Виталий Геннадьевич Кандалинцев
Посмотри и вернись
Разговор в ночной поездке
В морозный зимний вечер Петя Туманов вошел в поезд, отправлявшийся с Павелецкого вокзала столицы в Н-ск. В купе он снял меховую куртку, из дорожной сумки извлек исписанный мелким почерком блокнот. Затем сел у окна и стал внимательно изучать содержимое блокнота.
Петя был аспирантом известного московского вуза и готовился провести некое философско-религиозное исследование. Приглашение стареющих родителей посетить родной Н-ск застало его в период напряженных размышлений над замыслом упомянутого исследования. Не слишком охотно Петя принял приглашение, решив не оставлять работу даже в дороге.
Накануне он закончил чтение «Философии общего дела» Николая Федорова и сейчас изучал сделанный им конспект труда русского философа. Петя был верующим, поэтому сама идея всеобщего воскресения в земном мире его не заинтересовала. «Чушь, конечно, это самое федоровское воскресение. Ведь оно всего лишь идея обратного погребения душ умерших во плоть мира сего, – думал Петя. – Не в мире сем, но в Боге призвал людей к воскресению Иисус Христос».
Однако здесь и начиналось Петино размышление. Касалось оно именно странной способности человеческого сознания трансформировать истину в монументальные, но крайне ограниченные и потому ошибочные идеи. В самом деле, как можно веру в Царство Небесное заменить на странную цель бессмертия в физическом теле и расселения человечества по безжизненной и опасной Вселенной?
Молодой аспирант был немного знаком с астрофизикой и вспомнил о существовании объектов, называемых «черными дырами». В этих объектах сила гравитации столь чудовищна, что черную дыру не может покинуть даже свет. Петя склонялся к мысли, что явление, подобное черной дыре, может возникнуть и в человеческом сознании. В этом случае мысль человека удерживается какой-то непонятной силой на материальной стороне жизни и не способна проникнуть в мир духовный.
«Коллапс сознания, – начал записывать Петя в блокнот, – заключается в том, что ищущая вечную жизнь душа сталкивается с ограниченностью интеллекта, не способного понять настоящую реальность. Зов души заставляет интеллект представить постигаемые им условия земной человеческой жизни как самодостаточные для души. И великая правда о духовном бессмертии меняется на ложную идею поиска физического бессмертия. В этой идее и происходит угасание духовного света, воспринимаемого через веру».
То, что такой сценарий может осуществиться в отдельно взятых человеческих сознаниях, молодой человек нисколько не сомневался. Но его волновало, в скольких сознаниях такое происходит. Если сознания взаимосвязаны и влияют друг на друга, то по достижении некоторой критической массы коллапсирующих сознаний возможно превращение сознания всего человечества в «черную дыру». А это уже духовная гибель человечества. Не о том ли говорится в зашифрованном виде в Откровении Иоанна Богослова?
Так понемногу вызрела идея Пети о существовании апокалиптического тренда сползания человечества в коллапс сознания. Он не приписывал ее себе, но считал, что тренд существует согласно сказанному в Евангелии: «Широка и пространна дорога в погибель». Впрочем, вывод, к которому пришел начинающий мыслитель, был уже оригинален.
Он счел, что перед лицом грозной опасности крайне необходимо создать систему раннего оповещения о приближающемся коллапсе и выработать всеобъемлющий план реагирования. Для оповещения нужно создать своего рода «локатор» – аналитическую группу передовых людей, которые бы социологическими и другими методами выявляли динамику апокалиптического тренда. Данные о тренде подлежали немедленной публикации ведущими средствами массовой информации.
Разумеется, в случае роста угрозы коллапса должен приводиться в действие особый план защиты. Он мог включать выступления духовных лидеров, активизацию проповеднической деятельности и ограничение свободы распространения атеистических взглядов. Все действия в рамках плана должны быть хорошо согласованы и пользоваться поддержкой правительств. Цель плана – всеобщее покаяние людей как единственно верная защита от коллапса сознания.
Петя Туманов настолько увлекся перспективами выдающегося дела, что почти не обратил внимания на вошедшего в купе попутчика. Невысокий мужчина, одетый в пальто и мягкую шапочку, вежливо приветствовал Петю и стал устраиваться на противоположном месте. Когда он снял пальто, стало видно, что он носит рясу и крест.
