Виктор Батюков
Семья Хомячковых
– Ой какая прелесть! – воскликнула Фаня, и от полноты чувств прижала обоих к своей груди.
Едва дождавшись мужа из душа, она тут же засыпала его вопросами: – Рассказывай, как съездил, почему так быстро вернулся?
– Город красивый, люди хорошие, но …. – Он многозначительно покачал головой, затем подумал, и добавил. – Живут там конечно лучше чем в Эфиопии, и пирожки у них вкусные.
Хомячков в поликлинике
Выйдя из подъезда, Хомячков нырнул в лужу по самые щиколотки.
– А теперь водные процедуры, – пробурчал он и поплыл к берегу.
Вылив воду из туфель и выкрутив, не снимая носки, Хома все же отправился на работу. К концу дня это нечаянное закаливание дало о себе знать. Его организм в спешном порядке избавляется от лишней жидкости через почти все имеющиеся отверстия, глаза и нос стали приятного кумачового цвета и при этом Хома издавал громкие, резкие звуки, причем не только ртом.
– Где ты успел подцепить эту простуду? – вздохнула Фаня и принялась пеленать мужа ватным одеялом.
– На остановке познакомились, – испуганно пропищал Хомячков и покраснел еще больше. «Как она узнала про Настю?» – удивленно подумал он, давясь таблетками.
– Ну, конечно же, не в кабинете тебя из графина поливали, – ответила жена, пытаясь вытащить градусник оттуда, где температуру меряют младенцам и животным. Посмотрела на шкалу и вынесла приговор. – Завтра с утра в поликлинику!
Добравшись до медучреждения, Хомячков огляделся. Здесь он не был с ранней юности, но за это время ничего не изменилось. Та же облупившаяся краска, те же полурассыпавшиеся ступеньки, те же белые занавески. «Может, и врачи остались прежние? – подумал он. – Вот будет интересно, если меня примет все та же Аврора Степановна. Ей уже тогда было лет 60».
Хома вошел в поликлинику и, разбрасывая микробы, как сеятель зерно, направился к окошку регистратуры.
– Мне бы к врачу зарегистрироваться, – сказал он.
– Вам к какому?
– Желательно к женщине.
– Я спрашиваю, вам к хирургу, окулисту, дантисту или ухо, горло, носу?
– Наверное, к последнему. У меня из горла и носа так льет, что даже уши закладывает. Ап–чхи!
– Мужчина! Не чихайте на медработника! Вам к терапевту. Фамилия, имя, адрес?
– Откуда я знаю фамилию вашего терапевта и где он живет. Вы хотите, чтобы я угадал?
– Я спрашиваю, как ваша фамилия и где вы живете!
– Извините, это поликлиника для глухонемых? – невозмутимо спросил Хомячков.
– Нет!!!
– А чего же вы так орете?
– Где ваша фамилия и как вы живете? – выдохнула позеленевшая медсестра и схватилась за сердце.
– Не волнуйтесь вы так, гражданочка, – посочувствовал ей Хома. – Главное – это здоровье, а остальное как–нибудь утрясется.
– Больной! Или вы называете свой адрес, чтобы я нашла вашу карточку и выдала талончик к терапевту, или отправляю вас к патологоанатому, он принимает без карточек.
– А ваш пато–лог–ана–том, ох и мучается, наверное, хороший человек, с такой фамилией, простуду лечит?
– Нет, он ее вырезает!
– Тогда лучше к терапевту.
Кое–как разобравшись с карточкой и получив заветный талончик, Хомячков двинулся к кабинету.
– Кто последний за здоровьем? – спросил Хома у пятерых кашляющих и сморкающихся посетителей.
– Я, – пискнула женщина и тут же спрятала лицо в платок.
Определившись, кто, куда, за кем и обсудив способы лечения кашля при геморрое, он погрузился в чтение газеты.
– Простите, здесь принимают анализы? – тронула его за плечо старушка.
