Виталий Ерёмин
Крымская лихорадка
В этот момент Воротников появился в дверях. Он, конечно, слышал последние слова Федулова. Но его лицо оставалось невозмутимым.
– Пусть он сам тебе подтвердит: что было бы, если бы не я и мои люди. Где бы ты был сейчас вместе с Галей и внуком?
Носков перевел взгляд на Воротникова:
– Федулов действительно был на Кипре?
– Был, – подтвердил полковник, – но свою роль он явно преувеличивает.
Носков обессиленно опустился в свое кресло.
– Черт побери, – произнес он слабым голосом, – как же мне надоели эти игры. Когда же я буду заниматься народом? Иди, Игорь, не поминай лихом.
Федулов потоптался несколько мгновений в дверях. Он хотел что-то сказать, но передумал и тихонько закрыл за собой дверь.
– А что с этим делать? – Воротников кивнул на Гаврина.
Президент снял трубку, медленными движениями набрал телефон министра внутренних дел и велел ему немедленно приехать, прихватив с собой парочку оперов.
Через десять минут Валебный был уже в кабинете президента. Двое сопровождавших его милиционеров увезли Дениса в камеру предварительного заключения. Министр остался у президента.
– Давайте начистоту, генерал, – сказал Носков. – Я не просто так отдал этого типа вам лично. Весь Крым говорит, что наши высшие милицейские чины получают зарплату у Брагина. Надо бы, Борис Дмитриевич, хорошенько покрутить этого Гаврина. Он много чего знает. Если не возражаете, я сделаю это сам.
– Как скажете, – неожиданно согласился генерал. И угоддливо подхватил. – Знаете, что мне давно хочется сказать этому Брагину? То, что ты до сих пор на свободе, не твоя заслуга, а наша недоработка.
Носков неестественно рассмеялся, смех был нервный.
– Отлично, Борис Дмитриевич. Я очень рад, что мы, наконец, начинаем понимать друг друга. И надеюсь, мы на это не остановимся, а пойдем в нашем сотрудничестве дальше. То, что еще вчера казалось немыслимым, сегодня воспринимается, как веление времени, не так ли, Борис Дмитриевич?
Едва Валебный скрылся в дверях, Носков заметался по кабинету:
– Ну, когда я, наконец, смогу заняться народом? Не дают работать, не дают!
Воротников смотрел сочувственно, но в глубине его зрачков и в складках губ таилось презрение.
Вошла Галина, в руках у нее была кассета.
– Вот, Игорь просил передать. Он какой-то странный. Что-то случилось?
– У нас все время что-то случается, – раздраженно ответил Носков. – Я ж говорю – некогда работать. Что за кассета? Что в ней?
– Просил полюбоваться.
Воротников деликатно вышел. А Носковы сели у телевизора и стали смотреть видеозапись. На пленке было два эпизода: сначала венчание Ларисы с Денисом, потом избиение Аллы. Крупным планом была снята сидящая в служебной машине Галина. Было понятно, что именно она наняла алкашек и устроила расправу.
После долгой паузы Носков сказал:
– Мне конец.
– Я хотела как лучше, – прошептала Галина.
– Они покажут эту пленку по телевидению, и мне конец, – упавшим голосом повторил Носков.
– У Ларочки будет ребенок, – прошептала Галина.
– Что? – лицо Носкова исказилось. – Что ты сказала?
– У Ларочки от Дениса будет ребенок.
– Дура, – в бешенстве процедил Носков. – Этот Денис никакой не банкир. Он бандит. Я только что отправил его за решетку.
– Зря, – сказала Галина. – Что плохого он нам сделал?
– А что значит зря?
– Денис оформил на Ларочку долгосрочную аренду санатория в Мисхоре.
– Может, он и на твое имя что-то оформил?
– Я тоже должна думать о будущем, – поджав губы, сказала Галина.
Носков свел брови. У него радрожали губы.