«Священник», – подумал аспирант. Поезд вскоре тронулся, и через полчаса проводница принесла горячий чай. Чаепитие – лучшее время для знакомства в дороге. Попутчиком Пети оказался отец Сергий, служивший в храме во имя Святителя Николая Чудотворца в Н-ске. Они разговорились, и Петя поведал немного о себе.
К некоторому удивлению молодого человека, священник проявил живой интерес и к его научной работе, и особенно к образу его мыслей. Мало-помалу Петя рассказал о диссертации, о том, под каким углом зрения он видит проблемы сознания. Когда он обрисовал возможность коллапса сознания и сказал о системе оповещения и защиты, о. Сергий вздохнул и заметил:
– Вы все говорите о людях неверующих. Но и верующие сталкиваются с той же самой напастью. Вырваться к свету, миру и благодати им тоже порой нелегко. Поэтому систему раннего оповещения каждый должен закладывать прежде всего в собственную душу. Без этого все сведется к тому, что одни слепые попытаются вести других слепых.
– Вот как? – удивился Туманов. – Неужели уже и веры мало, коли к ней надобно в своей душе систему оповещения иметь?
Отец Сергий задумчиво помешал ложечкой в своем стакане. Ответил он немного другим тоном, как бы сдержанней и серьезней:
– Был один случай, который врезался мне в память и над которым часто размышляю. Однажды я служил литургию у нас в храме и обратил внимание на мужчину лет тридцати, стоявшего возле окна. Раньше я его не видел, но выражение его лица подсказало мне, что человек он сложный. Подумал об этом как-то мельком, почти непроизвольно.
Он же стал приходить в храм довольно часто. Держался особняком, склонности к общению не обнаруживал. Раз, впрочем, подошел ко мне за благословением, и немного поговорили. Назвался Алексеем Кочневым, в прошлом был сотрудником преуспевающей компании. По не совсем понятным причинам работу оставил и стал заниматься, по его словам, «кое-какими писательскими делами». О содержании сих дел определенно ничего не сказал, я же настаивать на подробностях не стал.
Так и продолжалось с год или около того. Алексей приходил на службы, два или три раза причастился. Держался незаметно, обычно ставил свечи пред иконами Спасителя и Божией Матери и отходил к окну. Чувствовалась в нем какая-то недосказанность или скрытность, но я значения этому не придавал. Характеры у людей разные, один любит побольше рассказать и посоветоваться, другой все молчит.
Все же однажды вечером мне довелось узнать о нем больше. Пришел он к вечерней службе, народу в храме было немного. Все желающие уже исповедовались, и я стоял возле аналоя, ожидая, не придет ли на исповедь кто-нибудь из опоздавших. Тут он подошел ко мне и сказал, что хочет поговорить.
Я кивнул. Рассказ Алексея был откровенным. Несколько лет он работал над философско-религиозной книгой, ради которой оставил работу и терпел ощутимую материальную нужду. Когда книга была готова, он попробовал ее опубликовать. Но везде, куда бы он ни обращался, встречал отказ. Постепенно ему стало понятно, что его книга не вызывает сочувствия практически ни у кого. А ведь идеи этого труда Алексей сделал главным содержанием своей жизни и жил практически только ими. Он понял, что непризнание книги ставит его на грань сильного нервного срыва. И он, в общем-то, не знает, как избежать этого срыва.
Дело было серьезно, и я решил не спешить. Попросил дать почитать рукопись. Алексей тут же достал из портфеля объемистую папку и передал ее мне. Мы договорились через неделю обстоятельно все обсудить.
– И о чем же говорилось в рукописи? – не смог сдержать любопытства Петя.
– Рукопись я прочитал уже на следующий день. Не скрою, чувства она во мне вызвала противоречивые. Называлось произведение, насколько помню, «О промысле Божием, созидающем исторические формы жизнеустройства людей». Главная задача исследования, как написал автор в предисловии, заключалась в том, чтобы найти в огромном многообразии проявлений общественной жизни систему форм, положенных Богом. Эти формы человечество ищет и отчасти находит через многие неудачи. Но коль скоро система выявлена, открывается величественная возможность гармоничного и справедливого развития общества.
Далее в исследовании давалось описание этой системы. Разработана система была подробно и охватывала самые разные сферы: политическое и экономическое устройство, культуру, религиозную жизнь и т. д. Язык автора был не лишен гладкости, а доводы казались порой убедительными. И все же сразу бросалась в глаза одна особенность. Автор сообщал множество подробностей так, как будто знал волю Божию в точности. И как-то выходило при этом, что человек окутан подробными предписаниями свыше и ничего самостоятельно предпринять не вправе. Это впечатление нарастало по мере прочтения труда и вызывало все более сильный протест.
