Трудно сказать, что заставило президента Кравчука скомандовать своим силовикам “отбой”. То ли сознание того, что операция все равно провалилась. То ли заверения руководителей украинских спецслужб, что они уберут Носкова с политической арены другими средствами. То ли позиция западных стран, давших понять, что они не одобряют кипрской авантюры. То ли, наконец, боязнь Леонида Кравчука уступить на предстоявших в июле президентских выборах голоса миллионов избирателей восточной Украины его главному сопернику Леониду Кучме. Скорее всего, свою роль сыграл каждый из этих факторов.
Так Украина и Россия остановились у самого края пропасти. И даже более того: истинная подоплека и детали событий оказались скрыты от общественности в то время и до конца не известны до сих пор.
…Привезенные в Краснодар специалисты, врачи и электронщики в течение двух суток поставили Носкова на ноги и даже частично вернули память. Полное восстановление обещали не раньше, чем через месяц.
Едва придя в себя, президент засобирался в Симферополь. Его не удерживали.
Крымской общественности все преподносилось так, будто Носков только что вернулся из заграничной командировки. Слух об истинном и предельно драматическом развитии событий последних дней, конечно, гулял по Симферополю, но воспринимался как плод чьей-то буйной фантазии.
Здороваясь с Яшиным, Носков задержал его руку и шепнул:
– Мне надо что-то сказать крымчанам. Набросай пару страничек.
– Хорошо, – согласился Яшин. – Ну, как ты?
– Мне надо придти в себя, – сказал президент.
Структура Брагина устроила Федулову и его команде восторженный прием. Всегда сдержанный и сухой, Максим на этот раз расчувствовался и сказал присутствующим:
– Раньше мы могли почти все. Теперь мы можем все.
Братва была довольна собой, но эмоции проявляла сдержанно.
Брагин заметил среди прилетевших Лену Лаврову. Ее лицо показалось ему знакомым. Но женщина тут же скрылась в толпе. Уж она-то точно узнала Брагина. Не раз видела его восемь лет назад во время суда. Узнала она и Ритку Журавскую. А когда увидела рядом с Брагиным Дениса, ей все стало ясно. Мир тесен. Те, кто лишил ее когда-то мужа, принесли несчастье непосредственно ей самой.
Ритка Журавская давно уже ни в чем не нуждалась. Но Максим был всего лишь сожителем. В любой момент он мог отказать ей в деньгах. В любой момент мог даже бросить ее вместе с ребенком. Поэтому она должна была откладывать на черный день, а еще лучше – иметь свой заработок.
Работа появилась как бы сама по себе. Ритке хотелось играть людьми. И она получила эту возможность при поддержке Брагина. Открыла массажный салон, куда захаживали влиятельные люди Крыма и даже министры правительства. Максим общался с ними, решая свои вопросы, а оператор снимал их услады видеокамерой.
Умеющая делать всякое дело хорошо, Ритка собирала в своем салоне лучших проституток не только Крыма, но и всей Украины. А потом сообразила, что это не предел возможностей. Куда больше бабок можно рубить, поставляя девушек в зарубежные бордели. Но этому новому тогда бизнесу тоже требовалось прикрытие. И Ритка открыла фирму по вербовке девушек и женщин в страны Западной Европы якобы в качестве доработниц. На одно из таких рекламных объявлений и клюнула красивая, хорошо воспитанная и образованная женщина Елена Лаврова.
Лена взяла частника и поехала домой. Всю дорогу от аэропорта до Симферополя она оглядывалась: не едет ли кто следом?
Выйдя из машины возле своего дома, она присела на лавочку. Надо было хоть немного успокоиться. Она боялась встречи со свекровью и дочерью.
Но дома был один Артем. Он сказал, что Клавдия Ивановна, скорее всего, дежурит возле Белого дома. А Женя… Тут паренек отвел глаза и замолчал.
– Что с ней? – взволнованно спросила Лена.
– Ничего страшного. Все нормально. Просто она здесь больше не живет.
– А где она?
Артем рассказал про Зуева. Лену это убило. Она сидела с безжизенным лицом.
– А как там моя мама? – спросил паренек.
Лена долго смотрела на него, как бы не понимая, о чем он спрашивает. Потом сказала:
– Она скоро вернется. Не волнуйся, с ней все в порядке. Просто, понимаешь, бывают такие ситуации… – Лена не могла закончить, ее душили слезы.
