Но через несколько минут ему в голову пришла простая мысль: освободившись из одного плена, он тут же попадет в другой, еще более опасный. Так что не стоит дергаться. Надо делать свое дело, которое заключается чаще всего в очень выгодной продаже информации патрону. И Валебный велел водителю ехать на дачу к Кузьмину.
Федор Федорович играл в шахматы с сыном. Слушая генерала, он ни на секунду не оторвался от игры. Валебный понял, что принес важную новость. Когда старика что-то очень волновало, он выглядел особенно спокойным и равнодушным.
– Ну и какой ты сделал вывод? – спросил Кузьмин, делая ход фигурой.
– Выводы за вами, – отозвался генерал.
– Ну а все-таки?
– Какой он на хрен демократ? Он даже не юрист. Ему, по-моему, все законы – по фигу. Обыкновенный беспредельщик.
– Ну, это психология, – заметил старик. – А практический вывод какой?
Валебный пожал квадратными плечами. Кузьмин молча смаковал момент. Зуев не выдержал.
– Ну, просвети нас, неразумных.
Кузьмин вздохнул.
– Нет, ребята. Язык не поворачивается. Говорят, мысль изреченная есть ложь. Нет. Мысль изреченная – есть руководство к действию. Пусть лучше Носков сломает себе голову на этом деле. А мы постоим в стороне, посмотрим.
Валебный понял, что разговор окончен, и поднялся с кресла. Кузьмин открыл сейф, пошелестел купюрами и протянул конверт. Министр на ощупь вычислил: не меньше тысячи долларов. Невелика сумма, но и на том спасибо. Деньги никогда не бывают лишними.
Лариса и Денис венчались тайно, без свидетелей. Обоих торопило время. Ларисе хотелось поскорее заарканить богатенького Буратино, как она про себя называла Дениса. Гаврина подгонял Брагин, которому не терпелось поскорее посадить президента на пальчик.
Молодой священник с редкой бороденкой и красными влажными губами положил руку Дениса на руку Ларисы и спросил молодую женщину:
– Не обещалась ли иному жениху?
– Никому я не обещалась, – со смешком ответила Лариса.
– Нужно сказать кротко и тихо: не обещалась, – мягко поправил священник.
– Не обещалась, – Лариса старалась повторить интонацию попа, но все равно прозвучало не так.
Священник дал им испить вина из чаши по три маленьких глотка. Сначала Денису, потом Ларисе. И затянул высоким голосом молитву:
– Господи, Боже наш, приди сюда к нам невидимым своим предстательством и благослови брак сей, и подай рабам Твоим сим жизнь мирную, долгоденствие, любовь друг к другу в союзе мира, семя долго жизненное, неувядаемый венец славы, сподоби их увидеть чад своих, ложе их сохрани ненаветным…
“Мама дорогая, скорее бы закончился этот цирк, еще минута и меня стошнит”, – думал Денис.
“Все-таки я его заарканила”, – думала Лариса, радуясь, что провела всех: и мужа, с которым не развелась, и отца, который был категорически против этого брака.
Президент Носков вошел в приемную президента Украины. Ему предложили снять пальто в маленькой соседней комнатке, где безо всяких церемоний обыскали, и очень удивились, когда обнаружили под рубашкой легкий пуленепробиваемый жилет.
– А это зачем? – спросил один из сотрудников охраны.
– Мне это не мешает, – ледяным тоном ответил Носков.
Чтобы поприветствовать гостя, Кравчук вышел из-за стола. У него, как у многих украинских пожилых мужчин, была серебряная седина и молодые хитрые глаза.
Они пожали друг другу руки и сели напротив друг друга за приставным столиком, как равный с равным. Носков оглядел быстрым взглядом большой кабинет, батарею телефонов.
– 73 процента голосов – это рекорд. Никто не набирал больше на всем пространстве СНГ, – сказал Кравчук. – Не зазнаетесь?
Носков потупил глаза.
– Бог с вами, Леонид Макарович. Я все-таки не мальчик.
– Мне нравится, что вы – юрист, – вкрадчиво произнес Кравчук. – Это обнадеживает.
– Выйду в отставку, буду читать студентам юрфака конституционное право, – сказал Носков.
Кравчук на мгновение зажмурил глаза.
– Замечательно! Мы должны, наконец, научиться жить по закону.
– И по исторической справедливости, – ввернул Носков.
Кравчук пропустил эти слова мимо ушей. Его отвлек телефонный звонок. Выслушав какое-то сообщение, он положил трубку и сказал:
– Вас можно поздравить?
