Татьяна Бондарь
Сказки Освии. Магия в разрезе
Ловушка
Он был высокий и худой, со смуглой кожей и прямыми черными волосами, спускавшимися до пояса. Волосы были густо украшены россыпью бусин разного размера и формы. Они касались золотой пряжки на ремне, подпоясывавшем платье из плотной дорогой ткани. Он будто сошел с картинок книг о Фермесе, настолько эталонно его внешность совпадала с образами магов далекого королевства. Он стоял, заложив руки в широкие рукава, и улыбался тонкими бесцветными губами. Обмануть меня этой улыбкой было нельзя. Знакомый ореол ненависти и необузданной ярости плотным клубком смыкался вокруг него. Я еще успела удивиться, что его никто не сумел найти, он был как черное пятно смолы на белой рубашке, которое невозможно не заметить. Выкинутый в спешке щит не сработал. Булавки, спрятанные в складках одежды, больно обожгли тело, сгорев мгновенно. Свет померк, и я провалилась в бездну.
Пришла в себя я от того, что мне на лицо щедро лили воду. Она противно щекотала кожу, попадала в нос и рот, пропитывала насквозь одежду. Я закашлялась и нагнулась вперед. Вода потекла за шиворот. Наконец ее поток иссяк, я проморгалась и рассмотрела перед собой фермесца. К его прежнему образу добавились еще огромные желтые бусы, побрякивающие при движении. Маг мягким жестом протянул кому-то опустевший кувшин, я проследила за его движением и с досадой, но без удивления увидела Комира. Он услужливо принял от мага посудину и скрылся за дверью.
– Ах ты, предатель! – вырвалось у меня.
– Ну вот, наша гостья и пришла в себя, – сказал фермесец приятным бархатным голосом с легким, едва ощутимым акцентом. Фермесский выговор сильно отличался от аскарского. Если Василика картавила и не проговаривала как следует окончания, то мой похититель растягивал гласные и излишне выделял «ш» и «с».
Он был бы красив, если бы от него не веяло такой жутью. Мой похититель повернулся, бусинки в его волосах тихо зазвенели. Я впервые видела такого странного человека. Его манера говорить, изящество движений – были одновременно завораживающими и пугающими. Повадками он напоминал огромную змею, одним взглядом заставлявшую жертву саму лезть ей в пасть, что я и сделала. От этого образа к жути добавилось еще и отвращение.
Я огляделась. Комната, была обставлена с роскошью, человеком, не знавшим слово «сдержанность». Стол из черного дуба с витыми ножками был щедро украшен золотом и перламутром, кресло обито шелком самого высокого качества, кровать украшал балдахин невероятной расцветки. Такие ткали только в северных королевствах дальних земель. Его цвета спутывались и расходились, создавая невероятный узор, от которого сложно было отвести глаза.
Посередине стены, напротив меня, висело огромное зеркало в резной раме из дорогого камня, украшенной змеями, цветами и головами животных. Глянув в него, я увидела себя, привязанную к грубо сколоченному стулу, входную дверь слева, и только потом – огромный, во всю стену рисунок внутреннего строения человека с надписями над каждым позвонком и органом. Меня затошнило, сизые и ярко красные пятна на рисунке были, будто настоящие. Я зажмурилась и наклонилась вперед, чтобы удержать подкативший к горлу ком. Под ноги мне натекла лужа воды, и тогда впервые я почувствовала, как мне холодно, и как затекли связанные за спинкой стула руки.
– Александра, невеста герцога Рональда Бенедикта, – растягивая буквы, будто в запасе у него была вечность, прошипел фермесец. – Ни красоты, ни ума, ни знаний.
Он неспешно прошелся, стуча каблуками по доскам пола, и сел в широкое низкое кресло с витыми, как у стола, ножками. Его тусклые, почти бесцветные глаза смотрели на меня не отрываясь и почти не моргая. Холеные руки с длинными ногтями покойно легли на подлокотники.
– Ты знаешь, кто мы? – спросил он.
У меня с самого начала не было сомнений в том, кто передо мной, но сказать об этом вслух, значило признать, что все это время я знала, какая опасность мне грозит, и все равно так глупо попалась в ловушку.
– Неужели этот напыщенный дурак даже не рассказал, от кого тебя прячет? – Геральт был до боли разочарован. – Мир полнится кретинами! Мы были о нем лучшего мнения и даже не ожидали, что сможем выманить его и тебя из замка так просто. Одно письмо, поджигающее заклинание, и вся ваша осторожность сошла на нет. Вы охотно разбежались решать мелкие проблемы, позабыв о настоящей опасности. Как просто управлять глупцами. Можно ли подумать, что когда-то Рональд был нашим другом? – задумчиво процедил он.
