Виктор Батюков
Семья Хомячковых
Один дома
Будильник зазвонил, как всегда, ровно в восемь утра, и тут же умолк, контуженый подушкой. Но этих трех секунд хватило, чтобы Нобелевская премия, которую Хомячков собирался получить за изобретение вечного двигателя, превратилась в знакомое пятно на обоях.
«Эх, ну почему же так? Если хорошо, то не долго и не до конца» – подумал Хома и перевернулся на другой бок. Он попытался было вернуться в зал за наградой, но его уже туда не пустили. Тогда Хомячков открыл глаза и стал наблюдать, как на столе муха делает зарядку.
«А ведь все не так плохо, как кажется» – начал шевелить мозгами Хома. – «Во–первых, если мухи ползают не по мне, а по столу, значит я живой и чистый. Во–вторых, если я повернулся на бок и увидел комнату, а не спину, значит, жена уехала к маме и я выходные буду один. А это получше всяких премий будет».
Хомячков в приподнятом настроении спрыгнул с кровати и впервые в жизни сразу попал ногами в тапки. Довольный собой, он сделал шаг и тут же получил полом по носу. Хома совсем забыл, что каждый вечер привязывает тапочки к ножке кровати, чтобы Фаня их не одела.
– Начинаем отжимание! – подал Хомячков сам себе комнаду и поднатужился. Через несколько секунд он понял, что пол так и не отодвинется от него ни на миллиметр, а вот вчерашний ужин вот–вот выйдет раньше времени.
В ванной его ждал сюрприз в виде чистых носков и большой записки. В ней говорилось: «Умоешься, закрой воду, на кухне в холодильнике – завтрак. Если захочешь разогреть что–нибудь, напоминаю – плита электрическая, зажигать ее спичками не нужно. Приберись в квартире, сходи в булочную. Не скучай. Скоро буду. Фаня».
– Тоже мне, учитель, нашлась, усмехнулся Хома, срывая записку с зеркала. – Без тебя знаю, что мне делать.
Открывая воду, он вдруг поскользнулся на кусочке мыла. На этот раз с полом поздоровался его затылок, а сверху Хому накрыла раковина.
– Что–то у меня сегодня с ногами проблема, – решил Хомячков, выползая из–под панциря. – Нужно попринимать лекарство, толи Кальцемин, толи Колгон, толи Пурген. Точно не помню.
После завтрака Хома решил посмотреть телевизор. По одному из каналов шел фильм. То, что это фильм–ужасов с примесью боевика он понял, когда в дверь квартиры раздались настойчивые звонки, а после и удары.
– Кто там? – спросил Хома, уворачиваясь от кусков штукатурки.
– Дед Мазай! Открывай дверь, зайцев спасать будет.
– Каких зайцев? – удивился Хомячков.
– Что в ванной у тебя плавают, – уточнил дед.
«Откуда в моей ванной зайцы? И на чем они там плавают?» – подумал Хома, но дверь открыл.
На пороге стояли трое дедов и одна женщина, причем одеты они были как–то странно. Один дед был в милицейской форме и фуражке другой в комбинезоне, другой в комбинезоне, с гаечным ключом, а третий в одних трусах, но со шваброй. «Он, наверное, ей зайцев глушить будет» – догадался Хомячков.
– Вы нас затопили! – заорала женщина, одной рукой вырывая у одного швабру, а другой пытаясь вытащить у милиционера пистолет.
– А вы кто? – изумленно спросил Хома.
– Мы, твои соседи! – объяснил полураздетый Мазай.
Хомячков удвиленно посмотрел сквозь окно на ровно подстриженные кусты.
– Извините, я не знал, что в подвале кроме крыс еще кто–то живет.
– Да пропустите же скорей! – воскликнул Мазай с ключом и бросился к ванной.
В ванной комнате, покачиваясь на волнах, играли в салочки Фанины тапочки. Следом за ними плыли потерянные прошлой осенью Хомины носки, а струя воды из причудливо вывернутого крана била прямиком в отдушину, выходящую в соседнюю квартиру. После небольшого купания и большого скандала, мир и порядок были восстановлены.
«А причем здесь зайцы?» – подумал Хомячков, закрывая за гостями дверь.
