Виктор Батюков
Семья Хомячковых
Хомячков и кризис
Хомячков с грустной миной на лице измерял шагами длину асфальта от остановки до дома , когда услышал голос соседа
– Хряпыч! Ты чего это нос по земле волочишь?
Хома обернулся, но никакого нюхательного аппарата за ним не было. Тогда он осторожно дотронулся до лица. Нос находился на прежнем месте, и валяться в пыли явно не собирался. Сосед, видя что шутка не прижилась, надел сочувствующее выражение на свою физиономию и подошел к Хомячкову.
– Я говорю, что грустный такой? Начальник тебя спящем на рабочем месте застукал?
– Нет. К этому он уже привык. Хуже. – вздохнул Хома и хотел уже идти дальше, но любопытный сосед схватил его за руку.
– А что тогда? С Фаней поругался, а теперь домой идти не хочешь?
– Да нет же. Дома у меня все в порядке. Просто…
– Ну давай не томи, – у соседа от любопытства даже на кончиках волос появились уши. Такой феномен наблюдается только у истинных ценителей сплетен и скандалов.
– У нас в НИИ уменьшили оклады и увеличили количество выходных дней. – решился поведать своё горе дворовому разносчику сплетен, Хомячков.
– С чего бы это? – разочарованно спросил сосед. Его надежды на ласкающую слух и проливающую бальзам на сердце семейную драму не оправдались.
– Говорят в связи с кризисом.
– И до вас последняя шутка Буша докатилась, – сосед дружески похлопал Хомячкова по плечу.
– Не переживай. У нас тоже работы по убавилось. Продукция перестала пользоваться спросом. Но ничего. Мы не отчаеваемся.
– А что вы выпускаете?
– Туалетную бумагу, – тут сосед наклонился к Хоме и зашептал смесью чеснока с пивом ему на ухо. – Это все происки империализма. Но мы здаваться не собираемся. Покажем заокеанскому буржую наш красный, рабочий…
– Язык? – сделал предположение Хома.
– Ну что ты, –даже обиделся сосед. – Кое что по страшнее.
– Вот сам и показывай , если он у тебя красный и страшный, а мне домой пора. – Хомячков махнул рукой, и сбив с лица соседа маску престарелого ленинца, побрёл домой.
– Что–то у тебя сегодня такой вид, словно твой компьютер тебя в дурака обыграл. –ставя перед ним тарелку с карликовыми спагетти, сказала Фаня.
– Нет. Просто с работой проблема. – печально ответил Хома, гоняясь с вилкой за слишком резвой макарониной. – Поговаривают, что нас вообще закрыть хотят.
– Ах вот оно что. И с вами кризис поздоровался, – она села рядом, и погладила его позвоночник.
– Не переживай. Вас скоро закроют?
– Незнаю. Пока только трёхдневку сделали.– Хома с победоносной улыбкой повернулся к жене, и показал сидящую на зубцах вилки макаронину.
– Я это предвидела, и поэтому кое–что придумала, – она поднялась, забрала у него тарелку и орудие пыток, и направилась к мойке. – Вчера разговаривала со своей тёткой, она на рынке работает, помнишь? Так вот, ей нужен помощник.
Если бы Хомячков ел, то обязательно подавился, а так Хома только уставился на жену, глупо махая ресницами.
– Правильно. Им будешь ты.– даже6 не оборачиваясь закончила Фаня.
Весь оставшийся вечер был посвящён обучению искусству продавца, тренировкам, и чтению лекции о правах и обязанностях торговца и покупателя. Ночью Хоме снился кошмар в виде огромного супермаркета.
Утром автобус благополучно довез Хомячкова до центрального рынка. Надежды на то, что он будет захвачен террористами, не оправдались. У входа его встретила дородная тётка со смутно знакомым лицом.
– Привет. Ты Хома? А я тётя Галя, если помнишь. – Пробасила она.
Хомячков изобразил на лице воспоминание, но женщина этого даже не заметила. Она сгребла его подмышку и потащила вглубь просыпающегося рынка.
