– Когда он проснется, то будет здоров, – сказала Мара, медленно проведя ладонью над лицом мужчины, не прикасаясь к нему. – А через день-два уже сможет ходить и носить на руках своего сына.
– Ты уверена в этом? – спросила Ульяна, глядя на спящего мужа сияющими от счастья глазами. Насытившийся малыш также сонно сопел на ее руках.
– Мне ли этого не знать, – успокоила ее Мара. – За последнюю сотню лет я столько людей вытащила с того света, когда ваши врачи уже отказались от них, что даже их имена вспомнить трудно. Их привозили домой хоронить, а я поднимала на ноги. Спроси об этом любого в нашей деревне. Да хотя бы и моего муженька.
Фолет, который все это время стоял за спиной Ульяны, согласно закивал головой:
– Святая истинная правда! – подтвердил он. – Мне ли не знать!
И крошечный безобразный старичок обменялся со своей высокорослой красавицей-женой любящим взглядом. В это мгновение Мара выглядела такой юной, что могла показаться младшей сестрой Ульяны. Но Ульяна уже настолько привыкла к подобным метаморфозам Мары, что перестала обращать на них внимание и даже думать об этом.
Въехав во двор, капитан Санчес не увидел автомобиля Ламии. Это насторожило его. А когда он заметил, что дверь дома распахнута настежь, то встревожился по-настоящему. Он понял, что в его отсутствие случилась какая-то неприятность.
В доме было темно, дрова в камине давно догорели и огонь погас, только угли изредка вспыхивали, потрескивая. Полицейский осторожно переступил порог и вошел внутрь, каждое мгновение ожидая нападения и готовый его отразить. Но ничего не произошло. Он нашарил рукой выключатель на стене и включил свет. Комната носила явные следы отчаянной борьбы. Мебель была поломана, везде валялись черепки разбитой посуды, картины на стенах висели криво или упали на пол. Судя по всему, Ламия отчаянно сопротивлялась, но ее одолели и куда-то увезли. Подумав об этом, Карлос Санчес взревел, словно разъяренный медведь. Своим огромным кулаком он ударил по каминной полке, и та разлетелась вдребезги. Один из мраморных осколков едва не попал ему в лицо, пролетев рядом с ухом.
Едва взрыв отчаяния ослабел, Карлос Санчес начал осматривать комнату, надеясь восстановить картину произошедшего. Он обшарил все уголки и даже заглянул в потухший камин, но не нашел в нем ничего, кроме золы. Когда полицейский уже отчаялся и собирался продолжить поиски во дворе, он неожиданно увидел листок бумаги, приколотый ножом к распахнутой двери. Он не заметил его раньше, потому что вошел в дом в темноте
Капитан Санчес отбросил нож и взял листок в руки. Писали второпях, и почерк был неразборчивый. Поэтому смысл написанного не сразу дошел до его сознания.
«Не пытайся меня разыскивать, только зря потратишь время. Возвращайся к своей жене и детям. Ты меня разочаровал. Ты такой же плохой полицейский, как любовник. Даже Антонио Рамирас лучше тебя».
Он перечитал записку еще раз. Наконец понял. На какое-то мгновение ему показалось, что в комнате погас свет, потом вспыхнул снова, болезненно ударив по глазам.
Подписи не было, но он прекрасно знал, кто написал это. Он как будто слышал голос Ламии и ее издевательский смех. Только она могла быть такой жестокой. Он всегда это знал. Однако страсть затмевала его разум, и он слепо подчинялся ей. Но теперь прозрел. Он не будет ее разыскивать. Ламия права, лучше всего ему вернуться к жене и детям, и забыть о ней, как о дурном сне. Тогда у него все еще может быть хорошо. Если не сейчас, то когда-нибудь в будущем.
Думая так, Карлос Санчес смял записку и машинально положил ее в карман. Вышел из дома, забыв выключить свет и закрыть за собой дверь. Он двигался, как сомнамбула. Сел за руль автомобиля и выехал со двора, оставив открытыми ворота. Доехал до шоссе и остановился, как будто сомневаясь, в какую сторону надо повернуть. Налево был Леон, направо – Мадрид. Неожиданно в его памяти всплыла одна из фраз послания Ламии: «Даже Антонио Рамирас лучше тебя». На лице полицейского появилась не предвещающая ничего доброго улыбка. Он резко нажал на педаль газа и повернул руль направо.