Немного повздыхав и почесав на спине след от швабры, он принялся за уборку. Когда порядок в ванной стал приблизительно похож на вчерашний, Хома решил снова включить телевизор.
«А почему это я, в свой редкий выходной день, должен смотреть на мир через экран, если есть возможность посмотреть на свой город без посредников» – вдруг пришла ему в голову гениальная мысль и он рванулся к шкафу, как еврей, получивший разрешение на выезд в Израиль.
Через полчаса Хомячков с таким выражением на лице, будто ему только что вручили значок ГТО, вышел из подъезда. В полисаднике сидели четыре мужика и, что есть духа, лупили руками о стол.
– Прошу прощения, – подойдя к ним, сказал Хома. – Могу я поинтересоваться, а что вы делаете?
– Козла забиваем, – ответил один из мужчиков.
Хомячков несколько минут стоял молча, потом не выдержал и сказал:
– Может быть это не мое дело, но мне кажется, что пока вы тут спорите, он убежал.
– Кто убежал? – не поняли они.
– Козел ваш.
– Слушай, мужик, если ты будешь нам мешать, то мы тебя козлом отпущения сделаем! Понял?
Хома молча прошагал дальше, так и не поняв, где это бедное животное и за что его хотят убить. Ловко увернувшись от собаки, он выскочил на остановку.
– Ну вот, – подумал вслух Хомячков, усаживаясь на скамейку. – Так долго ждешь свободы, что когда она приходит, не знаешь, что с ней делать! Куда мне отправиться? В булочную? Но на пончики я смотреть не хочу. В гастроном напротив? Тоже не хочу. Что у нас дальше по улице? Стоматологическая поликлиника. Благодарю покорно. Ритуальные услуги – рано еще. Салон для новобрачных – поздно уже. Кафе «Выпив – закуси». Спасибо, мне бы что–нибудь для глаз, для души.
– Зайдите тогда в магазин «Оптика», он в трех остановках отсюда, – раздался голос слева.
Хома обернулся. Рядом сидели две пожилые женщины.
– Что, простите? – не понял он.
– Я говорю, для глаз магазин «Оптика» есть.
– Да нет, он про душ что–то говорил, – вмешалась вторая. – Ему в магазин «Для больших и малых нужд» нужно.
Хомячков не стал дослушивать, что ему еще предложат пожилые девушки и вскочил в подошедший троллейбус.
«Мой НИИ находится в пяти остановках отсюда» – продолжать рассуждать Хома, но уже молча. – «Но ведь на нем город то не заканчивается. А что, интересно, на шестой?».
На следующей, после института, остановке он вышел и оказался перед входом в парк аттракционов.
«Лунапарк,» – прочел Хомячков вывеску. «Зайти, что ли, на Луну посмотреть» – подумал Хома и направился к воротам.
Заплатив за вход, он медленно двинулся по дорожке в глубь парка, глядя себе под ноги, боясь наступить на какого–нибудь карапуза, которых здесь было целое полчище.
– Я даже и не подозревал, что в городе столько детей! – удивился Хомячков. – Интересно, они все здесь живут или их свезли со всей страны?
Справа от него раздался оглушительный скрежет, вой, рев мотора, а следом женские крики и визг. Реакция была мгновенной. Хома схватил подмышки двух первых попавшихся детей и бросился в кусты. Упав за кустами лицом в землю, он, как наседка цыплят, попытался укрыть собой детей. Когда Хомячков осмелился поднять голову, то увидел собравшуюся вокруг него толпу детей и взрослых.
– Мужчина! Верните, пожалуйста, малышей, – сказал она женщина и попыталась выдернуть ребенка из–под него.
– Извините. Я просто испугался, – пробормотал, вставая Хома. – Здесь, что–то так бахнуло и заревело.
Он оглядел собравшихся людей. Все сочувственно смотрели на него, а одна девочка сжалилась и протянула ему памперс.
– Пошли со мной, тебе не будет страшно, – сказала она.
И они, взявшись за руки, пошли к аттракционам.
– Смотри–«Бешенный поезд». Давай прокатимся, – предложила девочка.
– Давай, – согласился Хома. – А куда он идет?
– Здесь недалеко. Думаю тебе понравится.
