Виталий Ерёмин
Крымская лихорадка
– Я ночую здесь иногда, когда задержусь и не успеваю на троллейбус, – прошептала Лаврова. – Но знаете, здесь так страшно. Эти люди… Они не кажутся вам странными?
– Кажутся, – отозвался Яшин.
– А Олегу Петровичу? Ну, да, ведь он у нас бесстрашный. Или он этого не видит? Может, подсказать ему?
– Зачем? – многозначительно спросил Яшин. – Он не может этого не видеть.
– О, господи! – старушка перекрестилась.
Глава 23
Центральный офис Брагина находился рядом с массажным салоном, на территории бывшего детского сада. В здании был сделан евроремонт. На первом этаже оборудовали бассейн с сауной, спортивный зал и общежитие для бойцов, вынужденных иногда, во время конфликтов с другими структурами, проводить несколько суток на казарменном положении. Под зданием находился подвал для проведения внутренних расследований, а проще говоря, для допроса подозреваемых в измене.
Вывеска на массивных воротах “Охранное предприятие” не была фальшивой. Структура Брагина действительно была юридически оформлена, как охранная контора со своим штатом сотрудников, имевших право ношения огнестрельного оружия, половина из них были милиционерами, которые у Максима только подрабатывали, но получали раза в три больше, чем в милиции. Другую половину структуры составляли бандиты, и все они приходили на работу в костюмах и галстуках. Их истинную сущность выдавали только короткие стрижки, татуировки и специфические лица.
Судимый Брагин не мог официально значиться руководителем охранного предприятия. На этой должности находился Денис Гаврин, 28-летний парень с приветливым лицом, интеллигентными манерами, родом из деревни Грызлово Московской области, по образованию актер, по призванию мастер разводок. Поклонник романа “Крестный отец”, Максим вполне мог бы называть Дениса своим канцельери, поскольку тот проворачивал наиболее тонкие делишки.
Денис встретил босса у ворот и доложил, пока шли в офис, что дела идут нормально. Носков не щекотится, то есть ничего не подозревает.
– Но до чего ж страшна его дочка… – горестно вздохнул Денис.
– Я говорю, купи виагры, – сказал Брагин.
– Не бережете вы кадры, Максим Петрович, – Гаврин вздохнул. – К виагре тоже привыкают.
Любого другого своего сотрудника Брагин за такие слова тут же бы с землей сровнял, словами, естественно, но Денисом он дорожил и обижать не смел, зная по себе, что самое опасное свойство людей их круга – злопамятство. Обижать и тем более унижать своих – значит, самому плодить предателей, а это чаще всего смерти подобно.
В приемной офиса их ждал Сергей Фадеевич Тусуев, невысокий, плотный мужчина с внешностью латиноамериканского мачо: смуглое лицо, зализанные черные волосы, тонкие усики, зеленоватые глаза. Тусуев был самый богатый человек в республике, владелец двух универсамов, четырех пароходов, один из которых носил его имя, швейной фабрики, хлебобулочного комбината и единственного в Крыму банка, обладавшего золотым запасом,
Благодаря Тусуеву люди Брагина получали минимум 60 долларов в месяц, по крымским меркам 1994 года, немалые деньги. Но и Тусуев создал Торговый дом исключительно благодаря поддержке Брагина.
Они сели втроем за журнальным столиком в кабинете Брагина, и Сергей Фадеевич Тусуев начал доклад:
– Выделяются деньги на бесплатный проезд пенсионеров в городском транспорте…
– Сколько? – сразу поставил вопрос Максим.
– Сто миллионов карбованцев.
– Мало. Выделите двести.
Тусуев склонил голову:
– Как скажете. Но изыскать такую сумму сразу едва ли удастся.
– Поскреби по своим сусекам. Что со строительством дома для ветеранов? – спросил Брагин.
– Заканчиваем. 158 квартир к парламентским выборам будут готовы.
– А что с домом для ментов?
– 120-квартирный дом для работников правоохранительных органов заложен.
– Валебный извещен?
– Да, министр уже в курсе. Очень доволен.
– Вернемся к пенсионерам.
– Продукты старикам выделяются по сниженным ценам, – доложил Тусуев.
– Через наши магазины?
– Так точно.
– Смотрите, как бы под видом пенсионеров…
– Все знают, что с нами этот номер не пройдет, – сказал Гаврин.