– Уйди, или я тебя ударю.
Галина испуганно посмотрела на него и поднялась. Передразнила на безопасном расстоянии, в дверях:
– Он меня ударит, неблагодарный.
Президент бросился к жене. Она думала, что он действительно решил дать волю рукам. Но он только плотнее прикрыл дверь и сказал жарким шепотом:
– Лариску – быстро в госпиталь для афганцев! Медсестрой. Немедленно!
– Зачем? – вытаращилась Галина.
– Не понимаешь?
Глаза у Галины напряженно метались, она соображала. Наконец, кивнула.
– Понимаю.
Вошел Воротников и сразу направился к окну.
– Полюбуйтесь, Олег Степанович.
Внизу стояло целое стадо иномарок с включенными фарами. Появились телевизионщики.
– Психическая атака, – небрежным тоном констатировал президент.
– Люди у меня засиделись, – многозначительно проговорил Воротников. – Давно пора, Олег Степанович, кое-кому по башке настучать.
Носков усмехнулся:
– Не время, полковник, еще не время. А этих телевизионщиков давайте-ка сюда. Как они говорят? Мы делаем новости? Нет, сегодняшнюю новость сделаю я.
Была пятница, любимый день Валебного. В этот день один из замов вручал ему служебный конверт с хрустящими долларами. Генерал всякий раз удивлялся, откуда в Крыму столько новеньких банкнот. И испытывал приятное ощущение независимости от Федора Федоровича Кузьмина. Тот платил за личные услуги. А зам – за то, что бандитское крышевание менялось на милицейское.
Работа эта была непростой. Преступные группировки боролись за свое место под солнцем. Знамя сопротивления держал в своих руках Брагин. И сейчас, лично препровождая его подручного в КПЗ, генерал Валебный давал понять первому бандиту Крыма, что скоро доберется и до самого “папы”.
Возле камеры предварительного заключения уже собрались оповещенные Гусевым журналисты. Министр не стал распространяться о причинах задержания Гаврина. Сказал только о странной смерти директора санатория и добавил, что немедленно отдаст распоряжение о возбуждении следствия.
На другой день газеты распишут, что президент стоит стеной на пути бандитов, стремящихся тихой сапой прибрать к рукам “золотую курортную зону”, а генерал Валебный начал, наконец, действовать с президентом рука об руку.
Кира Стежкина причесала Носкова, поправила ему галстук. Телевизионщики включили свет, режиссер скомандовал оператору “запись”, и съемка началась.
– Уважаемые сограждане, я должен сделать заявление, – сказал президент. – Вы, наверное, догадываетесь, в каком положении я нахожусь. Каждый мой шаг контролируют спецслужбы Украины и наша крымская братва. Эту мышиную возню я почувствовал в самом начале избирательной компании, но заниматься расследованием самому было некогда, а охранять себя самому – тем более. А те, кому я доверился, меня подвели. Мне могут сказать, что трудно замарать того, кто чист. Представьте, в наше время можно. Можно подделать видеозапись, документы, все что угодно. И все будет выглядеть, как настоящее. Предупреждаю вас, дорогие сограждане: в ближайшее время на страницы газет и экраны телевизоров будет вброшен компромат, цель которого – замарать президента и максимально отвлечь его от дел. А теперь я попрошу второго оператора подойти к окну и направить камеру вниз. У Белого дома машины с включенными фарами. Это братва, за спиной которой крымская мафия. Не исключаю, что в ближайшее время противостояние президента и враждебных ему сил достигнет критической точки. И потому прошу сохранять спокойствие и веру, что наше с вами дело право, мы победим.
– Все? – спросил режиссер.
– Все, – Носков устало улыбнулся. – Когда это пойдет в эфир?
– Я думаю, немедленно.
Телевизионщики удалились. Президент велел Кире держать телевизор включенным, чтобы не прозевать трансляцию его заявления. А сам скрылся с полковником Воротниковым в комнате отдыха. Им надо было посоветоваться.