Когда поезд тронулся и набрал ход, Хомячков решил, что его сердце утонет в мочевом пузыре. Стоп–крана не было, а выпрыгнуть на ходу не давала его спутница, крепко держа его за воротник. В конце концов Хома прекратил попытки самоубийства и стал внимательно рассматривать ее платьице, затем коленки, а концу поездки он лежал на полу и пытался сосчитать дырочки на ее сандаликах.
– Правда здорово? – спросила девочка, когда при помощи двух мужчин Хомячкова оторвали от пола вагончика и выдворили за ограду аттракциона.
– Угу, – только и смог произнести он, пытаясь водворить на место сердце и галстук.
Через пятнадцать минут галстук кое–как занял свое привычное место, а вот сердце ни за что не хотело покидать желудок.
– А вот мой самый любимый аттракцион «Ромашка», – воскликнула девочка. – Пошли.
Хомячков хотел было отказаться, но тут ему стало стыдно, и он смело двинулся к кассе. Когда их просто закружило по кругу, Хоме было даже приятно, но когда сиденье стало подниматься вверх, он не на шутку испугался. «Ага, значит, про Луну на входе написали не случайно, – решил Хомячков и со всей силы сжал ручки кресла и закрыл глаза. – Сейчас нас хорошенько раскрутят и запустят с этой катапульты на тот самый спутник Земли. Интересно, а обратно тоже так или возвращение не предусмотрено?» К его большому удивлению сиденье стало вновь опускаться, а скорость «катапульты» становилась все медленней и медленней и в конце они остановились. «Полет не состоялся» – решил Хома. – «Это хорошо. Не очень–то и хотелось». Когда он открыл глаза, то ему показалось, что на земле начался шторм баллов десять или землетрясение. Голова кружилась, а ноги сами собой завязывались в косичку.
– Идем на скамеечку, – потянула его за руку спутница.
Хомячков с трудом достиг этого заветного места.
– Определенно сегодня мои ноги устроили забастовку. Совершенно не слушаются и отказываются ходить, – подумал Хома и упал на скамейку.
– Хочешь, я принесу тебе что–нибудь поесть, – предложила девочка.
– Минералки, – прохрипел он.
Через пять минут она принесла ему мороженое. Хомячков машинально сорвал обертку и откусил кусочек.
– Что это? – спросил он, проглотив лакомство.
– «Белочка» – ответила девочка. – Тебе не нравится.
– Нравится, но думал, что белочка – это зверек. Я видел его на картинке. Не думал, что он, кроме того, что красивый еще и такой вкусный.
– Глупый. Это мороженое «Белочка».
– А пойдем на колесо обозрения, – предложила девочка, когда с мороженым было покончено и в голове у него снова наступила ясная погода.
– А это не страшно? – осторожно спросил Хома.
– Ну, что ты. Это же так интересно. Весь город видно, как на ладони.
– Всегда мечтал посмотреть город на ладони. Пошли.
Взглянуть на свой дом с высоты птичьего полета Хомячков так и не смог. Когда кабинка поплыла вверх, и он увидел верхушки деревьев, глаза сами собой закрылись, а руки ухватили поручни мертвой хваткой.
– Вот и все, приехали, выходим, – сказал девочка и пощекотала у него подмышкой.
Хомячков от неожиданности вскрикнул, опустил поручни и открыл глаза.
– Ну как, интересно? – поинтересовалась спутница.
– Безумно, – солгал Хома. – А теперь, что ты мне предложишь?
– Ничего, – вздохнула девочка. – Мне пора домой.
– А где ты живешь? – учтиво спросил Хомячков.
– Мой дом рядом с парком, поэтому я и гуляю одна.
– Тогда я тебя провожу.
Когда Хома возвращался домой, уже начинало темнеть. В полисаднике по прежнему сидели охотники за козлами и усердно стучали руками по столу.
– Ну как, убили хоть одного? – поинтересовался Хомячков.
Один из мужиков внимательно поглядел на него и зловеще произнес:
– Пока нет, но кажется, что одного я сейчас точно прибью.
Хома не стал уточнять кого именно, а быстро пошел к подъезду.
Теща в гостях у Хомячкова
– Здравствуйте, мои дорогие! – раздался до боли знакомый голос с порога. – Небось, не ждали, дорогого гостя?
