Вера Волховец
Холодное сердце пустыни
22. Глава, в которой появляется брат героя
Ночь была до смерти холодная.
Мун отчаянно мерзла.
Анук мог сотворить согревающие чары, но его руки вливали магию в песок, по которому плясал нож. А еще согревающие чары могли наложиться на чары отвода глаз, и испортить их эффект. А так подставляться с пари Сальвадор не хотелось. Никто не должен был видеть её, творящей высшую магию. И точка.
Работа заняла время. Иначе и быть не могло. Поди-ка возьми да обведи в защитный контур огромный лагерь каравана. При том, что нож должен быть в руке плетущего заклинание, никаких тебе маневров вроде управления мыслью эти чары не предусматривали.
А еще нужно было справиться до мертвого часа – то есть до того момента, когда Мафрей все больше терял в бдительности, наблюдая за ночной пустыней.
Только тогда, когда меркла луна, и осмеливались вылезть из-под песка выходцы из страны вечных сновидений.
Мансулу, любившему во время путешествия посидеть с гостями допоздна, пришлось подливать сонного зелья, с этим нельзя было частить – он был подозрителен до крайности, да и истинным чудом сегодня Мун удалось стянуть у него перстень, греющийся, если в чаше хозяина было какое-то зелье. Уже когда он уснул, она шмыгнула в хозяйский шатер и снова надела перстень на узловатый палец Мансула. Но такое удавалось провернуть только ценой немыслимой осторожности и изощренных маневров.
Уж больно осторожен был Мансул и не из всяких рук принимал чашу с питьем.
Мун сыпала соль в извилистую дорожку, остававшуюся после ножа Анука.
Соль, сталь, магия. Надёжный и простой ритуал, но много работы, хотя все проходило по плану. За этой работой удавалось отвлечься от вороха неприятных мыслей.
Позавчера ей лично пришлось перехватывать руку стряпничей в караване. В тот самый миг, когда в миску Пауля чуть не упала капля травяного яда. Этот яд она вывести из его крови не смогла бы.
Стряпничая же, оказывается, даже нанялась в караван только для того, чтобы в глубине пустыни отравить того, кто решил бросить вызов Сальвадор.
Когда-то Сальвадор помогла матери этой девушки…
Когда ее поймали, Шайлиф шипела гневно, заявлила, что Мун предает сестринство дочерей пустыни и саму Сальвадор лично, защищая жизнь северянина. Это было смешно.
Пришлось даже присниться Шайлиф в привычной форме духа и строго наказать оставить при себе мстительные порывы. Судья Пустыни сама разберется с любым, кто бросит ей вызов. Для неё это долг, а для смертной – преступление.
Девушка притихла.
Как будто Сальвадор бы стало лучше, если бы этот безмозглый эффинец вдруг взял и погиб. Она и так уже сломала голову, как ей обойти условия пари и снять с Пауля узы его присяги.
Выходило либо, что она ему поддастся в поединке, либо – Пауль Ландерс станет тем, чья кровь впитается в песок её капища. Из всех подлецов, что ходили по пустыне, почему-то умереть от её руки решил именно тот, к которому у Сальвадор претензий не было.
За которого болело сердце…
Почему из всех мужчин пустыни оно было неспокойно именно за этого безмозглого эффинца?
Обойти – точнее обползти весь лагерь караванщиков получилось за три с лишним часа.
Силовой контур, отталкивающий выходцев был закончен как раз к тому часу, когда большинство караванщиков спали, отдыхая перед тяжелым переходом следующего дня.
– Молодец, – шепнула Мун Ануку, касаясь широких пальцев. Глупая привычка. Но еще в Турфане ей начала мерещиться искра сознательности в темных глазах её второго тела.
Это была совершенно безумная идея – ведь Анук был просто пустым телом, созданным самой же Сальвадор, чтобы даже в условиях пари у неё был доступ к магии, хотя бы в каком-то варианте.
Мун должна была быть рабыней без магического дара, таково было условие Эльяса. Анук же нужен был именно для таких случаев как сейчас. Когда вроде и нужна магия, а своими руками её творить нельзя.