– Значит так, – наставляла она чуть поспевающего за ней Хомячкова.– Наши места 5и6 в третьем ряду. Товар я уже подвезла. Вот тебе фартук, – тётка всунула ему в руку кусок синей тряпки. – Одевай, и раскладывайся, а я пойду, уплачу сбор.
Затолкав Хому в щель между мешками с капустой, морковкой и яблоками , она умчалась в сторону здания администрации. Хомячков с тоской оглядел горы овощей и фруктов, ткнул пальцем в чашечку весов, и тяжело вздохнул.
– Новенький? – спросила его женщина справа, торгующая мандаринами и чесноком.
– На заводах сокращения, вот они и лезут сюда, будто им здесь валерьянкой намазано,– недовольно пробурчала торговка сзади.
– Вас как зовут?– сверкая латунными зубами, поинтересовалась продавец с лева.
– А тебе какое дело? – раздался спасительный бас тёти Гали.– Это муж моей племянницы.
При её появлении, все продавцы сделали вид, что у них идёт оживлённая торговля, хотя покупателей на рынке почти не было.
– Ты ещё не разложился? – спросила тётка ,изумив Хомячкова своим проворством с каким она просочилась сквозь груды мешков, коробок и ящиков.
– А как?– он растерянно развел руками.
– Сейчас научу.
Через полчаса, при помощи нравоучительного мата наставницы, на прилавке возвышались аккуратные горки из приведённой в товарный вид, капусты и яблок, сверкающих своими парафиновыми боками. Рядом пристроилась чумазая морковка, глядя на своих будущих хозяев протёртыми до красноты местами.
– Всё.– удовлетворённо выдохнула тетка. – Теперь стой и зазывай покупателей.
– А я не умею.
– Смотри и учись, салага, – покровительственно бросила она своему ученику и обратилась к проходящему мимо мужчине.
– Купите яблочки. Свежие, румяные, сладкие, только вчера с дерева.
– Какое дерево, февраль на дворе? – опешил мужик.
– Ну и что, какие в этом году морозы? Вам дать попробовать? Вот со вкусом груши,– тётка вытащила из кармана грушу, отрезала кусочек, и почти насильно затолкала в рот жертве.
– Сколько вам? Кило?
– Ну… – замялся растерявшийся покупатель.
– Здесь два килограмма , ничего? Вот я ещё два яблочка до трёх доложу, и так с вас десять пятьсот.
– Я вообще– то за рыбой шел, – проговорил мужчина, протягивая тёте Гале деньги.
– Рыба что? Один фосфор да кости, а здесь сплошные витамины. – она сунула ему в руки пакет с фруктами и притаилась в ожидании новой жертвы.
– У меня так не получится. – вздохнул Хома.
Тут на его счастье к нему подошла женщина.
– Вам показать? – не смело спросил Хомячков, и от волнения стал снимать фартук.
– Вообщё–то мне нужна капуста, а не вы, – остановила стриптиз покупательница. – Почём она?
– Тысяча, но можно и дешевле, – быстро поправился Хома.
– Хорошо. По 800 я, пожалуй, возьму два кочанчика.
– Вам какие?– преобразился Хомячков. – По больше, по меньше?
– Вот эти,– она указала на парочку среднего вида кочанов.
С помощью тётки и соседки слева, капуста, наконец, была взвешена, сдача отщитана, пот утёрт.
– С почином, – поздравила его тётя Галя.
– С почином, – поздравила его тётя Галя.
– С–с–спас–сибо,– заикаясь от пережитого стресса поблагодарил Хома.
– Незачто. Девушка, что вам подсказать? – набросилась тётка на очередную жертву.
– А я ещё ничего не сказала, – остановилась молодая женщина.
– Я по глазам вижу, что вам нужна морковка.
– Нет, я предпочитаю яблоки.
– У меня есть то , что вам нужно, – засуетилась тётя Галя. – Вот сочное, сладкое, только что с…
– Пальмы, – поддержал тётку Хомячков.
– С яблони, – раздавив его взглядом, закончила фразу торговка.