Они беседовали долго, часа два. Потом включили телевизор и продолжали разговор. Прошло еще не меньше двух часов. Президент велел Кире позвонить на телевидение и узнать, в чем дело.
Кира появилась в дверях с расстроенным видом.
– Они сказали, что ни о каком заявлении президента даже не слышали.
Президент и Воротников многозначительно переглянулись. Похоже, эта новость только добавила им решимости для тех действий, о которых они только что говорили с глазу на глаз.
Поздно вечером к КПЗ подъехали два джипа. Из них вышли несколько мужчин и направились к проходной. Один нес большую коробку, двое тащили на плечах большие прочные мешки из джинсовой ткани. А тот, что шел впереди, держал руки глубоко в карманах плаща. Это был Брагин.
Тяжелая, обитая железом дверь открылась перед ним. В КПЗ содержалось несколько его ребят, и он, по уже сложившейся традиции, привез им грев: сигареты, не скоропортящиеся продукты, консервы, немного пива и телевизор. Поговорив с ребятами, он в сопровождении дежурного капитана прошел к камере, где содержали важных и опасных подследственных. Капитан открыл кованную железом дверь и впустил Брагина, а сам остался снаружи.
Лежавший на нарах Денис подскочил, как от удара током. Войдя, Брагин не подал руки, глянул мрачно, брезгливо повел носом. Он терпеть не мог кислый тюремный воздух.
– Я не ответил ни на один вопрос, – поспешил сказать Денис.
Здесь, среди бетона и решеток, в узком замкнутом пространстве он был похож на жалкого щенка, которого лишили привычной уютной квартиры.
– Ладно, пошли, – Брагин шагнул обратно к двери.
– Куда? – со страхом спросил Денис.
Брагин обернулся.
– А куда бы ты хотел?
Денис сообразил, что босс решил выдернуть его отсюда, пока менты не развязали ему язык, но радости не было. Напротив, охватило тревожное предчувствие: может, босс решил избавиться от него? Тогда зачем приехал сам? Нет, кажется, это еще не конец.
– Неплохо бы домой, – через силу пошутил Денис.
– В Москву, что ли?
– Ну, да.
– Хорошо, – сказал Брагин. – Полетишь в Москву, расскажешь о наших трудовых буднях.
– Так ведь утром меня хватятся.
Брагин усмехнулся:
– Тогда, может, останешься?
Денис жалко улыбался.
Увидев выходящего из камеры Гаврина, капитан сказал Брагину:
– Максим Петрович, меня ж под суд отдадут.
– Давно пора, – бросил Брагин.
– Я серьезно.
– И я серьезно. Сколько тебе тут платят? Если мне не изменяет память, шестьсот карбованцев. Получишь шесть тысяч и исчезнешь на время. Собачья работа – зачем она тебе? Собирайся, поедешь со мной. Ты ж механик классный. Поживешь у меня в гараже, там подвал лучше, чем твоя квартира. Потом пристроим тебя где-нибудь на поверхности. Короче, как карта ляжет.
…Вместе с капитаном в гараже «папы» заперли и Дениса. Он, как и мент, мог еще пригодиться. Брагин не откручивал головы почем зря.
Президент и Воротников продолжали совещаться, когда по внутреннему телефону позвонила Кира.
– Олег Степанович, Валебный на проводе.
Носков включил линию прямой связи с министерством внутренних дел.
– У меня плохая новость, Олег Степанович, – сказал Валебный. – Гаврин исчез из капэзэ вместе с дежурным капитаном.
– Замечательно, – сказал Носков. – Это говорит о том, что у нас в Крыму есть еще один президент. Президент преступного мира по фамилии Брагин. Ну и что будем с этим делать, генерал? Терпеть это двоевластие или вы все же согласитесь со мной?
