bannerbannerbanner
полная версияКрымская лихорадка

Виталий Ерёмин
Крымская лихорадка

Полная версия

Глава 57

Зуев стоял у окна гостиницы “Ялта” и смотрел на рейд. Вид морских судов навевал легкую грусть. Так и не пришлось ему побороздить океаны, побывать в Бермудском треугольнике. А ведь была такая мечта. Черт бы побрал тот вечер восемь лет назад и характер Максима. Хотя, если разобраться, в нем, Женьке Зуеве, тоже хватало чертей.

Но как бы то ни было, он кое-чего добился в жизни, и сегодня его день. Зуев посмотрел вниз. К гостинице одна за другой подъезжали импортные лимузины. Швейцары открывали дверцы. Из машин выходили разодетые люди: мужчины и женщины. Он всех предупредил: “Чтобы все было как в лучших домах Лондона”. А кто посмеет его ослушаться?

Зуев оглядел себя: брюки, кажется, не длинноваты, как это обычно бывает у русских мужчин. А рукава пиджака, как полагается, слегка коротковаты, зато видны манжеты белоснежной сорочки. И 100-долларовый галстук в самый раз, не ниже и не выше ремешка на брюках.

На террасу, где он стоял, вышла в сопровождении охранника Женя. Она была обворожительна. Платье для нее прислали из Парижа. В декольте она выглядела старше. Это было как раз то, чего хотел Зуев. Ему не хотелось, чтобы она выглядела много младше его.

Ему позвонили по мобильнику и что-то сказали. Он взял Женю под руку, и они спустились на первый этаж. Нужно было встретить особо именитых гостей. На машинах были киевские и московские номера. Приехали некоторые украинские министры, генералы и адмиралы. Все были с женами, как было указано в пригласительных билетах. В синем небе выписывал фигуры высшего пилотажа взятый напрокат реактивный истребитель.

Все шло, как по нотам. Через несколько минут многочисленные гости сидели за ресторанными столами, а Зуев подошел к микрофону. Он волновался и не пытался этого скрыть.

– Черт возьми, – начал он, – даже ладони вспотели: как это страшно – говорить, когда тебя слышат и тебе верят. Страшно – не говорить, а что-то не сделать из сказанного. В самом деле, господа, мы живем в жуткое время: слова ничего не значат, а человек и его здоровье и даже жизнь – просто ничто. Не состояться и умереть молодым – дело обычное. Любви нет: ни к ближнему, ни к женщине, ни к детям, ни к родине. А главное – нет справедливости. И вот мы собрались здесь, чтобы вернуть хотя бы часть того, что потеряно. И мы, собравшиеся здесь, всего лишь часть той силы, которая выходит на арену борьбы. В нашей Христианско-либеральной партии сегодня 160 тысяч, в основном молодые, сильные и целеустремленные люди. Мы выходим, чтобы вернуть народу веру во власть. Мы будем с теми, кому сегодня плохо. Мы осознали, что надо делать добро…

После Зуева выступили два министра украинского правительства, мэры Симферополя, Севастополя и других городов Крыма. Все говорили одно и то же, только разными словами. Христианско-либеральную партию нужно поддержать, потому что она представляет собой единственную действительно организованную легальную структуру, на которой может держаться власть в Крыму.

Потом выступления прекратились, и официальная часть презентации новой партии плавно перешла в банкет. Федор Федорович Кузьмин не сводил с сына восхищенного отеческого взгляда. Зуев и его юная избранница были в центре внимания. Оркестр заиграл вальс, и они закружились в танце.

– Вот увидишь, я стану президентом, – сказал Зуев на ухо Жене. – А ты будешь первой леди Крыма.

– Это какой-то сон! Я боюсь проснуться! – воскликнула девушка.

– Это не сон, – отвечал счастливый Зуев.

Он только выглядел счастливым, а на душе у него скребли кошки. Он знал, что чем сильнее становится, тем неизбежней смертельное столкновение с Максимом. Накануне он побывал на кладбище и был поражен, как много там лежит молодых парней. “И я здесь буду, и Макс”, – мелькнуло у него. Он долго не мог прогнать эту мысль, побороть предчувствие беды.