– Мне бы с кислинкой.
Яблоко из правой руки переместилось в левую.
– С кислинкой? Вот, пожалуйста. Вам сколько, кило, два?
– Киллограмчик.
– Хорошо. Ой! Здесь пять, но я уже выкладывать не буду. С вас двадцать три двести.
– Что так дорого?
– Так вы посмотрите, какие яблочки. В них столько витаминов, что черви даже близко подойти боятся.
Когда девушка облитая ушатом лести и уговоров ушла, тётка облегчённо вздохнула.
– Уф–ф. ещё пара таких продаж, и меня начнут бить. А что делать? По–другому не купят.
– Мужчина, мужчина. Морковку не желаете? – подражая своему учителю, не смело крикнул Хома, но его писк потонул в базарном шуме, покупатель прошел мимо.
– Тебе нужно голос вырабатывать, да наглости набираться. Лучше всего получается, когда махнешь, грамм 150 водочки, как я.– посоветовала ему тётя Галя.
– Я не пью.
– Это то и плохо. Ладно , вон пара идёт, почкой чую на морковку клюнут. Учись как нужно. – встрепенулась она, и только открыла рот чтобы привлечь их внимание, как в Хомячкове проснулся какой то давно забытый предок–купец.
– Молодые люди, обратился он к чете пенсионеров, подходим, не стесняемся, предлагаю вашему столу очень полезный овощь–морковку. Улучшает зрение, укрепляет кости, придаёт любому блюду стойкий, насыщенный цвет.
Пара остановилась. У ближайших прилавков наступила тишина. Все с изумлением смотрели на Хомячкова.
– Вы только посмотрите на неё, – воодушевлённо продолжал он.– Какая она сочная, упругая, с не отъеденными кротами хвостиками. Если мы призовём таблицу Менделеева…
– Нет, нет, – испуганно замахала руками женщина. – Не будем звать никакого Менделеева. Скажите только, её подкармливали органическим удобрением?
– Да, конечно. Сам лично каждую с ложечки. А чем, простите, вы сказали?
– Ну, её настоящим, коровьем помётом, поливали, или химикалиями?
– Обижаете. Сам лично корову на грядки водил,– выпятил то, что у других должно быть грудью, Хома.
–Да бери, чего уж там, подтолкнул женщину к прилавку супруг. – Какая разница, где покупать.
Следующим покупателем был мужчина, который молча, ткнул пальцем в капусту.
– Вам один? – спросила тётя Галя, лёгким движением бедра отбросив тупо глядящего на покупателя Хомячкова, от прилавка.
– Одъын, – кивнул он головой.
– Ещё что нибудь желаете?– спросила она, протягивая ему сдачу.
– Это, как её? Моркофф ,– ткнул пальцем в морковку покупатель.
– Одну, две, киллограм?
– Килё.
– Очень хорошая морковка. Вы, я вижу, не местный?
– Нэт, я пэрс.
– Персики не здесь, они в другом ряду. А вы откуда?
– Я пэрс, из Ирана. И–ра–нэц, – скромно улыбнулся мужчина. – Спасыбо.
– Смотри–ка ты. Не русский, а так хорошо по–нашему шпарит. Привет Бэн Ладону!– крикнула она в след покупателю, и повернулась к Хоме.
– Сколько мне тебя учить, что в нашем деле не ушами, а языком хлопать нужно. Давай на место.
Незаметно кончился день. Покупатели ушли поедать всё что купили, а продавцы стали упаковывать обратно всё что осталось. Хомячков, кряхтя от натуги и не привычной работы, уложил мешки на тележку, и под командованием тёти Гали, сдал всё на склад. В семь часов вечера тётка вручила ему половину от выручки и пакет с морковкой и капустой.
– Яблок не даю, – сказала она, и увидев вопрос на его лице, пояснила. – В этой заразе химии больше чем в лаборатории ядохимикатов. К одному моему яблоку, по осени, червяк подкрался, так его три дня тошнило пока не окочурился. Так что ешь лучше морковку. А Фане передай, что ты мне не подходишь. Пока.– и её капустоподобное тело скрылось за дверью маршрутки.