– Почему ты думаешь о нашей глупости, а не о собственной бессовестности? – не выдержала я. – Мама тебе не говорила, что похищать девушек грязно, отвратительно и не достойно мага!
Спокойствие Геральта схлынуло, сменившись мгновенной вспышкой ярости. Он в два шага пересек комнату, и ударил меня наотмашь по щеке.
– Называй нас господин Геральт и на вы, дрянь! – он опасно навис надо мной, черные волосы касались коленей. Я чувствовала его пряное тяжелое дыхание. – Еще раз заговоришь так и сильно пожалеешь об этом, поверь нам на слово. Нам будет жаль не дождаться прихода Рональда и убить тебя раньше! Впрочем, не так уж и важно, насколько ты будешь цела, когда он придет.
Его гнев мгновенно пропал, так же, как и появился. Он выпрямился, спокойно убрал волосы назад, и вернулся в свое кресло. Устроившись удобно, он щелкнул пальцами, и под моими связанными ногами разверзся уже знакомый мне колодец. Он оказался меньше предыдущего, всего в локоть. Из него немедленно полезли цепкие лапки, шаря пиявками пальцев по полу. Я уже знала, что это значит. Черная бездна под самыми ногами дышала жаром и ждала, когда ей попадется любая добыча. Я брыкнула связанными ногами, но это было бесполезно, лапок оказалось слишком много. В секунду они нащупали мои дергающиеся лодыжки, крепко вцепились, лишая возможности и дальше брыкаться. Они не смогли бы затащить меня к себе – слишком узким был проход, но отпускать тоже не спешили. Из пальцев выдвинулись острые полупрозрачные коготки и начали с тупым упорством рвать кожу сапог.
– Как ты думаешь, что будет дальше? – насмешливо улыбаясь спросил Геральд, а первый, самый настойчивый коготь уже справился с сапогом и полоснул по ноге.
– Они разделывают быка до костей за час! – смакуя слова протянул Геральт.
Я до крови прикусила губу, чтобы не закричать. Из колодца доносилось сиплое частое дыхание. В глубине провала шевелилось что-то большое, и, всмотревшись, можно было заметить два десятка мелких черных глаз. Их обладатель жаждал добычи и в нетерпении выбрасывал наружу все новые лапки. Им уже не хватало места у лодыжек, и они принялись ползти вверх, цепляясь друг за друга и за складки штанов. Добираясь до свободного места, они приклеивались, выдвигали когти и начинали рвать ткань. Меня полоснуло еще и еще, ноги обожгло нестерпимой болью. Я не выдержала и закричала, а Геральт будто этого и ждал. Он снова щелкнул пальцами, и алчное ненасытное чудовище, скрывающееся в бездне колодца, недовольно ворча, потянуло жучьи лапки обратно. В последний раз меня обдало жаром, колодец схлопнулся, и в комнате повисла короткая тишина, нарушаемая только моим прерывистым дыханием. На продранных во многих местах штанах расцветали темные пятна крови.
– Будешь себя плохо вести – она тебя разорвет на куски и сожрет в один присест, а Рональд найдет только ошметки твоей одежды, в лучшем случае, – сказал маг, равнодушно пожимая плечами. – Так тоже можно, он все равно будет умирать от горя. Просто убить Рональда можно было давно, без лишнего шума, никто даже не заподозрил бы нас в преступлении, но мы так не хотели. Нам нужно было, чтобы Рональд сам пришел, по своей воле. Чтобы он сожалел, боялся, мучался, как мы мучались когда-то. Мы не злодей, мы просто восстанавливаем справедливость. Рональд заслужил наказание. Из-за него мы, самый талантливый маг в мире, провели шесть лет в тюрьме.
Геральт оттянул в сторону яркие бусы и ворот платья, открывая след от ошейника, впечатавшийся в его кожу навсегда. Он говорил так, будто ничего не произошло, неспешно растягивая буквы и поглаживая смуглыми пальцами дорогую ткань платья.
– Мы даже не подозревали, что столкнемся с трудностями уже в самом начале. Нам пришлось постараться, чтобы Рональд понял, кто хочет взять с него плату за прошлое. Мы трижды пробирались в его дом, стояли над кроватью, крали письма, оставляли следы, подсовывали книги на столы, но Рональд был настолько слеп, что не видел ничего. Его глупость была такой отвратительной! Дошло до того, что нам пришлось писать ему и разжевывать все, как младенцу. Дурак! – протянул он. – Каково это, быть невестой дурака?
– Рональд не дурак! – еле слышно прошептала я.
Геральт понимающе кивнул.
– Видим, что быть невестой дурака очень унизительно. Настолько, что даже не хочется признавать очевидное. Хочешь узнать, что будет дальше?
Я молчала. Мне не хотелось, но правила диктовал Геральт.