«Хуже нежданной тещи, может быть только понос в общественном транспорте» – подумал Хомячков, вставая с дивана и натягивая на лицо радостную улыбку. Радостную он подобрать не успел, поэтому натянул первую попавшуюся.
– Что это тебя так перекосило, зятек? – спросила мама, вплывая в комнату. – Не уж то лимон целиком сжевал?
– Ну, что Вы, Глафира Поликарповна, это у меня от радости.
– Смотри, не обмочись от избытка чувств, – предупредила его теща и повернулась все корпусом к Фане.
– Вот, доченька, решила я к вам на денек выбраться. Соскучилась по тебе и твоему… придатку. Как поживаете?
– Спасибо, мамочка, хорошо. Мы тоже по тебе скучали. Вот не далее как вчера вспоминали тебя.
– То–то мне целый день икалось, – вспомнила Поликарповна.
– Может с дороги джакузи примете? – спросил Хомячков, желая угодить «дорогой мамочке».
– Нет уж, дайка ты мне лучше чаю. А то от ваших заморских напитков живот пучит. Ты, что же это, чаю теще жалеешь? – спросила Глафира Поликарповна, наблюдая, как Хома наливает кипяток в маленькую чашечку. – Ты мне в кружку налей, да побольше.
– А может прямо в чайнике заварить? – поинтересовался Хома.
– Ишь ты, шутник доморощенный! – воскликнула теща. – Ты случайно юморески не пишешь. А ну марш в комнату, мы тут с доченькой сами управимся.
Выходя из кухни, Хомячков от всей души желал ей крепкого здоровья и долгих лет жизни.
Через час в комнату вошла теща в сопровождении Фани.
– Дорогой, у нас хорошие новости, – сказала жена, улыбаясь, как кот нагадивший в тапочки хозяину. – Мама купила домик в деревне, и теперь хочет разводить там хрюшек. Правда, здорово?
– Она, что собирается стать наперсточницей? – удивился Хомячков.
– Какой наперсточницей? – не поняла теща.
– Ну, Вы же хотите этих самых хрюшек на деньги разводить.
– Ты не понял, дорогой, – терпеливо сказала Фаня. – Она хочет купить здесь на рынке свинку, ты отвезешь ее в деревне, а через время у свинки появятся маленькие поросята. Понял? Она их продаст и будут деньги.
– Хома даже подпрыгнул с дивана.
– За кого вы меня принимаете? – вскричал он. – Чтобы я – со свиньей? Да как вы могли подумать такое? Фанюшка! И ты с этим согласилась? И вообще, от скрещивания человека с животным потомства не бывает.
Женщины удивленно переглянулись, а потом разразились громогласным хохотом. Хомячков впервые в жизни наблюдал как смеются бегемоты.
– Ты что подумал, золотце? – отсмеявшись, сказала Фаня.
– Тоже мне, возомнил из себя хряка–производителя. Да из тебя боров, как из табуретки балалайка. Тебе только помочь привезти ее нужно, а там уже папа все сделает.
– Ну, если у него есть опыт в этих делах, то желаю ему удачи. Что ж, хорошо.
– А вот согласия твоего и не спрашивают, – сказала, как отрезала теща.
Хомячков снова сел на диван и уже собирался досмотреть свой любимый сериал «Ну, погоди», но вместо зайчика на него смотрело милое лицо Глафиры Поликарповны.
– А почему это мой дорогой зятек ты почем зря мебель портишь?
– какую? – удивился Хома.
– Вот этот диван, к примеру.
– Так я же его не порчу.
– Ты на нем сидишь?
– Сижу.
– Своим полумягким место на него давишь?
– Не знаю. Наверное.
– Ага. А раз давишь, значит, он продавливается. А раз продавливается – портиться.
Хомячков посмотрел на продавленность у себя, затем на то как подогнулись ножки дивана на стороне тещи, хотел было что–то сказать, но передумал.
– Нет, чтобы помочь своей жене. Она, бедная, умаялась уж совсем. Убирает, стирает, готовит, бегает по магазинам.
«Болтает часами по телефону, смотрит сериалы, сплетничает у подъезда с соседками» – мысленно продолжил Хомячков.
–… А ты вечерами валяешься на своем четвероногом друге, да в ящик пялишься. Совсем замучил мою девочку.
Хома взглянул на жену. Она совсем не походила на замученного узника концлагеря.