В это утро Антонио Рамирас проснулся с жуткой головной болью. Накануне он весь день и весь вечер пытался дозвониться до Ламии, но она не отвечала. Сначала он тревожился за нее, представляя все возможные бедствия, которые могли с ней приключиться в Мадриде, затем обиделся, потом разозлился. Зашел в бар и выпил несколько коктейлей. Он не помнил, как добрался после этого домой, но утреннее пробуждение привело его в ужас – костюм, который он не снял, был безнадежно испорчен, залит вином и в нескольких местах порван. Всегда аккуратная бородка была растрепана и выглядела мочалкой. Желтовато-бледное лицо казалось измятым, а под глазом багровел синяк. Кажется, он с кем-то подрался в баре, смутно вспомнил Антонио Рамирас. Но не был в этом уверен. Возможно, его ограбили и избили по пути из бара домой. Он испытывал периодически подступающую к горлу тошноту и головокружение. Вероятно, у него было легкое сотрясение мозга.
Он встал, принял душ и почистил зубы, потом с отвращением выпил чашку горького кофе, чтобы избавиться от тошноты, и проглотил таблетку от головной боли, затем еще одну. После этого он оделся, вопреки обыкновению не придавая значения тому, как он выглядит. Перед тем как выйти из квартиры, он на всякий случай еще раз набрал номер Ламии, но результат был тот же. Либо Ламия потеряла телефон, либо не хотела с ним разговаривать. Был еще третий вариант – с ней случилась беда, но он не хотел об этом думать.
Антонио Рамирас направился в свою адвокатскую контору. Едва он добрался до кабинета и со вздохом облегчения опустился в мягкое кресло, как раздался телефонный звонок. Звонили из банка, в котором он держал все свои деньги.
– Сеньор Рамирас, – произнес банковский служащий, – вчера нам пришлось заблокировать вашу кредитную карту. Приносим свои извинения.
Адвокат с трудом сообразил, что речь идет о карте, которую он отдал Ламии при расставании. Но из-за продолжающей терзать его головной боли он не сразу понял, что произошло, а потому почти машинально спросил:
– А по какой причине, позвольте узнать?
– Ваш кредитный лимит был исчерпан, – пояснил банковский служащий. – А на вашем счету оказалось недостаточно денег, чтобы погасить образовавшийся долг.
Он назвал сумму, которую Антонио Рамирас был должен банку после вчерашнего вечера. И спросил, когда Антонио Рамирас собирается ее возместить. Адвокат сначала не поверил и возразил:
– Этого не может быть! Вам приходили извещения? Посмотрите, на что были потрачены деньги, и вы сразу поймете, что я стал жертвой мошенников.
– Все деньги были потрачены на покупки женской одежды и ювелирных украшений, – после недолгой паузы ответил банковский служащий. – Вы по-прежнему будете утверждать, что не имеете к этим тратам никакого отношения? В таком случае, вам следует обратиться в полицию.
Антонио Рамирас был потрясен, но возражать уже не стал. При одном упоминании о полиции он почувствовал свое бессилие. Во всяком случае, теперь он знал, что Ламия была жива и здорова, когда он пытался дозвониться до нее вчера. За один день он потерял все свои многолетние накопления и, кроме того, должен был теперь банку крупную сумму.
Он пообещал клерку сегодня же заехать в банк, чтобы урегулировать возникшие осложнения.
– Вероятно, вы недавно женились, сеньор Рамирас, – произнес банковский служащий, заканчивая разговор. – Поздравляю вас!
Несмотря на поздравление, адвокат расслышал сочувствие в голосе клерка, и это почему-то рассмешило его. Боль в голове усилилась, но он не мог удержаться от смеха. Это был нервный припадок, не зависящий от его воли.
Антонио Рамирас еще не закончил смеяться, как дверь, едва не слетев с петель, распахнулась от сильного удара, и в комнату ворвался Карлос Санчес. Полицейский улыбался, но эта безжизненная улыбка была словно приклеена к его губам, и от нее лицо выглядело не приветливым, а жутким. Карлос Санчес напоминал ожившего мертвеца из фильма ужасов. При одном взгляде на него Антонио Рамирас почувствовал, как по его спине побежали струйки ледяного пота.
