Татьяна Серганова
Секретарша для Колдуна
Наверное, он прав. Двадцать минут ничего не решат, а попробовать стоит… и мы попробовали.
Странно, мне казалось, что страсть и чувства, что вызывает близость, всегда одинаковые. Да, мама рассказывала, что вкус каждого мужчины разный. Но что может быть удивительного и неповторимого, когда занимаешься сексом с одним и тем же мужчиной?
Оказывается, все.
Каждый поцелуй, каждое касание (и совсем не важно, какое оно сейчас – ласково-тягучее или стремительное и огненное) и каждый вздох этого мужчины неповторимы и уникальны. И чувства, что он вызывает, нельзя подводить под какой-то единый эмоциональный алгоритм.
Долгожданная тяжесть его тела и сладкий миг соединения. Неспешный ритм, который постепенно становился все быстрее и быстрее. Каждое его движение делало огонь в моей крови яростнее и болезненнее.
У меня уже не осталось сил терпеть эту сладкую боль, и я, крепко обхватив его талию ногами, не сдерживала рвущиеся наружу всхлипы, стоны и крики. Если от страсти можно умереть, я согласна. Лишь бы с ним, в его умелых руках и на вершине блаженства.
Мы ухнули в чувственное наслаждение одновременно. Я с криком, Сережка с глухим рыком, вдавив меня в матрас так сильно, что у меня просто отшибло дыхание. Но, слава богу, мужчина почти сразу приподнялся, скатился и, тяжело дыша, упал рядом со мной. А я все еще продолжала изучать искорки страсти, что танцевали в воздухе, и пыталась вернуть контроль над своим телом, которое словно превратилось в желе.
– Мне надо домой, – прошептала я, как только вернулся голос.
– Угу, – уткнувшись носом мне в волосы, ответил он.
– Где моя сфера?
– В ванной осталась… наверное.
– Принесешь?
– Женщина, пощади, ты из меня все соки выпила. И вообще, оставайся… не хочу тебя отпускать.
– Мне надо к мелким.
Сережка приподнялся, опираясь на согнутый локоть, и повторил:
– Не хочу тебя отпускать.
– У всех у нас есть обязанности.
– Я знаю.
– И еще… ты обещал принести мне вещи Игорька. Кстати, где он?
– Вчера утром уехал к другу. У них там пикник по случаю дня рождения, ночевка в палатках, будут пить пиво и обсуждать девочек… может, даже не только обсуждать.
– Ты так спокойно об этом говоришь.
– Ему пятнадцать, совсем скоро консервация… Лежи, я принесу тебе вещи и сферу. – Чмокнув меня в нос, Сергей резко встал и, нисколько не стесняясь своей наготы, вышел из спальни.
Я села в постели, сладко потянулась, провела рукой по влажным волосам и улыбнулась.
Может, и у меня теперь все будет хорошо? Теперь, когда мы вместе, все просто обязано быть хорошо.
Через десять минут, одетая в шорты и футболку Игорька с оскалившимся черепом, зацелованная до полусмерти, я попала домой, где меня уже ждали Лиза с Денисом.
– Нет, но вот как это называется? – Сестренка сложила руки на груди и улыбалась в тридцать два зуба.
– Привет. – От смущения я не знала, куда деваться.
– Отлично выглядишь. – Улыбка братишки была не менее красноречива.
– Спасибо.
– Значит, Сергей. Ох, Танюш, я так за тебя рада. – Лизка бросилась ко мне со всех ног и крепко обняла. – Ты достойна самого хорошего, и Страж как нельзя лучше тебе подходит. Он сделает тебя счастливой.
– Спасибо. – Я обняла ее в ответ. – Лиз, послушай. Если ты не хочешь встречаться с Саидом, только скажи. Я не буду тебя заставлять.
– Правда? – Она слегка отодвинулась в сторону, и я увидела, как блестят надеждой ее голубые глаза.
– Правда. Я сама с ним поговорю.
– Ох, спасибо, Тань… Спасибо.
Что ж, когда ты счастлив, стремишься сделать счастливыми всех вокруг. И этого я сейчас хотела больше всего.
Глава 17
Что такое счастье?