– Ты когда последний раз пол мыл? – не унималась теща.
– В че…
– В четверг? А этот четверг был в прошлом году! Я так и знала. Доченька! Ты живешь с лодырем и лежебокой! И поэтому, я хотела бы, чтобы ты немедленно взял тряпку и протер везде пыль.
– И с Вас тоже? – спросил Хома.
– Я сказала, везде! – отрезала теща и встала. Хомячков услышал, как диван облегченно вздохнул.
– Может быть еще чаю? – вежливо предложил Хома.
– Ты слышишь, доченька? Твой муж хочет, чтобы я в троллейбусе обмочилась, – всплеснула руками Глафира Поликарповна.
– В таком случае, могу предложить котлетку, – не сдавался Хомячков.
– Не, это не зять, это чистое наказание, – запричитала теща. – И он еще смеет мне предлагать всего одну котлету. Да я на меньше десяти не согласна.
– Хорошо, мамочка, пойдем, я сама тебе что–нибудь придумаю.
Они удалились на кухню, но оттуда еще долго доносилось ворчание мамы. Хомячкова вдруг осенила одна идея. Он незаметно прокрался в коридор, бесшумно выскользнул на лестничную клетку и позвонил соседу напротив.
– Кто там?
– Это вас сосед беспокоить, – волнуясь, ответил Хома. – У меня к вам дело.
– Не хочу дело. Хочу водки.
– Вот об этом я и пришел поговорить.
– А чего о ней говорить, ее родимую пить надо, – и дверь распахнулась.
За ней стоял небритый, с опухшим лицом сосед Биня.
– Прошу прощения за интимный вопрос, – начал Хомячков. У Вас тараканы живут?
– В приписанных жильцах не числятся, – ответил сосед.
– А нелегально?
– Наверное. Они же непьющие, потому меня избегают. А я на них и не обижаюсь.
– Я бы хотел купить у Вас семейную пару.
– Серьезно? Это конечно не мое дело, но, по–моему, куриная ножка лучше.
– Мне не для этого. Ну, так что, продадите?
– За бутылек хоть всех.
– Всех не нужно, а вот два–три в самый раз. По рукам.
Через пять минут Хомячков держал в руке коробок с тремя тараканами.
– Слышь, сосед? А на кой тебе они? – не удержался Биня.
– Понимаете, у меня в квартире поселился злой дух, а тараканы их превосходно выводят.
– Действительно? Может бизнесом заняться? Тараканами торговать, – почесал в затылке сосед. – Пойду, напишу объявление.
А Хомячков так же незаметно прокрался в квартиру, вошел на кухню и незаметно выпустил свою покупку. Реакция была мгновенной. Теща, увидев тараканов, издала вопль, при котором пожарная сирена стыдливо замолкла бы. Схватила сумочку и оставшуюся котлету, рванула к выходу, сметая все на своем пути. Входная дверь ни на секунде ее не задержала, а с лифтом она бросилась на перегонки. Глафира Поликарповна это соревнование выиграла, причем лифт от нее отстал на три пролета.
До самых сумерек Фаня бранила мужа, но для него это была сладкая музыка.
Хомячки для Хомячкова
Когда, наконец, все свиньи оправились от ОРЗ в мире наступил экономический запор. Почти весь командный состав НИИ, держащий нос по ветру, удалился в поисках лекарства, и сотрудники стали думать кем бы их заменить, на пятом этаже, всеобщим голосованием, состоящим из трех человек, задержавшихся на работе до конца дня, на должность начальника отдела был единогласно избран Хома Хряпович Хомячков. Назначение произошло поздно вечером, поэтому новоиспеченный начальник об этом даже не догадывался.
На следующее утро Хома, как обычно, теряя в общественном транспорте пуговицы, волосы, и здоровье добрался до своего учреждения. Первый сигнал о том, что за ночь что–то изменилось прозвучал от вахтера, который вместо привычного «Пропуск» сказал: «Здравствуйте Хома Хряпович», и показал ему, начинающую лысеть, макушку. Хомячков, заученным движением, приставил к ней небольшой, белый прямоугольник с фотографией, и пошел дальше. В отделе, где под ним сменился добрый десяток стульев, царило какое–то лихорадочное возбуждение. Сотрудники, завидев входящего Хомячкова, тут же попрятали термосы с кофе, новые колготки, карманные шахматы, и сделали вид, что с ужасом ждут воскресенья т. к. в этот день нельзя прийти на работу.