– Где она? – рявкнул Карлос Санчес, подходя к столу и нависая над адвокатом.
Антонио Рамирас догадался, что речь идет о Ламии.
– Я не знаю, – пролепетал он испуганно.
– Тогда чему ты радуешься? – свирепо посмотрел на него Карлос Санчес. Он не поверил адвокату. – Это ты с ней сейчас разговаривал по телефону?
– Нет, уверяю вас, – запротестовал Антонио Рамирас. – Я не говорил с ней со вчерашнего утра. Мы расстались возле отеля. Она взяла мою банковскую карту и ушла. И с тех пор мы не встречались.
– Разумеется, потому что все это время она была со мной. Но сегодня ночью она исчезла. Ты ее видел после этого? Говори правду, если не хочешь, чтобы я свернул твою куриную шейку!
При этих словах Карлос Санчес протянул свою мощную руку и схватил адвоката за горло. Антонио Рамирас почувствовал себя беспомощным. В глазах помутнело. Он начал задыхаться.
– Я говорю правду! – прохрипел он. Из его рта теперь вырывались только короткие фразы, на большее не хватало воздуха. – Она разорила меня… А теперь прячется… Вы давали ей денег?.. Она и вас бросила… Ведь это же Ламия… Она дрянь и воровка… Всегда была и такой останется…
– Не говори о ней так! – взревел взбешенный Карлос Санчес. – Ты, мерзкая тварь! Ты не лучше меня! Ты намного хуже!
Он одной рукой приподнял Антонио Рамираса со стула. Послышался сильный хруст, и голова адвоката склонилась набок. Его глаза безжизненно закатились, и зрачки побелели. Он умер мгновенно. Карлос Санчес сломал ему шею.
Полицейский не сразу понял это. Он какое-то время еще тряс Антонио Рамираса, а потом разжал руку. Адвокат упал в кресло, его голова с громким стуком ударилась о письменный стол. Карлос Санчес с недоумением посмотрел на неподвижное тело, схватил за плечи, потряс. Но все было напрасно. Антонио Рамирас не подавал признаков жизни. Не смея в это поверить, Карлос Санчес встряхивал его, словно играя с большой куклой.
– Оставьте его. Он умер. Вы его убили.
Услышав тихий, но повелительный голос за своей спиной, Карлос Санчес испуганно обернулся. И увидел замершего у порога Мориса Бэйтса, с отвращением на лице наблюдавшего за этой сценой.
– Это не я, – возразил он растерянно. – Я не хотел!
– Об этом вы будете рассказывать полицейским, а не мне, – спокойно ответил Морис Бэйтс. – А я хочу услышать о Ламии. Насколько я понимаю, это она стала яблоком раздора между вами и адвокатом?
– Она сбежала от меня, – опускаясь на стул, признался Карлос Санчес. Силы внезапно покинули его, и он не мог даже поднять руку. – Этой ночью. Села в свой автомобиль и уехала, пока я был в замке тамплиеров.
– И что вы там делали? – заинтересованно спросил Морис Бэйтс. – Не скрывайте, рассказывайте мне все, как на духу.
Карлос Санчес отвечал на его вопросы как будто помимо своей воли. Он был загипнотизирован взглядом Мориса Бэйтса. И, словно муха, не мог вырваться из опутавшей его сознание паутины. Он рассказал все, что имело отношение к Ламии и похищению мужа хозяйки замка тамплиеров.
Выслушав его, Морис Бэйтс с невольным восхищением покачал головой.
– Хитра, чертовка, – сказал он. – Всех обвела вокруг пальца, даже меня… Так вы точно не знаете, где она может находиться сейчас?
– Не знаю, – честно ответил Карлос Санчес. – Иначе зачем бы я пришел сюда?
– А вы подумайте, – почти дружески посоветовал ему Морис Бэйтс. – Вы же профессиональный полицейский. Если бы ваш разум не был затуманен ревностью, обидой и жаждой мести, и вы могли действовать обдуманно и хладнокровно, то где бы вы искали ее?