Как описать это хрупкое, неуловимое чувство, что жило сейчас в каждой клеточке моего сердца? Как объяснить это всепоглощающее желание петь, танцевать и кружиться на месте, пока все вокруг не превратится в карусельную круговерть? Отчего мне так хотелось обнять весь этот жестокий мир и поделиться с ним толикой счастья, которого ему так не хватает?
Глупцы, они не знают, не понимают, чего лишаются, ограничивая себя рамками страсти, похоти и силы. Они не знают, что такое жить по-настоящему. И я не знала, до этого момента. Ведь раньше я не жила, существовала и думала, что так правильно, верно и по-другому просто не может быть. Но теперь все иначе.
– Знаешь, Тань, у меня от тебя начинают глаза слезиться, – усмехнувшись, произнесла Лиза, когда я, переодевшись в просторные брюки и майку, вошла на кухню.
– С чего вдруг? – Я замерла у кофейника и непонимающе склонила голову набок.
– Ты так светишься. Маленькое такое яркое солнышко.
Моя улыбка стала еще шире, хотя куда шире-то – если бы у меня на губах была помада, от широты улыбки она осталась бы на ушах.
– Я счастлива.
– Это и так понятно, – фыркнула она и закатила глаза, но глаза смеялись. Сестренка за меня искренне радовалась.
– Она просто завидует. – Денис присел рядом и слегка ткнул сестру в бок.
– Это поклеп чистой воды. Ты сейчас так на маму похожа!
Я замерла, прикрыв на мгновение глаза, а Лиза тихо продолжила:
– Не внешне, нет. Улыбкой, поведением, блеском в глазах… она была такая же. Улыбалась нам, радовалась каждому мгновению… И ты сейчас такая же.
– Я почти не помню их, – заметил Денис. – Но то, что вспоминаю… Они ведь были счастливы вместе, да?
– Да. – Я, не удержавшись, подалась вперед и ласково потрепала его по голове. – Они были счастливы. И очень нас любили. Больше всего на свете, даже больше жизни.
Иначе и быть не могло. Как еще объяснить их поступки и решения?
…Когда двадцать четыре года назад их, уставших и измученных, доставил в храм Страж, они решили провести церемонию как можно быстрее.
– Вы понимаете, насколько это может быть опасно для вас обоих? – Мужчина с длинной седой бородой медленно приблизился к ним и внимательно осмотрел своими светло-голубыми, почти прозрачными глазами.
– Да. – Некромант крепче прижал любимую к себе и кивнул. – Мы полностью отдаем отчет в своих действиях.
– И не отступитесь?
– Никогда.
Старец кивнул, и в его взгляде Марина отчетливо увидела одобрение.
– Разрешите, я посмотрю на вашу дочь. – И, не дожидаясь ответа, осторожно взял малышку на руки. Девочка завозилась, смешно сморщила личико, но не проснулась. – Сильная у тебя дочь, Разин. Очень сильная. Слабая не пережила бы проклятия.
– Откуда?.. – ахнула Марина.
– Это отец Григорий… он многое знает и видит. То, что не дано простым смертным и нам, – тихо ответил Анатолий. – Успокойся, он не причинит ей вреда.
А старец, отойдя от них на несколько шагов, продолжал внимательно изучать девочку.
– Сильная… умная… честная… Ты даже не подозреваешь, как изменил ее жизнь, некромант. Даже не представляешь… Ваша дочь – аспин.
– Что? – спросила ведьма. – Аспин? Вы уверены?
– Конечно. Ее сила и мощь в защите тех, кого она будет любить больше всего на свете… Ради них она сделает очень многое… Истинная защитница, заступница… хранительница.
– Надо же, судьба – великая шутница. Наша дочь унаследовала способности своего деда, моего отца… Кто бы мог подумать, – и Анатолий устало улыбнулся уголками губ.
– Имя ей вы уже выбрали? – Отец Григорий повернулся к ним.
– Нет, – прошептала Марина и беспомощно посмотрела на любимого. – Мы… не хотели думать о том, кто родится…
– Татьяна, – прервал ее речь старый храмовник. – Это достойное имя для нее.
– Татьяна… Таня… Танечка… Танюша… – пробормотал Анатолий, пробуя различные варианты имени своей дочери, а после взглянул на Марину. – Мне нравится, а тебе?