– Спектральный анализ износа корпуса, а также дробление этого тела на атомы производится в лаборатории этажом выше, – машинально ответил Хомячков, не отрываясь от газеты.
– Что ты, родненький, мне бы мочу сдать, – шарахнулась она от него.
– Я не совсем расслышал, что сдать? – переспросил ее Хома.
– Мочу.
– А почем берут? Литрами нужно нести или лучше сразу цистерну?
– Да я – вот, – она смущенно показала баночку из–под майонеза.
– Смею вас заверить, бабушка, что за такое количество много не заплатят, – глубокомысленно заявил Хомячков. – Ступайте домой, возьмите пару трехлитровых банок, хорошенько поднатужьтесь и… я надеюсь, что тогда вы получите заметную прибавку к пенсии.
Старушка пристыжено удалилась, а он снова увлекся статьей.
– Молодой человек, вас вызывают, – толкнул его в бок сосед.
– А? Что? Где?
– Когда! Идите уже, не задерживайте очередь.
Хомячков вскочил, распахнул дверь, оглянулся на больных и громко сказал:
– В случае чего, считайте меня коммунистом.
И шагнул за порог.
– Присаживайтесь, – пригласила врач, отрываясь от бумаг. – На что жалуетесь?
– На соседей. Шумят и днем и ночью.
– Ясно, а здоровье как?
– У них? Думаю, что отлично, раз орут до полуночи.
– Так. Надеюсь с соседями мы разобрались, – устало сказала врач. – Теперь что беспокоит вас?
– Меня беспокоит повышение цен на энергоносители.
– Послушайте! Вы зачем сюда пришли? – не выдержала врач.
– Жена послала.
– А вы уверены, что на вас именно сюда послала?
– Ну да! Она сказала, иди в поликлинику к врачу.
– Так может вам к психиатру?
– А он насморк лечит?
– Нет. Это лечу я.
– Тогда мне к вам.
– Слушаю.
– Что?
– Радио! – взорвалась врач. – Что у вас болит? Температуру мерили? Сколько? Горло болит? Голова? Давайте все подробно.
– Значит, так, – приосанился Хомячков. – У меня болит нос от того, что я его все время тру. Температуру жена мерила один раз, горло болит, когда я съем сухарик, а голова… Что голова? Волосы немного поредели, а так ничего, носить еще можно.
– Во–о–о–ло–сы!!! – закричала врач.
Хому звуковой волной отбросило к двери. Уже выйдя в коридор, Хомячков просунул голову в кабинет и спросил:
– Доктор, я жить буду?
– Не–е–е–т!!! – разнеслось по поликлинике и Хома чуть успел увернуться от стула.
Домой Хомячков вернулся без больничного.
Хомячков гуляет по городу
Хома оторвался от бумаг и сладко незаметно для всех потянулся. Специально установленные для него стрелки на электронном циферблате показывали, что пора собираться домой. Хомячков одел куртку, застенчиво прошептал «До свидания» пустой комнате и с тоскливым чувством покинул свое рабочее место. Домой он не спешил. Фаня бросила его на произвол судьбы на целых два дня, а возвращаться в пустую, холодную квартиру Хоме не хотелось. Ехать же к любимой теще, где сейчас находилась его большая половинка, ему не хотелось вдвойне. И вот, после того, как швейцар вытащил его в фойе из–за колоны и после упорного сопротивления выставил за дверь, Хомячков оказался на слегка припорошенной людьми улице. «Эх, вот жизнь пошла» – вздохнул Хома, провожая взглядом дородную тетку с двумя огромными сумками. – «Жены уезжают, работа заканчивается, швейцары толкаются и куда бедному инженеру податься?».
Хома еще раз вздохнул и обречено побрел к остановке. В ожидании своего троллейбуса, он стал читать все, что было приклеено на афишной тумбе. Среди всяких зазывалок вроде: «Величайший музыкант всех времен и народов ложечник Пупкин. Только одно представление. Спешите. Количество ложек ограничено», находилось одно, чуть заметное из–под заезжих гастролеров: «Предлагаем увлекательные экскурсии по городу».