“Нужно побыстрее обвенчаться с Женькой, – думал он сейчас, вальсируя с девушкой. – Пусть все останется ей”.

Размышляя о своем отношении к Жене, Зуев неожиданно пришел к выводу, что относится к ней не только как к красивой девушке. Было что-то и от отцовского чувства. Наверно, он по природе своей был семейным человеком. Это, между прочим, и сблизило его с Ражнятовичем, для которого если и было что-то святое, то только семья.

У него зазвонил мобильник. Он включил его и приложил к уху, не прерывая танца.

– Привет, Пискля, – это был голос Брагина.

– Макс, мы же договорились, что Пискли нет, – сказал Зуев.

– Да, ладно тебе, – обидно расхохотался Макс. – Ты всегда будешь для меня Писклей.

– Чего ты хочешь, Макс? – спросил Зуев.

– Стрелу тебе забить.

Зуев усадил Женю за столик и продолжил разговор:

– Все-таки хочешь кусалово устроить?

– Ты сам меня вынуждаешь. Кроме меня, тебя никто не остановит.

– Хорошо, – согласился Зуев. – Когда и где?

Брагин велел подготовить машину, оборудованную портативной капельницей и другими медицинскими приборами, необходимыми при оказании помощи тяжело раненым. Зная Зуева, он был уверен, что тот едва ли первым нажмет на курок, если вдруг их переговоры примут скандальный характер. Но мало ли что. Вдруг за эти восемь лет тоже набрался коварства. Короче, береженого бог бережет. Максим даже мысленно не мог признаться самому себе, что на самом деле держит в уме. Но Ритка его разгадала.

– Неужели ты убьешь Женьку?

Они сидели на огромной кухне и пили утренний кофе.

Брагин поднял на нее воспаленные глаза, эту ночь он почти не спал.

– С чего ты взяла?

– Взяла, – тихо проронила Ритка и потянулась к сигаретам.

– Не собираюсь я его убивать, но в нашей крымской луже хватает воды только одному крокодилу, – в голосе Брагина звучала фальшь.

– Вместе с Женькой ты убьешь и себя. Ты потом этого себе не простишь, – сказала Ритка.

Она старалась говорить спокойно, но ее выдавали слегка раздувающиеся ноздри.

Брагин решил переубедить подругу:

– Пискля подобрал под себя Севастополь и подбирается к Ялте. Его партактив уже работает в Симферополе, перекупает моих депутатов. Ждать, когда он меня в свой карман засунет? Ритуля, либо мы с тобой будем первыми, либо о нас начнут вытирать ноги.

– Попробуй все-таки договориться. И не называй его Писклей, – посоветовала Ритка.

Они встретились, как условились, на окраине Понизовки, недалеко от Фороса. Там Зуев мог свободно сесть на своем вертолете. Увидев его одного, Брагин пришел в замешательство. Или старый дружок совсем потерял страх или что-то задумал.

Первые слова Зуева показали, что он просто хочет договориться. Причем совершенно искренне.

– Макс, ты знаешь: ты всегда был мне как брат. Нам хватит всего на двоих.

Брагин молчал. Когда он принимал решение, что будет убивать человека, каждое слово давалось ему с трудом, возникало непреодолимое желание сделать дело поскорее.

Он сказал, выцеживая каждое слово:

– Я застолбил Ялту, и ты это знаешь. Я тебя предупредил: не лезь туда. Но тебе не сидится в Севастополе. Ты нарушил наш уговор. Твоя партия распускает щупальца по всему Крыму.

Зуев повел глазами по сторонам, пытаясь понять, откуда может прилететь пуля, и спокойно ответил:

– Всем заправляют люди отца. У них свои планы, и я не могу сказать им: остановитесь! Точно так же я не могу отвечать за них. Если то, что они делают, тебе не нравится, почему бы тебе не поговорить с ними?

У Брагина загуляли желваки.

– Что ты гонишь, Пискля? Даже не пытайся меня провести. Хотя извини, – прибавил он издевательским тоном, – ну, какой ты Пискля? Ты теперь у нас “папа”. Интересно, если ты “папа”, то кто я?

Зуев внутренне тоже завелся, но держал себя в руках. Он давно усвоил: кто чувствует себя более сильным, тот должен быть и более спокойным.