Сирена улыбнулась. Имя волновало ее меньше всего, главное, чтобы у нее не отняли ее малышку, чтобы все, наконец, закончилось, и их оставили в покое.
– Раз вы еще не передумали, пройдемте в зал. – Отец Григорий сделал шаг, но внезапно остановился. – Совсем забыл. Коленька, пойди-ка сюда, дорогой.
Страж, до этого неподвижной статуей стоявший у стены и молча наблюдавший за всем, быстро подошел к ним.
– Да, святой отец.
– Подержи девочку, – и вручил опешившему мужчине маленький сверток.
– Но…
– Она спит и проспит еще часа два-три. Процесс восстановления в ее организме еще не завершен. А мы как раз к этому времени успеем вернуться… Да не трясись ты так. Это не бомба замедленного действия и не про́клятый артефакт, а новорожденный младенец.
Николай сглотнул и взглянул на спящую малышку, после чего перевел взгляд на встревоженных родителей крохи, которые никак не решались пойти вслед за храмовником.
– Идите, я посмотрю за ней.
– Никому ее не отдавай, кто бы ни пришел, – произнес некромант и взял любимую за руку. – Ты готова, родная?
– С тобой хоть на край света, – улыбнулась она и поцеловала его в лоб. – Хоть в рай, хоть в ад. Лишь бы вместе.
– Люблю тебя, – прошептал Анатолий, со щемящей нежностью взглянул на дочь и повел сирену за отцом Григорием, который уже скрылся за поворотом.
Зал для проведения церемонии брака имел правильную округлую форму, высоченные потолки и был совсем небольшим по размеру. Посредине стояли низкий алтарь и две каменные плиты, на которые они легли. Каждый на свою.
– У вас еще есть время передумать, – произнес отец Григорий, глядя, как с трудом и опаской они укладываются на каменные ложа.
– Вы же знаете, каков наш ответ.
– Назад дороги не будет. Обряд свяжет вас до конца дней.
– Вот и замечательно, – улыбнулась Марина и постаралась лечь поудобнее.
– Что ж, вы сделали свой выбор.
Широкие кожаные ремни надежно опутали запястья и лодыжки, крепко фиксируя неудобное положение, не позволяя лишний раз дернуться и лишая возможности бежать. Ей очень хотелось верить, что этого желания у нее не возникнет. Какой бы боли она ни испытала, Марина верила, что любовь оправдает все… как же наивна она была тогда!
Последний взгляд на любимого, что лежал привязанным в трех метрах от нее на такой же плите, и понеслось. Нежная, ободряющая улыбка, потом она перевела взгляд на высокий потолок.
Что она знала о боли, что она знала о смерти… что она знала о себе до того мгновения?
Отец Григорий встал у алтаря и начал нараспев читать священные тексты. Великий союз Света и любви, одобренный Богом, то, чего просто не может существовать в детях Тьмы. Ты либо усмиряешь сущность, лишая ее огромного количества сил и принуждая жить по новым правилам, либо она сгорает, а, сгорая, может забрать и хозяина.
Сначала сирена действительно терпела эту всепоглощающую страшную боль. Подумаешь, больно, главное, что они с Толей будут вместе, навсегда, что никто не посмеет забрать их Танечку. А разве это не счастье? Для этого счастья можно вытерпеть любые испытания.
Но время шло, всего лишь секунды, что казались ей вечностью, а боль не утихала, становилась неистовой. Видит бог, ведьма всеми силами старалась сдержать рвущиеся из горла крики. Она же сильная, любимый будет переживать, а ему и так тяжело… еще чуть-чуть… не может же эта пытка длиться вечно…
Марина до крови закусила нижнюю губу, огнем горели запястья там, где врезались в ее нежную кожу ремни – но все это не могло хоть как-то отвлечь от той боли, что пылала в самом ее сердце, там, где корчилась в агонии сущность. Девушке казалось, что каждая капелька ее крови нагревается и закипает, взрывая тонкие сосуды и капилляры, вываривая ее органы в собственном соку. Слезы уже давно рекой лились из глаз… а боль все нарастала, хотя, казалось бы, куда больше… Ее первый всхлип и жалобный вскрик – и плотину словно прорвало… как ни старалась, она больше не могла сдерживать крики и вопли.