Прочитав последнюю страницу, я все понял. Без богословского образования, прилежного изучения положений Священного Писания и Священного Предания, на которые Алексей ссылался, в плену своих очень несовершенных идей он достиг приличного внешнего мастерства, но был в большинстве случаев неправ по сути. Более того, он взялся за работу, непосильную и для более одаренного и сведущего человека. Может быть, вообще непосильную для одного человека. Поэтому исход его затеи не мог быть иным.
– Угораздило же его… Должно быть, досталось ему от вас, – сочувственно заметил Туманов и подумал: «Случай банальный. По несмирению молодой человек поставил завышенные цели и отдал им лучшие годы своей жизни. Потом обнаружил, что результат почти нулевой. А то и вовсе негативный. Вот и стал метаться. Священник наверняка нелицеприятно вразумил его». Перед мысленным взором Пети возникла картина: стоит понурый Алексей, и о. Сергий строго наставляет его нормам христианской жизни. «Верно, история эта подтверждает слова о. Сергия о том, что и верующие могут совершать изрядные промахи, – размышлял аспирант. – Значит, ясность сознания не достигается так уж легко. Интересно, что же ведет к ней?»
Священник молчал. За окном вагона проносились столбы с фонарями, и полутемное купе ненадолго освещалось желтоватым светом. Было слышно, как служащая вагона-ресторана везет тележку по проходу и громко предлагает пассажирам воду и сладости. Петя купил пластиковую бутылку воды «Святой источник» и поставил ее на столик. В этот момент о. Сергий снова заговорил:
– Спору нет, ошибка Алексея была слишком очевидна. Сложность же заключалась в том, как ее исправить. Для человека его склада подобные неудачи слишком тяжелы и грозят отчаянием. Тогда я уже немного начал понимать устроение его души. Он из тех, кто вежливо выслушает любое обличение и согласится с ним. Потом придет домой, сожжет все свои рукописи и разуверится во всем. Прав он или не прав, будет уже не так важно. Теряется человек – вот действительная проблема.
Потому, обдумав все как следует, я решил не спешить с обличениями. В конце концов, человек – всегда цель, а не средство для доказательства чьей-либо правоты. Что толку от такой правды, которая не ведет к исцелению. И много ли проку от врача, который умеет ставить верный диагноз, а болезнь излечить не может?
Короче говоря, нужно было найти целительную силу в самом Алексее, и я молился, чтобы Господь даровал найти эту силу. Вскоре мне пришло на ум, что надо бы Алексея познакомить с Надеждой Андреевой. Почему именно с ней? Судьба этой женщины была в некотором отношении поучительна. И я втайне надеялся, что для Алексея она послужит уроком. Но расскажу все по порядку.
Как-то раз пришел ко мне наш сторож и говорит, что из храма отказывается выходить женщина. Время же было позднее, и храм пора было закрывать. Иду в храм и вижу: стоит перед иконой женщина и плачет. Одета в легкую блузку, ноги вообще босые (это осенью-то…). Подхожу, спрашиваю: «В чем дело?» Молчит. Пригласил тогда ее пойти в трапезную, там было тепло и можно было напоить ее горячим чаем. В трапезной женщина успокоилась и рассказала о себе.
Как я уже сказал, звали ее Надеждой. Она был прихожанкой другого храма, что стоит в нескольких кварталах от нашего. По молодости лет она сошлась с одним мужчиной и жила с ним – без регистрации брака, без венчания. Охарактеризовать их отношения трудно, но серьезными они явно не были, поэтому на очередной исповеди Надежда решила покаяться в этом грехе. На ее беду, священник М., служивший в том храме, был неопытен и к своему делу имел ревность не по разуму.
Выслушал он Надежду, пристыдил и стал требовать, чтобы она «блуд заменила непорочным браком», то есть вышла замуж за своего сожителя. Женщина сначала возражала, говорила, что сожительствует по слабости и бытовым обстоятельствам (негде было жить) и что без любви брак будет большим грехом, чем то, что у них сейчас. Да и сожитель ее неверующий и к Церкви относится с предубеждением. Но священник этим доводам не внял. Он гнул свою линию, ссылался на Библию, дескать, муж женой оправдается. И все говорил о кресте, который надо понести во имя любви.
