Вацлав Воровский
В ночь после битвы
Алкина засмеялась радостно. Сказала:
– Сначала поцелуйте меня». Далее:
«Я читала недавно кое-что о садизме и мазохизме.
Это, должно быть, может увлечь. Мой муж был такой корректный. Злой и вежливый. Не бил меня, – что же, недаром же он интеллигентный человек, – и даже не говорил очень грубых слов. Хоть бы дурой когда назвал. Теперь мне кажется, что я не ушла бы от него, если бы наши ссоры не протекали так тихо, если бы он меня бил, таскал за косы, хлестал бы чем-нибудь».
Далее:
«Алкина взглянула на него быстрым взглядом. Улыбнулась и сказала:
– Точно делом занимаемся. Скучно же так, без всяких фиотур.
– Чего же вы хотите? – спросил Триродов.
– То, что мы делаем, в сущности очень добродетельно, – говорила Алкина. – Меня бы порадовал хотя бы самый легкий налет извращенности».
Ну, довольно о героях. А вот вам жанровая сценка:
«Были студенты и курсистки.
Так радостно взволнованы были юные! Так волновались все собравшиеся! Так сладко были взволнованы мечтою освобождения, так нежно и страстно были в нее влюблены!
И не одно здесь было юное сердце, в котором девственная страсть сочеталась с мечтою освобождения, и в восторге освобождения пламенели, пламенея, юная жаркая любовь, – освобождение и любовь, восстание и жертва, вино и кровь, – сладостная мистерия любви жаждущей и отдающейся! И не одни загорались очи, увидев милый образ, и не одни шептали уста:
– И он здесь!
– И она здесь!
И в тени за поляной, где не видят нескромные взоры, нетерпеливые уста в робкий и быстрый сливались поцелуй. И отпрянули друг от друга.
– Мы не опоздали, товарищ?
– Нет, товарищ Наталья, еще не опоздали. Сказано сладкое имя.
– Пойдемте, однако, туда, товарищ Валентин. Сладкое сказано имя».
Вы думаете, это друзья г-на Сологуба собрались на веселую вакханалию – подальше от взоров полиции? Нет, это, видите ли, должно изображать социал-демократическую массовку. Занятная штука, эта социал-демократия!
Из таких порнографических элементов составлен «социал-демократический» роман Федора Сологуба. И эта суздальская мазня преподносится с развязным заявлением: «Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я – поэт». Было бы правильнее написать: «Беру кусок бумаги, гладкой и белой, и пишу на ней, что взбредет в голову, ибо есть еще неразборчивые издатели, которые платят за это деньги, и наивные читатели, которые принимают меня всерьез». Господин Сологуб, как видно, очень внимательно изучал социал-демократов и особенно социал-демократок. Но в силу психологической неизбежности он воспринял только то, что было доступно его пониманию. Как жаль, что члены социал-демократической Франции II Думы, представ перед судом, не вызвали г-на Сологуба в качестве эксперта; тогда бы ясно стало, что социал-демократическая партия – не «преступное сообщество, имеющее целью и пр.», а просто незарегистрированный кружок поощрения всесторонних половых сношений. И вместо каторги депутаты приобрели бы чисто сологубовскую популярность.