На другой день Носков приехал на телестудию. Парикмахера не вызывали, прическа была в полном порядке. А вот гримеру пришлось поработать – выглядел президент неважно. И говорил негромко, почти не отрывая глаз от текста.
– Уважаемые сограждане! Говорят, власть меняет человека, ставшего президентом. Имеется в виду, что он отдаляется от народа, перестает сопереживать простым людям, не оправдывает их надежд на улучшение жизни. Это грех, очень тяжкий грех, сродни предательству. Заверяю вас, что я не забыл о своих предвыборных обещаниях. Еще раз повторяю: они для меня святы. Но их выполнение все время зависит от взаимоотношений Республики Крым с Россией и Украиной, от позиции по этому некоторых западных стран. Кое-кому выгодно, чтобы разногласия по поводу Крыма и Черноморского флота переросли в серьезный конфликт. Но мы со своей стороны сделаем все, чтобы эти надежды не оправдались. Русско-украинского фронта не будет, господа, даже не мечтайте!
Носков сделал паузу, отпил глоток воды и продолжал:
– Крым располагает сегодня полномасштабной автономией и немалыми экономическими возможностями. Но наши потенциальные партнеры воздерживаются от сотрудничества, чего-то выжидают, ссылаясь на нестабильность в нашей республике. Что можно сказать по этому поводу? На мой взгляд, самую страшную нестабильность может создать только сам народ, недовольный своим руководством.
Носков отложил текст в сторону, и продолжал своими словами:
– Дорогие сограждане! Я принял непростое, но, как мне кажется, правильное решение. Я назначил вице-премьером правительства Крыма известного российского экономиста Геннадия Андреевича Сарычева. Он крымчанин, родом из Ялты. Во время нашего знакомства он сказал мне, что у него душа болит за земляков. Ну, что ж, это как раз то, что нужно, чтобы улучшить нашу с вами жизнь. И последнее, что хочу сказать сегодня. Повышение цен на хлеб, хлебобулочные изделия и молоко я отменяю, хотя ответственности за это недоразумение с себя не снимаю.
Предчувствие не обмануло Лену Лаврову. Свекровь и дочь встретили ее прохладно. Что всего обидней, они ни о чем не спрашивали, будто им все было ясно. А Лена не могла признаться, в какую она и ее подруга попали западню. Впрочем, как позже выяснилось, Клавдия Ивановна и Женя и не расспрашивали, потому что догадывались. Боялись услышать правду.
Клавдия Ивановна плакала.
– Какой ужас! В какое время мы живем!
Теперь, когда Женя уехала от нее к Зуеву, старушка чувствовала себя особенно одиноко. С невесткой, как она считала, у нее уже не могло быть ничего общего.
Клавдия Ивановна не знала, что именно Женя в какой-то степени заставила Лену податься на заработки в Европу. Однажды она сказала ей в запале:
– Если ты такая бедная, зачем меня родила?
Девочка не хотела слышать никаких объяснений. Мол, в советское время ее родители, по профессии электронщики, занимали престижное положение в обществе и получали приличную зарплату. Женя жила настоящим временем, которое обернулось для их и без того несчастной семьи беспросветной нуждой.
Слава богу, Лена не знала, кто заманил в массажный салон ее дочь, обещая сделать из нее фотомодель. Этот же лощеный проходимец, Денис Гаврин, обманул и ее, отправив вместо Италии на Кипр, продав в сексуальное рабство.
Яшин и Гусев сидели в комнате пресс-службы и смотрели телевизор. Передавали интервью с Цукановым. Журналисты донимали будущего спикера вопросами, как он относится к назначению Сарычева. Цуканов уходил от прямых ответов: все-таки впереди второй тур выборов, а большинство избирателей, конечно, за то, чтобы правительством руководил человек из Москвы.
После интервью показали сюжет, посвященный Сарычеву. Вот он раскуривает трубку в своем кабинете. Вот о чем-то разговаривает с Ельциным. Всюду степенный, преисполненный достоинства, контролирующий каждое свое движение, знающий, как себя держать, чтобы произвести благоприятное впечатление.
– В Киеве могут потирать руки: Носков сам подложил под себя бомбу, – высказал свое мнение Гусев.
Яшин промолчал.
– Что молчите, Андрей Васильевич? – насмешливо спросил Гусев. – Вы знаете этого Сарычева?
– Встречались однажды.
– Ну и как он вам?
– Как советник, может быть, и хорош. По крайней мере, безопасен. Совет можно принять, а можно и отвергнуть. А как вице-премьер… С гонором парень. Будет вести себя, как московская штучка. На окраине империи таких не любят.