Надо сказать, что Надежда была воспитана в доверии к слову священника. После нескольких «просветительных» бесед она пришла к выводу, что ей надо исправляться. Нехотя, словно предчувствуя что-то недоброе, уступила давлению священника и поговорила о браке со своим сожителем. Тот махнул рукой – какая разница… Так они поженились и венчались. Через год у них родилась дочь. А дальше… Муж увлекся какой-то красоткой и сбежал с ней неведомо куда. Надежда осталась с ребенком на руках, без жилья, без средств существования. Ютилась в полуразрушенном бараке, голодала, пыталась как-то выжить.
И однажды она не выдержала. Бросила ребенка в бараке, пошла в храм. Там дождалась, когда выйдет М., подошла к нему и со смехом стала показывать пальцем на его крест и спрашивать, легко ли ему его нести. М. попробовал отстраниться от нее, в этом миг Надежда, словно в беспамятстве, закричала:
– Крест, который ты мне навязал, раздавил меня! Кто ответит за это? Ты покаешься, и Бог тебя простит, а моя жизнь так и останется загубленной. Где любовь, про которую ты говорил, и знаешь ли ты ее сам?
Эти слова отчаяния, которые Надежда пересказала в трапезной, больно вонзились мне в сердце. Трудно передать то чувство стыда и горечи, когда узнаешь о таком вот «окормлении» людей иными священниками. Я спросил Надежду, как она пришла в наш храм. Она ответила:
– Видно, Бог вывел. Ибо не знала я, куда шла сегодня, но пришла в ваш храм.
К счастью, нам нужна была работница в трапезную, поэтому помочь Надежде оказалось возможным. Она устроилась к нам и стала сводить концы с концами. Нашли через прихожан и недорогую чистую комнатку, в которую она вскоре поселилась с дочкой. Вот к ней-то в гости я и хотел пойти с Алексеем.
Сердцем я чувствовал, что Алексею многое откроется, когда он узнает о судьбе Надежды от нее самой, поэтому позвонил ему и позвал в гости. Он согласился. И вот мы у Надежды, пьем чай и слушаем ее рассказ. Женщина просто, уже без волнения и слез, пересказала свою историю.
Алексей слушал внимательно, ни разу ее не перебив. Было видно, что он сильно огорчен действиями М. и горячо сочувствует Надежде. Но затем вдруг впал в какое-то отстраненное состояние, словно ушел в себя. Поговорив о том о сем, мы встали и попрощались с хозяйкой. На улице Алексей вдруг сказал: «Это про меня она рассказала…». Больше ничего не добавил и вскоре пошел домой.
– Какие же параллели нашел он в себе и М.? – спросил Петя.
– А вы как думаете? – задал встречный вопрос о. Сергий.
– А чего тут думать, – ответил Петя. – Оба неосторожно и самонадеянно приложили Библию к жизни. Только один теоретизировал, а другой пытался наставлять практически. Не поняли они, что нужен большой духовный опыт и крайняя осмотрительность, чтобы нести Слово Божие людям. Вот и вышло у них на поверку, что связывают людей своим своеволием.
После этих слов в их разговоре снова возникла пауза. «Ну, положим, Алексей виноват не так сильно, – думал Туманов. – Написать-то он написал что-то отчасти крамольное, но распространить не успел или не сумел. Стало быть, никому не навредил. Иное дело М. Этому за базар надо отвечать конкретно».
В жизни так бывает, что судьба одних людей воспринимается как далекий и чуждый нам путь, судьба других – как в чем-то схожая с нашей. Именно так Петя чувствовал, когда слушал о Надежде и М. Надежда была в чем-то близка Туманову, а М. – далек, как инопланетянин. Бывает, хотя и значительно реже, третий вариант. Это когда чужая жизнь удивительно похожа на нашу. Тогда она принимается за большее, чем просто чужой опыт. Она – своего рода откровение и пророчество о нашей жизни. А человек, в которого мы смотримся как в зеркало, становится для нас мистическим двойником.
Петя интуитивно чувствовал значимость жизни Алексея для себя. В ней угадывались неясные отголоски его собственных мыслей и стремлений. И что особенно важно – какой-то результат, который у Пети был еще только впереди. Поэтому, несмотря на вроде бы негативную информацию об Алексее, молодой аспирант чувствовал к нему необъяснимое расположение и интерес.