Анук не ответил. Он и не мог ответить, она создавала его немым, дабы не задумываться над тем, чтобы еще и речью его управлять. Но в который раз Мун показалось, что Анук посмотрел на неё дольше, чем это было бы, будь он просто её инструментом.
Глядя на извилистую змейку защитного контура, сохраняющуюся на песке, Сальвадор думалось о том, что вообще, ей бы этим не стоило заморачиваться.
Ну, подумаешь,– выходец. В конце концов, у караванщиков есть Ворон, и вряд ли в его интересах, чтобы её смертное тело погибло до того, как она прибудет в Хариб. Ворон намерен трепать ей нервы весь этот год, все четыреста двадцать дней, не меньше. И он наверняка шевельнет крылом и отправит выходца к Мафрею в одно мгновение.
Вот только когда он это сделает?
У мертвяков совершенно другая магия, человеческая магия перед ними бессильна, а сами неспящие были смертельно опасны. Даже легкое прикосновение выходца к человеку было способно надолго покалечить. Есть ли Эльясу дело до людей, идущих в караване? До женщин? Увы, но Сальвадор в это не верилось.
Ну и… Было у нее подозрение, что одна не в меру героичная личность обязательно сунется сразиться с выходцем. Хотя вот в этом случае ему было не справиться.
Поэтому пришлось делать все самой.
Ждали мертвяка они поодаль от лагеря. С той стороны, куда не шлялись даже по естественным нуждам. Все, лишь бы никто не заметил, как Мун и Анук встают спина к спине, переплетаясь пальцами, и на её лбу вспыхивает метка духа, как вспыхивают в самой глубине её зрачков сапфировые точки.
Трего.
Тейлат.
Кинжалы правосудия легли в ладони, и она прямо ощутила, как соскучилась по ним. Как неполноценно себя чувствовала в этой неполноценной реинкарнации, с сознанием духа в ограниченном смертном теле. Простой смертной было проще. Память о подлинной сущности всегда приходила только после смерти.
Алима. Тариас.
Реликты откликнулись на зов тут же, но Сальвадор не стала снова короновать себя скорпионом и украшать аспидом. Ей сейчас абсолютно ни к чему была вся её сила. Было довольно лишь глотка. А для этого достаточно было присутствия реликты.
Это было совершенно невозможное ощущение. Она видела все, что хотела увидеть. Слышала даже самый тихий шепот поодаль отсюда.
И шорох песка под деревянными ногами того, кому надлежало крепко спать и не просыпаться – тоже.
Он был недалеко… Совсем рядом… Волочился к лагерю.
Она и не думала, что он окажется настолько близко, Мафрей еще не спал, час мертвых не наступил. Всем им полагалось спать.
Всем, кроме…
Странная догадка забрезжила где-то на краю сознание.
Занятное дело ей рисовалось…
Под очами Мафрея осмеливались шастать только те, кто не был допущен в его страну. Те, кого отверг суд предков. Люди, при жизни запятнавшие семью, ставшие причиной её лишений.
Мертвец, имевший претензии к Сальвадор, что-то от неё требующий, и не прощенный предками…
В идеальном мире, с правильными законами, таких было бы море. В мире неидеальном редкие предки осуждали своих потомков за их деяния. Вредная привычка любой матери, которая редко замечает, что её сын – грабитель и разбойник, а если и замечает – то всегда найдет чем оправдать.
Души смертных обычно слушались воли тех, кто был поставлен выше них. Богов. И духов…
И если явившийся в страну Мафрея сын своей семьи нес на себе печать проклятия разъяренной полубогини…
И какова же вероятность, что из всех выходцев плетется именно тот, кого Сальвадор знала в обход наложенных на память чар?
Ну, не то чтобы небольшая, но… Любопытно!
Все-таки характер у дела резко поменялся. Искал Сальвадор не одержимый местью глупец, а тот, кому от неё досталось, и кому не находилось покоя.
Анук и Сальвадор опустились на песок вместе. Тариас тут уже устроился на коленях хозяйки, свился там в спираль, вокруг Алимы. Никаких слов не нужно было – они скучали, это было ясно.
Сальвадор усмехнулась, поглаживая пальцами маленькую голову Тариаса. В форме реликта король змей казался таким безобидным…
С пальцев Анука сорвался маленький бледный зеленоватый огонек – он должен был привлечь внимание выходца.