Тело свело очередной судорогой адской боли, и сирена закричала, срывая голос, ничего не замечая, забыв обо всем на свете, кроме этой нечеловеческой муки.
Ее больше не было. И вокруг ничего не было: ни этого зала, ни священника, что продолжал читать священные древние свитки (чтоб ему вечно гореть в аду), ни некроманта, который тоже хрипел и дергался на своем каменном ложе. Весь этот мир – ложь, все кругом – мрак. Есть только этот огонь, в котором она заживо сгорала… и девушка мечтала только об одном – умереть как можно быстрее. Ведь смерть – это избавление.
Последний раз завизжала сущность внутри ее – и сгорела, пеплом осыпавшись на израненное сердце. Как же завидовала ей Марина, ей тоже хотелось ярко вспыхнуть и навеки успокоиться.
Но потом все разом схлынуло, пришли пустота и одиночество.
Обряд завершился.
Бывшая ведьма пришла в себя через три дня в одной из маленьких келий храма, лежа на деревянной узенькой кровати в белоснежном рубище и четко осознавая, что теперь ее жизнь изменена навеки.
Рядом на соседней кровати спал Толя – бледный, осунувшийся, с черными страшными кругами под глазами и жесткой щетиной на впалых щеках. Но самое главное, что живой. И у них теперь была одна жизнь на двоих.
Мама всегда говорила, что, несмотря ни на что, прошла бы через этот обряд снова, потому что результат того стоил – это их счастливая, пусть и неправильная по канонам всего остального мира семья и та любовь, что они подарили друг другу и нам, своим детям.
…Не знаю, что ждало меня дальше. Но теперь я как никогда понимала их и то решение, что они приняли двадцать четыре года назад. Ради любви, действительно, стоит умереть.
– Тань, – вырвал меня из воспоминаний голос Лизы, – ты еще не передумала?
– Ты это о чем?
Достала из холодильника багет, большой ломоть ветчины и кусок сыра, немного подумав, вытащила следом помидоры и зелень – будет у меня большой и красивый бутерброд.
Я даже не подозревала, как сильно хочу есть, желудок нещадно сводило от голода. Собственно, чего я ожидала, учитывая, сколько калорий сожгла сегодня… и вчера.
Черт, да у меня же от одного только запаха слюнки потекли!
– Ты действительно поговоришь с Саидом?
Никогда еще простой, наскоро сделанный завтрак не казался мне таким невероятно вкусным. Я с трудом сдержалась, чтобы не запихнуть бутерброд целиком в рот.
Разговаривать в данный момент не могла, поэтому ограничилась легким кивком.
– А если он не согласится?
Вот что ей неймется? Насладиться шедевром спокойно не дает.
– Лиз, а почему ты его кандидатуру не хочешь рассмотреть чисто гипотетически? Нет, я свое слово сдержу. Если он тебе до такой степени неприятен, то без проблем – инициировать он тебя точно не будет… Но вот скажи мне честно, он тебе действительно так противен?
– Он просто невыносим! – моментально вспыхнула сестра. Голубые глаза ярко-ярко сияли на ее бледном личике.
Интересно, есть какая-то разница между «невыносим» и «противен»? Но высказывать это у меня не было времени и желания, поэтому отделалась стандартной фразой:
– Саид – хищник, а ты – его жертва.
– Я не хочу быть жертвой!
Хм… кажется, я своими словами сделала только хуже. Юношеский максимализм во всем своем великолепии! Неужели и я была такой же когда-то?
Вот и как теперь все исправить и объяснить ей, что в каком-то смысле каждый мужчина (и не важно, кто он – оборотень, колдун или просто самый обычный человек) является хищником и охотником, а мы, женщины – жертвы. Иной раз приятно, когда тебя находит и загоняет в угол этакий брутальный образец истинного тестостерона. Это так будоражит кровь и делает чувства острее и ярче.
– Ты только не нервничай, – откусив и прожевав очередной кусок, ответила я. – Не хочешь, неволить не буду.
– Но…
– Я сама с ним поговорю.
А в голове билась мысль: «Неизвестно, правда, чем это закончится, но поговорю. Не покусает же он меня, в конце концов. Хотя щит себе надо сделать. Так, на всякий случай».