Носков улыбнулся:
– Вы меня уже поздравили, Леонид Макарович.
– Ваша дочь только что обвенчалась, – сказал Кравчук.
Носков переменился в лице. А Кравчук притворно вздохнул и откинулся на спинку стула.
– Я вас понимаю: детьми иногда труднее управлять, чем целой страной. Ну да ладно. Давайте о делах. До меня дошли сведения, что Дума намерена принять заявление, в котором Севастополь будет назван российским городом. Вы, конечно, поедете в Москву и будете вести свои переговоры. Так вот, хочу, чтобы вы знали: Украина никогда не согласится с таким решением. Ни-ко-гда. И нас в этом поддержит весь цивилизованный мир. Но больше всего мне хочется, чтобы это осознали вы. Так что давайте не будем вести эту войну указов. Вы будете переходить на московское время, я – делать ответный ход. Зачем нам начинать с конфронтации? Давайте начнем с сотрудничества.
– А чем Украина может помочь Крыму? – спросил заинтересованно Носков.
– А она уже помогает. Мы согласились признать ваше избрание легитимным, хотя сами выборы противоречили Конституции Украины. Разве этого мало? А что делает Москва? Регионы России прервали все экономические связи с предприятиями Крыма. Единственная помощь – это те сто десять тысяч, которые передали вашей партии. Но это помощь партии, а не народу Крыма, которому живется трудно. Да, Украине сегодня нелегко. Экономика в упадке. Но и в России положение немногим лучше. Не думаю, что вы будете встречены в Москве с распростертыми объятиями. Ельцин не примет вас, даже не мечтайте. И если я говорю вам это, значит, имею серьезные основания.
Кравчук смотрел на Носкова, как гроссмейстер политической игры на перворазрядника.
Напоследок он сказал:
– Олег Степанович, я хочу, чтобы вы смотрели на свое положение без вредных иллюзий. Что такое выборы? Это политическая ярмарка с аттракционами. Вам удалось победить. Вы вскарабкались на верхушку скользкого столба. Но как теперь усидеть? Вас не мучает этот вопрос?
В тот же день Носков вернулся в Симферополь. Яшин никогда еще не видел его таким взвинченным. Президент Крыма метался по кабинету и негодующе орал:
– Я чувствовал, что под колпаком у пана Кравчука. Но не предполагал, что до такой степени. Безпека контролирует не только меня, но и всю мою семью. Каждое движение, каждый вдох и выдох. Они хотят парализовать мою волю, сковать, смять, размазать.
Вошел Цыганков, остановился в дверях, не решаясь идти дальше. Он уже знал подробности визита шефа в Киев. Легкой тенью проскользнул в кабинет Иванов и замер в той же почтительной позе. Носков, наконец, успокоился, сел за стол, жестом предложил сесть своим приближенным.
– Докладывайте.
Цыганков говорил монотонно. Суть его доклада сводилась к тому, что главы местных администраций, начиная с мэра Симферополя, игнорируют все его распоряжения.
Носков прервал Цыганкова.
– Николай Валентинович, они игнорируют вас, потому что вы лезете в экономику и хозяйственные дела. Займитесь своими прямыми обязанностями.
Цыганков, будь он посмелее, мог бы ответить, что игнорируют в первую очередь не его, а самого президента. Но вместо этого он вскочил со стула и замер по стойке смирно в ожидании приказа.
– Я лечу в Москву. Обеспечьте полет, – распорядился Носков
В руках Цыганкова появился блокнот и ручка.
– Кто с вами? Каким рейсом?
– Со мной Андрей Васильевич и Федулов. Больше никто. Вообще, ни одна живая душа не должна знать, когда я лечу. Мало ли какой соблазн может возникнуть у моих друзей из Безпеки.
– Если вы полетите гражданским самолетом и обычным рейсом, то сохранить это в тайне едва ли удастся, – сказал Иванов.
Глава службы безопасности был прав.
– Черноморский флот может дать самолет? – спросил президент.
– Палубный истребитель?
Яшину показалось, что Иванов придуривается.
– Какой к черту истребитель? – возмутился Носков. – Обычный военно-транспортный самолет.
Иванов замялся.
– Мне нужно связаться с аэродромом в Бельбеке.
– Договаривайтесь с Бельбеком, с кем угодно, но чтоб завтра мы были в Москве, – приказал Носков.
– Слушаюсь, – Иванов быстрыми шагами вышел из кабинета.