Искра скользнула к ладони Сальвадор, замерла над ней. Если мертвяк и имел шансы её не найти, то сейчас точно не должен пройти мимо.
– Как любопытно, – шепнул ветер, и это был не мертвяк. В воздухе запахло чем-то полынным, терпким.
– Ты устал смотреть глазами луны? – Сальвадор не стала оборачиваться, дождалась, пока Мафрей сядет рядом с ней.
– Я просто соскучился, – вздохнул владыка снов и ночи, скрещивая ноги, – тебя давно не было на твоем капище, там только твоя тень, а это совсем не то.
Ночной Владыка был самым древним богом Махасара. Хотя по внешнему виду этого невысокого, кажущегося таким безобидным юноши это было сложно сказать. Как и то, что сейчас рядом с Сальвадор находился самый опасный из всего пустынного пантеона. В конце концов, многое могло убить в пустыне, но сильнее смерти никого не было. А что такое смерть, как не вечный сон?
Мафрей являлся людям только вот так – стройным, эфемерным, вечно молодым, но с седыми, длинными волосами, вечно распущенным по плечам. Одного только было не ясно – какого цвета у владыки снов глаза. На них всегда лежала плотная повязка, расписанная серебряными узорами.
Ночь слепа, но все видит.
– Когда я искала, кто снимет с меня проклятие – ты не ответил, – тихо отозвалась Сальвадор. На самом деле – тогда ей было больно это понимать. Её отношения с Мафреем почему-то сразу установились, будто он был её младшим братом. Младшим… А ведь это ей была только сотня лет, в то время как ему – больше тысячи…
И все же – именно его отказ в свое время задел Сальвадор сильнее всего.
– Мне жаль, сестрица, – вздохнул Мафрей, – жаль, что я не смог помочь тебе. Это не в моих силах.
Так говорили многие. Проклятие, приковавшее Сальвадор к коротким, всегда заканчивающимся плохо реинкарнациям, было на редкость сильным.
Но… Кто мог проклясть вот так, чтобы отступали боги? Редкий маг у смертных обладал таким сильным даром.
– Эльяс согласился, – Сальвадор скривилась – её отношения с Вороном за последние несколько недель вышли на новый уровень ненависти. Ну, точнее – это она ненавидела его втрое сильнее, чем до пари, а он – будто и не замечал этого.
Но все же – он согласился, пообещал, что проклятие с Сальвадор он снять поможет. А никто, ни боги, ни полубоги – не осмеливались нарушать свои обещания. Боги должны выполнять свои клятвы. Иначе они просто перестают быть.
Именно поэтому, клятвы богов – очень редкое явление.
– Эльяс – странный малый, – Мафрей поморщился, – никто особенно не понимает его силы, да и вся эта история с его вознесением, с той жертвой, благодаря которой он стал выше тех, кем был рожден, довольно непонятная. Кажется, сама Шии-Ра не в курсе, как он встал вровень с нами… Я слышал, он хочет на тебе жениться?
Стало холодно. Очень холодно…
– Ты не мог бы меня оставить, братец? – негромко поинтересовалась Сальвадор, прикрывая глаза. – Я тут вообще-то занимаюсь делом. Мне недосуг болтать.
Мафрей исчез без единого звука, его никогда не надо было просить дважды.
На самом деле, наверное, её резкость была излишня, Мафрей был из тех богов, кто её не раздражал, но…
Нужно было помнить, что её работа – не в том, чтобы точить лясы со скучающими божками.
Её работа – быть справедливой. И всяческие симпатии и приязни в этом деле только мешали. Она была и есть – холодное сердце пустыни Махасар. И об этом ей забывать не стоило.
На самом деле Мафрей исчез вовремя. Как только его не стало – зашуршал песок за спиной Сальвадор, перед Ануком.
Это было глупо, но наверное, выходец просто не понимал, что глаза сосуда – и её глаза тоже, и бессмысленно пытаться к ней подкрасться.
– Ну, здравствуй, – говорила Сальвадор, а открыл глаза Анук, чтобы увидеть гостя из-за Грани, стоящего чуть поодаль, и чтобы она поняла, что не ошиблась, и повторила свое приветствие.