Ему захотелось узнать об этом человеке больше. Особенно о том, что он чувствовал и что думал, когда его дело развалилось. И еще: к каким он выводам пришел и что стал делать дальше. Туманов стал расспрашивать своего собеседника в этом направлении, придавая разговору все более и более психологическую окраску.
Наконец, о. Сергий пригладил свою бородку и сказал:
– Ваш интерес к Кочневу вряд ли случаен. Вы с ним очень похожи, даже внешне. Жизненный опыт Алексея значителен, и вы интуитивно стремитесь этот опыт познать. Но рассказать о нем может лишь сам Алеша. Я только в самых общих чертах осведомлен о его жизни.
Петя был разочарован:
– Жалко, что я не смогу ничего узнать.
– Отчего же? Алеша встречает меня в Н-ске, я попрошу его поговорить с вами. Благо, времени до отправления электрички (мы едем к моей внучке в село под Н-ском) будет более часа.
«Как неожиданно», – удивился Петя. Он почувствовал себя примерно так, как чувствует человек, который сначала слушал рассказ о кинофильме, а затем сам попал в число актеров. Возможность пообщаться с Алексеем Петю обрадовала, тем более что ждать оставалось недолго. По расписанию поезд прибывал в Н-ск через двадцать минут.
На платформе в Н-ске было пустынно и холодно. В свете фонарей снежинки кружили свои бесчисленные хороводы. Гулкий голос из репродуктора объявил о прибытии поезда, и немногие встречающие поспешили к нужным вагонам.
Туманов и о. Сергий вышли из вагона. К священнику тут же подошли мужчина средних лет и молодая девушка. Они радостно приветствовали о. Сергия, а он обнял их по очереди. Знаком о. Сергий пригласил Петю подойти поближе и представил его Алексею и девушке.
Затем все четверо направились в здание вокзала.
Священник сдержал свое слово и попросил Алексея рассказать Пете о том, что произошло в его жизни после визита к Надежде. Посмотрев внимательно на Туманова, Алексей улыбнулся:
– История моя заурядна и вряд ли вас серьезно заинтересует. Но раз уж батюшка попросил, извольте выслушать.
О. Сергий и Ирина (так звали девушку) расположились поодаль и о чем-то оживленно заговорили. Петя и Алексей остались практически наедине. Кочнев устроился на вокзальной скамье поудобнее и заговорил:
– Как вам, должно быть, рассказал о. Сергий, после памятной встречи с Наденькой я сильно изменил свои взгляды на жизнь. Накануне той встречи отчаяние уже закрадывалось мне в душу. Труд, который я писал несколько лет, не щадя усилий и довольствуясь самым скудным бытом, оказался вполне заурядным произведением. Все мои надежды оказать большое и положительное влияние на человечество пошли прахом. Воистину, для меня наступили тяжелые времена.
Я хорошо понял, что мой удел и есть та жизнь, которую я раньше высокомерно отвергал как слишком простую и скучную. То есть лучше всего для меня было бы не бросать работу в фирме, а совершенствоваться в своей профессии и понемногу прийти к процветанию. Но время было потеряно, да и силы поиссякли. Так в мою жизнь вошла тема смирения. «Теоретически» я смирение, конечно, признавал и раньше. Только не догадывался, насколько труднее смиряться по-настоящему, чем просто говорить о смирении.
И еще не понимал, что чем больше не смиряешься сначала, тем больше придется смириться потом. Это и произошло. За годы своего писательства я деградировал как специалист и уже не мог работать даже на тех должностях, на которых ранее работал без труда. Пришлось привыкать к мысли, что, несмотря на университетский диплом, мне, возможно, придется искать работу грузчика или вахтера.
– Что наша жизнь – игра, – заметил Петя. – Все время надо на что-то ставить, да вот ставишь часто совсем не на то.
– Верно. И самое интересное начинается тогда, когда игра заканчивается, и ты не выиграл, а проиграл. Ужаснее всего для меня стало открытие, что я не умею проигрывать. Поражение не просто выбило меня из колеи, оно лишило меня всякой опоры в жизни. Хотелось куда-то убежать, забыть все и начать новую жизнь. Но воля к новой жизни была слишком слабой. Я все более считал себя неудачником с большим самомнением, ощущал свою никчемность. И чувствовал, что усталость в моей душе начинает сменяться опустошенностью и равнодушием. Когда же пытался сбросить равнодушие, приближалось отчаяние.