– Я бы попытался найти ее автомобиль, – подумав, ответил Карлос Санчес.
– Но это иголка в стоге сена, – с досадой заметил Морис Бэйтс. – В Мадриде и его окрестностях сотни тысяч автомобилей.
– Ламия взяла его в аренду, – возразил полицейский. – А компании по аренде имеют обыкновение устанавливать на свои машины маячки слежения. Благодаря этому они могут установить местонахождение автомобиля в любое время суток при помощи спутника.
– Так почему же вы сами не воспользовались этим? – с недоумением посмотрел на него Морис Бэйтс.
– Я бы так и сделал, но сначала я хотел увидеть Антонио Рамираса, – криво усмехнувшись, признался Карлос Санчес. – И выяснить, действительно ли он лучше меня, а, главное, чем.
Морис Бэйтс с сожалением посмотрел на полицейского.
– Вы сошли с ума от ревности, капитан Санчес, – сказал он. – Может быть, суд примет это во внимание. Состояние аффекта и все такое прочее. И вас не приговорят к смертной казни.
– Мне все безразлично, – опустив голову, буркнул Карлос Санчес.
– А вашим детям нет, – ответил Морис Бэйтс. – Поэтому сейчас вы сами позвоните в полицию и признаетесь в том, что совершили. Суд, несомненно, учтет вашу явку с повинной.
Карлос Санчес покорно достал из кармана мобильный телефон и набрал номер мадридской полиции. Когда ему ответили, Мориса Бэйтса уже не было в комнате. Сообщив об убийстве, Карлос Санчес никуда не ушел, а стал терпеливо дожидаться приезда полицейских. За все это время и позже, давая показания следователю, он ни разу не вспомнил о Морисе Бэйтсе, как будто того и не было, и он не разговаривал с ним в конторе адвоката.
А Морис Бэйтс, равнодушно проводив глазами полицейскую машину, увозящую капитана Санчеса, расплатился за кофе, который он пил, сидя в кафе напротив, и направился в отель Silken Puerta America. Он рассчитывал узнать у портье адрес и телефон компании по аренде автомобилей, услугами которой воспользовалась Ламия. Возможно, Карлос Санчес был плохим мужем и любовником, а, быть может, даже и человеком, но полицейским он был хорошим, это следовало признать. Он дал ему в руки кончик ниточки, и Морис Бэйтс собирался распутать весь клубок, чтобы найти затерявшиеся в многомиллионном городе следы Ламии.
Упомянув имя Антонио Рамираса в записке, Ламия преследовала цель не только оскорбить капитана Санчеса, но и навести его на ложный след. Она хотела, чтобы полицейский искал ее в Мадриде в том случае, если, воспылав жаждой мести, он бросится на ее поиски. Это давало ей дополнительное время, чтобы скрыться от погони. На самом деле Ламии был нужен морской порт, где она могла бы сесть на круизный лайнер и исчезнуть от преследователей, будь то капитан Санчес, испанское правосудие или даже всемогущий Мартин Крюгер. Она была уверена, что никому и в голову не придет разыскивать ее в океане, да это была бы и безнадежная затея. Океан слишком велик, чтобы найти того, кто не хочет быть найденным. И, помимо прочего, это была бы приятная морская прогулка, а не скучное заточение на островке Кеймада-Гранди или в каком-нибудь другом глухом уголке планеты.
Ближайшие морские порты находились в Барселоне и Лиссабоне. Расстояние до обоих было примерно одинаковым, чуть свыше шестисот километров. Но Барселона находилась в Испании, где капитан Санчес был почти всемогущ, а Лиссабон – в Португалии, уже в другой стране, со своими законами и менее пристрастными к ней полицейскими и правосудием. Поэтому Ламия выбрала Лиссабон. И пока Карлос Санчес и Морис Бэйтс разыскивали ее в Мадриде, она преспокойно катила на своем автомобиле в противоположную сторону, посмеиваясь над ними и строя планы на будущее. Наконец-то она по-настоящему разбогатела, о чем мечтала всю свою жизнь. Это не были жалкие подачки Анжело Месси или Мартина Крюгера, которые она зачастую спускала в казино Монте-Карло за один день. Теперь она могла купить любое казино и, удовлетворяя свою страсть к игре, играть сутками напролет, ничем не рискуя. Это были приятные мысли.
