Они сидели в кафе гостиницы “Ялта” и отмечали первую в своей молодой жизни серьезную неприятность. Максим Брагин пил водку и курил одну сигарету за другой. Женька Зуев тянул пиво и угрюмо жевал воблу. Официант едва успевал менять пепельницу и тарелку для объедков.
Было еще не поздно, около восьми вечера. Но над городом уже нависали сумерки, а на судах зажигались огни. Вид на рейд выворачивал парням душу. Не бороздить им теперь моря и океаны. Не побывать в других странах. Всем мечтам хана.
Ритка Журавская насмешливо рассматривала своих чижиков. Про себя она иначе их не называла, умудряясь спать поочередно то с одним, то с другим.
– Ну и долго еще будем киснуть?
– Мы тебя не держим, – равнодушно бросил Женька. Сегодня была не его ночь.
Ритка перевела взгляд на Брагина.
– Макс, мне что, одной ехать?
– Как знаешь, – буркнул Брагин.
Ритка нервно закурила и обиженно закусила губу. Ехать до Симферополя на троллейбусе ей никак не улыбалось.
Максим сказал приятелю:
– Ладно, Пискля, это еще не конец света. И вообще, все, что ни делается – к лучшему.
Женька кинул в тарелку недоеденную воблу. Любит же этот Брага называть его школьным прозвищем.
– Мне отчисление – по барабану. Я вообще хочу летать, а не плавать.
Брагин фыркнул:
– Ритка, ты слышала? Пискля хочет летать. На чем ты хочешь летать, Пискля? На ковре-самолете?
– На вертолете, – выдавил из себя Зуев и процедил со злостью. – Кончай называть меня Пискля! Или я буду звать тебя Брагой.
Брагин пьяно икнул:
– Зови. Я не обидчивый. А вот я, Пискля, хочу ездить в своих “жигулях”. Хочешь, у нас будет машина? Прямо сейчас? Хочешь?
– Точно! – обрадованно воскликнула Ритка. – Давайте возьмем левака.
Зуев с готовностью поднялся. Ему давно хотелось свалить отсюда.
У входа в ресторан стояли “жигули”. За рулем сидел молодой мужик. На груди спортивный значок с перчатками – эмблемой бокса. В глазах – тоска и злость. Брагин открыл дверцу:
– Ну, что, мастер спорта, поехали?
Инженер-электронщик Лавров всего неделю назад купил “копейку”, влез на этой почве в дикие долги и теперь подрабатывал на извозе. Вид клиентов ему не очень понравился. “Надрались, молокососы. Небось, и денег-то нет”.
– Куда вам?
– До Симферополя, – сказала Ритка.
– Деньги есть?
Ритка открыла сумочку и предъявила кошелек. Лавров высокомерным кивком головы разрешил сесть.
Горная дорога освещалась плохо. Но бомбила знал каждый метр ялтинского серпантина. Гнал на крутых поворотах под 100 километров. Ритка вжалась в переднее сидение и повизгивала от страха. Брагина и Зуева эта бешеная езда тоже раздражала, но они сидели молча, сцепив зубы.
Лавров гнал не по лихости, а по психологическим соображениям. Мало ли что на уме у этой троицы. Если что-то нехорошее, то трижды подумают. Одно неловкое движение руля – и машина в пропасти.
Бомбила все рассчитал правильно. Только не учел, что один из клиентов выпил много пива, а другой хлестал водку, не закусывая, и когда пьянел, то зверел.
– Остановись, отлить надо, – сказал Зуев.
– В Симферополе отольешь, – отозвался Лавров.
– Боишься, что ли? – спросил Брагин.
Лавров промолчал.
– Если боишься, бросай бомбить. А не боишься, останови. Или я тебе на пол налью, – пригрозил Зуев.
– Валяй, – сказал Лавров.
– Ну, ты козел! – взорвался Брагин.
– Приедем, разберемся, кто козел, – сказал себе под нос Лавров.
