Вацлав Воровский
В ночь после битвы
Как ни различны по настроению, по тону, по характеру переживаний рассказ Леонида Андреева и роман Федора Сологуба, – они растут из одного корня, они – плод одного и того же настроения. Это – своеобразная ликвидация революции, идущая параллельно, хотя и враждебная официальной ликвидации. Оскудевающая интеллигенция, которая всегда не прочь была поговорить о пользе свободы, возлагала большие надежды на революцию, на ее двигателя – пролетариат и на его руководителя – социал-демократию. Когда же ее надежды не сбылись, она начала развенчивать свои вчерашние кумиры. Пошло повальное мародерство: клеветать на революционеров вообще, на социал-демократию в частности, стало признаком хорошего тона среди якобы демократической интеллигенции. Последняя стала добровольным, в силу своей ограниченности, пособником религии.
Бегство мелкобуржуазной интеллигенции от пролетариата представляет исторически неизбежное явление. После неудачных революционных взрывов оно сказывается особенно резко. Но русская интеллигенция и это дело не могла обставить сколько-нибудь прилично: она делает его в наиболее унизительной форме – в форме мародерства. И в конце концов совершенно безразлично, что бы ни противопоставляли «правде» борцов вчерашнего дня: «разумную» ли умеренность «реальных политиков», анархическое ли торжество «тьмы», разгул ли обезумевшей плоти, ибо здесь только разница темпераментов, а смысл один и тот же: бегство неустойчивых, безвольных общественных элементов от упорной, последовательной, неослабной борьбы.
В добрый час, господа. Жалеть о потере не приходится. Но скажите – в интересах вашего же самоуважения скажите, – неужели вы не можете совершить своего отступления без мародерства, без отравления воздуха миазмами тленья?