«А что здесь осматривать?» – удивленно спросил он тумбу. – «Пару магазинов НИИ, да мой дом. Вот практически и все. Ах, да, тремя остановками дальше есть парк. Вот его можно посетить. Там такие хорошие карусели. Может мне еще разок туда съездить?»
Эта мысль, как фонтанчик из лопнувшей трубы водопровода, забилась в его голове. «А что» – стал он уговаривать сам себя. – «Дома кроме дивана меня никто не ждет. Денежки» – Хома пошарил у себя в кармане – «немножко есть. День вроде бы неплохой. Почему бы не прокатиться на зеленой лошадке».
И Хомячков с решительностью Колумба отправился покорять парк культуры и отдыха. С проворством объевшегося дикобраза он пытался покорить внутренности двух автобусов и одного симпатичного троллейбуса, но их горячие моторы были непреклонны. Отвергнутый в очередной раз, Хома подождал, пока рассеются клубы дыма, почесал нос и махнул рукой.
«Когда люди торопятся домой, то лучше им не мешать. А я ведь никуда не тороплюсь. Могу и пешочком пройтись» – решил он и смело зашагал в противоположную от своего дома сторону. – «Лошадка ведь от меня никуда не убежит, она привязанная».
Петляя по тротуару между лужами Хомячков с любопытством гостя из глубинки читал вывески, растяжки, рекламы, которыми был укутан проспект, как младенец пеленками: «Только в автосалоне «Без денег не входи» Вы можете приобрести джип «Чероки» и получить в подарок кепочку. Акция продлиться до пятнадцатого ноября».
– Спасибо, – от обилия этих разноцветных распашонок, Хомячков стал разговаривать сам с собой. – Мне не нужен ваш широкий джип, даже в кепочке. Я уж как–нибудь в узком автобусе без всяких головных уборов.
Оторвавшись от джипа, взгляд его ударился о другую вывеску: «Загляните к нам! Новое поступление обуви зима–лето. Надев наши сапоги зимой, Вы не сможете их снять даже летом!».
– Да? А ноги как мыть? – поинтересовался Хома у белозубой блондинки, которая держала в руках почему–то босоножки. – И спать в них, наверное, не удобно.
Растяжка над проезжей частью уверяла всех, что кто не приобрел компьютер у них тот, по меньшей мере, не умный человек. Ведь только техника марки «Не глуши не заведешь» работает без перебоев долгие годы, при условии, что вы будете вызывать мастера не реже один раз в месяц.
– Благодарю, – отмахнулся он от нависающего огромного ноутбука, – у меня калькулятор есть.
За оргтехникой, на фасаде, красного от смущения здания, под вывеской «Кафе «У Пацука» висела симпатичная зазывалочка: «Только у нас Вы можете заказать обед под залог квартиры».
– Это не ко мне, – увернулся Хомячков от стоящего у входа вышибалы, пытавшегося поймать клиента. – За мою квартиру здесь даже чаю не напьешься.
За кафе блестели веселые огоньки рекламы казино «Назад в пещеры» – «Только здесь Вы можете проиграть от собственных носков до соседнего государства».
– Не–а, – вздохнул Хома. – Предложение заманчивое, но носков жалко, Фаня сама вязала.
Оторвавшись от рекламы казино, взгляд Хомячков ударился о большой щит, стоящий у тротуара: «Посетив нас, Вы не разочаруетесь. Только нам удалось собрать наибольшее количество канцерогенов и холестерина в одной булочке. Приятного аппетита в сети ресторанов МакДю».
Чувствуя, как его желудок бурно среагировал на столь заманчивое предложение, Хома ускорил шаг и отвел глаза. Но оторвавшись от пузатой булочки, они зацепились за очередную растяжку над проезжей частью: «Взяв у нас кредит на очень выгодных условиях, Вы будете должны нам всю жизнь. КГБ–банк!»