Она доехала до Саламанки, а потом свернула на запад, взяв направление на Ла Гуардиа, откуда до Лиссабона было рукой подать. Пустынное в этот ранний утренний час шоссе и однообразный пейзаж навевали на Ламию скуку и сонливость. Она не спала всю ночь, и это начинало сказываться. Поэтому она обрадовалась, заметив одиноко бредущего по обочине мужчину с рюкзаком за плечами, который, заслышав рокот мотора ее автомобиля, поднял вверх руку с отставленным большим пальцем. При этом он продолжал идти, не оборачиваясь, как будто ни на что не надеясь. Его жест был скорее машинальным, продиктованный привычкой человека, долгое время путешествующего автостопом. Но Ламия остановилась. Это был не ее тип мужчины, но для временного попутчика, который мог бы ее развлечь и не позволить заснуть за рулем, он годился.
Мужчина был невысок и худощав, уже не молод, и явно давно не брился и не мылся. От него шел терпкий запах взмыленной лошади. Его одежда выглядела сильно поношенной и измятой, как и шляпа, которая служила ему не для красоты, а уберегала голову от палящих лучей солнца. При виде молодой красивой женщины за рулем дорогого автомобиля бродяга неожиданно пришел в раздражение.
– Едва ли вы впустите меня в машину, – сказал он с вызовом. – Так что не стоило и останавливаться.
– Это почему же? – спросила Ламия, глядя на него с любопытством. Она никогда не имела дело с мужчинами такого сорта, и он привлекал ее, как диковинный зверь.
– Я могу испачкать салон. Но это еще не самое худшее.
– А что может быть хуже? – усмехнулась Ламия. – Даже представить себе не могу.
– То, что вы можете в меня влюбиться и захотите провести со мной остаток своих дней, – ответил мужчина без тени улыбки на лице. – А зачем мне такая обуза?
– Пожалуй, ты прав, такая женщина как я – обуза для такого мужчины, как ты, – с насмешкой согласилась Ламия. – Но все равно садись. Мне скучно. Будешь развлекать меня.
– Я не клоун, – обиженно заявил он. – И не ваша марионетка.
– Как пожелаешь. Я не настаиваю.
Увидев, что она собирается уехать, бродяга сразу сменил тон.
– Постойте, – воскликнул он весело. – Вы что, шуток не понимаете?
Не отвечая, Ламия кивнула не кресло рядом с собой. И мужчина, закинув свой рюкзак на заднее сиденье, быстро забрался в автомобиль.
– Меня зовут Альфонсо, что означает «благородный» – церемонно приподняв шляпу, представился он. – А ваше имя, моя прекрасная попутчица?
– Так меня и называй, – ответила Ламия. – Прекрасной попутчицей. Мне нравится. А будешь слишком любопытным – пойдешь пешком.
Альфонсо благоразумно промолчал.
– Кстати, я не спросил, куда вы направляетесь, – сказал он, когда они уже тронулись. – Вдруг нам не по пути?
– В Ла Гуардиа, – ответила Ламия. – Мне остановиться и высадить тебя?
– Ла Гуардиа так Ла Гуардия, – примирительно заметил Альфонсо. Он явно не желал возвращаться на пыльную обочину, предпочитая мягкое кресло.– Признаюсь, мне больше нравится Севилья. Это самый красивый город Испании. И я в нем родился. Но, к сожалению, он в другой стороне.
– Я это знаю и без тебя, – равнодушно сказала Ламия. – Удиви меня чем-нибудь.
– Но вы, мне кажется, иностранка, и едва ли знаете, что Севилья считается родиной фламенко, – сказал Альфонсо. Казалось, бродяга сильно соскучился по своему родному городу и мог говорить только о нем. Сладострастно причмокнув губами, он мечтательно добавил: – В Севилье живут самые прекрасные в мире исполнительницы этого древнего испанского танца.
– И, вероятно, самые старые, – заметила Ламия с насмешкой. – Я слышала, что в Испании фламенко танцуют даже столетние старухи. Это правда? Хотела бы я посмотреть на это жуткое зрелище!