– Наверное, Надежда и отвлекла вас от этих черных мыслей? – Туманов хотел проверить гипотезу, что лучший способ победить собственные беды заключается в том, чтобы проявить участие к своему ближнему.
– Наденька не просто отвлекла меня от горьких внутренних монологов. Она изменила самый образ моего мышления. Я впервые столкнулся с человеком, трудная судьба которого сложилась в результате действий священника. Причем действий, «идейно обоснованных» Библией. Нелепость этой ситуации, боль и страдания живого и хорошего человека заставили меня искать точное определение произошедшему. И я нашел его. Оно оказалось той самой проблемой, о которой в Церкви говорят столько веков. Своеволие. Именно своеволие поначалу кажется самым естественным и правильным образом жизни человека. Но затем оно приводит в тупик, заставляя страдать и самого своевольника, и тех людей, на которых он способен влиять.
Петя слушал, все более отчетливо понимая то, что хотел сказать Алексей. Произвольно истолковывая библейские заповеди, небрежно и непродуманно делая на основе таких истолкований выводы, люди подменяют волю Божию своей собственной. И сколь разительно отличаются плоды выполнения воли Всевышнего, благой и совершенной, и воли грешного человека, эгоистичной и недалекой, на примере Нади было слишком хорошо видно.
«Это соблазн, и соблазн сильный, – думал Петя. – Прикрыться Библией или Преданием для подтверждения собственной исключительности. Что же, как не уверенность в своей исключительности, движет людьми, безапелляционно навязывающими другим свою волю? Любовь не ищет своего… А своеволие ищет и находит».
Туманов понимал, сколь о непростом вопросе они сейчас говорят. Важным условием человеческой жизни является, конечно, свобода. Невозможно жить, не принимая самостоятельных решений и не опираясь на собственные оценки. Однако свобода не существует вне истины. Христос так и сказал: «Познаете истину, и истина сделает вас свободными…» Следовательно, не познавшие истины сами несвободны и других хотят превратить в таких же несвободных. Передача несвободы осуществляется посредством своеволия. Своеволие, в сущности, отталкивается от понятия свободы, но, не будучи просвещенным истиной, творит беззаконие и уничтожает свободу. Ту самую свободу, из которой вышло само. Причем своеволие всегда полагает себя благим, чем лжет пред Богом, и свою исключительную задачу видит в том, чтобы оставаться неизменным самому, но других изменять непрерывно. Эта застывшая неизменность духовной слепоты в сочетании с назойливой страстью всех переделать по своему разумению и превращает своеволие в орудие разрушения жизней. В первую очередь жизни самого своевольника.
– Сострадание к Наде, ставшей жертвой чужого своеволия, неожиданно дало мне возможность совершенно иначе посмотреть на мое несостоявшееся писательство, – продолжал Алексей. – Я вдруг осознал, что все годы напряженного труда я двигался все тем же своеволием. Что мои подробные предписания людям, как им жить, думать и чувствовать, не есть их просвещение с помощью слова Божьего, а есть лишь попытка мелочно регламентировать человеческую жизнь и существенно ограничить ее свободу. И я почувствовал радость, о возможности которой даже не подозревал. Радость по поводу того, что моя книга не была опубликована. Ведь благодаря этому она не ввела никого в заблуждение и не заставила впоследствии страдать. Эта радость прекратила мое скольжение по наклонной.
– И что же дальше? – спросил Петя, предчувствуя, что главное еще впереди.
– Прозрение освободило мое сознание от омраченности. Я стал воспринимать свою ситуацию как нормальную, а не трагическую. После некоторых раздумий решил искать место преподавателя вуза. Моих прежних знаний хватало, чтобы читать вводный курс лекций по какой-нибудь экономической дисциплине. Главное же было в другом. Я хотел вернуться к нормальной жизни и помогать молодежи сориентироваться в вопросах веры. Понятно, что уже совершенно иначе, чем мыслил делать это раньше. Без навязывания собственных мнений, а лишь скромным донесением Евангелия до их сердец.
Возможность такая скоро представилась. В местной газете я прочитал объявление о вакансии в педагогическом институте. Не задумываясь, позвонил по указанному телефону. Беседа с проректором по учебной работе прошла гладко. Все же я работал раньше в известной компании, да и университетское образование кое-чего стоило. Короче, приняли меня преподавателем обзорного курса «Основы экономических знаний». Пошел я в книжный магазин, купил несколько нужных книг и за неделю составил план лекций. В лекции включил несколько тем по этике хозяйственной деятельности, в которых намеревался поговорить о христианском понимании труда. Так началась моя преподавательская деятельность.