– А мне он понравился, – вмешался Денис, который до этого молча вертел кружку с остывшим чаем.
– Чем же? – сразу ощетинилась Лизка. Была бы дикобразом – иголки бы выпустила. – Ты его всего два раза видел. Или тебе так понравился его лимузин?
– Лимузин не его, – подала я голос. Мелочь сразу повернулась ко мне, умерив свой воинственный пыл. Ну вот и ладушки. – Он взял его напрокат… А что вы так на меня смотрите? Зачем ему собственный лимузин в Москве? Гораздо практичнее нанять, что Саид и сделал.
Денис кивнул и ответил на вопрос Лизы:
– Саид производит впечатление сильного колдуна, который точно сможет защитить то, что ему принадлежит.
– Вот именно! А я не хочу расставаться со своей свободой. Я – ведьма, а не вещь.
– Будь на его месте Соколов, ты бы по-другому запела, – вспыхнул братишка.
А Лизка еще гуще покраснела (уши вон совсем малиновыми стали) и опустила глаза, ища трещины на столешнице, даже пальцем что-то поковыряла от переизбытка чувств.
Боялась встретиться со мной взглядом? Думала, я устрою истерику и велю выбросить из головы все мысли о белобрысом фениксе?
В ответ я просто пожала плечами.
Дима был прав. Пора отпустить ее на волю и позволить сестренке самой принимать решения. Пусть набивает ссадины и получает синяки. Падает и поднимается. Это ее жизнь, а я могу лишь помочь обработать раны, если они появятся (хотелось бы, конечно, чтобы у нее все было хорошо).
– С ним тоже мне разговаривать?
– С кем? – резко подняла голову сестра, а в глазах теплилась робкая надежда.
Такая отчаянная, такая искренняя, что я не знала, что ей сказать. Но понимала совершенно четко – влюбилась. Теперь я в этом точно была уверена, Лизка влюбилась в феникса.
– С Димой, – прочистив горло, ответила ей.
– Я… я не знаю…
Я почти физически почувствовала ее страх… липкий, скользкий. Он шел из самого девичьего сердца – она так боялась услышать отказ.
– Я поговорю.
Когда наберусь смелости и решусь на этот разговор. Я не меньшая трусиха, чем она. Что поделаешь – сестры.
– Тань, – подал голос Денис, – скажи, а ты знаешь Веронику Дорофееву?
– В первый раз слышу, – совершенно искренне ответила я.
– Да? А вот она тебе уже второй день названивает, – фыркнула Лиза.
– Кто названивает? – Третий бутерброд исчез так же быстро и стремительно, как и его предшественники. Может, еще сделать или все-таки разогреть суп и поесть нормально, поскольку первый голод более-менее утолен?
– Вероника… Ника… Ты с ней встречалась у Соколова, – терпеливо объяснил мне Дэн.
– Ника… Ника… Ника… А-а-а, это последняя лю… – быстрый взгляд в сторону сестры, и я быстро исправилась: – Его последняя девушка. А чего она от меня хочет?
– Ей нужна твоя помощь.
И Денис посмотрел на меня серьезными глазами, не по-детски мудрыми и взрослыми.
Ну вот и как я должна ему объяснить, что это совершенно не наше дело? Что мне абсолютно не хочется вникать в проблемы каких-то там блондинистых девушек? Как бы несчастны они ни были и как бы громко ни стенали, взывая о помощи. Инициатива в нашем случае наказуема.
Но братишка продолжал молча меня изучать, а я все отчетливее осознавала, что не могу так жестоко опустить его на грешную землю. Одно дело Лизка – она уже большая, но Денис же еще совсем ребенок. И его пока хочется уберечь от реалий нашего мира.
– Она оставила свой номер телефона? – упавшим голосом спросила у брата, внутренне уже смирившись с поражением.
– Да. – Он вскочил с места и выбежал из кухни.
Я недоуменно посмотрела ему вслед. С чего вдруг такая прыть из-за какой-то совершенно незнакомой человеческой девушки?
– Он с ней уже раз пять разговаривал, – заметила Лизка.
– О чем?
– Не знаю. Был бы постарше, решила бы, что у них не просто разговоры.
Прищурилась и перевела взгляд с двери на сестру.