Неожиданно бродяга обиделся за своих соотечественниц.
– И ничего в этом нет смешного, – с вызовом заявил он. – Вам, иностранцам, никогда этого не понять. Ваши молодые дурехи взяли в руки кастаньеты и, как обезьяны, научились подражать нашим испанским танцовщицам. Но они презрели дуэнде, дух танца, без которого фламенко – только набор красивых поз.
– В самую точку, – злорадно согласилась Ламия. – Знаю я одну такую. Возомнила о себе! Думает, что если она поселилась в древнем испанском замке, так ей дозволено все, и даже танцевать фламенко. А если, предположим, я куплю этот замок и прогоню ее прочь – кем она тогда будет?
– Уж точно не танцовщицей фламенко, – охотно поддержал ее Альфонсо. – В моей родной Севилье…
– А ведь я действительно могу купить этот замок, – не слушая его, задумчиво произнесла Ламия. Эта мысль впервые пришла ей в голову и, как молния, поразила ее. – Раньше не могла, а теперь могу. Как ты думаешь, мой благородный попутчик, носящий славное имя Альфонсо, сколько может стоить в Испании древний замок тамплиеров? Ты случайно никогда не приценивался?
– Думаю, что недорого, – с презрением ответил Альфонсо. – Кому нужна эта обветшалая рухлядь? Вот взять, к примеру, меня. Когда я еще жил в Севилье…
– А мне он нужен, – снова не дав ему договорить, возразила Ламия. – И, кстати, тебя я могла бы взять дворецким, вместо этого пронырливого Фолета. Пошел бы ты ко мне в услужение дворецким?
– Променять свою свободу и независимость на тарелку с паэльей? – гневно воскликнул бродяга. – Нет, нет и нет, я еще не настолько низко пал! Может быть, у вас сложилось превратное представление обо мне, но спросите любого коренного жителя Севильи…
– А, может быть, ты думаешь, что я не могу купить этот замок? – с подозрением посмотрела на него Ламия. – И просто смеюсь над тобой?
– Я так не думаю, – ответил, улыбнувшись, Альфонсо.
Его улыбка неожиданно разозлила Ламию.
– Нет, думаешь, – возразила она, повысив голос. – Это на твоей гнусной физиономии написано! Но я могу доказать, что ты ошибаешься.
– Не надо мне ничего доказывать, – с тревогой произнес бродяга, увидев вспыхнувшие злобой глаза Ламии. – Я вам верю.
– Только дураки верят на слово, – криво усмехнулась Ламия. – Но ведь ты же не дурак, Альфонсо? Во всяком случае, до сих пор ты не производил такого впечатления. Рассуждал разумно и очень логично. Что же с тобой вдруг произошло?
– Высадите меня, и я снова пойду пешком, – окончательно струсив, попросил бродяга. – Так будет лучше для всех, мне кажется.
– Но не для меня, – не согласилась Ламия. – Ты своим недоверием оскорбил мое самолюбие, Альфонсо. И теперь хочешь просто так уйти? Не выйдет, Альфонсо, мой благородный друг. Тебе придется признать, что я говорила правду, и извиниться передо мной.
– Я могу извиниться и без этого, – с тоской в глазах произнес Альфонсо. – Вы только скажите!
– Ничего у тебя не выйдет, – прошипела Ламия. Она уже была почти в бешенстве. – Сейчас я остановлю машину, открою багажник, и ты убедишься. Только не пытайся сбежать от меня! Ты будешь жалеть об этом весь крохотный остаток своей паршивой жизни.
– Хорошо, я не убегу, – покорно согласился Альфонсо. Он был уже смертельно напуган почти безумным выражением лица Ламии.
Увидев небольшую рощицу, растущую вдоль обочины, Ламия свернула с шоссе и, проехав еще немного, остановила автомобиль среди деревьев.
– Иди за мной, – приказала она, выходя.
Альфонсо неохотно вышел, дрожа всем телом, словно перепуганный кролик. Он озирался, рассчитывая увидеть кого-нибудь и позвать на помощь. Но его надежды были напрасными. Вокруг виднелись только деревья и чем дальше, тем их становилось больше. Рощица превращалась в настоящий лес, совершенно безлюдный.