– Не могу я принять ваше предложение, Олег Степанович, – ответил Валебный. – Боком нам может выйти правоохранительный террор.
Президент положил трубку и поднял глаза на полковника Воротникова:
– Ну, что ж, Юрий Кириллович, кажется, вы с Шелепугиным правы. С этими людьми надо разговаривать совсем другим языком.
Глава 60
Парламент собрался на очередную сессию. Депутаты рассаживались, перебрасывались шутками. Телевизионщики неторопливо настраивали камеры. Но Яшин чувствовал, как в атмосфере зала потрескивают электрические разряды.
Наконец, министры правительства заняли свои места за длинным столом президиума, президент Носков опустился в отдельно стоявшее на сцене кресло, а Сарычев вышел на трибуну и начал доклад, похожий на странную смесь лекции и нотации.
– Ближе к делу, – выкрикнул Мозуляк. – Где ваша программа?
Сарычев отвечал высокомерным тоном:
– При подготовке программы мы пытались собрать всю информацию об экономике Крыма, все предложения с мест, но нас упорно игнорируют. То ли по причине высокой корпоративности местных кадров, то ли Крым представляет собой интеллектуально высушенную территорию. Что, в общем-то, объяснимо: империя работала, как пылесос. Все развитые ребята оказывались в Москве.
Сегодня Тусуев почему-то отсутствовал, и Мозуляк вовсю демонстрировал активность запасного игрока:
– Слышали? Это он – развитый, а мы тут – дебилы. Удивительная манера у этих экономистов. Что бы ни мололи, чувствуешь себя дураком. Лучше скажите нам по-простому: почему средний уровень жизни крымчанина ниже среднего украинского уровня почти на треть? И что вы собираетесь сделать, чтобы сократить этот разрыв? Хватит словоблудия. Изложите парламенту вашу программу. Или ее нет?
Сарычев о чем-то переговаривался со своими министрами, делая вид, что не слышит.
– Вашего поведения не потерпел бы даже сельсовет, – яростно выкрикнул Мозуляк.
– Я битых полчаса объяснял вам, что все наши действия саботируются органами власти на местах, – медленно проговорил Сарычев. – Какой может быть план, когда вообще невозможно работать?
Мозуляк саркастически рассмеялся:
– И поэтому вы предпочитаете загорать в рабочее время в пансионате “Море”?
– С чего вы взяли? – с оскорбленным видом отвечал Сарычев.
– За вами не только мы, за вами весь Крым наблюдает, – отчитывал его Мозуляк. – И запомните: когда вас здесь уже не будет, никто даже не вспомнит, какие планы строил вице-премьер Сарычев, какие речи произносил и чего он, как ему казалось, добился. А будут вспоминать, как он себя вел, где жил. Кстати, какая у вас зарплата, господин Сарычев?
Вице-премьер молчал, лицо его стало пунцовым.
– Ваша зарплата – полтора миллиона карбованцев, – тоном обвинителя продолжал Мозуляк. – Но живете вы в пансионате, где цена номера в сутки равняется этой сумме. Не хило! Может, откроете секрет, откуда денежки берете? Молчите? Ну, так я скажу. Проживание вам оплачивает один из российских банков, не буду его называть, чтобы не делать рекламу. Но если вы подадите на меня в суд, то назову. Не удивлюсь, если вскоре этот банк купит по дешевке этот самый пансионат “Море”. И вы, таким образом, рассчитаетесь за проживание. А в это время промышленность и сельское хозяйство Крыма приходят в еще больший упадок, уровень жизни становится еще ниже. И рано или поздно избиратели скажут нам: вы что наделали? Вы зачем приветили этих москвичей? Ведь им совсем не то нужно, что нам. Нам нужна Россия, а им – их выгода. Так что мы сегодня от имени избирателей с вами разговариваем. А вы кого представляете и на кого работаете?