“Жигули” пошли на крутой спуск, впереди была “ловушка” – дорога с подъемом, проложенная на всякий случай для машины, у которой отказали тормоза. Сидевший позади водителя Брагин воспользовался моментом и обхватил Лаврова за шею обеими руками. Машина влетела в “ловушку” и остановилась.
– Зачем далеко ехать? Здесь разберемся, кто из нас козел, – злорадно цедил Брагин, сдавливая шею водителя.
Но Лавров резким движением освободился от хватки и выскочил из машины.
Светила полная луна.
Зуеву было не до разборки. Выйдя из “жигулей”, он торопливо расстегивал ширинку. Брагин сидел в машине, выбирая, в какую дверцу выйти, чтобы сходу не попасть под кулаки мастера спорта.
Чтобы сократить число врагов до минимума, Лавров подошел к Зуеву и отправил его в нокдаун одним ударом. Потом бросился к машине, чтобы вытащить из нее другого клиента. Но Брагин был наготове. Он толкнул обеими ногами полуоткрытую дверцу. Лавров упал и схватился за лодыжки. Зуев очухался и пнул его в голову. Брагин вылез из машины и добавил. Они футболили Лаврова, пока их не остановила Ритка.
– Хватит, убьете!
Брагин сел на валун и трясущимися руками раскурил сигарету. Зуев снова мочился.
– Ну, вот тебе и “жигули”, – сказал ему Брагин.
– Эй! – воскликнула Ритка.
Это Лавров зашевелился и начал вставать.
Зуев подскочил и ударил его ногой в подбородок.
– Ну, козлы, вы ответите, – прошамкал Лавров разбитым ртом.
Брагин отбросил сигарету, и ударил его ногой в висок. Лавров затих.
Ритка подошла, хотела разглядеть лицо бомбилы. Но было слишком темно.
– Посветите, – сказала она.
Брагин включил фары.
– Он смотрит на меня, – завопила Ритка.
Брагин с трудом поднял небольшой валун и подошел к Лаврову. Зуев смотрел на него во все глаза, не понимая, что он задумал. Брагин выпустил из рук валун прямо на голову Лаврова.
– Идиот, ты что наделал? – заорал Зуев.
Брагин обшарил карманы убитого, вынул техпаспорт и водительское удостоверение, опустошил бумажник. Денег было всего ничего.
– Идиот, – с новой силой заорал Зуев. – Ты что натворил? Ты нам всем жизнь сломал!
Алла была пампушка: пухленькая, с атласной кожей и прочими невыразимыми прелестями. Носков был неутомим целый вечер. А под конец вдруг расшалился, стал смеяться над какой-то своей мыслью. Спросил Аллу:
– Ты когда-нибудь видела это сладкое занятие со стороны?
– Знаешь, не приходилось.
– А я однажды видел. Смешно невероятно.
– Тебе пора домой, – сказала Алла.
Она всегда напоминала Носкову о времени, и это его злило. Хотя он знал, что Алла действительно не хочет, чтобы у него были неприятности с женой.
Алла замурлыкала себе под нос какую-то мелодию, изо всех сил делая вид, что уход Носкова ее мало трогает.
– Н-да, слух у тебя, прямо скажем, не ахти, – поддел ее Носков.
Алла рассмеялась:
– Мама часто говорила мне: если хочешь выйти замуж, до свадьбы не пой. Но я пою.
– Аллочка, а ты знаешь, что такое сатори? – неожиданно спросил Носков.
– Японцы так называют предчувствие, озарение.
– Все-то ты знаешь, – ласково проворковал Носков. – И что тебе сейчас подсказывает твое сатори?
Алла улыбнулась.
– Я уже сказала. Сейчас ты оденешься и пойдешь к себе домой.
Носкова неожиданно потянуло на воспоминания.