А Носков уже инструктировал вполголоса Цыганкова.
– Свяжитесь с Шелепугиным, сообщите о моем визите.
Только Шелепугин, никому за пределами Кремля не известный начальник одного из управлений администрации президента России, поддерживал связь с администрацией Носкова.
– Пусть обеспечит самое главное – мою встречу с Ельциным, – продолжал Носков. – Без его слова со мной никто разговаривать не будет. Разве что в Думе. Но сочувственные речи мне сейчас не нужны. Мне нужны для начала пенсии в рублях и вхождение в рублевую зону.
– Вы меня не берете? – обиженным тоном спросил Цыганков.
– А кто тут будет на хозяйстве?
– Иванова тоже не возьмете?
– А кто тут будет держать руку на пульсе? А чего вы о нем хлопочете? – насторожился Носков.
– Просто не уверен, что один Федулов обеспечит вашу безопасность.
– А что мне может грозить в Москве?
– Ну, мало ли. У Безпеки руки длинные.
– Не надо так сильно за меня беспокоиться, – в голосе Носкова появились язвительные нотки.
Когда Цыганков удалился, президент достал из бокового ящика стола блюдце с орешками и начал ими хрустеть. Яшин сидел молча, прокручивая в голове ситуацию. Шансов на встречу с Ельциным было, прямо скажем, маловато. Кроме того, вопреки распространенному мнению, что президент России этакий крутой мужик, Яшин подозревал, что Борис Николаевич бывает трусоват. Хотя, если вдуматься, особой политической смелости для встречи с Носковым не требовалось. Дело-то, в конце концов, не столько в президенте Крыма, сколько в сплошь русском населении Крыма, которое связывало сегодня надежды на нормальную жизнь только с Россией. Не проявив внимания к Носкову, Ельцин послал бы тем самым большой плевок в сторону всего населения Крыма. Не понимать этого – полная дурь.
– Ну и какие у меня шансы? – спросил Носков, покончив с орешками. – Что будем делать, если рыбак не оторвется от своей удочки в Завидове? С кем встречаться, если не считать думских балаболок?
– Наверно, с теми, кто не боится Ельцина. Из глав регионов это Шаймиев.
Носков оживился.
– Хорошая мысль. Дружба с Татарстаном снимет многие проблемы с нашими татарами. Плюс нефть. Если Казань будет гнать нефть за рубеж через наши порты, Крыму тоже перепадет. А ты уверен, что Шаймиев не боится Ельцина?
– Ну, кто ж не боится сумасброда? Ельцин вовсе не против вернуть Крым или, по крайней мере, подтянуть его к России. Только хочет сделать это чужими руками. Но я думаю, Шаймиев тоже не захочет светиться. Ему небезразлично, как к нему относится Турция и крымские татары, которые не любят тебя.
– Зачем тогда добиваться его дружбы?
– Он даст отмашку своим нефтяным баронам, а сам будет в стороне.
Лицо Носкова приобрело задумчиво-мечтательное выражение. Кажется, он забыл, что Яшин тут, совсем рядом и смотрит на него изучающим взглядом. Наконец, он встрепенулся, прогнал тайные мысли и сказал:
– Где-то я читал, что политика – это постоянный выбор из двух зол. То, что Украина сегодня – зло для Крыма я уверен на сто процентов. Но неужели и Россия – зло? Бред. Не могу в это поверить.
Носков, Яшин и Федулов вошли по трапу со стороны хвоста, и военный стюард задраил дверь. Внутри было холодно. Носков, одетый в легкое пальто, зябко передернул плечами.
– Сейчас взлетим, и станет тепло, – сказал стюард.
В это верилось с трудом. Это как должно работать отопление, чтобы согреть нутро огромного самолета? Но уже в первые десять минут полета действительно стало теплее. Однако Носкова продолжало знобить. Он рассмеялся.
– Это чисто нервное. Думаю, вдруг братья-украинцы пальнут? Более идеального покушения трудно придумать.
Предчувствие не обманывало президента. В эти минуты министру обороны Украины позвонил Лисовский. Доклад состоял всего из двух слов:
– Он в воздухе.
Полковник обязан был доложить, и теперь не без внутреннего трепета ожидал ответа. Одно слово министра, и ракета земля-воздух понеслась бы на перехват военно-транспортного самолета, где летел Носков.
– Отбой, – сказал министр.
Нет, он не пожалел Носкова. Он ненавидел его всеми фибрами. Ему было жаль летчиков, их жен и детей.