Сарычев выразительно посматривал на Носкова: мол, Олег Степанович, скажите свое слово, в такой обстановке невозможно конструктивно работать. Но президент что-то чертил в своем блокноте, делая вид, что погружен в свои мысли и ничего вокруг себя не видит и не слышит.
– Не посматривайте на президента, господин Сарычев, – разошелся Мозуляк. – Он вам не поможет. Ему тоже трудно будет объяснить, как он, с зарплатой равной вашей, живет в “Нижней Ореанде”.
– То, что у вас до сих пор нет программы, очень странно, – сказал Сарычеву до сих пор молчавший спикер Цуканов. – Как же вы собираетесь дальше работать?
Сарычев ответил, не раздумывая, он словно ждал этого вопроса:
– Считаю, что президент должен получить указное право. Тогда местные власти не смогут игнорировать наши решения. И зарубежные инвесторы станут смелее. Никто из них не хочет вкладывать в экономику Крыма ни доллара, пока лично президент не будет гарантировать им сохранения их инвестиций.
– Вот как! – воскликнул Цуканов, разгадав, как ему показалось, что задумал Носков и его окружение. – Ну, что ж, давайте обсудим. Кто хочет высказаться?
На трибуну вылетел Мозуляк:
– Ребята, за каких лохов нас держит господин Носков и его московские дружки? Скажите, кому не ясно, что у них на уме? Хватит разговоров в кулуарах, мы только теряем время. И хватит ждать манны небесной, ее не будет. Предлагаю прекратить тайное строительство президентского самодержавия. Предлагаю признать не имеющим юридической силы указ президента о создании службы безопасности и межгосударственных связей. Полковник Воротников набрал в эту службу не только бывших сотрудников КГБ и МВД, но и самых отъявленных уголовников. А самое главное, предлагаю вернуться к первоначальной редакции Конституции Республики Крым, по которой исполнительная власть находится в руках парламента.
Президент Носков дал знак Цуканову, что хочет выступить. Спикер сказал:
– Слово предоставляется президенту.
– Уважаемые граждане Республики Крым! – начал Носков, глядя в глазок камеры и подчеркнуто обращаясь не к депутатам, а к телезрителям. – Это хорошо, что идет прямая трансляция. Вы своими глазами видите, как предпринимается попытка изменить конституцию и проигнорировать ваше волеизъявление. Избрали меня вы, а убрать меня хотят они, – он ткнул пальцем в зал. – Я знаю, что сейчас спикер поставит вопрос на голосование, и поэтому призываю депутатов осознать свою ответственность. Еще не поздно воздержаться от рокового шага, за которым последует хаос. Требую, чтобы голосование было поименным, чтобы народ знал, кто как проголосовал.
Носков вернулся в свое кресло, а Цуканов обратился к депутатам:
– Кто за то, чтобы голосование было поименным?
Все смотрели на табло.
– Решение не принято, – констатировал Цуканов. – Кто за то, чтобы привести “Закон о президенте” в соответствие с Конституцией Республики Крым от 1992 года, то есть признать этот закон не соответствующим этой конституции, прошу голосовать.
– Подождите! – раздался голос Мозуляка. – Что вы делаете? Вы же сами себе противоречите. Виктор Павлович, вы же голодовку держали за этот закон, а теперь хотите его отменить. Как вы объясните это народу?
Голос Цуканова был звонким и твердым:
– У народа было время во всем разобраться. Все уже поняли, что избранник оказался, мягко говоря, не на высоте своей должности. Народ нас поймет: тянуть с этим решением – значит только усугублять и без того тяжелое положение. Повторяю свой вопрос: кто за то, чтобы возобновить действие Конституции Крыма 1992 года?
Голос Цуканова потонул в выкриках депутатов, которые почти единогласно проголосовали “за”.
– Но это конфроктация! – воскликнул Мозуляк.
– Не конфроктация, а конфронтация, – поправили его.