– Говоришь, застолбил Ялту, – терпеливо отвечал он. – А как же москвичи? Полковник Воротников уже работает по всему Южному побережью. А у него, по моим подсчетам, минимум сто стволов. Что ж ты его не мочишь? А еще есть генерал Валебный, который теперь гуляет сам по себе и, похоже, вот-вот снюхается с Носковым и Воротниковым. Нам надо вместе держаться, Макс. Друг с другом мы еще можем договориться, а с ними – никогда. Давай вернем дружбу, Макс. Мы с тобой естественные союзники. То, что ты застолбил, останется твоим. А дальше будем все дела решать вместе и все делить разумно.

Брагин стоял со странным выражением лица. “Он меня не слышит, – подумал Зуев. – Значит, он что-то решил, и переубеждать его бесполезно. Он всегда был таким. Что же делать? Нет, надо все-таки попробовать пробиться к его мозгу”.

Но Брагин неожиданно показал, что он все отлично слышит.

– Разумно – это как? По мне, разумно – это поровну. Как минимум, поровну.

– Поровну не получится, Макс. Мне без того будет трудно отстоять для тебя то, что ты застолбил.

Брагин задумался. Сделал вид, что Зуев поколебал его решимость развязать узел противоречий одним ударом. Это была его обычная тактика. К концу крутой разборки он делал вид, что находит с противником общий язык. Тот уезжал со “стрелки” успокоенным, но на пути его ждала засада.

– Ну, допустим, я готов обсудить условия союза. Какая будет моя доля?

– Двадцать пять процентов, я думаю, смогу для тебя отстоять, – сказал Зуев. – Это, на самом деле, много, Макс.

– Мне надо подумать.

Брагин снял бейсболку и провел рукой по волосам. Это был сигнал киллеру.

– Нет, давай решим сейчас. Такие вопросы нельзя откладывать, – настаивал Зуев.

Брагин угрюмо молчал.

– У меня есть конкретное предложение, – сказал Зуев. – Мы убираем со всех министерств москвичей и ставим вице-премьером Тусуева. Он наш, крымский. Он против Носкова. И он на сто процентов твой человек.

Максим устремил на Зуева недоверчивый взгляд. Он знал только одно правило: когда тебе идут на уступки, значит, тебя хотят провести.

Зуев протянул Брагину руку.

– Крым – только для крымчан, Макс. Для нас с тобой. Это судьба. Нельзя идти против судьбы. Соглашайся.

 

Брагин протянул ему руку. Они обнялись. Отстранились, посмотрели друг на друга и снова обнялись. Зуев сделал это от всей души, а Брагин только подыграл.

– Поехали ко мне, – предложил Зуев. – Мы не должны сейчас просто так разъехаться. Надо посидеть, обсудить ситуацию. Я покажу тебе свой дом. У меня, наконец, появился свой дом, Макс. Хозяйку ты знаешь. Я так тебе благодарен за Женьку. Тебе и Ритке. Поехали.

– Не сейчас, – отказался Брагин.

– Ну, как знаешь.

Зуев пошел к вертолету. Брагин смотрел ему вслед: неужели не обернется? Почему ничего не боится? Объяснение могло быть только одно: Зуев расставил снайперов, и они держат его, Брагина, на мушке. Ну и пусть держат. Он успеет уехать. А Зуев успеет только взлететь.

Брагин сел на заднее сидение БМВ, велел водителю трогать, а сам прилип к стеклу. Хотел своими глазами увидеть, как снайпер собьет вертолет из портативного комплекса “Игла”. Как хорошо, что он приберег этот комплекс, просто так, на всякий случай, когда он попал ему в руки.

Лопасти вертолета заработали на полную мощность. Машина поднялась на высоту не больше трех метров и понеслась над землей. Брагин выхватил из кармана мобильник и заорал “Стреляй!” Снайпер выполнил команду без промедления, но за секунду до выстрела Зуев на всякий случай выпустил две отвлекающие ракеты, и снаряд прошел мимо.