– Знаешь, был у меня случай. Выезжаю на убийство. Садист развесил потроха своей жертвы на светильнике. Ищем отпечатки пальцев – ни одного! И вообще никакой зацепки. Вызываю мать убитого, спрашиваю: ничего не бросается в глаза? Нет, говорит, ничего. А сама вся трясется, вот-вот упадет в обморок. Тогда я, сам не знаю почему, спрашиваю: нет ли тут чужих вещей? Нет, говорит, все вещи – сына. А меня самого уже мелкая дрожь бьет. Нюхаю вместе со старушкой нашатырный спирт и прошу: и все же еще раз внимательно посмотрите. Старушка снимает со спинки стула куртку: вот эта вещь, кажется, не сына, не его размера. И тут только до меня доходит, чего я так упорствовал. В квартире было очень жарко. Убийца не мог не снять с себя все, что можно было снять, а когда сделал свое гнусное дело, впопыхах не мог снова все на себя надеть.
Алла смотрела на Носкова влюбленными глазами. Но все же поддела:
– А может, проще это назовем? Например, интуицией.
Носков поморщился.
– Что с тобой? – спросила Алла.
– Зуб ноет.
– Жалкий трус, – сказала Алла. – Тебе надо всерьез заняться зубами.
– Но нет того философа на свете, который боль зубную принимал спокойно, – продекламировал Носков. Чьи слова?
Алла ответила с вздохом:
– Шекспира.
Носков потянул носом:
– Слушай, какими духами ты душишься?
– Я не душусь, а пользуюсь. Это французские духи “Клема”. Новинка. Не нравятся? – сказала Алла.
– Да нет, ничего, – пробормотал Носков. – Пылью пахнут.
Зазвонил телефон, Алла сняла трубку и тут же передала ее Олегу.
– Выезжаю, – сказал Носков, выслушав сообщение.
Поправляя ему галстук, Алла спросила:
– По-моему, ты хотел сказать что-то особенное? Или сатори меня обманывает?
Носков мысленно был уже где-то там, на месте происшествия, но все же ответил, целуя женщину:
– Говорят, из любовниц получаются плохие жены. Но я последнее время все чаще думаю: а может, нам все-таки рискнуть?
Милицейская “волга” неслась по ялтинскому серпантину. Носков сидел на переднем сидении и слушал капитана Федулова. Тот говорил:
– Если меня когда-нибудь турнут из милиции, ни за что не пойду в бомбилы – все они смертники.
– Игорек, за что тебя могут турнуть, честного опера? – спросил Носков.
– Ну, мало ли? Работа-то собачья. Не тот след взял, не так залаял – пиши заявление. Да и время сейчас такое…
– Какое?
– Думаю, что-то должно измениться. Носом чую.
Они подъехали к “ловушке” и остановились. Свет фар выхватил из темноты место происшествия, где уже работали эксперты.
– Обычная история, – сказал Носкову один из них. – Они выманили его из машины. Салон чистый. Ни пятнышка.
– Странно, почему тогда не захватили машину? – спросил Носков.
Эксперт молча пожал плечами. Мол, кумекать над этим – не его дело.
Подошел Федулов:
– Все осмотрел. Никаких следов борьбы, никакой крови.
Носков хмыкнул:
– Получается, бомбила сам заехал в “ловушку” и сам вышел из машины, чтобы его тут грохнули?
– Может, вез, кого не опасался, – предположил Федулов.
Носков пошел к “жигулям” Лаврова. Сел на переднее сидение и некоторое время не двигался, тянул носом воздух. Потом вынул из машины коврик и внимательно его осмотрел. Федулов молча наблюдал за его манипуляциями.
– Утром надо под микроскопом осмотреть салон, поискать женские волосы, – сказал Носков.
– Считаешь, с ними была баба? – спросил Федулов.
Носков с удовольствием объяснил:
– Водила гнал что было мочи, девка писала со страху, ножками перебирала. Видишь, вмятины в коврике от ее шпилек? А теперь засунь нос в салон, принюхайся. Французские духи “Клема”. Короче, Игорек, шерше ля фам, а какой масти мадмуазель, я думаю, мы утром определим.
– Ну, это не факт, что вмятины от ее шпилек. И духи – не факт, – осторожно возразил Федулов.