– Когда будем готовы продавать пенсионерам хлеб по сниженным ценам? – спросил Брагин.
– Готовимся, – выдохнул Тусуев.
– Не тяните. Нужно сделать это не перед самыми парламентскими выборами, а раньше. И не прекращать после выборов хотя бы месяца два. Сможем?
– Сделаем, Максим Петрович, – пообещал Тусуев, и подобострастно поинтересовался. – Ну, а вы как? Что решили? Будете выдвигаться?
Брагин переглянулся с Денисом.
– Мы еще не решили.
– Не затянуть бы с этим, Максим Петрович. Депутатская неприкосновенность вам не повредит.
– Вылезть раньше времени – тоже плохо, – сказал Гаврин. – Носков поднимет кипиш.
– Какой кипиш? – Тусуев весело оглядел своих боссов. – Все знают, кто в Крыму хозяин. А двух хозяев быть не может.
– А вот вам нужно срочно вступить в Партию независимости, – неожиданно сказал Денис.
Тусуев растерянно посмотрел на Брагина. Тот кивнул:
– Надо вступить.
– Надо поддержать Цуканова, это даст нам возможность пройти в парламент по списку партии и включить в этот список тех, на кого мы укажем, – пояснил Гаврин.
Тусуев покачал головой:
– Цуканов на это не пойдет.
– По нашим сведениям, Цуканов хочет свалить Носкова и сделать Крым парламентской республикой, в этом случае он, как спикер, становится первым лицом, – сказал Гаврин. – Ваша задача – дать ему понять, что у него есть мощная опора в вашем лице, Сергей Фадеевич.
– В нашем лице, – осторожно поправил Тусуев.
– Ни в коем случае, только в вашем, – отчеканил Денис. – В лице деловых людей Крыма.
Брагин и Гаврин подъехали к старенькому особнячку. На вывеске значилось: редакция газеты “Свободный Крым”.
– Как вас представить? – спросила секретарь.
– Скажите, приехал Брагин, – шепнул Денис.
Секретарь сделала большие глаза и исчезла за дверью. Ее не было долго, минуты три. Наконец, она появилась и молча показала, что можно войти.
Редакторша была тетка лет сорока, некрасивая, рыжеватая, с шестимесячной завивкой. Она сидела ни жива ни мертва, нервно попыхивая сигаретой. В кабинете было накурено – хоть топор вешай.
Непрошеные гости огляделись и обменялись мнениями.
– Теперь я понимаю, почему они такие ядовитые, – сказал Максим. – Они бедные. Смотри, печатают на пишущих машинках, ни одного компьютера, мебель допотопная. Надо им помочь, и они станут добрее.
– Думаешь, дело только в компьютере? – спросил Денис.
– Нет, еще в зарплате. Надо поднять им зарплату.
Гаврин подошел к редакторше поближе.
– Сколько стоит ваша газета?
– Она не продается, – голос у редакторши был густой, прокуренный.
Денис подошел еще ближе.
– Все продается, тварь, кроме твоей жизни, которая ничего не стоит.
У редакторши задергался глаз, но она старалась держаться молодцом.
– Вы меня не запугаете.
– Тьфу ты, – сплюнул Денис. – Да мы у тебя за так все заберем. Сейчас вызвоню нотариусов. Приедут и за десять минут все оформят. И сколько надо будет подписей, столько и поставишь. Ну, за сколько продаешь? Последний раз спрашиваю. У тебя еще есть шанс остаться редактором. Если не так, другого поставим. Ну!
Глаза у редакторши наполнились слезами. Она хотела что-то сказать, но у нее не получалось. Брагин брезгливо поморщился. Он вроде бы привык наводить ужас. Но всякий раз это его слегка коробило. Не говоря ни слова, он вышел из кабинета.
– Ну, зачем ты его трогаешь? – укоризненно спросил Гаврин. – Он тебе мешает?
Редакторша замотала головой.
– Ну, вот видишь. Сама нарываешься. Значица, так: завтра к тебе приедут наши нотариусы, оформите договор купли-продажи. Деньги, чтобы не сомневалась, переведем тебе на банковский счет. У нас все без обмана. Останешься редактором. Но если не справишься, поставим другого. У нас требования строгие. Все поняла?
Редакторша закивала.
Денис направился к выходу. В дверях обернулся:
– Деньги ты получишь и жить будешь, но шансов остаться редактором у тебя мало.