– Здравствуйте. – На половину проснувшись буркнул Хомячков.
– Доброго здоровья Хома Хряпович! – отрепетированным хором поздоровались сотрудники. – Примите наши поздравления.
– Спасибо. Сегодня действительно праздник. Мне в автобусе ни разу не наступили на ногу.
Он, наконец, добрался до своего стола, и здесь окончательно проснулся.
– А где все, что должно было лежать? – рассеянно шаря по пустым ящикам спросил Хома у компьютерного монитора.
– У Вас на столе. – почему–то женским голосом ответил он.
– Где? – заглянул под клавиатуру Хомячков.
– В вашим кабинете.
Хома поднял глаза, и удивленно осмотрел обступившие его радостные лица: – Я попал не в свой отдел?
– В свой. – уже откровенно хохоча заверили его. – Но только теперь Вы не рядовой сотрудник, а начальник отдела.
Хомячков медленно перевел взгляд на настенный календарь. До первого апреля оставалось еще месяцев пять. Не привыкший по утрам думать, Хома, с улыбкой счастливого идиота, рассматривал своих коллег в ожидании что они ему все объяснят, но тут открылась дверь, и в отдел заглянула секретарь
– Я так и думала, что Вы сразу сюда придете, – тоном воспитателя детского сада сказала она. – Хома Хряпович прошу на рабочее место. Через час совещание, а мне еще надо Вас в курс дела ввести.
Все еще не веря ни одному из своих пяти чувств Хома встал, и на слегка трясущихся в коленках ногах вышел из отдела. Пройдя не легкий путь от рядового до начальника Хомячков, наконец, оказался в теперь уже его кабинете. Оставшись один он трижды обошел его по кругу заглядывая во все шкафчики и тумбочки надеясь обнаружить там притаившегося начальника, но кроме своего отражения в зеркале никого не нашел. «Может это сон»? – с надеждой подумал Хома, и чтобы проснуться ударил себя по пальцу увесистым пресс–папье.
– Ай–ай–ай!!! – разлетелось по кабинету.
– Что случилось? – вбежала секретарша.
– Кофе хочу. – дуя на рану ответил первое, что пришло на ум Хомячков.
– Так зачем же орать? Для этого существует селектор. – женщина подошла к столу, и в двух словах и трех жестах объяснила, как пользоваться настольным домофоном.
Когда до Хомы дошло, что это не сон, и его оклад действительно стал в два раза выше, то настроение поднялось на такую же высоту, и он, забросив ноги на стол, стал внимательно изучать носки своих туфель.
– Смею Вам напомнить, Хома Хряпович, что Вы не в Чикаго. – укоризненно покачала головой секретарь.
– Теперь это мой кабинет. Куда хочу туда ноги и отбрасываю. – с вызовом ответил Хомячков.
– На здоровье, но хочу заметить, что стали собираться руководители отделений и думаю им будет не очень приятно лицезреть Вашу обувь. Кстати, Вы прочли те бумаги что я принесла? Там нужно расписаться в приказе о Вашем назначении.
Только сейчас Хома заметил на краю стола внушительную стопку. Поспешно возвратив ноги на их привычное место Хомячков придвинул к себе бумаги.
– Где народ? – спросил он, прочтя титульный лист.
– Ждут разрешения войти.
Хомячков укоризненно покачал головой: – Ай–ай–ай Елена Ивановна. У нас в стране сейчас что?
– Кризис.
– Нет. В стране сейчас клятый демос. Нет не так. Демоклятия. Нет, нет – демократия. Вот, и поэтому ко мне любой может войти без стука как к своему старшему товарищу.
Секретарь пожала плечами, и удалилась. После неё в кабинет стали входить люди, и рассаживаться. Когда свободных мест не стало Хомячков понял, что нужно что–то говорить.
– Здравствуйте. – слегка робея начал он. – Как меня зовут думаю все прочли на табличке.
– Её там нет, сказал кто–то из дальнего угла, но тут–же добавил. – Но Вас и без неё все знают.
Польщенный такой популярностью Хома покраснел.