– Интересно, почему же?
– Потому, что окраина империи – это не провинция.
– Я так понял, что вы не советовали Носкову брать Сарычева? Или он вас не спрашивал?
– Все решения президент принимает сам, – нейтрально ответил Яшин.
– На кой черт ему тогда советники?
Неожиданно в дверь постучали, и в комнату ввалилась орава тележурналистов. Похоже, их появление не было для Гусева полной неожиданностью. Итальянка тут же отозвала пресс-секретаря в сторону, и они начали шептаться. При этом Гусев с досадой посмотрел на Яшина, будто тот ему чем-то мешал. Яшин отвел взгляд. Но периферическим зрением увидел, как Сильвия что-то сунула Гусеву в верхний карман пиджака.
Осветители поставили софиты, операторы настроили камеры, можно было начинать. Сильвия спросила Гусева:
– Когда прибудет господин Сарычев?
Гусев взглянул на свои часы, это было чисто нервное движение, похоже, его возбуждали лежавшие в кармане доллары.
– Я думаю, сегодня.
– Как относится к этому назначению Киев? Президент Носков согласовал это назначение с президентом Кравчуком? – спросила Сильвия.
Гусев замялся, его глаза беспокойно заметались. Он не знал, как правильно ответить. “Нелегкий у тебя, мерзавец, хлеб”, – подумал Яшин и вышел из комнаты.
В коридоре ему встретился генерал Синцов. В последние дни они прониклись друг к другу симпатией и уважением. Генерал предложил пойти пообедать. Сказал, когда спускались в буфет:
– Чудеса в решете. Я думал, Цыганков скроется, а он сидит в своем кабинете как ни в чем не бывало.
Глава администрации в это время информировал президента о поведении Сарычева. Москвич прилетел вчера вечером и до полуночи пил в гостинице со своими крымскими друзьями, в основном предпринимателями.
– Из записей сделаны выборки самого интересного, хотите послушать? – спросил Цыганков.
Президент отмахнулся.
– Некогда. Скажите своими словами.
– Сарычев сказал, цитирую дословно: “Мэр Ялты должен быть наш”.
Президент поморщился.
– Ну и что тут такого? Кто контролирует Ялту, тот контролирует весь южный берег полуострова, всю его курортно-санаторную структуру, которая может давать больше половины бюджета.
– Нет, мой президент, тут контекст совсем другой, – вкрадчиво возразил Цыганков. – Далее Сарычев сказал, цитирую: “Не пройдет и года, как я стану в Крыму первым”
Носков озадаченно молчал.
– Сарычев метит на ваше место, мой президент.
– Все куда-то метят, – заметил Носков, давая понять, что сам Цыганков не прочь занять место Сарычева.
– Как быть с записью? Распечатать, передать текст вам?
– Уничтожьте пленку, – распорядился Носков. И пытливо посмотрел главе администрации в глаза, как бы говоря: ведь наверняка не уничтожишь.
Спросил насмешливо:
– Полковник, а почему вы не спрашиваете, где ваш друг Иванов? Разве вам не интересно узнать, куда это он вдруг исчез? Или вы знаете, где он?
Цыганков, готовый к этому вопросу, ответил спокойно:
– Я могу только строить догадки, мой президент. Возможно, кто-то втянул Иванова в игру. А возможно, его просто подставили, чтобы дискредитировать меня. Все-таки он мой бывший заместитель по работе в контрразведке. И нас связывали не только служебные, но и приятельские отношения.
– Ну и что бы вы сделали на моем месте? – спросил Носков.
У Цыганкова забегали глаза, но голос звучал твердо:
– Я бы уволил Цыганкова без объяснения причин.
Президент Носков достал из папочки чистый лист бумаги и протянул главе администрации.
Тот не ожидал такого поворота.
– Написать прямо здесь?
– А чего тянуть? Ждать, когда вы меня пристрелите?
Лицо Цыганкова стало багровым.
– Мой президент, как юрист, вы должны знать, что сказано в презумпции невиновности.
– Каждый обычно цитирует то, что ему нужно, – ответил Носков.
– Там сказано, что недоказанная виновность приравнивается к доказанной невиновности.
Носков рассмеялся.
– Николай Валентинович, ну вы ж с Ивановым профессионалы. Разве вас схватишь за руку? С вами нужно расставаться на всякий случай, при первом серьезном подозрении. Что я и делаю по вашему же совету. Прощайте. Служите верой правдой и дальше ридной Украине.