Приземлились на подмосковном военном аэродроме “Чкаловское”. Стюард открыл чрево самолета. Первым по трапу, как и положено, спустился Федулов. Он вертел во все стороны головой, не вынимая руки из-под мышки, где висела кобура с пистолетом. Такое поведение выглядело, по меньшей мере, смешным, поскольку на огромном поле, выложенном бетонными плитами, не было ни души.
Яшин подколол его:
– Игорь, расслабься, ты не в Киеве.
Подъехала черная “волга”. Из нее вышел офицер. Несколько секунд он переводил глаза с Носкова на Федулова, пытаясь понять, кто же из них президент Крыма. И…отдал честь Федулову. Это заметно расстроило Носкова. Он увидел в этой накладке плохой знак. К тому же он был уверен, что его встретит как минимум Шелепугин. А тот, как видно, не снизошел.
Носков не знал, что Шелепугин просто не смог приехать. Он связывался в это время то с Батуриным, то с Шахраем, но те, сначала согласившись, теперь отказывались встречаться с крымским президентом, опасаясь, что информация об этом контакте просочится в Киев. В атмосфере полнейшей неуверенности никто не хотел принимать никаких решений. Все ждали, что скажет президент Ельцин. А Ельцин боялся огласки ничуть не меньше своих подчиненных. Когда ему доложили, что президент Крыма ждет аудиенции, он гонял бильярдные шары. Опрокинув очередную рюмку коньяка, Ельцин раздраженно сказал:
– Скажите этому…как его… что у меня ангина. Или грипп. Ну, придумайте, что-нибудь. Всегда нужно подсказывать, понимаешь.
Шелепугин принял Носкова в старинном особняке в одном из арбатских переулков, похожем на конспиративную квартиру какой-нибудь спецслужбы. До сих пор их знакомство ограничивалось разговорами по телефону, и первые минуты встречи они с интересом приглядывались друг к другу. Носков не скрывал, что разочарован приемом.
– Не обижайтесь, Олег Степанович, – сказал Шелепугин.
У него было грубое лицо и грубый голос. Вроде, извинился. А прозвучало: мол, не хрена губу дуть, скажи спасибо, что тебя вообще принимают.
Носков сухо бросил:
– Я должен знать, примет меня Ельцин или не примет. Мне некогда здесь засиживаться.
Если он хотел поставить Шелепугина на место, то это у него получилось.
– Давайте подождем денек, – голос Шелепугина зазвучал гораздо мягче. – Борис Николаевич нездоров, у него грипп.
– Зачем вы тогда давали добро на мой прилет?
– Президент заболел совершенно неожиданно.
Интонация Шелепугина говорила о том, что он сам не верит в это объяснение и сочувствует президенту Крыма.
– Хорошо, давайте тогда хоть чем-то заниматься, – предложил Носков. – Можно хоть что-то делать без одобрения Ельцина?
– Можно, – обрадовано сказал Шелепугин. – Тут на встречу с вами рвется Сарычев. Помните, был одно время министром экономики? Он крымчанин, говорит, душа болит за малую родину.
– Крымчанин, говорите? – переспросил Носков. – А чего с министров турнули?
– Ну, вы знаете, какая у нас бывает чехарда. Вины Сарычева тут нет. Очень порядочный парень.
– Хорошо, я поговорю с ним, но только после встречи с Борисом Николаевичем.
Это условие явно не понравилось Шелепугину, но он промолчал.
Носков провел в шикарном номере “Президент-отеля” два дня. Звонили и приезжали думцы, поддерживавшие его сепаратистские лозунги. Привозили дорогие напитки и разную снедь. Произносили сочувственные речи. Носков старался выглядеть бодро. Но Яшин видел, что это всего лишь маска. На самом деле Носкова все раздражало: спиртное, деликатесы, болтовня. Он ждал звонка от Шелепугина. Но тот не звонил.
– Кравчук меня принял, а Ельцин не хочет. И этот человек считает себя мировым политиком! – возмущался Носков, когда остался в номере с Яшиным и Федуловым.
Яшин дал знак: мол, тут наверняка все начинено прослушкой. Но Носков отмахнулся. Он хотел, чтобы российская власть услышала его хотя бы таким образом.
– Этак Россия может потерять Крым безвозвратно, навсегда.
Спустя несколько минут позвонил Шелепугин и сказал, что надежд на встречу с Ельциным нет никаких.
– Как насчет встречи с Сарычевым? – напомнил Шелепугин.
– Пусть приезжает, – сказал Носков.