Брагин впился зубами в костяшки пальцев. Черт, сорвалось! Но ничего, есть запасной вариант. Он снова включил мобильник и приказал: “Берите их!” По этой команде его люди, дежурившие возле дома Лавровых, выскочили из машины и бросились в подъезд. Они не знали, что Зуев предусмотрел и этот вариант. В квартире сидели трое спецназовцев морской пехоты. Они обезоружили и уложили на пол битюгов Брагина, как малых детей.

Зуев благополучно долетел до своего замка. Его все еще пробирал озноб. Он понимал, что остался жив только чудом. Если бы отвлекающие ракеты вылетели секундой, нет, одним мгновением позже, не сидеть бы ему сейчас на огромной мраморной веранде, не смотреть на море в гребешках волн. Но это все эмоции. Главное, что Макс понял, с кем имеет дело, и значит, должен одуматься. Не может не одуматься, не полный же он кретин. Им надо держаться вместе. Они действительно естественные союзники. Поодиночке им против Киева и Москвы не устоять. В общем, нужно пересилить себя и простить старому другу его слабость. Вдруг, поймет?

Зуев набрал по мобильнику телефон Макса и сказал:

– Хреново стреляют твои ребята.

Брагин обессиленно молчал. Этот Пискля переигрывал его по всем статьям.

– Но я готов все забыть, – неожиданно предложил Женька.

– Я бы не забыл, – сказал Брагин.

– Я забуду, – пообещал Зуев. – Ситуация требует: мы должны быть вместе. У меня тоже есть самолюбие, Макс, но я, как видишь, звоню: дело важнее.

– Ну, предположим, я согласен, – ответил после паузы Брагин. – Что нужно делать?

– Я уже сказал: валить Сарычева и всех его москвичей, убирать со всех постов. Они одним своим присутствием заминировали Крым. Вместо Сарычева ставим Тусуева. Я не отказываюсь ни от одного своего слова, Макс.

Закончив разговор с Зуевым, Брагин тут же набрал Тусуева и поинтересовался, как ведет себя Сарычев. Оказывается, тот снова отличился. Водитель, приехав в пансионат “Море”, выносил в стельку пьяного вице-премьера из машины на руках. А сотрудницы Белого дома обнаружили в комнате заседания правительства дорогой пиджак, очень похожий на пиджак Сарычева. Полезли в карман, чтобы найти хоть какой-нибудь документ, по которому можно было бы найти хозяина, и обнаружили в кармане три тысячи долларов.

Брагин вскипел:

– Что ты мне байки рассказываешь? Давай о деле: с кем Синяк встречался, о чем говорил? За что мы сыскарям бабки платим? Где информация?

– Встречался с какими-то французами. Лягушатники предлагали вложить инвестиции в курортный сервис. Синяк отказывался.

– А почему? Что говорил?

– Ну, якобы это слишком долгая песня. Ссылался на запутанное украинское законодательство. И это уже не первый случай, когда он отфутболивает западных интересантов.

– И хохлов отфутболивает.

– Да, и хохлов.

– В общем, решение такое, – приказал Брагин. – Сарычева валим.

– Зачем? – всполошился Тусуев. – На хрена нам мокруха? Он сам рухнет.

– Я не про то. Отказываем в доверии, – уточнил Брагин.

– А кого – вместо?

– Тебя.

– Да ну?

– Я не шучу, работай! – с этими словами Брагин отключил связь.

Он тут же набрал номер одного из замов Валебного:

– Выдавливаем москвичей. Нагоняем изжогу: типа, живете далеко от места работы, и мы не ручаемся, что по дороге с вами никогда ничего не случится. Москвичи обращаются к вам – вы даете понять, что защищать их некому.

– Будет сделано, – с энтузиазмом ответил замминистра.

А Тусуев тут же понесся к Цуканову. Спикер читал “Киевские ведомости” и был рад поделиться впечатлением.

– В украинской прессе снова нагнетается тема русского империализма.

– А чего ж ее не нагнетать, – поддержал взволнованный Тусуев. – Каждый день новый повод.

– Эти доллары в кармане пиджака – правда? Не подстава? – спросил спикер.

– Какая подстава, Виктор Павлович? – воскликнул Тусуев. – Откуда у крымских министров и парламентариев такие пиджаки и такие деньги?

– А у московских министров откуда?

– Им приносят – они берут.

– За что? За какие такие услуги? – спокойно допытывался Цуканов.