– Пока, – запоздало прошептал Хома, и побрёл к остановке.
Он уже подходил к подъезду, когда из темноты вынырнул изрядно выпивший борец с империализмом.
– Ну что, жертва кризиса? Откуда путь держишь?
– С рынка.
– Люди ещё что–то покупают?
– Да. Поэтому, я думаю, твоя продукция тоже не залежится.
– Ну, ну,– пробормотал сосед, и отправился на зов винно–водочной рекламы. « Оказывается кризис это у них, а для нас это привычные будни ». – Решил он для себя, и показал заокеанскому империализму большой и грозный кукиш.
– Как первый день на новой работе? – поинтересовалась Фаня, когда Хомячков устало плюхнулся на диван.
– И последний. Тётя Галя сказала, что я не подхожу. Там талант нужен, а у меня его нет.
– Он везде нужен.
– Я не умею заманивать покупателей, у меня голос слабый, и вообще – я стесняюсь, – оправдывался Хома.
– Ну что ж, я это чувствовала, и поэтому подыскала тебе новую работу. Пойдёшь на выходные подрабатывать подсобником на стройку.
Хомячкову показалось, что стены в квартире зашатались, а фарфоровый слонёнок, на полке, сочувственно покачал головой.
« Надеюсь кризис не грипп – долго не продержится», – подумал Хома, и поплёлся ужинать, тоскуя о своём любимом кресле в НИИ.
Хомячков и осень
ХоКак–то так получилось, что Хома даже не заметил, как на календаре месяце поменял первую букву алфавита на среднюю. Хомячков, как всегда, вышел рано утром на работу и тут же наступил на осень. Осень недовольно хлюпнула, обдала Хомины ноги холодной грязной водой и, как печать, поставила на его ботинок желтый листок.
«Коль у вас промокли ноги, не ходите по дороге» – как–то само собой сложилось у него в голове двустишье.
– Ого! – даже опешил Хомячков. – Я что, стихи сочинять умею? Может, во мне зарыт талант великого поэта? А ну–ка.
– Если дождик сверху льет, значит скоро гололед, – завыл он, приближаясь к остановке автобуса.
– Ну, как? – обратился Хомячков к окружающим, но, увидев перекошенное лицо дворовой вороны, он понял, что лучше это делать про себя, а так как про себя ему в голову ничего не приходило, то он решил отложить поэзию до более подходящего времени.
На остановке толпа радостно подхватила Хому и вбросила в первый же подъехавший автобус. Всмотревшись в незнакомые спины, затылки, шляпы, Хомячков вдруг с ужасом понял, что его везут в другую сторону.
– Это же не мой номер! – взвизгнул он и попытался прободать спину рядом стоящего мужчины.
– Что, сильно жмет? – донесся откуда–то сочувственный женский голос.
– Он, наверное, не свой телефон взял, – высказала предположение молодой голос из другого конца салона.
– Я не туда сел! – бился в истерике о каменные спины пассажиров Хома.
– Ишь, какой привередливый, – забубнил старушечий тенорок. – Другой бы на его месте радовался, что вообще сел, а он еще и не доволен.
– Да, дайте же мне… – пытался просочиться Хомячков между двумя «Церберами» стойко охранявшими выход из автобуса.
– Совсем люди стыд потеряли, уже в транспорте побираются, – последнее, что услышал Хома, вылетая из открывшихся дверей.
Первое, что увидел Хомячков на незнакомой остановке, был рекламный щит с симпатичной девушкой, которая улыбалась и упрашивала всех людей летать только самолетами ее авиакомпании. Уверяя, что это гораздо удобнее, чем не летать вообще.
«Летайте самолетами, плывите теплоходами, а коль сменить местами их, то будет вам каюк» – пронеслась телетайпной лентой у него в голове мысль, выдав Хомячкову новый «перл». Хома с тоской посмотрел на серое небо, вышел из лужи на берег и тяжело вздохнул: «Нет. Космос пока мне не доступен». Он осторожно перешел дорогу по желто–белым полоскам и подошел к остановке, где его уже ждала маленькая чистенькая девочка, которая всем сообщала, что у ее мамы есть стиральный порошок. При это она с тоской смотрела на мальчика из рекламы напротив, который приготовился позавтракать съедобной на вид булочкой.