– На что ты намекаешь? Ему всего двенадцать.
– Почти тринадцать. И с прискорбием вынуждена тебе сообщить, что наш братик растет истинным рыцарем, который готов в любой момент убить дракона и совершить подвиг во имя прекрасной дамы…. Не смотри так на меня, Тань. Я говорю то, что вижу. Денис умудрился каким-то образом вырасти совершенно неправильным колдуном, даже на нашем аномально-дефектном фоне он выглядит белым орлом.
Голод сразу отошел на второй план. Почему-то меня несколько напрягли эти непонятные разговоры Дэна с Никой. Что надо от моего брата этой девчонке с макаронами вместо мозгов?
Когда через минуту прибежал братишка, я забрала у него листок и тихо произнесла:
– Спасибо, Дэн. Я обязательно ей позвоню.
– Давай сейчас. – Серебристо-серые глаза ярко засверкали на его красивом лице.
За последние два месяца он заметно вырос. Мы уже два раза меняли ему гардероб. Еще чуть-чуть, и голос начнет ломаться. И как-то не могла у меня в голове уложиться мысль, что этот школьник, увлекающийся компьютерными играми, интересуется девочками… и не только девочками, а вполне взрослыми девушками.
Меня передернуло.
Красная пелена на мгновение заволокла глаза. Убью ведь, тварь.
– Денис, спасибо, но я сама с ней поговорю.
Наверное, я произнесла все это слишком резко, потому что он вдруг замкнулся, отвел взгляд и кивнул. Надо бы задуматься, обсудить с ним ситуацию, но я отложила наш разговор на потом.
Утро воскресенья плавно перешло в день.
Повседневные хлопоты – приготовление пищи, уборка, подпитка щитов мелким (как ни старалась, я так и не смогла вычленить в их структуре что-то необычное и атакующее). Затем создание своего собственного щита, после которого мне пришлось полчаса валяться пластом на кровати, пытаясь восстановить утраченную энергию.
Все хорошо, даже просто замечательно. Но от этого становилось еще страшнее, слишком хрупким оно было – мое счастье.
Может, все дело в том, что завтра понедельник. Мне предстояло идти утром на работу, а там Дима. А я так и не могла придумать объяснение произошедшему, вернее, не могла решить, в какую форму надо облечь мои оправдания. Пару раз возникала мысль: а есть ли она у меня еще, работа? Может, Димка в приступе злости уволил меня к черту. Но я сразу гнала прочь из головы эти неправильные мысли. Нет, что бы между нами ни произошло – Соколов не опустится до такой изощренной, но справедливой мести.
Следом возникала проблема колоссального и даже, я бы сказала, катастрофического масштаба. В пять часов вечера к нам явится Саид, наверняка при полном параде, а мне придется разрушить все его планы, да что уж там, обломать, причем конкретно. У меня, конечно, есть щит, но сможет ли он выдержать взбесившегося оборотня?
В четыре часа дня неожиданно раздался звонок в дверь, что заставило нас испуганно повыскакивать из своих комнат. Для Саида слишком рано.
– Кто это? – Лизка, бледная как смерть, испуганными глазищами посмотрела на меня.
Охранка реагировала совершенно спокойно, значит, ничего опасного для нас, так что я пошла открывать. И оказалась совершенно не готовой к тому, что на пороге стоял он.
– Привет, – легкая улыбка, которая с трудом удерживалась на его лице, нехотя приподняла уголки губ… Синие-синие глаза на красивом лице.
И мое тихое:
– Здравствуй, Дим.
– Впустишь или как? – Обаятельная улыбка, и сердце предательски пропустило удар.
Что я испытываю, всматриваясь в его совершенное лицо? Трудно сказать. Конечно, он очень красив, чисто физически просто невозможно им не любоваться. И чертовски умен. Это не просто смазливая мордашка, этакий изысканный фасад, за которым чернеет пустота. Это – могущественный колдун и настоящий стратег, который без зазрения совести пользуется своей эффектной внешностью как отвлекающим фактором. И делает это мастерски. Стоит только дать слабину, и вы пропали. Конечно, огненная сущность периодически берет верх, и Димка может вспыхнуть, но это лишь исключения, подтверждающие правила.