– Я и так всю жизнь кому–то должен, – опустив взгляд на асфальт, пробормотал Хомячков.
Он так и шел, не решаясь поднять глаза, но в лужах то и дело отражалась очередная реклама типа: «Купив у нас швейную машину, Вы не только научитесь шить, но и вязать, а так же пополнить свой словарный запас новыми словами» или «Приобретя у нас покрышки вам останется всего лишь купить автомобиль».
Вспотевший и уставший от обилия предложений, как богатая невеста от женихов, Хомячков, наконец–то добрался до ворот парка. Но здесь его ждала совершенно другая реклама, так не похожая на те, что сами лезут тебе в глаза. «Парк аттракционов закрыт до первого июня» – прочел Хома на белом клочке бумаги.
«Вот ведь как интересно устроена жизнь» – философски размышлял Хомячков, шагая обратно. – «Тебе всегда предлагают то, что не нужно, а когда ты находишь нужное, то оно либо продано, либо не работает».
К дому он подходил когда уже во всю светились неоновые вывески продовольственных и других сопутствующих канализации магазинов.
Вставив ключ в замочную скважину, Хомячков попытался открыть дверь, но ключ не проворачивался. Ни вторая, ни третья попытка не увенчалась успехом. Тогда он, на всякий случай, сверил адрес с тем, что был записан в записной книжке. Квартира была его, но ключ об этом не знал и никак не хотел поворачиваться. Трясущимися руками Хома нажал на ручку и … дверь распахнулась.
В прихожей стояла Фаня.
– Здравствуй, дорогой, – с улыбкой людоеда сказала она. – Тебя забыли разбудить на работе?
– Н–н–нет, – запинаясь, ответил Хома, косясь на ручку сковородки, выглядывающей из–за ее спины.
– А где же ты тогда пропадал так долго?
– Понимаешь, – опустил он глаза. – Я думал ты у мамы. А здесь без тебя так тоскливо, вот я и решил сделать экскурсию по городу.
Фаня внимательно посмотрела на него, затем подошла и нежно чмокнула выглядывающую из плеч макушку.
– Раздевайся, мой руки и за стол, – услышал он ее голосок через минуту.
– Ну и как экскурсия? – спросила Фаня, подавая ужин.
– Никак. Из–за рекламы города не видно.
– Что правда, то правда, – согласно кивнула она головой. – Из–за нее ни телевизор, ни город толком не посмотреть.
Хомячков с аппетитом набросился на жареную картошку и не обратил внимания, как из радиоприемника полились ласкающие слух звуки рекламы.
Хомячков и «подкидыш»
Как–то раз Хомячков, возвращаясь с работы, вынул из почтового ящика газету и стал с увлечением читать о том, как колхозник–передовик вспахивает за день площадь, равную территории Франции. Не отрывая глаз от статьи, он заученным движением вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь и хотел было сделать шаг вперед, но нога его за что–то зацепилась. Влетев в прихожую на «бреющем» полете, Хома с чувством поцеловал тапочки дорогой жены.
– Значит, вечером будет дождь, – заметила Фаня и вздохнула. – А я постирушку затеять собиралась.
– С чего ты взяла? – спросил Хомячков, глядя на нее снизу вверх, начиная краснеть от увиденного.
– Вошел слишком низко. Ты в ванную поползешь или все–таки встанешь?
Вдруг у порога раздался детский плач.
– Это не я! – вскочил на ноги Хома.
– Саамы слышу. У тебя противнее выходит, – оттолкнула Фаня мужа к стене.
У порога стояла большая картонная коробка. Из нее и доносились эти звуки. Фаня стала к ней приближаться.
– Осторожно! Там может быть бомба! – воскликнул Хомячков и бросился прикрывать собою любимую жену, но на полдороги его перехватила ее милая ручка и точным броском направила в ванную.