– А у его мамы есть деньги, – еще больше огорчил девочку Хомячков.
Может, малышка и возразила бы что–то вроде: «Мы едим, потом стираем, постиравши вновь едим». Но в этот момент к остановке подкатил более приземленный, чем самолет вид транспорта – автобус, и спор двигателя торговли с покупателем пришлось заменить на содружество двигателя внутреннего сгорания с пассажирами.
«Как приятно булку сгрызть и при этом чистым быть» – решил помирить двух конкурентов Хомячков, но они уже его не слышали, так как в салоне раздался голос железного дровосека:
– Граждане пассажиры. Автобусный парк номер три предлагает вам приобрести билеты до Лондона, если захотите – обратно. Маршрут будет проходит через все страны Европы, включая Люксембург и Монако. Спешите. Количество билетов ограничено.
Хомячков внимательно выслушал объявление и тут же дал на него ответ в своей сегодняшней манере: «Я в Лондон не хочу с Трансавто, в нем очень холодно и гадко. Меня вези ты на работу, а Англию оставь Турлету». «Хоть плохонько, но для начинающего поэта сойдет» – похвалил он сам себя и стал пробираться к выходу.
Когда он практически вбегал в здание своего НИИ, то все же не удержался и приостановился около швейцара.
– Ну, здравствуй, дед! Кого–то ждешь? Смотри же, скоро будет дождь, – выпалил Хома и помчался дальше, оставив швейцара с широко открытыми глазами и ртом.
На работу Хомячков, конечно же, опоздал. Раздеваясь на ходу, он торопливо вошел в отдел, и устало шлепнулся на свой стул.
– О! Хома Хряповчи! – сделав изумленные глаза, всплеснула руками сотрудница. – Какими судьбами?
– Судьба, Михайловна одна, вставляйте окна ПВХа.
Женщина рассеяно оглядела комнату, потом посмотрела на Хомячкова и тихо переспросила:
– Куда вставлять?
– Вставляйте в дом, вставляйте в сад, вставляйте в дачи или в з… – на последнем слове Хома закашлял и покраснел.
– Ну, ты Хряпович и сказанул, – рассмеялся сотрудник слева. – Кофе будешь?
Хомячков, не поднимая головы от разложенных на столе бумаг, медленно произнес:
– Я буду кофе, буду чай, но чуть попозже, не мешай.
Он так и не заметил, как сотрудники переглянулись недоуменными взглядами.
Следующий час прошел в относительной тишине. Было лишь слышно шуршание примеряемых юбок, да изредка раздавался короткий вскрик проигравшего в покер. Почувствовав, как затекла спина, Хомячков с хрустом потянулся, обвел взглядом комнату и произнес:
– Тишина мне режет уши, может, мы съедим по суши?
Громкий хохот потряс стены НИИ.
– Хряпович, если ты проголодался, спустись в буфет и возьми бутерброд с колбасой или сэндвич. Зачем тебе землю грызть? – вытирая выступившие от смеха слезы, предложил сотрудник справа.
Хомячков удивленно уставился на него, пытаясь понять, почему так везде рекламируемые суши вызвали такой смех, но тут в разговор вмешалась все та же Михайловна.
– Хомячков. Вы давно рифмоплетством балуетесь?
Хоме этот вопрос показался на столько интимно непристойным, что он снова покраснел и перешел на прозу.
– Нет, я только сегодня… – выдавил он из себя.
– Вот и хорошо, что недавно. Есть еще надежда вас вылечить.
– Принимайте Грипокапс и здоровье будет класс! – вырвалось вдруг у него.
– Опять началось, – вздохнула сотрудница и уткнулась в монитор компьютера.
Сообразив, что его муза может завести своего клиента скорее в психушку, чем на пьедестал славы, Хомячков решил воздержаться от каких–либо разговоров.