Носков ошибся. Утром он не нашел в салоне “жигулей” ни одного женского волоса. Но его разочарование было недолгим. Он обнаружил несколько микроскопических блесток, которыми молодые артистки посыпают себе волосы и лицо. С трудом ухватив блестки пинцетом, он упрятал их в пакетик, отправил на экспертизу и позвонил Федулову.
– Значит, так, Игорек. Их было трое: двое ребят и девка. Ехали, как сам понимаешь, в Симферополь, где, судя по всему, и живут. Возникает вопрос: откуда ехали? Как только ты определишь это, ты уже не капитан, а майор. Поговори с женой Лаврова. Она должна знать, где он чаще всего брал клиентов. Думаю, это какое-то питейное заведение в курортной зоне.
После этого Носков поехал в морг. Патологоанатом Цуканов, невысокий, мужичок с острыми черными глазками, был краток. Все увечья были нанесены тупым оружием, скорее всего, ногами. Удары наносились с яростью, что указывает на физиологическое и психологическое состояние убийц. Вероятно, были пьяны и озлоблены на Лаврова.
– Не надоело вам здесь? – спросил Носков, чтобы прервать паталогоанатома, ничего нового тот не говорил.
– Надоело, – бесстрастно ответил Цуканов. – А что делать?
– Резали бы живых. Больше пользы.
Цуканов вздохнул.
– Это мне надоело еще больше.
– Хирург должен любить людей. Просто обязан, – сказал Носков.
Цуканов криво усмехнулся:
– А ваш брат?
– А наш брат заставляет себя любить людей.
– Хотите выпить? – предложил Цуканов.
– Спирт? Нет, спасибо, не пью. Не пью, не матерюсь, не бью подследственных, не шью никому чужих преступлений. Рано или поздно это выйдет мне боком. И тогда меня привезут к вам.
– Ну, зачем так мрачно? – оживился Цуканов. – Я, знаете ли, тоже немного разбираюсь в людях. У вас совсем другое будущее. Как, впрочем, и у меня тоже. Давайте на всякий случай поддерживать отношения. Вот увидите, мы еще пригодимся друг другу.
– Сатори? – спросил Носков.
– Что? – не понял Цуканов.
– Предчувствие?
– Угу, – кивнул паталогоанатом.
На другой день Федулов появился с хорошими новостями. Он встретился с женой Лаврова Еленой. Та сказала, что муж чаще всего мотался между Симферополем и Ялтой. Федулов побывал в Ялте и нашел официанта, который обслуживал двоих подозрительных парней и девку. Словесные портреты готовы. С них делаются копии для раздачи всем операм, постовым и участковым.
– Не распыляйся, Игорек, не теряй драгоценного времени, – посоветовал Носков. – Девка, судя по всему, с претензией. Наверняка ходит в хорошую парикмахерскую. А сколько у нас таких цирюлен? Не больше десяти. За два часа можно объехать.
– Понял! – бодро отозвался Федулов.
Буквально через час он уже звонил Носкову и захлебывался от восторга:
– Олег, я ее нашел! Эту сучку зовут Маргарита Журавская. Танцорка. В фольклорном ансамбле выступает. И кобелей ее каждая собака знает. Но их фамилии я тебе только при встрече скажу.
– Ладно, говори. Никто тебя не слушает, – сказал Носков.
– Один Брагин Максим, сын члена военного трибунала. Другой Евгений Зуев. По слухам, внебрачный сынок нашего первого секретаря обкома. Оба учились в мореходке. И оба были вчера отчислены.
– Черт! – вырвалось у Носкова.
Он пожалел, что заставил Федулова выкладывать по телефону такую информацию.
– Девку надо брать немедленно. Выписываю ордер и выезжаю за тобой, – сказал Носков.
Они арестовали Журавскую по-тихому. Ее вызвал в свой кабинет директор дома культуры. Она пришла, а там ее уже ждали Носков и Федулов.