– Сам удивляюсь. Ведь ничегошеньки не делают. До обеда посидели в своих кабинетах и – в свое “Море”. А крымская экономика, Виктор Павлович, еще немного и упадет навзничь. Что они сделали за три месяца? Ну, отменили фиксированный курс валют. Ну, открыли в Симферополе биржу. Из других регионов Украины к нам пришли деньги. А где эти деньги работают? Что от них досталось малому бизнесу? Ничего. Для малого бизнеса ввели налог на вмененный доход. Как в России душат, так теперь и здесь. Лавочники воют. Теперь вот отменили дотации на хлеб. Якобы в курортный сезон эти дотации идут в основном к приезжим, которые купили бы хлеб по более высокой цене. Еще день-другой и на улицы выйдут пенсионеры.

– Вы уверены, что выйдут? – спросил Цуканов.

– Ну, старые люди – робкие. Если не решатся – поддержим, выведем.

– Надо поддержать, – тихо сказал Цуканов.

– Теперь эта тихая приватизация, – горячо продолжал Тусуев. – Чем Сарычев в пансионате занимается? Принимает посетителей, в основном из Москвы. Если бы вы видели, какие машины подъезжают! Я уж ему давеча прямо сказал: ну нельзя же все себе да себе, то есть своим москвичам, надо и крымчанам что-то оставить. Смеется. Сосет свою трубку и смеется. Я ему про цены на хлеб. Он мне Магомета цитирует: мол, даже пророк не мог повлиять на цены, все, мол, в руках Аллаха. Долго еще это терпеть будем, Виктор Павлович?

– Носков просит немного обождать, – все так же тихо сказал Цуканов. – Он понимает, что вляпался с этими москвичами, но назад отыграть не может. Что-то мешает.

– Значит, завязался с ними, бессребреник наш.

Цуканов пожевал губами:

– Не думаю, хотя… что-то больно рьяно ищет он иностранных инвесторов. Недавно загорелся: мол, надо немедленно лететь в Брюссель, там внук Дэн Сяопина, он даст на реконструкцию здравниц 90 миллиардов долларов.

– Сколько? – удивился Тусуев. – Девяносто миллиардов? Может, девять? Девятисот миллионов за глаза бы хватило. Какой же он все-таки болван, этот Носков. И когда же вы заставите его отчитаться о всех его заграпоездках?

Цуканов усмехнулся:

– Каждый раз говорит: результаты превзошли мои ожидания. Спрашиваю: где они, эти результаты? Погоди, говорит, отчитаюсь за все разом.

Тусуев понял, что настал нужный момент.

– Так пусть отчитается! Давайте, я от имени нашей фракции потребую от него отчета. А заодно и с Сарычева спросим. Против не будете?

Цуканов развел руками:

– Нас всех избирал народ. И все мы отчитываемся перед народом. Как я могу быть против?

Глава 58

– Что происходит, Андрей Васильевич?

Яшин оторвался от газеты и посмотрел на своего молодого друга с недоумением.

– Неужели вы не знаете, чем занимается полковник Воротников? – спросил Вадик. – Ведь он ваш друг.

– Он мне не друг, – сказал Яшин. – Просто старый знакомый. А чем он занимается?

– В наших глазах вы, москвичи, все – друзья. Пройдите по первому этажу, загляните в кабинеты, полюбуйтесь, какие там мальчики сидят. Знаете, сколько их Воротников уже собрал? Сотню, не меньше! Спрашивается, зачем президенту столько ребят со стволами в карманах?

То, что говорил Вадик, не было новостью для Яшина. Он сам с тревогой прохаживался по первому этажу Белого дома. А не далее, как вчера управделами шепотом поделился с ним, что новые сотрудники Воротникова заняли четырнадцатый по счету кабинет.

– Что они там делают? – спрашивал Яшин.

– Понятия не имею, я боюсь даже туда заглядывать, – говорил управделами. – Вижу только, что они куда-то выезжают и возвращаются.

Воротников сам дал Яшину почитать подписанный Носковым указ “О службе президента Республики Крым по безопасности и межгосударственным связям”. Положение об этой службе предусматривало оснащение ее специальными самолетами, вертолетами и средствами связи, включая космическую, и давало ее сотрудникам право беспрепятственного проезда по любым дорогам и въезда на любую территорию Крыма.