– Я пришлю еще одного парня, – сказал Шелепугин. – Может, пригодится. Его фамилия Воротников. Я всецело на вашей стороне, Олег Степанович. Мы должны отстоять Крым, и мы его отстоим.
Сарычев, появившийся в компании Воротникова, желая произвести на Носкова впечатление, излагал свои воззрения в популярной форме.
– Считается, что любая реформа заставляет людей затягивать пояса ради будущих поколений. Это полная чушь. Реформа может давать отдачу сразу. Тем более в Крыму. Республика не получает из Киева субсидий. Зато все налоги остаются на месте. Автономность в налоговой области – этого вполне достаточно, чтобы поправить бюджет, создать стабилизационный фонд, выровнять политическую ситуацию и начать развивать самый главный источник доходов – курортный бизнес.
Носков прервал Сарычева:
– Украинское законодательство как раз мешает организации мелкого бизнеса, на котором зиждется процветание курортного дела.
– Значит, надо ввести для малого бизнеса налог на вмененный доход, – важно попыхивая трубкой, продолжал Сарычев. – Любой человек, желающий открыть свое дело, покупает лицензию и ежемесячно платит приемлемую по крымским меркам сумму. И больше никаких налогов. Эта мера плюс точечные льготы по НДС для немногих предприятий позволят в считанные месяцы наполнить бюджет.
– И вы готовы назвать эти предприятия? – спросил Носков.
– Конечно, – невозмутимо отвечал Сарычев. – Как директор института инвестиционных проблем, я хорошо знаю ситуацию не только в России, но и в других странах, в том числе на Украине. Знаю и положение в Крыму, ведь я сам крымчанин.
Носков вопросительно посмотрел на Яшина. Советовался взглядом, как поступить? Яшин ответил мимикой: этого человека можно использовать.
Носков помолчал и неожиданно спросил Сарычева:
– Вы могли бы у нас поработать? Ну, хотя бы полгода?
Тот медленными движениями набил табаком трубку.
– В каком качестве?
– В каком сочтете нужным.
– Это дело тонкое, – Сарычев попыхтел трубкой, но она никак не разгоралась. – В Киеве скажут: приехал московский империалист.
– Мне плевать, что скажут в Киеве, – отмахнулся Носков.
– На самом деле я считаю, что Крым может существовать в рамках Украины и при этом не отрываться от русской культуры, – сказал Сарычев.
– Вы слишком хорошего мнения об украинских политиках, – возразил Носков. – Если им удастся скинуть меня и оседлать Верховный совет Крыма, они тут же начнут украинизацию государственной службы и учебных заведений. Все стоны о деградации украинской нации служат лишь прикрытием для уничтожения на Украине русской культуры.
– Может, и так. Вам виднее, – согласился Сарычев. Ему явно не хотелось пререкаться Носковым. Но тот уже смотрел на своего собеседника с недоверием.
Вмешался Воротников, сменил тему разговора.
– Олег Степанович, мне поручено довести до вашего сведения, что многие в России с интересом смотрят на вас. Если вам удастся подавить преступность, это станет примером для других стран СНГ, в том числе и России. Но если отойти от предвыборной риторики, каковы ваши шансы? И насколько вы рискуете при этом собственной безопасностью и безопасностью вашей семьи?
– А почему это вас так интересует? – спросил Носков.
– Я выполняю поручение Шелепугина. Как сотрудник ФСК, – многозначительно произнес Воротников.
Носков посмотрел на него удивленно.
– Можно взглянуть на ваши удостоверения?
Документы были в порядке.
– И какое же поручение дал Шелепугин?
– Оказывать вам всемерное содействие. Я готов уволиться и перейти в ваше распоряжение.
– То есть переехать в Крым?
– Так точно.
Носков переглянулся с Яшиным: вот так поворот! Сарычев положил свою трубку в футляр и поднялся:
– Ладно, ребята, мне пора. Не буду вам мешать.
Яшин и Федулов вышли из номера вместе с Сарычевым. А Носков шептался с чекистом еще не меньше часа. Вернувшись в номер, Яшин отметил, что президент заметно повеселел.
– У меня возникла парадоксальная идея. Хочу предложить Сарычеву пост вице-премьера.
Яшин призадумался. Сарычев производил впечатление умного человека. Единственное, что смущало – его честолюбие.
Носков рассыпал смешок:
– Ну и черт с ним. Пусть ведет себя, как передовой баран. От этого он не перестанет быть бараном.
В тот же день они вернулись в Симферополь.