– Начальник, что делать будем? НИИ вот, вот рухнет. – Хомячков испуганно осмотрел стены в поисках трещин, – Заказов поступает крайне мало, работы нет, скоро все сотрудники разбегутся.
Хома Хряпович стоял у стола, и лихорадочно пытался понять, о чем говорит этот человек, и чего он от него хочет, и тут в его голову влетела, два раза больно ударившись о черепную коробку мысль. Хомячков расправил плечи, и посмотрел на своих подчиненных с верху вниз.
– Товарищи, торжественно начал он. – С этого дня мы будем заниматься не чем ни будь, а кое чем, и это выведет нас из создавшегося тупика.
Старшие отделений почтили минутой молчания эту пламенную речь.
– Можно уточнить? Заниматься кое чем – это как? – робко спросил один из собравшихся.
– Об этом я расскажу завтра в это же в это же время. А сейчас всех прошу на свои рабочие места.
Когда кабинет опустел Хома облегченно вздохнул, и упал в кресло.
– Елена Ивановна узнайте, когда меня сможет принять директор НИИ. – отдал он распоряжение секретарю, а сам, подражая Цезарю, стал делать сразу три дела: что–то искать в компьютере, просматривать бумаги, и писать докладную записку. К своему удивлению перед самым обедом все было закончено.
В столовой на него смотрели так как жители острова Чики – Пуки на куклу Барби. Несколько раз подавившись под этими пристальными взглядами Хомячков понял, что теперь порадовать себя рисовой кашкой с тефтелькой он уже не сможет. Поблагодарив в душе всех за предоставленную ему язву желудка, он вернулся в кабинет. Через полчаса к нему заглянула секретарша: – «Если Вы готовы, то директор ждет».
Собрав бумаги и всю свою храбрость Хомячков двинулся к тому, кого никогда не видел. Всю дорогу с пятого до двенадцатого этажа он пытался убедить себя в том, что начальство не зверь, но сердце отказывалось ему верить, и делало попытки убежать. Людоедская улыбка молоденькой секретарши храбрости не прибавила.
– Здравствуйте Хома Хряпович, – обрадовался директор. – Очень приятно, что Вы в свой первый рабочий день попросились ко мне на прием.
– Сегодня среда. – поправил его Хомячков.
– И что? – не понял директор.
– Среда – третий рабочий день.
Директор внимательно посмотрел на Хому. – И так, что Вы мне намерены предложить?
– Поменять работу.
Вставные зубы директора громко лязгнули, а глаза стали размером с солнцезащитные очки китайского производства.
– Я не ослышался? Вы хотите, чтобы я ушел из НИИ? – просипел он.
– Если надумали, то я возражать не стану, – заверил директора Хомячков. – Но я не об этом. Мне кажется, чтобы наш институт мог и дальше работать нужно чтобы пара – тройка отделов приносила деньги.
На этот раз лязг был по тише, а глаза достигли лишь размеров пенсне.
– И как Вы себе это представляете? – заинтересованно, но несколько скептически, спросил директор.
– Можно чинить компьютеры, печь пирожки, ремонтировать квартиры, – стал загибать пальцы Хома.
– Разводить кого–нибудь. – подхватил его мысль директор.
– Этим пусть ЗАГС занимается, – не согласился Хомячков, но потом подумал и предложил. – А что если кого–нибудь выращивать для продажи?
– Свиней?
– Не обязательно. Можно кроликов на шапки.
– Или хомячков на варежки. – съязвил директор. – Идите к себе. Я подумаю.
«Интересно откуда этот начальник животноводческого отдела свалился на мою голову»? – бросил он мысль в след уходящему Хоме.
Впервые в жизни Хомячков возвращался домой обуреваемый многими думами.
– Дорогая подашь ужин приблизительно через час. Мне еще нужно кое над чем поработать. – бросил он с порога, и поспешил в комнату.
Фраза «Где ты так долго шлялся. Опять автобус перепутал?» – упала прямо у ног Фани едва оторвавшись от её языка. Проводив взглядом озабоченную фигуру мужа, она скрылась в глубине кухни. Через пятнадцать минут, заживо съеденная любопытством, Фаня заглянула в комнату. Хомячков сидел за столом, и что–то писал.