– Проходи, – отошла в сторону, пропуская его вперед, и закрыла дверь. – Не ожидала тебя сегодня увидеть.
– Знаю. – Он снял пальто и повернулся ко мне. – Поговорим?
– Поговорим.
– Здравствуйте, Дмитрий… Александрович. – Лизка сделала шаг в коридор и замерла с преданной улыбкой на губах.
– Здравствуйте, Лиза. – Соколов бегло улыбнулся и быстро зашел в гостиную, а я могла наблюдать, как радостное выражение медленно сходит с лица сестренки.
Сейчас темнеет рано, и в гостиной было уже достаточно сумрачно.
Я включила свет и села в кресло, откинулась на спинку и закинула ногу на ногу. А перед глазами стояла растерянная мордашка сестры.
Дима сел напротив и смотрел так пристально, что кожа моментально покрылась мурашками. Считывает… прошелся по ауре, измерил уровень силы… непривычно, неприятно… он словно раздевал меня, заглядывая в самые далекие уголки души. Сущность слабо ворчала и зарывалась глубже. Ей тоже не нравилось это сканирование.
– Сильна, – закончив обзор, произнес Дима.
– Спасибо.
– И большой выброс был?
Если бы я знала. Да, я видела все эти артефакты на столе у Сережки, но никогда не задумывалась о силе выброса. Мне, если честно, в тот момент было неинтересно, да и обсуждать это совсем не хотелось. Тем более с шефом.
– Ты для этого пришел сюда, Дим?
– Не жалеешь? – Он тоже откинулся назад, положил руку на спинку дивана и неотрывно следил за мной.
Длинные пальцы монотонно барабанили по кожаному покрытию дивана в известном только ему одному ритме.
Тук-тук-тук…
Это раздражало и нервировало еще больше.
– О чем?
Мне хотелось встать, пройтись по гостиной. Сделать хоть что-нибудь, чтобы стряхнуть с себя его назойливый взгляд, который будил во мне непонятное чувство… вины?
– Значит, не жалеешь. – Горькая улыбка и скорбные складки в уголках губ, неожиданно уродующие его совершенное лицо.
Мне нечего было ответить, и я просто молчала.
Молчал и он.
Тикали старые часы, а чувство вины все нарастало. Ведь не обещала ему ничего, а все равно чувствовала себя предательницей. И это чувство неприятно горело внутри.
– И что дальше?
– В каком смысле?
– Будете встречаться несколько раз в неделю, жить на два континента? Конечно, это не проблема, у тебя же есть сфера, и он может перенестись к тебе в любой момент… Но разве тебя устроит такая жизнь? Или ты как верная спутница бросишь здесь все, оставишь мелких и полетишь к нему на Сейшелы?.. Ты же отлично понимаешь, что Серега свою жизнь вряд ли захочет менять ради…
– Какой-то ведьмы? – закончила я, а он внезапно замолчал, даже перестал барабанить по спинке дивана. – Дим, тебе не кажется, что это немного не твое дело?
В конце уже не скрывала металлических ноток в голосе, и он вздрогнул.
– Прости.
Колдун отвел взгляд, потеребил рукой волосы и неловко улыбнулся:
– Как-то все не так получилось… Я не хотел тебя обижать… Просто… Просто не знаю, что делать… Я опять все испортил, да?
Его взгляд изменился, стал теплым и привычным. Вот такого Диму я знала.
– Дим, в тебе сейчас говорит обида на меня, на брата… Никто не ожидал, что так все обернется…
– Ты счастлива, – перебил он меня.
Дима не спрашивал – утверждал, а я слегка склонила голову, подтверждая его слова.
Мягкая улыбка не тронула синих глаз, в которых на мгновение промелькнула… тоска? Нет, невозможно, невероятно… Я попыталась понять, разглядеть, даже чуть-чуть подалась вперед, но момент был упущен, и передо мной сидел прежний Дима – обаятельный чертяка с задорными искорками в глазах.
– Надеюсь, ты не собираешься увольняться?
– Нет.
– Отлично. А то искать нового секретаря – это так трудно… долго и муторно.
– Тебе это не грозит. В ближайшее время точно, – я улыбнулась в ответ.
– Это хорошо.
И мы опять замолчали.