Цыганков сказал с пафосом:
– Я никогда не разделял Россию и Украину. Я всегда служил и служить буду братству наших народов.
Носков ответил с сарказмом:
– Нельзя, Николай Валентинович, служить тому, чему не служит ваше начальство. А если ваше начальство провело вас на такой мякине, то вы не профи, а сибирский валенок. Куда вы полезли, скажите на милость? На что рассчитывали? Младшая сестра может, конечно, покуражиться над старшей, попользоваться ее добротой, поиспытывать ее терпение. Эта игра на родственных чувствах может продолжаться долго, но рано или поздно терпение у старшей сестры лопнет. И что тогда? Никто и никогда не заменит младшей сестре ее старшую сестру. Запомните это и передайте по инстанции до самого Киева: никто и никогда! Никакие тети в Европе и дяди в Америке. Прощайте!
Цыганков тяжело поднялся. А из дверей комнаты отдыха, бесшумно возник Федулов, держа наготове пистолет. Мало ли что мог выкинуть на прощанье глава администрации.
Близилось время обеда. Буфет быстро наполнялся сотрудниками администрации и правительства. Появились журналисты. Сильвия подсела к Яшину и Синцову и вынула из сумки свой обед – помидор и яблоко.
– И это все? – в один голос воскликнули мужчины. Сами они лакомились запеченными в горшочках драниками с мясом.
Сильвия старалась казаться веселой, но настроение у нее было на самом деле не ахти. Наконец, она не выдержала:
– Господа, объясните, почему России выгодно, чтобы Крым был ничей?
Мужчины переглянулись.
– Разве Гусев вам не объяснил? – спросил Яшин.
– Ваш Гусев негодяй! – выпалила итальянка. – Почему вообще так много негодяев?
– Люди таковы, какова их жизнь, – заметил Синцов.
Сильвия сделала отметающий жест рукой:
– Я бывала в странах, где люди живут намного беднее. Извините, я здесь гостья, я не вправе так говорить. Но я хочу получить ответ на вопрос, что мешает вам наладить жизнь: правители или вы сами?
– А к какому ответу вы склоняетесь? – спросил Синцов.
– Мне кажется, виноват сам народ, – сказала Сильвия. – Хотя в целом это такая же загадка, как вопрос: что было в начале – курица или яйцо? А вы что молчите, господин Яшин?
Яшин хотел было ответить, но у него зазвонил мобильник. Это была Кира Стежкина.
– Андрей Васильевич, вас хочет видеть президент.
После возвращения с Кипра Носков уклонялся от общения с Яшиным. И на работе бывал не долго. Во второй половине дня лицо президента серело, ухудшалась дикция. Когда Федулов увозил его домой, все смотрели вслед с сочувствием.
Многих, включая Яшина, одолевало и любопытство: что же все-таки случилось на Кипре? Галина не посвящала в эту тайну даже свою подружку Киру Стежкину. Сказала только однажды: “Олега надо свозить к святому источнику”. Свозили. Носков искупался и действительно стал выглядеть намного лучше. Потом свозили еще раз. И теперь он уже работал полный день. Хотя вид у него был по-прежнему болезненный.
– Я рад, что ты подружился с генералом Синцовым, – сказал президент, пожимая руку Яшину. – Вообще спасибо: я знаю, как ты вел себя в эти дни.
– Говорят, ты идешь на поправку.
Носков ничего не ответил и продолжал после паузы:
– Гусев утверждает, что мой рейтинг падает.
– А кто проводит опросы?
– Наши социологи.
– Своим как раз не стоит верить.
– Я близок к тому, чтобы не верить никому.
– На это жалуются многие политики, – заметил Яшин.
– И что ты об этом думаешь?
– Думаю, что вопрос, верят ли тебе люди, гораздо важнее.
– А они верят?
– Пока да.
– И сколько может продлится это “пока”?
– После назначения Сарычева и парламентских выборов – не больше трех месяцев. Ожидания народа и возможности власти не совпадают по времени почти никогда.
– Что же делать?
– Народ может простить правителю плохую жизнь только в одном случае: если увидит, что правитель любит государство.
– Любить и то и другое невозможно?
– И не нужно. Это только отвлекает от дела. Что такое “любить государство”? Это значит – делать его сильнее. А чем оно сильнее, тем больше возможностей для улучшения жизни.
Носков поднялся из кресла и прошелся по кабинету. Что-то задело его за живое: то ли слова Яшина, то ли какие-то свои мысли. Вошла Кира Стежкина.