– Милый с тобой все в порядке? – испуганно спросила она.
– Да. Сегодня меня назначили начальником отдела, и я составляю план спасения НИИ от развала. Ужин готов?
За едой он рассказал Фане в чем заключается его план, а она слушала мужа как крестьяне слушали, в свое время, Ленина, или как дети слушают сказку на ночь (что, впрочем, одно и тоже). Спать чета Хомячковых легла глубоко за полночь. Фаня с восхищением поскребла ноготком впалую грудь своего милого, а Хоме, в этот момент, показалось, что теперь весь мир принадлежит ему.
На следующее утро Хома проснулся на много раньше дворника. Одевшись при свете уличного фонаря он, чтобы не разбудить жену, выскользнул из квартиры даже не сняв тапочки. «Это мой звездный ринг»! – Гордо вскинув подбородок вверх подумал он, и показав рожицу сидящей на скамейке паре воркующих котов, трусцой побрел к остановке. От увиденного хвостатый Ромео сфальшивил, наступил на лапу своей избраннице, и с позором был изгнан со двора конкурентом. Но как бы рано не вышел из дому Хомячков на работу он все же опоздал на пол часа. В кабинет Хома ввалился толкая перед собой огромную сумку. Озадаченная Елена Ивановна встретила его в позе почетного караула.
– Меня директор не спрашивал? – утирая со лба росу осведомился он.
– Нее–е–т. а что у Вас в сумке? – женское любопытство всегда было сильнее профессионализма.
– Здесь будущее процветание нашего НИИ. – гордо произнес Хомячков, и отдышавшись стал толкать сумку дальше. – Если директор спросит – я у себя.
Выждав минут сорок, секретарь решила напомнить своему боссу, что вот, вот начнется совещание. Собрав бумаги, требовавшие Хоминого автографа она, поправив на ходу сбившийся парик, вошла в кабинет.
Сирену такой мощности сотрудники НИИ слышали лишь один раз, когда слегка трезвый электрик случайно обнаружил кнопку воздушной тревоги. Лучшее время по эвакуации показал девятый этаж. Через три минуты все служащие уже мчались по домам вместе с казенной оргтехникой. Дольше всех задержался первый. Им так и не удалось вытащить через окно бильярдный стол. Когда страх рассеялся не успевшие удрать, и спавшие в эти утренние часы сотрудники, во главе с директором, двинулись к источнику паники. За дверью кабинета Х. Х. Хомячкова им представилась живописная картина. На столе совещаний, изображая спящую царевну, лежала Елена Ивановна. Хома суетился тут же, пытаясь оживить её чередуя дергание за руку с орошением из термоса, а весь кабинет был наводнен грызунами разных форм и размеров.
– Это что такое? – строго спросил директор, изловив за хвост не очень расторопную белую мышку.
Услышав голос начальника, секретарь открыла глаза, увидела над собой довольную мордочку мышки, тихо пискнула, и снова погрузилась в свое состояние.
– Я спрашиваю, что все это значит?!! – выходя из себя заорал директор. Хома, все еще улыбаясь, отобрал завтрак у двух хомячков, и протянул его своему непосредственному начальнику.
– Вот мой план по спасению НИИ согласно Вашим рекомендациям.
Директор положил мышь на грудь Елены Ивановны, чем вызвал у неё неописуемый восторг, и взял огрызок доклада. Пробежав по нему глазами он с удивлением уставился на Хомячкова.
– Вы идиот? – только и смог спросить он.
– Я здесь уже давно работаю. А что, что–то не так? – Хомины глаза излучали победный марш.
– Вы здесь написали, что я дал указание организовать в вашем отделе цех по пошиву варежек из хомячков. Так?
– Совершенно верно, но я внес некоторые коррективы. Мне стало жаль бедных грызунов, и я подумал, а почему бы не заняться их дрессировкой. Разучить какую–нибудь песенку, или танец, организовать выступления, гастроли. Я где–то читал, что эстрадные певцы очень хорошо зарабатывают, а чем наши хомячки хуже? Вот и будет дополнительный доход для института. Как Вам идейка?
Директор с минуту глядел на Хомячкова, и сопел как дореволюционный паровоз, затем круто развернулся, и прокладывая себе дорогу сквозь служащих и грызунов, ринулся из кабинета.