– Он будет тебя искать. Усердно, старательно, без сна и еды, ведь он думает, что любовь чего-то стоит. Он перевернет весь город, но тебя не найдет и впадет в отчаяние. Он будет корить себя, представлять самое худшее и страх разъест остатки его ума. Когда нам надоест наблюдать за ним – мы дадим Рональду подсказку, и он примчится тебя спасать сломя голову, не подготовившись, даже не вооружившись как следует. Тогда мы убьем тебя и всех, кого он притащит с собой, а потом возьмемся за него самого. Мы еще пока не придумали, сколько лет станем держать его в подвале прежде, чем убьем. Куда торопиться, у нас будет много времени, чтобы увидеть его боль.
На последней фразе в нем внезапно опять поднялась ярость, и он сорвался на крик. Пальцы на подлокотниках побелели и сжались. Я впервые почувствовала чужую эмоцию с такой силой. Она отдалась в голове болью и пульсацией. Я не выдержала и скривилась от дурноты. Геральт это заметил, его гнев опять улегся, и он кивнул, будто наконец понял, что-то.
– Вот что вас объединяет с Рональдом, кроме глупости! – Вы оба видите эмоции. Это хоть немного объясняет выбор Рональда, жалкий даже для него. Встретились два ничтожества, не знающие, как толком применить свой дар, и поют друг другу в уши: «Ах, как я тебя люблю!» Нас едва не рвало каждый раз, когда мы читали ваши письма.
Мне было холодно, больно и страшно. Мокрая рубашка прилипала к телу, раны хоть и не были сильно глубокими, но их было много, они не переставали кровоточить, цеплялись за разодранную ткань штанов, постоянно причиняя боль. Запястья за спиной были стерты от попыток высвободиться из веревок, а Геральт открыто наслаждался моим отчаянием.
Он еще немного посидел, любуясь тем, что со мной сделал, потом поднялся и неспешно прошел к двери балкона, заложив руки за спину и побрякивая своими бусинами.
– Нам хочется посмотреть, что делают сейчас Рональд и его маг, – протянул он. – Мы когда вернемся – все тебе расскажем.
Полы его черного платья всколыхнулись, и в одно мгновение он перестал быть человеком, превратившись в большую черную птицу с огромным острым клювом. Из всего множества птиц, созданных богиней, Геральт выбрал именно эту. Я вспомнила стаю ворон, кружащуюся над лесом за академиями, и сразу стало ясно, почему Геральта никто не сумел найти. Птица презрительно скосила блестящий глаз, подпрыгнула, и тяжело хлопая крыльями, улетела.
Первый час я потратила в безуспешных попытках высвободиться из веревок. Он кончился тем, что веревка пропиталась кровью и разбухла. Я оставила попытки, откинулась на жесткую спинку и постаралась больше не двигать руками. Потянулось давящее одиночество и монотонность, в которой оставалось только неисполнимое желание сменить позу. Рисунок разобранного человека за спиной, капающая с одежды на пол вода, смешанная с кровью, воспоминание о чудовищных когтях, ожидание, что маг вернется и пытка начнется сначала, – все это прижимало, как мельничный жернов.
Время тянулось бесконечно долго. Не знаю, сколько я просидела так, прежде чем за дверью прозвучали неуверенные тихие шаги. Ручку робко повернули и в отражении зеркала я увидела перекошенное лицо Комира. Он облегченно выдохнул, зашел в комнату и пискнул:
– Хвала Богине, ты жива!
– Комир, – выдохнула я. Голос был слабым, но после разговора с Геральтом и долгого одиночества, я была рада и его компании
– Прихвостень сумасшедшего мага. Как тебя угораздило связаться с Геральтом?
Язык слушался неохотно, жалея силы на каждое слово. Комиру было неловко, стыдно и страшно. Страшно едва ли не больше, чем мне. Он не выдержал, сполз на пол и расплакался истерически, без слез, выплескивая наружу то, что копилось в нем долгое время.
Геральт подошел к нему на дороге, когда Комир после праздника сбора урожая направлялся в академию, чтобы спокойно окончить последний год и выйти хоть не очень хорошим, но все-таки магом. Геральт пообещал, что всего за месяц превратит его в лучшего студента, и сделает так, что по окончании академии Комиру дадут такую рекомендательную грамоту, с которой можно будет служить в самых богатых домах столицы. Его слова ослепили Комира. Он был седьмым ребенком в семье простого горшечника и не всегда мог рассчитывать даже на сытный ужин, не то что на богатство или власть.