Когда Хома, смыв с себя лишние бактерии, вошел в комнату, то его изумлению не было предела. На диване сидела Фаня, а на ее коленях лежал маленьких орущий сверток.
– Что это? – испуганно спросил Хомячков.
– Человечек, – ласково улыбаясь промурлыкала жена, не отрывая глаз от свертка.
– А чего он так орет? Кошмар приснился?
– Ты его напугал. Не часто над ним дядьки с газетами пролетают, – Фаня взглянула на его глупое выражение лица, рассмеялась и добавила. – Шучу я так. Кушать он, наверное, хочет, да и мокрый весь, памперс менять надою
– Так я сейчас свои макароны ему погрею. Можно еще яичницу сделать. Как думаешь, он больше любит омлет или глазунью?
– Запеканку с тертым хреном. Ты ему еще семечки предложи. Это же младенец! Его грудью кормят.
Хомячков рассеянно провел рукой по своей впалой грудной клетке.
– Придурок! Не твоей. Женщины, то есть матери кормят младенцев грудь.
Хома облегченно вздохнул. У Фани есть чем накормить ребенка. Не обращая на вздох мужа внимание, она принялась рассуждать дальше.
– Но так, как грудью мы его покормить не можем, – Фаня уловила удивленный взгляд, – Не можем! То придется идти в магазин, покупать молочные смеси, а за одно и памперсы. Ты останешься с ребенком или пойдешь за покупками? – обратилась она к мужу.
Остаться наедине с этим маленьким Басковым Хомячкову никак не улыбалось, и потому он твердо решил идти в магазин.
Получив подробные инструкции и споткнувшись на выходе о коробку. Хома выскочил из подъезда. Придя в гастроном, Хомячков стал бродить среди полок с десятками видов детского питания на любой вкус и возраст.
– Вам подсказать что–нибудь? – спросила его продавец, видя, как Хома задумчиво остановился у одной из полок.
– Да. Сколько будет пять миллионов восемьсот семьдесят восемь тысяч разделить на тридцать?
– Для чего это Вам?
– Для месячного отчета, – и заметив, что девушка, фыркнув, отвернулась, вспомнил, зачем он сюда пришел.
– Извините. Мне нужно детское питание.
– Для какого возраста? – продавец снова стала само очарование.
– Не знаю, – пожал плечами Хома.
– Ребенок ходит? Пытается говорить? Зубки появились?
– Ходить он при все своем желании не может, – уверенно ответил Хомячков, – Ему ноги одеялом по самую шею завернули. На счет разговоров не знаю, пока он только плачет. Да и с зубами не все ясно. Я ему в рот заглянуть не догадался.
– А сколько времени он у Вас находится?
– Часа полтора.
– Тогда возьмите вот эту молочную смесь до тех лет.
Хома скептически повертел в руках коробку.
– Вы думаете, этого ему хватит на три года?
– Не хватит – придете еще, – пряча улыбку ответила продавец.
Расплатившись, он отправился в другой отдел покупать памперсы. Здесь его поджидала такая же проблема.
– Сколько ребенку? – спросила женщина за прилавком.
– Да откуда я знаю! – лопнуло терпение у Хомячкова. – Он мне паспорт не показывал!
– Тогда сколько весит. Хотя бы приблизительно.
– Вот пристали! – даже вспотел Хомячков от таких вопросов. – Не знаю. Его жена на руках держала, а не на весах.
– Ну хоть какого он размера?
– Примерно вот такой, – развел он руками сантиметров на пятьдесят.
– Ясно. Вот возьмите, – и она протянула ему упаковку.
– А они точно подойдут? – спросил Хомячков, скептически рассматривая нарисованного малыша с пустышкой во рту.
– Если нет, принесете ребенка сюда, тогда и подберем по размеру.
В отдел с бутылочками и сосками Хома пойти уже побоялся. А вдруг спросят размер рта.