Было видно, что эту ночь Ритка не спала. Но все равно была хороша. Черные волосы, серые глаза, тонкие черты лица. Точеные ноги танцовщицы – глаз не оторвать. Только в ее красоте было что-то порочное. И, похоже, она отдавала себе в этом отчет. Старалась казаться мягче.
Внимательно ее рассмотрев, Носков порадовался своей наблюдательности. Журавская была усыпана блестками с ног до головы. И от нее пахло духами “Клема”. Их запах трудно было перепутать с каким-то другим. Носков попросил танцорку снять туфли и осмотрел каблуки. Даже без экспертизы, на глаз было видно, что размер шпилек совпадет с размером вмятин в коврике.
– Два совпадения – уже улика, а тут – три, – сказал Носков.
Но на Журавскую не действовали никакие доводы. Носков произнес заученные слова о том, что чистосердечное признание смягчает вину. В ответ девка вообще отказалась давать показания. Но и без того было ясно, с кем именно она была в тот вечер.
Носков помчался в прокуратуру выписывать ордера на арест Брагина и Зуева. Но убийцы Лаврова как сквозь землю провалились.
А вокруг Носкова началась странная возня. Сначала он обнаружил за собой слежку. Шпик был молодой, неопытный. Носков вычислил его сходу, зажал в укромном месте, взял на болевой прием и начал выпытывать, на кого он работает. Всей правды шпик не сказал. Намекнул только, что действует по заданию известной милицейской шишки.
– Еще раз встречу тебя, и ты выговорить не сможешь, до чего тебе нехорошо, – пообещал шпику Носков.
А на другой день к нему в кабинет неожиданно вплыла незнакомая дамочка с шикарным бюстом, на ходу рассупонивая корсет. Носков опрометью вылетел из кабинета и позвал коллег. Те засвидетельствовали провокацию, но дамочку пришлось отпустить. Прокурору позвонил замминистра внутренних дел Валебный и сказал, что это его сотрудница.
– Что, собственно, происходит? – спросил прокурор.
– Пусть твой Носков поумерит свой пыл. Это дело выеденного яйца не стоит, – посоветовал Валебный.
А в это время в кабинете Носкова сидела мать Лаврова – пожилая женщина с тонкими чертами когда-то красивого лица, одетая во все черное. И с ней была девочка лет шести.
– Нечего мне пока вам сказать, Клавдия Ивановна, – мрачно говорил Носков, глядя в стол. – И, пожалуйста, не приводите больше внучку.
– Вам не жалко моего сына? – спросила Лаврова.
– Мне вас жалко, – ответил Носков. – Какого лешего он занимался извозом? Все-таки инженер-электронщик. В “почтовом ящике” работал. Неужели ему не хватало денег?
– А вам хватает? – тихо спросила Лаврова.
Носков промолчал. Он был в долгах, как в шелках.
– Мой сын был хорошим сыном и хорошим отцом, – сказала Лаврова.
Носков внимательно посмотрел на девочку.
– Как тебя зовут?
– Женя, – девочка поджала губку, чтобы не расплакаться
– Я только что была в милиции, – сказала Лаврова. – Там надо мной посмеялись. Сказали, что правда в конце концов торжествует, но это – неправда.
“Она считает всех нас последними тварями, – подумал Носков. – И в чем-то она права. Но я – не тварь. Я – не тварь”, – повторил он про себя.
– Найду я их, Клавдия Ивановна, – пообещал Носков. – Найду, даже если меня отстранят от этого дела. А если не найду – уйду из прокуратуры. Даю слово: и вам, и себе.
Позвонил областной прокурор, велел зайти и прихватить с собой следственное дело.
Начальник читал, а Носков с тоской смотрел в окно. На противоположной стороне улицы стояли милицейские “жигули” со знакомым номером. Эта машина теперь непрерывно сопровождала все его передвижения и торчала у под окнами его квартиры.