– Здравствуй, Рик Ландерс.
23. Глава, в которой ради героя ничего не жалко
Она смотрела на Рика глазами Анука и даже удивлялась, почему не узнала его во сне. Хотя, понятное дело – во снах плохо разбираешь лица, Мафрей не любит никакой четкости, и даже если ты дух и твой сон происходит в яви – владыка снов постарается, чтобы выныривала ты, позабыв про лица тех, с кем виделась за закрытыми веками.
– Помнишь м-м-м…
Анук щелкнул пальцами, распуская хватку нитей Мафрея, облегчая выходцу речь. Слава богу, мертвяки за живые души не считались, иначе уже сейчас бы почернели на её запястье те знаки, которые наносились Эльясом для отслеживания того, как честно Сальвадор блюдет условия пари.
– …меня, – закончил мертвяк, а затем замер, поднял ладонь и, недоверчиво глядя на неё, сжал и разжал пальцы, будто не понимая, почему ему вдруг стало так свободно.
– Это на время, – негромко произнесла Сальвадор, – твоя душа принадлежит миру Мафрея. Не в моих силах справляться с ним вечно.
Им было сложно здесь. Там, где они уже были мертвы, земля тянула их к себе невидимыми магическими нитями, нашептывала: “Только приляг, только усни”, – вот только Рику Ландерсу там, куда его звали – места не было.
– Я не помню тебя, Рик. Но я тебя знаю, – произнесла Сальвадор невозмутимо, отвечая на вопрос Рика. Она и не могла ошибиться.
Он был похож на Пауля. Он был настолько похож на Пауля, что на языке становилось солоно.
Тот же угловатый подбородок, тот же высокий лоб. Длинные волосы – Пауль носил их в узле на затылке, по эффинской же традиции, Рик – плел в косу, как и полагалось старшему сыну семьи.
И все же они были похожи. Настолько безумно похожи, что поставь их рядом – и близорукий бы решил, что у него двоится в глазах.Только Рик был выше. И шире в плечах. Видимо, вся порода у Ландерсов была такая – воинская, медвежья…
Алима, поймавшая игривое настроение, прихватила палец хозяйки клешнёй. Сальвадор двинула ладонью, позволяя Алиме переползти на неё. Тариас ревниво зашипел. Было ужасно интересно, кого он ревнует – госпожу к Алиме или Алиму к госпоже? Сама Сальвадор, знавшая о теплых отношениях своих реликтов в их получеловеческой форме, поставила бы на второй вариант.
Рик молчал и еле заметно покачивался. Если честно, этого от этой души Сальвадор ожидала меньше всего. Чего угодно – нападения, изощренного нападения, очень изощренного нападения, ну – или нападения напролом…
Да, такая вот целая куча вариантов…
Но Рик молчал, тяжело дышал, все так же опираясь на длинный клинок, местами покрытый ржавчиной, который все это время волочил за собой.
А ведь это не клинок Арены…
Гладиаторам, конечно, давали разное оружие, но вот этот двуручник – характерной эффинской ковки, из эффинской же стали, которая плохо поддавалась именно рже.
Не простой клинок. Родовой. Клинок главы семьи. И он нес его с собой, значит, предки этот его статус не оспаривали.
– Ты настаивал на этой встрече, – произнесла Сальвадор, ощущая, что гость никак не дозреет до разговора, если ему не помочь, – чего ты хочешь?
– Т-ты н-не слушаешь м-мужчин, – Рик говорил все еще с трудом, все еще запинаясь. Все-таки меряться силами с Мафреем ей было бесполезно…
– Слушаю, – все так же невозмутимо откликнулась Сальвадор, – но делаю все равно так, как велит справедливость.
Тем более, что если исходить из того, что у Рика Ландерса получалось дозваться до неё даже после его смерти – был у неё некий кармический долг перед ним. Долг, оплаченный кровью принесенной им жертвы.
Или это все – были её домыслы, только потому, что она знала, что девочка, которую её просили защитить братья Ландерсы – не прожила в пустыне и недели?