– Не так надо было делать, – повысил голос Мозуляк. Но его никто не слушал.
Цуканов придвинул к себе микрофон и обратился к Носкову:
– Поздравляю, Олег Степанович, за вашей спиной больше нет Партии независимости.
Носков поднял руку, призывая к тишине. Шум в зале поутих.
– Это я вас поздравляю, – сказал президент. – Поздравляю парламент, эту крупнейшую в Крыму коммерческую организацию, с победой. Бандиты могут быть довольны, а в Киеве, наверно, уже откупоривают шампанское. Браво, господа!
В зале поднялся невообразимый гвалт – депутаты давали волю оскорбленным чувствам.
Неожиданно крики начали стихать. Все оборачивались на входную дверь. По боковому проходу, раскачиваясь из стороны в сторону, шел человек. Казалось, он вдребезги пьян. Но когда приблизился к сцене, стало ясно, что это Тусуев. Он не был похож на самого себя. Костюм изодран в клочья, лицо в крови.
Тусуев заплетающимися ногами вышел на сцену.
– Что случилось, Сергей Фадеевич? Кто вас так? – оторопело спросил Цуканов.
Тусуев хотел ответить, но не мог выдавить из себя ни слова. Похоже, он был в шоке. Потом поднял руку и молча ткнул пальцем в Носкова.
Президент отреагировал презрительной усмешкой:
– Вы не в себе, господин Тусуев, кто вас так отделал?
К сцене подошел охранник Тусуева, совсем молодой парень с хорошим лицом. Он был весь в крови. Спикер поднялся из-за стола и подошел к нему. Охранник сказал ему что-то и свалился на пол.
– Господа, – объявил Цуканов. – На нашего товарища только что было совершенно покушение.
– Это он, – неожиданно подал голос Тусуев, показывая на президента.
– Провокатор! – Носков готов был броситься на Тусуева с кулаками. Но тому на выручку уже бежали депутаты.
Президент выругался и покинул зал заседаний.
Сидевшая в ложе для прессы Сильвия, опережая коллег, бросилась к выходу. У нее была масса вопросов, надо только успеть перехватить президента на пути к кабинету.
– Ко мне – никого! – приказал Носков секретарше, заводя к себе итальянку.
Кира тут же позвонила Галине:
– Эта сучка у него.
– Пришли за мной машину, – приказала Галина.
Носков был рад Сильвии. Ему надо было придти в себя.
Они сразу прошли в комнату отдыха и сели на длинный кожаный диван.
– Что-нибудь выпьете? – спросил Носков.
Сильвия жестом показала, что не откажется.
Носков плеснул коньяка в пузатые рюмки.
– Вы меня удивляете, – сказала итальянка, – Как это у вас говорится, я от вас торчу. Обычно политики очень трусливы и осторожны. А вы будто совсем не боитесь потерять власть. Это для меня загадка. Может быть, вам есть чем компенсировать эту потерю? Может быть, любовь? Что для вас дороже: власть или любовь?
Носков выпил коньяк и устало улыбнулся.
– Странно. Вы без камеры, без фотоаппарата и даже без диктофона.
– Зачем? В такой момент? – воскликнулаСильвия.
Носков плеснул еще коньяка.
– У меня был запасной аэродром, а теперь его нет.
– Вы – про любовь?
– Да. Я примерно знаю, что у меня впереди. Полное забвение. Никто не вспомнит добрым словом. Никто и никогда.
– А может, еще не поздно что-то изменить?
– Нет, развитие событий предопределено, и другим быть не может.
– То есть схватку с парламентом вы проиграете?
– За парламентом стоят бандиты, на стороне парламента – Киев. А кто за меня?
– Разве народ Крыма не за вас? – спросила Сильвия.
– Вы предлагаете обратиться к народу?
– А почему нет? У вас до сих пор довольно высокий рейтинг.
Носков покачал головой.