– Зачем вам это надо? – спросил Яшин.

– Значит, надо, – туманно ответил Воротников.

“Если это так секретно, зачем сам же болтаешь?” – подумал Яшин. Последнее время его представление о работниках спецслужб быстро менялось. “Этих ребят нужно держать в узде, иначе они начинают вести собственную игру”.

– К этому указу есть секретное дополнение, но с ним не знаком даже Цуканов, – сказал Вадик. – Непонятно, на что рассчитывает Носков: парламент не утвердит указ ни за какие коврижки. В Киеве, наверно, потирают руки. Зачем сталкивать нас лбами, мы сами готовы бодаться.

Глава 59

Полковник Воротников в это время ехал в Ялту. В кармане у него лежало подписанное Носковым удостоверение, по которому он являлся председателем республиканской инвентаризационной комиссии, призванной осматривать здравницы Южного побережья и определять их примерную стоимость. На самом деле он выполнял поручение банка “Аргонавт” банкротить здравницы с целью занижения их стоимости и тем самым готовить их для конкретных приватизаторов.

У санаторного комплекса “Зори России” полковник понял, что здесь его опередили. Крепкие хлопцы сбили отбойными молотками старую надпись из железобетона и поставили новую “Зори Украины”, сделанную из тонкой жести.

– Было ваше – стало наше, – сказал один из хлопцев.

В Мисхоре Воротников обнаружил, что бывшая госдача Сергея Королева теперь скрывается под названием “Лаванда” и принадлежит какому-то новому украинцу.

– Хапнул по нахалке, – весело признался новый украинец.

«Вы этак и Крым хапнули», – подумал Воротников.

В Ялте положение было еще хуже. Неизвестная финансовая структура уже провела ту работу, которая была поручена Воротникову. Его мандат не производил никакого впечатления. Чувствовалось, что персонал просто запуган.

К санаторию “Россия” полковник подъехал с надеждой. Огромный комплекс, неужели и на него кто-то уже наложил лапу?

У ворот стоял джип. Предъявив вахтеру удостоверение, Воротников прошел в административный корпус.

– У директора посетитель, – сказала секретарша.

– Кто?

– Наш постоянный клиент.

– Скажите, что у меня мало времени, – сказал Воротников.

Секретарша вошла в кабинет директора и тотчас же выскочила оттуда с выражением ужаса на лице. Полковник ворвался следом. Директор сидел в своем кресле, свесив голову. Из настежь открытого окна было видно, что какой-то парень быстрым шагом, срываясь на бег, направляется к воротам.

Секретарша бросилась за врачом, а Воротников приказал по рации своим людям, остававшимся у ворот, задержать джип. Но посетитель уже сел в машину, и его напарник дал по газам.

– Догнать! – приказал своим парням полковник.

Санаторий “Россия” Брагин давно уже считал своим владением. Сюда его ребята привозили девочек и расслаблялись по полной программе. Если кто-то из персонала и мешал Брагину, то директор, оказавшийся замшелым совком. Старик, не желавший понять, что государственной власти в Крыму на сегодняшний день нет, упорно искал правду, хотя никто не хотел его даже слушать: ни в милиции, ни в местной администрации. Брагин купил и запугал всех.

И вот теперь для директора настал самый тяжелый момент. Денис требовал от него передать санаторий в долгосрочную аренду за тридцать тысяч долларов. Предложение казалось старику кощунственным. Во-первых, санаторий стоил в десятки раз дороже. А, во-вторых, сделка была абсолютно незаконной.

 

– Ладно, ваша цена? – теряя терпение, спросил Денис.

Директор тяжело задышал и поморщился. У него появилась боль в левом плече и левой части челюсти, а на лбу выступил холодный пот.

– Хорошо, получите не три, получите пять процентов, – предложил Денис, думая, что директор выторговывает для себя ставку гонорара. – Пять процентов от тридцати тысяч долларов – это полторы тысячи долларов. Неужели мало? Вы их получаете и остаетесь на своем месте.

– Уходите, – сказал директор и посмотрел на свои пальцы. Ему не нужно было тонометра, чтобы понять, какое у него давление. Ногти были сизыми, значит примерно 160 на 120.