– Олег Степанович, снизу звонит охрана. К вам поднимается Шелепугин.
Носков удивленно смотрел на секретаршу. В его сознании никак не укладывалось, как мог Шелепугин приехать так неожиданно, без предварительного согласования. Но до него тут же дошло, что иначе, вероятно, не было возможности, подобные контакты нужно конспирировать. И он выбежал навстречу важному московскому гостю. А Шелепугин уже вышел из лифта. Они столкнулись в коридоре.
– Слушай, где тут у тебя сортир? – спросил Шелепугин.
Вообще-то можно было для начала и поздороваться. Но Носков не обиделся.
– Пойдем ко мне.
– Нет, боюсь не донесу.
Шелепугин шмыгнул в общий туалет. Охранники встали по обе стороны двери. Носков топтался тут же.
Московский гость появился в дверях с облегчением на лице. Теперь можно было поговорить и о государственных делах.
Шелепугин приехал не один. Следом на шестой этаж поднялись Сарычев и Воротников. На плече у Сарычева висела кожаная сумка, и в ней что-то звякало.
Воротников как-то странно поглядывал по сторонам, потом сказал Носкову:
– Олег Степанович, я посчитал. От подъезда до шестого этажа вас можно ухлопать с четырнадцати позиций.
Вертевшийся тут же Федулов заиграл желваками. Это был камень в его огород.
– Мне теперь уже все по хрену, – отмахнулся президент.
В кабинете Шелепугин, посмеиваясь, вручил Носкову подарок – маленький браунинг.
– А удостоверение пусть тебе Кравчук выпишет.
Перешли в комнату отдыха. Кира накрыла стол. Сарычев начал раскуривать трубку. Носков недовольно покосился в его сторону. Но вице-премьер уже пускал струйки. Пил он характерно, цедил из рюмки, и пока бутылка водки не кончилась, из-за стола не поднялся. Носков искоса наблюдал за ним, переглядываясь с Яшиным.
Постепенно перешли от шуточек-прибауточек к делу. Сарычев заговорил о прогнозах синоптиков, предвещавших в этом году большую засуху в Крыму. Потом начал поругивать украинское правительство.
– В Киеве совершенно не понимают, что такое кредитно-денежная политика. А о валютной политике вообще представления не имеют. До сих пор фиксированные валютные курсы – это ж замшелое советское средневековье! Первое, что мы сделаем – введем свободный курс, создадим в Симферополе биржу. И к нам потекут деньги из других регионов Украины. Больше, чем уверен: председатель Центробанка Виктор Ющенко меня поддержит.
Это “меня” резануло слух, и Шелепугин поспешил сменить тему. Осторожно заговорил о приватизации. “Вот зачем ты здесь”, – подумал Яшин.
– Я очень надеюсь на приватизацию, – сказал Носков.
Сарычев поднял на него чуть замутненные выпитым глаза.
– В смысле?
– В смысле пополнения бюджета.
Сарычев попыхтел трубкой и важно произнес:
– Приватизация в ГДР показала, что приватизация для бюджета не прибыльная, а затратная процедура.
Носков удивленно поднял брови.
– Это что-то новенькое.
Сарычев снисходительно посмотрел на президента, Мол, это только для тебя новость. И пояснил:
– Когда завод лежит на боку, его можно отдать и за одну марку, лишь бы новый собственник вкладывал в этот завод деньги, сохранял рабочие места и платил налоги.
– Ладно, о деталях поговорим отдельно, – задумчиво проговорил Носков. – Какие еще у вас сомнения?
– Насчет приватизации? – уточнил Сарычев. – Русский бизнес не горит желанием идти в Крым, а украинского бизнеса еще, по сути, нет. Ну и самое главное – крымский криминалитет не даст нам провести приватизацию спокойно. Нас просто перестреляют.
Шелепугин прошелся по кабинету.
– Генерал Лебедь прав: поле экономики надо разминировать.
– Я давно это предлагаю, – подхватил Носков. – Но у меня связаны руки.
– Полковник Воротников поможет вам развязать, – со значением сказал Шелепугин.
В глазах Носкова промелькнула радость. Он повернулся к Воротникову. Тот встал и вытянулся.
– Прибыл в ваше распоряжение, господин президент.
– Уволились с прежнего места работы?
– Так точно!
– Отлично!
Сарычев выцедил еще одну рюмку и обратился к Носкову:
– Олег Степанович, с учетом последних событий, я имею ввиду факты саботажа со стороны правительства Крыма, предлагаю взять несколько министров из Москвы. Предварительные переговоры я провел. Люди согласны приехать.