Вроде и поговорили, вроде как все решили, а все равно какая-то недосказанность продолжала висеть в воздухе и не давала вздохнуть полной грудью.
– Как прошел разговор с Саидом? – вдруг спросил Дима, когда тишина между нами стала уже просто невыносимой.
– С Саидом? Нормально, – и тут я вспомнила сестру и ее просьбу. – Слушай, Дим, а ты… лично ты сам… не думал предложить свою кандидатуру на инициацию Лизы?
Он вздрогнул, почти незаметно, но я успела это засечь, и прикрыл на мгновение глаза.
– Ты серьезно? – после длительного молчания произнес феникс.
– Да, – сказала совсем тихо, потому что внезапно почувствовала себя если не дурой, то уж точно не эталоном разумности. И выражение лица у Димы было такое, что впору зарыться носом в подушку от стыда.
– Это, конечно, очень мило… но ты серьезно думаешь, что… хм… Колючка, твоя сестренка, конечно, очень милая, хорошенькая и замечательная девочка, но она не ты… – В его глазах опять что-то мелькнуло и пропало. – И никогда не будет тобой. А я слишком себя уважаю, чтобы пользоваться стразами, как бы ярко и красиво они ни сверкали, мне нужен только чистый камень, оригинал.
– Соколов, что за пошлые сравнения?! В ювелиры заделался? – вспыхнула я. – То-то смотрю, ты сплошь обвешан «пайетками» и «бисером», ценитель ты наш…
– Тань, не ерничай. И так тошно. Ты предложила, а я, имея право на выбор, отказался. Поэтому давай не будем обижать ребенка, – он равнодушно пожал плечами.
– Ты ей нравишься.
…Даже больше, она умудрилась в тебя по уши влюбиться…
– Вот и не дай этому чувству разрастись… Включи свою природную способность к убеждению, в красках опиши ей, какая я редкостная скотина и отъявленный мерзавец, не способный на большое и светлое чувство, только и могу трахать все, что движется! – Каждое его слово состояло из непередаваемого коктейля разнообразных эмоций, но боль проскальзывала явственно. Это явное передергивание ситуации во второй раз за время нашего знакомства с Димкой стало неким откровением для меня. И ведь он знал, что именно в таком контексте я думаю о нем. Не услышав опровержений своим словам, шумно выпустил воздух сквозь зубы, и вот передо мной опять сидел равнодушный феникс. – Или ты хочешь, чтобы я разбил хрустальный замок ее мечты?
– Нет.
– Вот и придумай что-нибудь, ты же у нас умная девочка.
– Димка, остановись. Зачем ты так? Ты ведь совсем не такой плохой, каким хочешь казаться. – Слова вырвались сами собой, но я не жалела о них. Я должна была это ему сказать.
– В смысле?
– Я никогда не видела в тебе сволочизма, подлости или паскудничества, которые ты себе приписываешь. Кобелизм – да, тут уж ты всем фору дашь.
– Правда? – Дима быстро поднялся с дивана и подошел ко мне. Видимо, его даже не тронула моя последняя фраза. Я на автомате встала. Мы замерли всего в полуметре друг от друга. – А что, если отбросить в сторону мою чрезмерную любвеобильность, которую я обещаю усмирить, и ты попробуешь дать нам двоим шанс?
Феникс медленно протянул руку и коснулся пряди волос, что опять выбилась из пучка, пропустил ее сквозь пальцы.
Я невольно задержала дыхание, когда он коснулся пылающей щеки, провел ладонью, очерчивая линию скул. После чего, мягко подавшись, накрыл мои губы нежным поцелуем.
Его прикосновения были приятны, ласковы и… неправильны.
И неправильность била по голове, мешая насладиться поцелуем.
Дима почувствовал это, почти сразу отодвинулся и спрятал руки в карманы.
– Ну что ж, попробовать все равно стоило, – криво усмехнулся он. – Мне пора. До завтра.
– Да, до завтра.
– И еще, Тань… Мое предложение о контракте все еще в силе… Если ты когда-нибудь… Просто знай, что я готов ждать… Столько, сколько понадобится.
Сглотнула противный ком у горла и кивнула:
– Я поняла.
– Вот и отлично. Проводишь меня?
– Да, конечно.