Закончив чтение, прокурор сказал ворчливо:
– Ну и какого черта ты уперся? Сам видишь, этот Лавров характеризуется в “почтовом ящике”, как мужик вспыльчивый, с гонором. Следов борьбы нет. Значит, сам заехал в тупик. Наверно, повздорил с клиентами. Решил, видно, их отметелить, все-таки мастер спорта по боксу. Но – не повезло. Получил по виску и вот – результат.
Прокурор помолчал и подвел итог:
– Корыстного умысла не видно, попытка преднамеренного убийства не просматривается. Значит, превышение самообороны. Ну и что ты предлагаешь? Ссориться с членом военного трибунала, с первым секретарем обкома партии, с замминистра внутренних дел? Нам оно надо?
Носков ответил, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Если вы не дадите мне довести это дело до конца, я подам заявление.
– Ну и куда пойдешь?
– Да хоть в загранку. Хоть с долгами рассчитаюсь.
– Кем?
– Да хоть кем. Лучше гальюн чистить, чем… – Носков не договорил. Ему хотелось сплюнуть.
– Романтик, – проворчал прокурор. – Ты, я вижу, на загранку давно уже нацелился. Ладно, я подумаю, как тут сыграть в ничью.
Носков понимающе усмехнулся: лучший способ развалить дело – передать его другому следователю.
– Не надо никакой ничьей. Считайте, что мое заявление у вас на столе.
– Считай, что я его уже подписал, – холодно ответил прокурор. – Но по закону ты должен отработать еще три месяца.
“Вот и хорошо, – подумал Носков. – Этого времени мне хватит, чтобы найти этих сволочей”.
Он передал дело другому следователю, но не стал скрывать, что ведет свое независимое расследование. Над ним посмеивались, его предостерегали, мол, это занятие незаконное. Носков отмахивался. Он закусил удила и не мог остановиться.
Ему удалось узнать, по какому адресу скрываются Брагин и Зуев. И в тот же день прямо перед ним на тротуар выскочила “волга”. Водитель как бы не справился с управлением.
Потом ему стало доподлинно известно, что Брагин и Зуев умотали на какую-то ударную комсомольскую стройку в Среднюю Азию. Носков без особого труда вычислил, что это может быть строящийся газопровод, и стал следить за прессой. Через два месяца его терпение было вознаграждено. На глаза попалась заметка, в которой говорилось о замечательном комсомольце Брагине, который отремонтировал списанный экскаватор, из-за чего производительность труда на строящемся участке газопровода выросла в два раза.
Соблюдая все правила конспирации, Носков встретился с Федуловым и поделился с ним своим авантюрным замыслом.
– Только имей в виду, Игорек, у меня ни оружия, ни наручников, вся надежда на тебя.
Федулов готов был отправиться с Носковым хоть к черту на рога. У него было только одно сомнение: на какие шиши ехать?
– А кто нам командировочные оплатит?
Носков залился смехом.
– Какие командировочные? Ты героем вернешься. Из-за тебя полетят такие чины!
– Скорее, полетят наши головы, – мрачно уточнил Федулов.
Но надо отдать ему должное, все же поехал. Нашел причину, взял отпуск без содержания. И даже прихватил ствол.
– Возьми двое наручников, – попросил Носков.
– Возьму, – пообещал Федулов.
Они приехали в кишлак, где жили строители газопровода. Пустыня, мазанки, верблюды. Естественно, их никто не встречал. Подошли к Доске почета. Смотрят, а там висят фотографии Брагина и Зуева. Обрадовались. Значит, все-таки об этом Брагине писала газета. Не об однофамильце.
Неподалеку мимо проходил капитан милиции-туркмен. Носков окликнул его и жестом приказал подойти.
– Ты чего делаешь? – опасливо прошептал Федулов.
– Спокойно, Игорек, – сказал Носков, – иначе нельзя. Психология!
Голова у туркмена вместе с милицейской фуражкой повернулась медленно, как башня у танка. Навел глазки на приезжих, ощупал, подумал и все же подошел. Носков и Федулов сунули ему под нос свои корочки. А там крупными буквами – МВД СССР и Прокуратура СССР. Туркмен сразу подобрал живот.