Если бы Денис не впал в азарт вымогательства, он бы заметил, что лицо у директора стало бледно-серым, а кончики носа и мочки ушей посинели. Но Гаврин, не обращая внимания на состояние старика, достал из кармана оценочный акт.

– Ну, так какую сумму вписываем?

– Никакую. Санаторий останется государственной собственностью, – с трудом выговорил директор. – А если и будет передаваться в долгосрочную аренду, то не на ваших условиях.

Денис ядовито улыбнулся:

– Не извольте беспокоиться, под этим актом тоже будет стоять не только ваша подпись. Каждый, кто распишется, получит свой процент.

– Я понимаю, на что вы меня толкаете, – слабым голосом сказал директор. – Сегодня вы берете санаторий в долгосрочную аренду и как бы становитесь его собственником. А когда начнется приватизация, оформите его на себя, поскольку к тому времени юридическое оформление будет находиться в руках ваших людей. – Директор сделал глубокий вдох и закончил. – Я ничего не подпишу.

Последние слова вызвали у Дениса приступ злобы. Если он не дожмет старпера, это выйдет ему боком. Брагин не прощает подобных неудач.

Он подошел к директору и схватил его за горло.

– Слушай ты, плесень, динозавр, Ублюд Ублюдыч. Ну почему ты такой непонятливый? Я ж с тобой по-хорошему. А по-плохому знаешь, как будет? У тебя исчезнет внучка, ей начнут отсоединять позвоночник, а потом пришлют тебе какую-нибудь часть тела. Например, кисти рук. Тебе это надо?

Денис протянул директору ручку. Тот пытался взять и не мог – пальцы не слушались, и глаза смотрели как-то странно.

– Эй, ты чего? – встревожено прошептал Денис.

Но было поздно, директор заваливался на стол, лицо его искажалось от боли, губы стали багрово-синими. Еще несколько мгновений агонии и он замер с открытыми глазами.

Денису стало дурно. Он знал: Брагин ему этого не простит. Он бросился к открытому окну и увидел рядом со своим джипом микроавтобус с тонированными стеклами. Кто-то приехал в санаторий. Выходить через приемную было опасно. Проще выпрыгнуть с высоты второго этажа.

Заметив погоню, Денис скомкал и выбросил в окно акт передачи санатория в аренду. Теперь можно было остановиться.

Их вытащили из джипа и обыскали. У Гаврина нашли удостоверение экономического советника президента. Воротников всмотрелся – документ настоящий.

– Откуда это у тебя?

Гаврин усмехнулся.

– Так вам все и расскажи. А вы кто такой? Предъявите ваши документы.

– А что выкинул? – спросил Воротников.

Денис пожал плечами.

– Ничего я не выкидывал.

Полковник кивнул своим ребятам. Те усадили Дениса и его напарника в микроавтобус, а сами поехали искать.

Воротников с интересом рассматривал Дениса. Он знал его по фотографиям, сделанным агентами. Ребята полковника давно уже наблюдали за центральным офисом Брагина. Но даже если бы он видел Дениса впервые, то сразу бы определил: этот красивый малый жесток, испорчен деньгами, ради достижения своих целей не остановится ни перед чем, а вот на расплату, при всей его браваде, жидковат. Все это читалось на лице молодчика.

– Ну что за молодежь пошла? – забрюзжал Воротников. – Считает, что все принадлежит ей. Вам даже на ум не приходит, что люди постарше тоже хотят пожить. Тихо, спокойно, никого не трогая и ни в чем не нуждаясь. А для вас, молодых волков, слово “жить” – как у одного поэта сказано, – словно шашки взмах. Ж-жи-ить и нет человека.

Полковник был большим мастером по части психологической обработки молодых людей. Долгое время работал в отделе по вербовке студентов в ряды стукачей и отбору наиболее подходящих из них в КГБ. Но тогда он сам ничем зазорным не занимался. А сейчас был не меньшим авантюристом и хищником, чем этот Денис. И потому ссылка на поэта и брюзжание в адрес молодежи прозвучало так фальшиво, что самому резануло слух. Но Денису было не до этих тонкостей. Впервые попавший в такую переделку, он лихорадочно прокручивал по извилинам, что бы такое сказать про акт. А что говорить? Ничего он не выбрасывал. И мало ли скомканных бумажек валяется на обочине?