– На какие министерства вы хотите их посадить? – спросил Носков.
– Министерства финансов, юстиции, сельского хозяйства, промышленности, иностранных дел, – перечислял Сарычев.
– Вы хотите создать министерство иностранных дел? – в тоне Носкова удивление смешалось с осторожным восторгом.
– А почему нет? Кто-то ж должен заниматься внешними делами республики.
– Какую же зарплату запросят ваши москвичи?
– Мы все будем соблюдать крымские мерки.
Носков с облегчением кивнул.
Лицо Сарычева обволакивал сизый дым. Как все курильщики, он время от времени покашливал.
– Даже жилья не попросим, – продолжал будущий вице-премьер. – Будем жить в пансионате “Море” возле Алушты. А вам я бы советовал переехать в один из санаториев Нижней Ореанды. О расходах не беспокойтесь. Мы все уладим. Нам поможет Татарстан. Предварительная договоренность уже есть.
Носков слушал настороженно, не говоря ни “да”, ни “нет”. Но его молчание показывало, что у него нет возражений. “Ну, вот и приехали”, – подумал Яшин. Ему уже приходилось присутствовать при аналогичных разговорах сильных мира сего. Он знал, как одни ловко играют роль змеев-искусителей, а другие сопротивляются только до определенного предела. Увы, президент Носков не оказал ни малейшего сопротивления. И отчасти его можно понять. А на кого он еще может опереться в его отчаянном положении? Больше не на кого.
Шелепугин перестал, наконец, расхаживать по кабинету и сел в кресло напротив Носкова.
– Ну а теперь давай, Олег Степанович, о самом главном. Ты какие-то уроки извлек из случившегося? Институт президентства в Крыму оказался совершенно незащищенным. Как думаешь исправлять положение?
Носков развел руками:
– Что ж мне, армию свою создавать, что ли?
– Ну, армию – не армию, а свою президентскую роту сформировать не мешало бы.
– В бюджете Крыма на такие цели денег нет.
Шелепугин выразительно посмотрел на Сарычева.
– Надо наскрести.
– Тут сразу возникает слишком много вопросов, – озабоченно произнес Носков. – Где взять людей? Где их размещать? И кто будет ими командовать?
– Это не твоя забота, – сказал Шелепугин. – От тебя требуется только одно – дать добро и как-то узаконить это подразделение. Всю организационную работу возьмет на себя полковник Воротников.
– Есть еще одна сложность – как на это посмотрит парламент.
– Ну, парламент-то будет, надеюсь, пророссийский? – усмехнулся Шелепугин.
– Парламент будет, скорее всего, прокриминальный, – сказал Носков.
Зазвонил внутренний телефон. Это была Кира.
– Олег Степанович, вам звонит какая-то женщина.
– Что ей надо?
– Ну, это уж она сама вам скажет. Говорит, по личному вопросу, не терпящему отлагательства.
Носков перешел в кабинет, плотно закрыл за собой дверь и снял трубку городского телефона.
– Олежек, это я, – сказала на другом конце провода Алла.
В трубке раздался легкий щелчок. Выполняя поручение Галины, Кира включила на запись магнитофон. По заданию Брагина Федулов однажды как бы проговорился Кире, сказал, что у Носкова есть давняя зазноба. А Кира, как и следовало ожидать, тут же поставила в известность Галину. Подруги посовещались и решили, что эту связь нужно оборвать раз и навсегда.
– Я очень занят, – досадливо морщась, ответил Носков.
Алла вздохнула.
– А я очень тревожусь за тебя.
– Все неприятности позади, – сухо бросил Носков.
– Когда же мы увидимся? – жалобно спросила Алла.
– Я тебе, по-моему, сказал: сиди тихонечко и жди.
В голосе Носкова прозвучало раздражение. И Алла ответила ему в тон:
– Как бы не засидеться. Я ведь не одна.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Экий ты стал недогадливый. Но пора, однако, сказать: у нас будет малыш, Олежек. Врач говорит, мальчик. У вас будет сын, господин президент. Ведь вы хотели сына.
– Я позвоню позже. Сейчас у меня люди, – Носкову нужно было хоть какое-то время, чтобы прийти в себя.
Он вернулся в комнату отдыха. А Кира вынула пленку из кассетника и положила себе в сумочку. Сидевший напротив Федулов подмигнул ей. Кира ответила ему заговорщической улыбкой.