Это было горько. Сальвадор надеялась, что хотя бы в узы Нии-Фэй можно верить. Что хотя бы для некоторых избранных в её пустыне доступно то счастье, та цельность, о которой плели сладкие песни сказочников. Что хотя бы нить подлинной, глубокой любви не позволяла мужчине творить с женщиной что-то непреемлемое, жестокое, ужасное. Но вот, кажется, выходило, что нет…
Хотя – она могла ошибаться. В пустыне было легко умереть. Вот только Сальвадор никогда не умела верить в “лучший” из вариантов. Почему-то шестое чувство пришептывало, что без "истинного" судьба Мег была бы не столь печальна.
Рик снова замолчал. Опустил на рукоять клинка вторую руку, будто собираясь с мыслями.
По лицам смертных она читать умела, а вот по деревянным лицам гостей из Страны Вечных Снов понять, о чем они думают, было сложно.
– Что я должна вернуть тебе, Рик, – чуть прикрывая глаза повторила свой вопрос Сальвадор, – говори. Жизнь? Честь? Спокойствие?
Первое – она вернуть ему была не в силах.
Второе – почти не выполнимо для того, кто уже мертв.
Третье же… Третье требовало от неё уступок. Она должна была даровать Рику прощение и избавить его от собственного проклятия.
Ничего невыполнимого, и никто не пострадает, кроме её самолюбия, которое вообще любило покапризничать.
В конце концов – этот смертный её оскорбил. Но… Ведь он уже достаточно заплатил за это…
Интересно, без одного болтливого безмозглого смертного это её милосердие вот так обострилось бы?
Но есть законы. Он должен попросить. Должен озвучить, что ему нужно.
– Сестру, – хрипло выдохнул Рик Ландерс, поднимая тяжелые веки и глядя на Сальвадор обсидианно-черными глазами, без белка и зрачков – только шелковой тьмой и ничем больше, – верни мою сестру домой, Королева Ядов. Мне нужно только это.
Она молчала несколько минут, закрыв глаза и у Анука. Одному ничтожно слабому клочку ее души не хотелось возвращаться к этой боли, к боли той судьбы, что она могла изменить, но не изменила, но… Но не прятаться же от этого, только потому что от этих воспоминаний было больно.
– Мне не дано менять судьбы уже ушедших, – на эти слова силы у неё едва нашлись, – нити, что увели душу за грань, не принадлежат этому миру. И сила, дарованная мне Шии-Ра, так далеко не распостраняется.
– Моей сестры за гранью нет, – медленно проговорил Рик, будто тщательно выбирая каждое слово, – она не встречала меня на Суде Предков.
Это было очень странное. И непонятное. Очень непонятное.
– Она стала частью семьи мужа, она и не должна была…
Да, законы у пустынных браков были те еще. Жена – часть семьи мужа… Будто бы в час замужества женщина умирала для всей своей родни, переставала быть дочерью для родителей и сестрой для других сестер. Будто бы брак был этаким средством купли продажи, и предмет продажи не мог принадлежать сразу двум хозяевам.
Интересно, как долго нужно было объяснять пустынникам, что подобное отношение к человеку, который способен подарить жизнь, – совершенно отвратительно?
– Тот нареченный, – рвано выдохнул Рик, и в его горле заклокотала истинная ненависть, – тот, кого Нии-Фэй назвала истинным моей сестры… Он не стал для Мег мужем. Она не стала частью его семьи. И я повторюсь, за гранью моей сестры нет. Иначе я бы тебя не беспокоил, Сальвадор.
– Пауль говорил, что вы чувствовали, как она умирает, – невесело протянула Сальвадор, прикрывая глаза и припоминая эту часть его рассказа. Зов кровной связи. Краткое время действия и сила смертельной агонии…
– Я не понимаю ничего в этой магии, Сальвадор, – Рика чуть качнуло вперед, и он тяжелей оперся на клинок, – я не маг. И не был им, и уже не стану. Мег нет среди нашедших покой у Мафрея. Это все, что я знаю.
Но почему тогда сработала кровная связь? Самая последняя магическая опора, та, к которой прибегают в самом исключительном случае.
В голове совершенно неожиданно загудело. Мысли стали до омерзения тяжелыми, неуклюжими, и Сальвадор начала ощущать, что не может додуматься до чего-то безумно простого. До чего?