Парни Воротникова вернулись быстро. Полковник прочел акт и сказал, что надо вернуться. Дениса показали вахтеру, секретарше. Все его опознали и обещали подтвердить свои показания на следствии.

Воротников позвонил Носкову и доложил обстановку. Президент озадаченно молчал. Он молчал долго. Полковнику даже показалось, что связь прервалась, и он спросил:

– Олег Степанович, вы меня слышите?

– Слышу, – отозвался, наконец, Носков, продолжая соображать, что можно предпринять в такой ситуации. Ему казалось, что он летит в пропасть.

Наконец, он принял решение.

– Везите этого проходимца сюда.

Поехали в Симферополь. Денис был уверен, что его отвезут в милицию, но микроавтобус припарковался возле служебного входа в Белый дом.

Поднялись в лифте на шестой этаж. Коридор был пуст. Всюду на расстоянии пятнадцати метров друг от друга стояли коротко стриженые парни из охраны.

Кира Стежкина был предупреждена. Она распустила всех посетителей, ожидавших встречи с президентом. Кроме нее в приемной остался только Федулов.

Воротников ввел Дениса в кабинет президента. Носков оторвал глаза от документов. Он сразу узнал зятька, но ничем не выдал своих чувств.

Воротников молча положил удостоверение Гаврина на стол. Но президент не удостоил его даже мимолетного взгляда.

Воротников усадил Дениса на диван. Федулов стоял в дверях. Он напряженно смотрел то на Дениса, то на Воротникова, пытаясь понять, не сдал ли его брагинский канцельери.

Носков прошелся по кабинету, что-то напряженно обдумывая, потом неожиданно остановился возле Федулова.

– Помнишь, Игорек, наш разговор про сатори? А ты не верил, говорил, что все это ерунда. Знаешь, что мне сейчас подсказывает мое сатори? Это ведь ты меня в подъезде арматуриной огрел.

Главный охранник изобразил благородное возмущение.

– Да вы что, Олег Степанович!

– Это не ответ, – отрезал Носков. – Знаешь, когда ты прокололся? Когда мы подъехали однажды к дому Аллы и ты сам замедлил ход. Откуда тебе было знать, где она живет? А значит, Игорек, и взрыв на избирательном участке – тоже твоя работа. Твоя и «папы». Как лихо ты тогда меня спас! Артист! Я тебя недооценил.

– Если вы мне не верите, я могу уйти хоть сейчас! – заявил Федулов.

– И это не ответ, – решительно констатировал Носков.

Для него, привыкшего мгновенно сопоставлять в памяти разрозненные эпизоды и подозрительные факты, все было ясно: Денис и Федулов тихонько работают у него под боком на Брагина.

Воротников неспешно поднялся, подошел в Федулову и жестом предложил сдать оружие. Начальник охраны начал яростно жевать резинку, показывая всем своим видом, что и не подумает разоружаться. На каком основании? Ствол у него законный, зарегистрирован в охранном предприятии.

– Не имеете права!

– Убирайся, – прошипел Носков. – И забери своих мордоворотов. – Он повернулся к Воротникову. – Полковник, замените всю охрану, немедленно.

– Слушаюсь, – полковник скрылся в дверях.

Федулов яростно помотал головой:

– Зря, Олег Степанович. Ой, зря. Если я что-то делал не так, то не ради себя. Хотел сохранить ваше доверие.

– Ты меня предал, Игорь.

В глазах Носкова читался окончательный приговор: своего решения он не изменит. В ответ Федулов окинул президента презрительным взглядом и неожиданно перешел на “ты”:

– Требуешь преданности, а сам кого только не предал.

– Ты с кем так разговариваешь, шкодливый мент? – взорвался Носков. – А ну, пошел отсюда!

В ответ вскипел и Федулов:

– Я, конечно, уйду, но скажу тебе напоследок: а ты помнишь, кто тебя с Кипра вывез? Или у тебя память отшибло? Твой полковник напел тебе, наверно, что он твой спаситель…

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20 
Рейтинг@Mail.ru