Рабочий день благополучно подходил к концу, когда верь отворилась и в отдел вошел начальник.
– Хома Хряпович, – сразу подошел он к столу Хомячкова. – Вы опоздали на полчаса. Потрудитесь объяснить Вашу не пунктуальность.
Хома открыл рот, чтобы извиниться, но в этот момент муза оседлала его язык:
– Сел, как всегда в автобус я, и едем мы вперед. Вдруг замечаю с ужасом, со мной не тот народ. Верчусь, как на иголках и чувствую беда. Везут ведь не в НИИ меня, а не поймешь куда. Сошел на первой станции, бегу, что было сил. Примчал на остановку я, а там висит «Персил». Возникла вдруг дискуссия, что лучше грызть или мыть, но вот подходит транспорт мой и нужно снова в путь. В автобусе извелся весь, но все же опоздал. Прошу у Вас прощения.
– Ни где ты не упал? – до того опешил начальник отдела, что даже не заметил, как перешел на Хомину рифму.
– Как будто бы нигде, – удивленно проговорил Хомячков.
– А как с температурой друг?
– Нормальненько, а что?
– Быть может отпуск ты возьмешь?
– Так рано ведь еще.
– Смотри, чтоб ты не опоздал, а то не ровен час, забудешь туфли ты одеть и нет тебя средь нас.
– Чем заслужил, скажи мой друг, такой подход к себе? – растерялся Хомячков.
– Не хочу, чтобы сюда приехали добрые дяди и привезли тебе подарок, – перешел на прозу жизни начальник.
– Какой подарок? – опешил Хомячков.
Муза видно тоже заинтересовалась этим предложением, потому что вдруг соскочила с языка и притаилась.
– Белый смокинг с длинными рукавами и круиз в желтый дом. Все. Хватит мне тут двустрочным ямбом разливаться, а то еще пару таких сюрпризов и этот подарок достанется мне. Иди домой, и пока не станешь изъясняться как работник НИИ, здесь не показывайся. Понял?
Хомячков опустил голову и грустно вздохнул:
– Я понял, как тут не понять. Все сказано ясно. Вот только жалко покидать родимое гнездо.
– Где мой любимый белый фрак и два пажа?! – воскликнул начальник и, схватившись за голову, выбежал в коридор.
До выхода из института Хомячков провожали всем отделом. Кто бережно поддерживал его под локоть, кто заботливо смахивал со лба пот, а Михайловна на ходу записывала название лекарств от переутомления. Хомячков безропотно шел, влекомый сотрудниками и никак не мог понять, от чего все так разнервничались.
Оказавшись один на ступеньках здания, он прощально оглянулся на дверь, и снова заметил около нее швейцара.
– Ты что здесь делаешь? – отрешенно спросил Хома.
– Служу.
– А я вот в отпуск ухожу, – продолжила за своего клиента муза и они отправились домой.
При выходе из автобуса Хомячков снова наступил на осень, а она, уже несколько рассердившись, поставила печать ему прямо на лоб.
– Вот ко лбу пристал листок, а за ним завьет снежок, – меланхолично прокомментировал этот факт Хома и вошел в подъезд.
– Ты чего так рано? – удивленно спросила Фаня, не охотно отрываясь от любимого сериала.
– Меня в отпуск отпустили хоть… – Хомячков судорожно стал искать рифму и мысленно звать на помощь музу, но ее нигде не было.
– Что, хоть? – насторожилась Фаня.
– Хоть моя очередь еще не подошла.
– Она, по–моему, года четыре как не подходила. Просто начальник, наверное, о тебя в коридоре споткнулся.
– Нет. В отделе.
– Без разницы. Перекуси что–нибудь из холодильника, а я досмотрю очередную серию «Бедным тоже икается» и буду делать ужин.
Хомячков изо всех вил напряг свой мозг, чтобы ответить какой–нибудь рифмой, но в голове было пусто. «Наверное, две музы вместе жить не могут» – подумал он, вздохнул и пошел в ванную.