Из редакции они поехали на центральный рынок. Это была излюбленная часть рабочего дня Брагина. Он шел по рядам, делал вид, что интересуется ценами, а на самом деле рассматривал продавщиц: не появилась ли новенькая. Если новенькой и к тому же смазливой не было, он выбирал одну из недавно опробованных и уединялся с ней в комнате отдыха директора рынка. Сам директор на это время исчезал. Страсть к этому развлечению была необъяснимой. Порадовать Максима были готовы красотки из стриптиз-клуба и даже участницы конкурса “Мисс Крым”. Но его тянуло сюда, на рынок, где за прилавками стояли в основном сельские девки. Единственным объяснением было то простое обстоятельство, что они проходили регулярный медицинский осмотр.
Но сегодня девки Брагина не интересовали. Накануне Денис доложил ему, что директор рынка зажиливает часть выручки. Вместо тридцати процентов от выручки платит только двадцать. А это большой грех, заслуживающий немедленной и жестокой кары.
Сообразив, с чем к нему пришли его покровители, директор бросился к сейфу, вынул большой конверт с деньгами и положил его на стол перед Брагиным.
– Это то, что ты украл? – спросил Гаврин.
– Я не крал. Что вы! Как можно? Просто запамятовал, – лепетал директор рынка, три его подбородка лоснились от пота.
– Сколько здесь? – спросил Денис.
– Двадцать миллионов карбованцев.
– Для бесплатного проезда пенсионеров на городском транспорте нужно сто миллионов. Внесешь – забудем твой грех. Не внесешь – поставим на рынок другого человека. Срок – до завтра, – сказал Гаврин.
– Внесу, конечно, внесу, – жарко прошептал директор.
Потом они вернулись в центральный офис и стали разбирать ситуацию в поселке Раздольном. Там совсем распоясался глава администрации района татарин Суюндуков. Не хочет считаться с параллельной властью в лице ставленника Брагина, тянет одеяло на себя, ставит на доходные места своих людей. На фоне такого самоуправства сокрытие доходов на центральном рынке было невинной шалостью.
Структура Брагина имела филиалы практически во всех населенных пунктах Крыма, держа в своих руках до семидесяти процентов доходных мест. Но едва ли не каждый более-менее крупный филиал стремился обособиться или как минимум утаить часть доходов, и эту скверну Максим выжигал каленым железом. С главами местной официальной власти было посложнее. Многие уже нашли защиту в лице местного милицейского начальства. Ментовская “крыша” оказалась не такой алчной и жестокой, как бандитская. И в этом таилась угроза всей структуре Максима Петровича.
Вообще-то ему не мешало бы самому смотаться в Раздольное и лично встретиться с Суюндуковым. Но, пораскинув мозгами, Брагин решил, что это ни к чему. Глава района, на стороне которого не только милиция, но и татарская община, все равно не уступит. Тут требовалось другое решение.
Максим сказал Денису:
– Узнай, с кем у Суюндукова сложились неприязненные отношения.
Брагин говорил в подобных случаях юридическим языком, но Гаврин понял смысл слов так, как и следовало понять.
– Татары могут подняться, Максим Петрович.
Брагин забарабанил пальцами по своему огромному письменному столу. Татары – это серьезно. Трогать их нельзя. Это он понимал. Он и давать спуску тоже нельзя. Это он знал еще лучше. А значит, трогать нельзя только пока. До поры до времени.
Секретарша сказала по селектору, что приехал Федулов.
– Пусть войдет через минуту, – сказал Брагин. Ему надо было закончить разговор с Гавриным.
– Запомни, Денис, нам важно, чтобы Носков все время чувствовал себя, как на раскаленной сковородке. Чтобы он даже близко не контролировал ситуацию.
– Ну а с этим Суюндуковым – идти до упора или как?
– Не спеши, продумай каждую мелочь. И с санаторием тоже не пори горячку. Садизм-то свой придержи, а то он нам боком выходит.
Появился Федулов. Румянец во все щеки, усики словно напомаженные, жвачка во рту.
– Красавец! – воскликнул Максим, сделав ударение на третьем слоге.
Он гордился, что зацепил в свое время Федулова и заставил работать на себя, будучи еще зэком.