Студентки мои были самые обычные: кто-то аккуратно конспектировал все лекции, кто-то прогуливал большую часть занятий. Но вот пришел день, когда надо было рассказать о вере и о том, как вера влияет на хозяйственное поведение людей. Я волновался, выступать с такой темой приходилось впервые. С первых же слов о Боге в аудитории воцарилась тишина. Девушки, которые составляли значительное большинство на курсе, внимательно слушали. Им явно впервые приходилось сталкиваться с духовным взглядом на трудовую деятельность. Вопреки моим опасениям, студентки проявили в дальнейшем устойчивый интерес к этой теме. Некоторые из них подходили ко мне после занятий и задавали много вопросов. Было видно, что им открылся большой и светлый путь веры, и они жаждали знаний об этом пути. И стоило мне это понять, как я тут же почувствовал себя счастливым.
Алексей улыбнулся и предложил пойти в буфет выпить чаю, давая понять, что его рассказ окончен. Он вполне искренно описал свои чувства и поступки, но о некоторых переживаниях предпочел умолчать. Не стал говорить, что время от времени сомневается, что поступил правильно. Ему действительно иногда казалось, что его объемистый труд следовало бы переделать и что судьба улыбнулась бы ему, открыв путь к признанию. В такие минуты в его душе начиналось сильное борение противоречивых чувств.
Он то почти уступал настроению вернуться к прежней работе и даже садился за письменный стол и начинал просматривать папку с материалами, то, словно очнувшись, резко вставал и ругал себя за то, что снова поддался соблазну. Для восстановления душевного равновесия шел на кухню, где пил крепчайший кофе и произносил шутливые монологи перед кошкой Муркой:
– Понимаешь, Мурк, человек – существо слабое. Полбеды, что слабое, – с Божьей помощью это поправимо. Плохо то, что он падок на лесть и тщеславие. Потому и способен путаться в простых вопросах годами. Вот я, например, – графоман чистейшей воды. Мне бы радоваться и радоваться, что забросил свое графоманство и служу людям той службой, которую они считают нужной. И ведь понимаю, что в этом смирение, а соответственно, и правильность образа жизни. Но ничего не могу поделать: то и дело предательская мысль «А может быть, я все же писатель?» шевелится в глубине души, и я готов забыть все доводы разума и кинуться снова за письменный стол. И ради чего? Ради одной эфемерной надежды, что придет время, и мою работу буду хвалить, а мне льстить.
Мурка с сомнением смотрела на хозяина и тихо покидала кухню. Алексей чесал затылок и старался особенно не расстраиваться. Все же, несмотря на колебания, он чувствовал, что его выбор состоялся. И потому папка с материалами открывалась все реже и реже, а мысли все больше обращались к его студенткам. Кочнев подолгу разговаривал с некоторыми из них, пытался понять логику их жизненного пути. Конечно, он стремился к тому, чтобы его студентки усвоили христианские ценности. Он понимал, что с верой в Бога и посильным выполнением заповедей путь человека становится менее опасным, а то и вовсе благополучным. И он очень хотел, чтобы хотя бы несколько человек из группы исправили свой путь и пошли к Свету.
Однако легкой задача Алексея отнюдь не была. Приходилось много готовиться к беседам, читать духовную литературу и разбирать аргументы девушек. Постепенно он привык к этому и стал находить свое дело естественным и даже предпочтительным для человека его характера. Алексей стал намного спокойнее и собранней. Привычка к многочасовому самоанализу стала в нем ослабевать, а вместе с ней ушла и мнительность. В глазах окружающих он был вполне добропорядочным и интересным человеком. Пусть и не преуспевшим много в жизни, но внимательным и имеющим важные знания.
Сам Кочнев называл свой образ мыслей «естественной тенденцией к смирению». Он объяснял это выражение так. Пока человек не поборол свою страстную тягу к чему-нибудь неполезному, он невольно живет разломанной душой. Одна часть души стремится к тому, что для нее невозможно, и потому ввергает человека в страдания. Другая часть прилепляется в обычной жизни, ценит ее и потому приносит человеку душевный мир. Две половинки души могут долго бороться друг с другом, и чем глубже и упорнее конфликт между ними, тем опаснее для человека.