– Знаете, к чему приводит обращение к народу? Люди выходят на улицы и начинаются столкновения. А где столкновения, там жертвы. Нет, что угодно, только не это!
– Что же вы собираетесь делать?
– Сильвия, – Носков улыбнулся, – я от вас без ума, но не настолько, чтобы выдавать свои планы. Мне иногда хочется заключить вас в объятия, но ведь я терплю. Потерпите и вы.
Итальянка слушала его с полуоткрытым ртом, посматривая на его губы. Спросила полушепотом:
– То есть вы не сдаетесь?
– Ну, зачем же мне падать в ваших глазах?
– Не падайте, – прошептала Сильвия.
Носков взял ее за руку. Она не сопротивлялась. У президента закружилась голова. Он расслабленно откинулся на спинку дивана, привлекая к себе экзотическую женщину.
– Хорошо сидим, – послышался знакомый голос. В дверях стояла Галина.
Итальянка выпрямилась и поставила рюмку на журнальный столик.
– А теперь пошла отсюда, – процедила Галина.
– Ты что себе позволяешь? – повысил голос Носков.
Но Галина смотрела не на мужа, а на журналистку.
– Быстро вали отсюда!
С красными пятнами на лице итальянка выскользнула за дверь.
– Хабалка, – прошипел на жену Носков.
– По-моему, я тебе уже говорила: тебя должен любить только народ. И эта любовь должна быть взаимной. То есть ты должен любить только народ, – сказала Галина. – Налей-ка мне коньяка.
Носков плеснул ей немного.
– Лей полную! – скомандовала Галина.
Носков начал лить.
– Лей, лей, лей, – подгоняла его Галина.
Она выпила полный коньячный фужер одним духом и сказала:
– Ты не президент. Ты – неисправимый озабоченный кобель, который бросается на все, что шевелится. Вам, подлым мужикам, вообще нельзя доверять управление государством. Как только вы садитесь на трон, вы тут же забываете о своих обещаниях, о совести, чести, долге. Власть требует морали, а вы аморальны по своей сути. Только что произошло дикое событие: тебя хотят лишить всего, может быть, даже жизни. Тебе нужно думать, как на это ответить, а ты развлекаешься с новой сучкой. Ну, кто ты после этого? Натуральный кобель.
Выйдя из Белого дома, взъерошенная Галина увидела Федулова. Бывший главный охранник сидел за рулем “жигулей” и смотрел на жену президента мечтательным взглядом.
– Отвези меня, Игорек, – попросила Галина.
Некоторое время они ехали молча, потом Галина спросила:
– А у тебя, Игорек, есть комната отдыха?
– Нет, Галина Аверьяновна, еще не дослужился.
Носкова оглядела его все тем же странным взглядом.
– Дослужишься. Давай немного покатаемся. Что-то неохота мне домой.
Федулов понял, что пришла минута, которой он так долго ждал.
– А может, заедем тут в одно место, посидим?
– Ну, правильно, – задумчиво отозвалась Галина. – Прежде, чем лечь, надо посидеть.
Кажется, перед ее глазами все еще стояла картина, которую она увидела, когда отворила дверь в комнату отдыха мужа.
Федулов свернул к обочине и остановил машину. Галина никак не отреагировала, и он понял, что можно идти дальше. Он положил руку на обнаженное плечо женщины. Кожа у Галины была жаркая, упругая. Мужик заводной, Федулов уже не мог остановиться и умелым движением расстегнул лифчик. Вот с этим он зря поспешил, нарушил последовательность действий. Хоть бы поцеловал для начала. Галине это не понравилось. Но она не дернулась, не ударила по рукам. Только глядела на Федулова так, будто хотела сказать: ну-ну, посмотрим, до какой степени ты обнаглеешь.
Этот взгляд подействовал на бывшего охранника, как холодный душ. Он убрал руки и положил их на руль.
– Давай, Игорек, домой, – устало сказала Галина.