Открывая дверь, Хомячков вобрал голову в плечи, ожидая услышать все тот же душераздирающий плач, но квартира встретила его неожиданной тишиной, нарушаемой лишь ласковым бормотанием Фани.
– Тихо, ты, слон! – зашипела она на мужа, когда тот просунул голову в комнату. – Купил?
Хома с видом победителя показал ей коробку и упаковку.
– А я ее перепеленала, и она кажется уснула, – прошептала Фаня, нежно глядя на малыша.
– Она? Я с чего ты взяла, что это девочкам? – удивленно спросил Хомячков.
– По глазам, – ответила она и осторожно положила малютку на диван. – Пошли на кухню, нужно для нашей крошки обед приготовить.
– Правильно. А то я что–то проголодался.
– Твои макароны, «крошка», на плите, чай на столе, сам прожуешь или помочь?
– Так ведь все уже холодное, – закапризничал Хома.
– Зато не обожжешься.
– А выбор блюд у меня есть? – решил попривередничать муж.
– Да. Хочешь ешь, хочешь нет, – отрезала Фаня и стала читать на коробке способ приготовления.
– Ты молоко купил? – обратилась она к мужу, когда тот пытался затолкать в себя холодный ужин.
– Жа–был, – пробормотал он набитым ртом.
– А бутылочку с соской?
Хома показал жене попеременно правое и левое ухо.
– Я так и знала, что тебе можно только покупку спички доверить. На что–то другое ты не годишься.
– Я еще и хлеб покупаю, – напомнил он ей.
– Если без сдачи. Короче так. Доклевывай свой ужин и иди в комнату, а я, пока малышка спит, сбегаю в магазин.
Когда Фаня ушла, Хомячков молью пробрался в комнату и, затаив дыхание, присел на кресло рядом с диваном. Чтобы не разбудить ребенка он боялся не то чтобы шевельнуться, но даже думать. Через две минуты изображения «памятника» у Хомы зачесалось под левой лопаткой, потом нога, следом зачесался нос, глаз, ухо, вскоре на теле не осталось ни одного места, которые бы не требовало внимания.
– Вот, зараза! – вырвалось у Хомячкова.
– У–а–а–а! – раздалось в ответ с дивана.
Хома от неожиданности подпрыгнул, чесотка мигом исчезла и он в растерянности заметался по комнате.
– Ну, не плачь, не плачь, – умоляюще причитал он, боясь взять младенца на руки. – Хочешь я тебе песенку спою?
Встав напротив дивана, Хомячков поднял голову и как собака на луну затянул:
– Что–о–о бы ты–ы–ы не промокла–а–а я–я–я бу–у–у–ду–у–у тво–о–о–им дожде–е–ем!
От этого воя ребенок заревел еще сильнее.
– Не нравиться? Тогда может станцевать?
Хома приосанился и в стиле «козел на лугу» запрыгал по комнате. Это зрелище настолько ошеломило младенца, что он даже перестал плакать и испуганно глядел на скачущего рядом дядьку, но через минуту ее рев с новой силой резал Хому по ушам.
– Ну, что мне с тобой делать? – чуть не плача проговорил Хомячков, стоя над орущим свертком. – Может, ты мультик хочешь посмотреть?
Он включил телевизор и стал лихорадочно переключать каналы в надежде найти подходящий мультфильм. Из двадцати каналов десять показывали кровавые триллеры, три смаковали катастрофы с множеством жертв, по двум шли эротические фильмы, еще четыре канала показывали новости о разборках бандитских группировок и падения доллара и только по одному каналу шел мультфильм о инопланетном монстре, который пытался завоевать нашу планету. Хома брезгливо выключил «ящик».
– Нет. Чтобы смотреть эти передачи нужно сперва получить паспорт.
Малышка заревела еще громче.
– Да откуда в этом крохотном тельце такое горло? – в бессилие воскликнул Хомячков и схватился за голову.