Сразу после суда его, Брагина, отправили в Республику Коми, в одну из колонии близ поселка Микунь, на лесоповал. Там он, привыкший к теплу, чуть не пропал. В морозы его бил колотун, зуб на зуб не попадал. Не согревали ни костры на делянке, ни бензопила. Брагин пошел в отказ от работы, но в штрафном изоляторе было не лучше, чем в тайге. И тогда он забросал отца письмами.
Но отец не отвечал. Военный юрист, законник до мозга костей, он не желал помогать “этому сукиному сыну”, иначе он Максима не называл. И тогда Брагин сделал по примеру закоренелых уголовников мастырку – оттяпал себе топором кончики пальцев на левой руке. Его тут же положили в больничку. Узнав об этом, отец сжалился и выхлопотал послабление. Максима этапировали в одну из крымских колоний, где к тому времени уже работал Федулов, изгнанный из угрозыска за искажение отчетности по раскрытым преступлениям. Там они и снюхались.
– Докладывай, – сухо сказал Гаврин.
– А что докладывать? – Федулов пожал плечами. – Все тип-топ. Одно плохо. Требует таскать с собой влажную тряпку, обувь ему протираю, козлу.
Глава 24
Зуев позвонил Жене. Телефон долго не отвечал. Потом послышался старушечий голос. Клавдия Ивановна сказала, что внучка на дискотеке и озабоченно поинтересовалась, кто звонит. Жизненный опыт подсказывал ей, что когда девочке звонит мужчина, хорошего в этом мало.
– Клавдия Ивановна, давайте я лучше приеду и все объясню, – сказал Зуев.
– А откуда вы знаете, как меня зовут?
– Женя сказала.
– Милицию на всякий случай вызывать не надо? – спросила Клавдия Ивановна.
Зуев рассмеялся. Смех у него был хороший. Это она мгновенно отметила.
– Не надо, лучше ставьте чай, а все, что нужно к чаю, я привезу.
Увидев его в дверях, старушка испугалась. Брови прямые, почти горизонтальные, срослись на переносице. Массивный подбородок, тонкий с горбинкой нос. Шрам через всю щеку. Глаза узковато поставлены, но с хорошим, детским выражением. И губы припухлые, сразу видно, мягкие.
Пока Зуев вынимал из пакета торт и фрукты, Клавдия Ивановна окончательно его рассмотрела и сделала вывод:
– А ведь вы не местный.
– Это плохо, – отметил Зуев, разрезая торт.
– Почему плохо?
– Потому что бросаюсь в глаза.
– А вы не хотели бы?
– Зачем? – Зуев пожал плечами. И поспешил успокоить старушку. – Я местный, Клавдия Ивановна, просто долго не был в Крыму.
– У вас лицо человека, который вернулся с войны, – сказала Лаврова, разливая по чашкам чай.
Зуев непроизвольно дотронулся до щеки. Знала бы старушка, откуда этот шрам. Война тут вовсе не при чем. Когда Аркан ехал из церкви, где состоялось его венчание с Цецой, ему вздумалось открыть пальбу. В Югославии на свадьбах ликуют точно так же, как в Чечне. Аркан сидел в армейском джипе, а он, Зуев, стоял позади. И потому не успел увернуться от пули, когда жених начал палить в воздух из своего огромного “кобре-магнума”.
– Афганистан? – спросила Лаврова.
– Славония, Восточная Босния. Короче, Югославия.
– Я так и знала, что там воевали наши, – воскликнула старушка. – Непонятно, почему мы все время стыдимся защищать своих, православных. По-моему, это святое дело.
Ее лицо зарделось и помолодело. Чувствовалось, что Зуев ей нравится.
– Вы тезка моей внучки? – спросила она.
Зуев понял, что Женя говорила о нем.
– Она хорошая девочка, – губы у старушки дрогнули, – но вы должны понимать: она еще школьница. А вам, простите, сколько?
– Двадцать девять. Что, выгляжу старше? Я долго буду жить, Клавдия Ивановна. У меня хорошая наследственность. Отцу за семьдесят, а он до сих пор работает без выходных и отпусков.
– А кто ваш отец? – спросила Лаврова.
– Отец? – замялся Зуев. – Он у меня пенсионер союзного значения.
Глава 25
Государственной собственностью Украины являлась только инфраструктура Черноморского флота. Все остальное военное имущество подлежало разделу между Россией и Украиной. Но две стороны никак не могли придти к соглашению о пропорциях дележа, и прохиндеи в погонах пользовались моментом. Некоторые их манипуляции Службе безопасности удавалось отследить. Два раза в неделю Дзюба приносил Лисовскому последнюю информацию.