Запястье обожгло болью.
Пауль, куда ты опять влип?
На это запястье Сальвадор руками Анука переплела чары, предупреждающие ее, что один безмозглый эффинец ходит где-то рядом со смертью.
Так она почувствовала ту угрозу от стряпничей.
Каких усилий ей стоило создать эти чары, чтобы не заметил Эльяс, не ведал ни один из пустынных духов.
Но Ворон не знал. И чары, которые были созданы им, чтобы узнать, когда Сальвадор нарушит правила пари, не сработали.
А запястье жгло все сильнее – вероятность смертельного исхода для Пауля становилась все твёрже.
Великие шайтаны и все их сорок девять жён, как невовремя…
Она закрыла глаза человека и открыла очи пустыни. Смотрела тысячей глаз пустынных кошек, ушастых лис, песчаных ящериц и ядовитых змей.
От непривычки закружилась голова. Она давно не смотрела настолько глубоко.
Но в лагере эффинца не было. Куда-то же он делся…
– Где ты, Пауль? – шепнули ее губы, и в этот же миг она его нашла. Там, где его быть не должно было.
У белокаменной арки, затянутой синеватой пеленой магии, с обнаженным клинком шагающего навстречу трехглавому крылатому псу Фарею, стражу оазиса Ахиллам…
Три тысячи шайтанов, зачем его туда-то понесло?
Она открыла глаза Мун и поняла, что сердце колотится где-то в горле.
А ещё к этому горлу было прижато острие тяжёлого клинка Рика Ландерса.
– Я бессмертна, ты же знаешь, – насмешливо произнесла Сальвадор, глядя на выходца снизу вверх.
– Да, – кивнул Рик, – ты бессмертна, но это тело нет. Захочешь ли ты умирать этим телом, Сальвадор? Пески шептали, у тебя спор с богом. Что будет, если ты умрешь здесь и сейчас?
– Как Мун мне умирать можно. Как Сальвадор – нет, – невозмутимо ответила Судья, прекрасно понимая, что правда ей сейчас не на руку. Но врать она ненавидела.
Рука должна была разить смертную. А не духа в смертной оболочке.
В конце концов Рику, сама виновата, она могла явиться сущностью, как являлась всем приходящим на ее капище.
Но явилась смертным телом…
– Тогда тебе бы лучше подумать, госпожа, – холодно выдохнул Рик, – что тебе нужно от моего брата? Он не в ответе за мой грех. За него расплачиваюсь я, за него мне нет покоя. Твоя месть и так затронула его, и так отняла у него семь лет. Оставь его сейчас.
Запястье зажгло с новой силой. Если переводить с магического языка на доступный – Смерть уже седлала своего шайтана. Ещё не выехала за Паулем, но…
Оставишь его, как же. Чуть глаза отведи – он умудряется найти на свою широкую спину приключений.
Ой, не повезет той смертной, на которой Пауль Ландерс изволит жениться.
А меж тем, давление меча Рика стало сильнее. По коже даже побежала кровь – маленький порез на шее уже был.
Нужно сказать спасибо, что он хоть давал ей время подумать.
Видимо, и вправду хотел понять, что стало с сестрой.
Но что делать с тем, что Сальвадор в Ахиллам хода не было? Только смертным или богам.
Всем, застрявшим на промежуточной стадии, предлагалось сидеть тихо и не привлекать божественного внимания.
И Анук туда тоже не пройдет, он не смертный, он – сосуд Сальвадор, тело без души.
А если…
– Рик, – Сальвадор глянула на выходца изучающе, – ты хранишь свою семью, так?
– Я пытаюсь, – хрипло откликнулся выходец, – при жизни я не справился, сейчас могу и того меньше.
– Твой брат в беде, – ровно произнесла Судья, заставляя себя говорить голосом истины, тем, что не лгал никому, и его слышала и верила любая душа, – и я могу ему помочь, если ты меня об этом попросишь.
– А жертва? – хрипло поинтересовался Рик. – Разве за свои просьбы тебе не полагается брать плату? У меня нет ничего, что я могу принести в жертву.
– Плата будет, – Сальвадор качнула головой, – платой будешь ты…
