ходить по скверику в весенний день и наслаждаться солнцем и теплом. О любви Анфиса тоже думала часто. Но облик возлюбленного у нее все время получался какой-то сказочный. Что-то вроде принца, который заберет ее на какую-нибудь бригантину и увезет в лучезарный мир, где достаточно быть красивой и умной. А остальное все приложится по законам сказки.
О том, что такие мечты несбыточны, девушка догадывалась. Но и менять эти мечты на прозу жизни, «дебет и кредит», как она выражалась, ей не хотелось. Оттого-то она и становилась малоразговорчивой в то самое время, когда Михаил воодушевлялся и с жаром говорил о какой-нибудь деловой перспективе.
Быстро разобрался в ситуации и Михаил. Он понял, к какому типу людей относится его собеседница. «Остроумна и мила, бесспорно, – пришло ему на ум. – Но пассивна и своенравна. Опасная смесь, из которой в будущем вырастет много проблем. Будет притягивать своеобразием, но жить с ней будет трудно. Вероятно, нужно не спешить, а посмотреть, как раскроется дальше».