– Пан полковник, – докладывал сегодня Дзюба, – можно подвести итоги истекших трех месяцев. За это время на Северный флот были тайно перебазированы корабль “Ямал”, экспериментальная подводная лодка БС-555, а также подлодка “Варшавянка”.
– Насколько все-таки точны эти сведения? – спросил Лисовский.
– Часть информации мы получаем от наших людей из числа военнослужащих российского Черноморского флота, часть – от самого адмирала Балтина и его замов.
– Вы завербовали русских адмиралов? – усмехнулся Лисовский.
– Вы забыли, пан полковник. По вашему распоряжению в их кабинетах установлены подслушивающие устройства.
– Ничего я не забыл. Я просто не думаю, что они такие лопухи. Наверно, только делают вид, что не видят ваших жучков.
– Они просто обнаглели, пан полковник. Воруют украинское имущество почем зря.
– Факты?
– Фактов – море. Вот только некоторые. – Дзюба открыл какую-то справку и начал читать. – Коммерческим структурам передается оборудование радиотехнических постов с острова Змеиный, с косы Тендровской, с базы в Балаклаве, из 116-й бригады речных кораблей в Измаиле, с аэродрома Гвардейский. И все это делается не без ведома адмирала Балтина. Многие документы подписываются начальником тыла авиации флота генерал-майором Шевченко. А журналисты создают дымовую завесу. Мол, флот распродает не командование, а офицеры на местах.
– Все это мелочевка. Давайте о более кричащих фактах, – бросил Лисовский.
Дзюба продолжал:
– Как бы на металлолом проданы два тяжелых крейсера-вертолетоносца, причем от продажи одного из них, крейсера “Ленинград”, деньги уведены от бюджета полностью. Посредническая фирма испарилась с миллионами долларов. Дошло до того, что неизвестный пока покупатель через фирму “Лела” пытается приобрести, опять-таки за бесценок, запасной командный пункт Черноморского флота. Это настоящий подземный город, который в случае войны должен был стать боевым штабом флота.
– А вот это любопытно, – пробормотал Лисовский. – Найдите этого покупателя. Неплохо бы спрость, что он собирается там делать.
– Там около 20 незаконченных строений на площади в 100 гектаров, – пояснил Дзюба. – Говорят, покупатель хочет разместить производство по выпуску коньяка и пива. Но это может быть только прикрытие. Я бы соединил этот факт с другой, не менее интересной информацией. По некоторым сведениям, в Крым направляется пароход с автоматными патронами.
– В какой порт?
– Пока не ясно.
– А откуда следует?
– Маршрут движения уточняется. Но по первоначальным сведениям – с черноморского побережья Кавказа.
– Отслеживайте все порты Крыма, – приказал Лисовский. – Спасибо, пан подполковник, хорошо работаете. – А что произошло с Оксаной Балтиной? Узнали подоплеку?
Накануне на служебный автомобиль, в котором ехала жена адмирала Оксана, было совершено нападение. Неизвестный разбил стекло машины и угрожал женщине, что в ближайшие дни она будет убита.
– Командование флота делает вид, что ничего страшного не произошло. В милицию Балтины не заявляли, вывозить семью из Севастополя адмирал не собирается, – доложил Дзюба.
– Может, это наши западэнцы похулиганили? – Лисовский улыбнулся.
– Все может быть, – ответил Дзюба. – Но мы не должны исключать, что это выходка коммерческих партнеров адмирала. Может, кому-то не угодил? До него самого непросто добраться, жена – доступнее.
– До чего докатилось русское офицерство, – вздохнул Лисовский. – Хотя… зам Балтина Шевченко разве русский?
Глава 26
Последние дни Носкова как магнитом тянуло к Алле. Он не то, чтобы соскучился. Предвыборная гонка выматывала до последней степени, не оставляя сил на постельные радости. Мучила безотчетная тревога: последний раз Алла как-то странно себя вела: не пила вина, плохо ела, сидела бледная. Вдруг, заболела? А он даже не спросил о самочувствии: какая сволочь!