– Иди же сюда, – позвала его Ламия. – Смотри, маловерный!
Альфонсо подошел к ней и увидел лежавшие в открытом багажнике кожаные дорожные мешки. Один из них был развязан, открывая взгляду Альфонсо груды монет разной формы, размеров, стран и эпох. Но все монеты были золотыми. Он это понял сразу. И почувствовал настоящий ужас. Мешок выглядел очень тяжелым. Даже если продавать находившееся в нем золото на вес, то можно было выручить баснословные деньги. А были еще два мешка, по всей вероятности, также под завязку набитые старинными золотыми монетами. И все это несметное богатство перевозила полусумасшедшая молодая женщина, которая хвасталась своим ценным грузом перед первым встречным. Бродяга с многолетним стажем, Альфонсо всегда чуял опасность, которая могла ему угрожать. И сейчас он понимал, что основательно влип, как пчела, чьи лапки увязли в патоке.
– Здесь хватит денег, чтобы купить замок? – злобно прошипела Ламия. – Скажи мне!
– Д-да, – произнес, запинаясь, Альфонсо.
– А ведь я тебе еще не показала, что в остальных мешках, – торжествующе заявила она. – Хочешь увидеть?
– Нет, – искренне ответил Альфонсо.
Но Ламия дрожащими от возбуждения пальцами уже торопливо развязывала другие мешки. И вскоре глазам бродяги предстало их содержимое. Солнечные лучи, падавшие на драгоценные камни, заставляли их переливаться всеми цветами радуги. Бриллианты, преломляя свет, сверкали, слепя глаза. Альфонсо от изумления потерял способность говорить. Ламия искренне наслаждалась произведенным эффектом.
– Я могу купить все, что пожелаю! Все замки Испании!
Она почти кричала. Перепуганные птицы смолкли, словно прислушиваясь. Даже ветер затих. Внезапно на солнце нашла тучка, все потемнело, и драгоценности перестали сиять, потускнев. Теперь они казались простыми камнями красного, зеленого, голубого и других цветов, а бриллианты – прозрачными осколками обыкновенного стекла. Потухли и ярко-изумрудные глаза Ламии, приобретя оттенок покрытого бурой ряской болота.
– А, впрочем, зачем мне сдался этот замок тамплиеров? – задумчиво глядя на мешки с сокровищами, произнесла она. – Ты был прав. Что я буду с ним делать?
Возбуждение, владевшее ею, прошло, уступив место сожалению. Она уже испытывала раскаяние в том, что показала содержимое мешков бродяге.
– Но ты же понимаешь, Альфонсо, я не могу допустить, чтобы ты кому-нибудь рассказал о том, что видел, – почти с сочувствием произнесла она, глядя в глаза мужчины.
– Но я никому не скажу! – пролепетал он. – Обещаю!
– Теперь уже я не верю тебе, – усмехнулась Ламия. – Забавно, правда?
Но Альфонсо было совсем не смешно. На его глазах от страха выступили слезы. Они текли по щекам, оставляя грязные разводы.
– Отпустите меня, – попросил он жалобно, словно ребенок. – Я никому…
– Ты повторяешься, Альфонсо, – вздохнула Ламия. – А это уже скучно. Посмотри, какой замечательный лес кругом. Тебе будет здесь хорошо – тихо и спокойно.
Альфонсо невольно оглянулся, словно желая убедиться в справедливости слов Ламии. И она, обхватив мужчину руками, вонзила свои зубы в его оголившуюся при этом движении шею. Он попытался вырваться из ее объятий, но не смог, быстро обессилел и перестал сопротивляться. Яд, стекающий по зубам Ламии, проник в ранки от укуса, смешался с кровью и почти мгновенно убил его. Когда она разжала челюсти и перестала его обнимать, Альфонсо упал на траву. Его открытые глаза невидяще смотрели в голубое небо, где снова сияло освободившееся от мимолетной тучки солнце.
Ламия наспех закидала тело ветками. С гримасой отвращения на лице выкинула из автомобиля грязный потрепанный рюкзак и уехала. Она спешила. До Лиссабона оставалось несколько часов езды. А эту ночь она хотела встретить в океане, вдали от берега и всех своих проблем.