Когда Фаня вернулась из магазина, то в квартире стоял громкий плач дуэта. Войдя в комнату, она увидела живописную картину, малышка истошно орала, катаясь по дивану, а Хомячков забившись под кресло и глядя на мир своим тылом, жалобно ей в тон подвывал.
– Да что ж ты за наказание такое! – бросила Фаня к младенцу. – Тебе даже на десять минут спящего ребенка доверить нельзя! Что ж ты ее на руки не взял?
– Ага! А если бы уронил? – не решаясь покидать своего укрытия, оправдывался оттуда Хома.
– Ты ложку часто роняешь? А она не намного тяжелее.
– Так ведь ложка не орет так громко!
– Понятно. Сиди с ней здесь, а я пойду быстренько приготовлю кушать.
– Мне?
– Еще одно слово и кушать тебе уже будет нечем. Нет! Малышку я тебе тоже не оставлю. Короче. Сиди здесь.
– Может помочь чем? – высовывая голову из–под кресла, спросил Хома.
– Лучшая твоя помощь, это не мешать! – отрезала Фаня и с ребенком удалилась на кухню. Через минуту плач прекратился.
– Надо же! Оказывается у нее еще и звук выключить можно. Почему мне Фаня эту кнопку не показала? – подумал Хомячков, но из–под кресла вылезти не решился.
– Что? Так и будешь смотреть на меня своим третьим «глазом»? – спросила Фаня, войдя в комнату.
Хома проснулся и поспешно выбрался из своего убежища. Жена сидела на диване и кормила малютку из бутылочки.
– Смотри, как жадно чмокает, – умиленно проговорил Хомячков, присаживаясь рядом.
– Так ведь проголодался ребеночек. Не смотри на ее бутылочку такими голодными глазами, а то она подавиться.
Хома обиженно отвернулся.
– Ладно, пойди на кухню и приготовь нам бутербродов с чаем. Я тоже что–то проголодалась.
Когда у Хомячкова было все готово, вошла Фаня.
– Уснула, – шепотом сказала она и присела к столу.
– Как мы ее назовем? – спросила вдруг Фаня, когда Хомины челюсти сомкнулись за очередным бутербродом.
– А может, лучше в милицию сдадим? – несмело предложил он, с трудом протолкнув застрявший в горле хлеб.
– Я тебя самого туда сдам. Ишь, какой щедрый, чужими детьми разбрасываться! Тебя послушать так кажется, что нам каждый день малышей подбрасывают. А может это твой? – прищурилась Фаня.
Бутерброд все–таки выпрыгнул наружу.
– Фанечка! Как ты могла подумать? Да я же… Да где же…? Когда же…?
– Ладно, ладно, успокойся, а то сейчас лопнешь от возмущения. Это я так, на всякий случай.
Вдруг раздался звонок в дверь.
– Тихо, Вы ребенка разбудите! – сердито сказала Фаня, выходя в прихожую.
На пороге стояла молодая пара. Девушка была бледная, а по щекам текли слезы.
– Простите, Вы не видели маленькую девочку? Ей всего три месяца, вот здесь она лежала, – молодая мама указала на картонную коробку.
– Мы квартиру купили, – пояснил отец. – Вот сегодня переехали. Буквально на минутку оставили Танечку здесь, а вернулись – ее нет.
– Уже всех обегали, везде обзвонили, – подхватила снова девушка. – А ее нигде нет.
– Эх, молодежь, молодежь. Здесь ваша малютка. Сразу нужно было сюда заглянуть, – грустно проговорила Фаня.
– Ой! А как она к Вам попала? – всплеснула руками девушка.
– Аист принес, – искоса взглянула Фаня на выглядывающего из кухни мужа. – Идите за мной. Она в комнате. Только тихо. Спит малютка.
Вечером, уже ложась спать, Фаня тяжело вздохнула и произнесла:
– Ну что ж ты за птица у меня такая? Даже ребенка принести не можешь.
– Орел, наверное, – мечтательно сказал Хома.
– Спокойной ночи, воробей щипанный.