Носков привык относиться к Алле небрежно, почти наплевательски, зная, что она все стерпит, все простит. Но тут, кажется, перешел все границы. Она так поддерживала его последние годы, когда он, перестав ходить в загранплавание, работал в адвокатуре. На этой стезе он был просто никакой. Работа его не увлекала, начальство это видело и постоянно лишало премиальных. А жизнь на одну зарплату – разве жизнь? Алла покупала ему одежду, обувь хотя сама зарабатывала немного. Ради Олега она была готова на любые лишения. Когда он пообещал разойтись с Галиной, она тут же, не раздумывая, развелась с мужем. А когда он все же не решился оставить свою благоверную, терпеливо ждала, когда он созреет для такого шага.
Носков не умел любить просто так. Ему нужно было основание. Сначала Алла покорила его свежестью тела, физиология всегда имела для него решающее значение. А потом, когда они стали где-то вместе бывать, он заметил, что она умеет поддерживать общий разговор, не говорит глупостей, не кокетничает с его друзьями, и все ему завидуют. Последнее обстоятельство было едва ли не главным – как все сильные, но не очень красивые мужчины, он был болезненно тщеславен. Это тщеславие и привело его к браку с красавицей Галиной. Но жена оказалась слишком практичной, слишком любящей быт, а он был человеком общественным.
…Носков попросил Федулова проехать по улице Космонавтов, придумывая на ходу, под каким бы предлогом остановить машину возле дома Аллы. И удивился, когда перед этим домом охранник сам сбавил ход.
– Игорек, а ты не экстрасенс? Прямо мысли читаешь. Ладно, останови здесь, – попросил Носков.
Федулов смутился.
– А вы, Олег Степанович движение сделали. Мол, здесь тормози.
– Может быть, – сказал Носков, выходя из машины. Федулов выскочил следом.
– Так нельзя, Олег Степанович. Я должен осмотреть подъезд.
Носков показал ему взглядом: сиди в машине!
– Понял, – обиженно согласился Федулов.
На площадке второго этажа Носков остановился. Памятное место. Здесь его огрели арматурой, чуть не грохнули, а он до сих пор даже не знает, кто его заказал и кто нанес удар. Ясно только, что его выпасли и не исключено, что пасут по сей день.
Похоже, Алла увидела, как он выходил из машины. Поджидала в открытых дверях. Она была в домашних тапочках, отчего казалась меньше ростом, по плечо Носкову. Он вошел в квартиру, закрыл за собой дверь и крепко обнял ее.
– Люблю тебя.
Алла вздохнула и покачала головой.
– Нет, господин президент, теперь вы должны любить только народ.
– Ты мой электорат, – с нежностью произнес Носков.
– Нет, господин президент, твой электорат – старики и старушки.
– Старушки от меня без ума, – согласился Носков. – Я вскружил им голову. Я на минутку, – сказал он после паузы. – Хочу кое-что тебе сказать.
– Тогда давай сядем, – предложила Алла. Похоже, у нее ослабли ноги.
– Какое-то время мы не сможем видеться, – сказал Носков. – Недели три, может быть, даже месяц. Ты не паникуй. Сиди тихонечко и жди. Я позвоню. Здесь мы, конечно, уже не сможем встречаться. Я должен подыскать другое место. Мне помогут. Мы снова будем вместе. Только не паникуй. И верь мне.
Алла не произнесла в ответ ни слова. На ее лице не отражалось никаких чувств. Она как заведенная кивала головой. Носков взял ее за подбородок.
– Я все равно не смогу жить с ней. – Он имел в виду Галину. – Но ты сама понимаешь, разводиться сейчас или в ближайшее время мне нельзя, просто смерти подобно. Надо потерпеть. Я понимаю, сейчас тебе будет особенно тяжело. Но ты пойми: мне тоже будет непросто. Я теперь как в аквариуме. Только я – беззубая рыбка, а вокруг пираньи. Скоро меня начнут жрать со всех сторон, но я должен уцелеть. Должен, понимаешь? И ты мне поможешь.
Алла округлила глаза:
– Как? Чем?
– Тем, что будешь сидеть и тихонечко ждать.
– Хорошо, я подожду еще немного, – тихо пообещала Алла.
– То есть как? Почему “немного”?
– Потому что твой поезд будет уходить все дальше и дальше, а я стою на перроне.
– Я вернусь за тобой, и мы будем в одном поезде, – твердо сказал Носков. – Слово президента.
– Хорошо, – тихо сказала Алла.