Носков пояснил, за кем они приехали.
– Капитан, если поможешь нам, то ты уже не капитан. Ты уже майор. А если не поможешь, то я не ручаюсь, что ты не станешь старшим лейтенантом.
Туркмен пожевал губами.
– Давайте я лучше отведу вас к главному механику, он вам больше поможет.
Он явно хотел остаться в стороне.
Русского механика тоже не одолевала жажда помочь приезжим. Причина выяснилась чуть позже. Оказывается, отремонтированный Брагиным экскаватор наполовину работал на государство, наполовину – на руководство строительства.
Механик не мог придумать, под каким предлогом вызвать парней в прорабскую.
– Скажи, что приехали из обкома комсомола, побеседовать с несознательной молодежью, задолжавшей членские взносы.
С этими словами Носков развалился за письменным столом, изображая комсомольского босса.
Механик начал куда-то звонить. А Федулов горячо зашептал на ухо Носкову:
– Какая на хрен несоюзная молодежь? Какие в езду взносы? У нас на лбу написано, кто мы!
– Ну и что? – усмехнулся Носков. – Бежать им все равно некуда. Глянь, кругом одни барханы.
Носков думал, что у него есть время. А механик выглянул в окно и говорит:
– А вот они, идут!
Носков глянул: точно, они! И заметался по кабинету. Сплошные письменные столы, никакого простора для захвата.
Брагин и Зуев зашли спокойно, сели слегка развалясь, закурили. Брагин набычился:
– И сколько мы задолжали?
Было видно: все понял! И его, самого злобного, надо брать первым.
В ушах у Носкова появился легкий звон. В теле ощущалась особенная легкость. Он оперся одной рукой на письменный стол и, подлетев к Брагину, схватил его одной рукой за волосы, а двумя пальцами другой – за адамово яблоко. Это был излюбленный прием Носкова – “коготь орла”.
Схватив Брагина мертвой хваткой, он крикнул Федулову:
– Второй твой!
Федулов саданул из своего “макарова” в потолок – Зуев оторопел. Федулов вынул наручники и заорал: “Руки!” Зуев подставил руки.
– Вторые наручники! – крикнул Носков.
– Нет вторых.
– То есть как нет?
– Тяжело таскать, думал, не пригодятся, – оправдывался Федулов.
А Брагин хрипел:
– Отпусти, сука, больно.
Носков взял его за лицо.
– А Лаврову не было больно?
По приказу Носкова главный механик лихорадочными движениями снял с Брагина ремень. Федулов связал убийце руки.
Появился капитан-туркмен. Поделился своими наручниками. Дал уазик. Поехали в Ашхабад. В пути Брагин начал сыпать угрозами. Носков долго терпел, потом велел шоферу остановить машину. Снял с Брагина наручники, открыл дверцу машины.
– Ошибка вышла. Это не ты убил Лаврова. Иди.
– Куда? – заорал Брагин, озираясь по сторонам.
– Макс, ты чего, не врубаешься? – завопил Зуев. – Он хочет пристрелить тебя за попытку к бегству.
– Вали! – орал Носков.
– Не-ет! – заблеял Брагин.
– Вали, – выталкивал его из уазика Носков.
Брагин сник:
– Ладно, начальник, молчу.
Перед посадкой в самолет Носков пристегнул наручники Брагина и Зуева к своим запястьям. Федулов опустил им пониже рукава, чтобы не было видно браслетов. А когда экипаж шел в кабину, остановил второго пилота и протянул ему листок с текстом телеграммы.
– Передайте в Симферополь.
На летном поле их ждал прокурор области. Носков просил его встретить лично по причине особой важности. Но начальнику даже в голову не пришло, какой сюрприз его ждет.
Ступив вместе Брагиным и Зуевым на трап, Носков поднял руки вверх (блеснули наручники) и крикнул торжествующе:
– Вот они!
1994-й ГОД, ЯНВАРЬ-ФЕВРАЛЬ