Геральт рисовал перед ним картины сказочного будущего, достойного короля, Комир не утерпел и поддался. Сначала все шло хорошо. Маг и вправду всего за месяц обучил его всему, что требовалось для получения отметок в академии. Комир выполнял мелкие заказы, сумел заработать на дорогой камзол и безделушки, стал тратить деньги на подружек и даже подкармливал своих прихвостней, желая задобрить их. К хорошему привыкают быстро.
Комиру никогда не нравился Геральт, но страх и уважение заставляли его продолжать ходить к нему снова и снова. Вскоре Геральт предложил Комиру подшутить над одним почтальоном и показать, как на практике работает заклинание ответственности, накладываемое на всех служителей почты. Они вместе поймали беднягу, сломали колдовство королевских магов и поставили свое. Даже тогда Комир ничего не заподозрил. Ему показалось забавным, что теперь почтальон перед тем, как понести письма в академию, сначала сворачивает в лес, и с остекленевшим взглядом вытряхивает содержимое мешка перед его хозяином.
Так было до тех пор, пока Геральт не убил несчастного почтальона. Комир не видел и не знал, почему это произошло, но понял, что его учитель ему не нравился не зря. Комир стал прятаться и отсиживаться под куполом, решив больше никогда не видеться с ним, однако Геральт не отстал. Комир сам не понял, как вышел за ограду. Он очнулся, когда уже стоял у леса напротив Геральта. Маг сумел подчинить его себе так же легко, как сумел подчинить почтальона. Геральт насмешливо пообещал, что, если Комир не выполнит его последний приказ, он переложит вину за убийство почтальона на него, и никто не сумеет доказать обратное. Комир ему безоговорочно поверил. Дело показалось ему не трудным и безобидным – нужно было просто подложить письмо под мою дверь, и Комир согласился, даже не взглянув на гербовую печать на нем. Это последнее дело поставило жирную точку на его привычной жизни, превратив в преступника и беглеца.
– Я не знал! Я не знал! – повторял он, будто пытаясь убедить самого себя. – Я бы никогда, веришь, никогда! Мне так жаль…
– У тебя еще есть шанс все исправить, – я ему даже немного сочувствовала. Если быть полностью честным с собой, придется признать, что вряд ли сумел бы поступить умнее или лучше, чем другой человек в такой же ситуации.
– Если тебе и вправду жаль – развяжи меня, – просто сказала я. Комир замотал головой, из его глаз ручьями потекли слезы.
– Не могу! Он убьет меня, а ты выйти все равно не сумеешь. Купол настроен так, что это невозможно без разрешения Геральта – тебя рассеет в пыль. Он когда меня сюда притащил – показывал. Палку бросил, она до границы долетела и – пф! только морось на клумбу осела. Я уже месяц пробую купол снять, но никак! Геральт мне никогда не учил этому, заранее знал, что этим кончится. Я такой же пленник, как и ты.
– Нет, не такой же. У тебя развязаны руки и тобой не кормили жука из колодца. Ты все равно можешь помочь. Сначала залечи мне раны. У тебя есть очередка?
Комир мотнул головой и спрятал лицо в колени.
– Моя должна быть на месте, за голенищем правого сапога.
Комир не двигался.
– Ну! – прикрикнула я на него. – Если то, что ты сказал – правда – помоги! Считай, что это мое последнее желание.
Комир покосился опухшими глазами на пятна крови, чернеющие на моих разодранных штанах, на мокрую перепачканную рубашку, липшую к телу, на ошметки кожи, оставшиеся от сапог, на кружева сползшего разодранного чулка, казавшегося здесь таким неуместным. Комир сглотнул и перевел взгляд на дверь. В нем боролись страх и искреннее желание хоть как-то загладить свою вину.
– Хорошо, – наконец решился он. – Хозяин ничего не заметит, если не трогать одежду.
Он опустился передо мной на колени, взялся обеими руками за мой правый сапог, подержал его секунду, а потом закатив глаза неожиданно обмяк, откинулся на спину и растянулся на досках пола.
На мгновение я испугалась, подумав, что Геральт заговорил свой купол так, что он убивал любого, шедшего против воли хозяина. Это было возможно, прежний купол Рональда, например, превращал в кота всякого, кто осмелился покуситься на его жизнь. Присмотревшись к неподвижному телу Комира я заметила, что он дышит, и немного успокоилась. Комир пролежал несколько минут прежде, чем стал приходить в себя. Он перевернулся на бок и сел.
– Я что, потерял сознание? – спросил он, пытаясь вспомнить, что произошло. Я молча кивнула. Комир залился краской и стал поспешно объяснять:
– Я вообще-то крови не боюсь, просто иногда, когда вижу ее – отключаюсь. Такое бывает, у меня много друзей точно так отключаются. Это все из-за особых испарений крови, они снотворно действуют на мозг…
Комир сам понимал, как неубедительно это звучит. Он сдался, беспомощно опустил голову и признался:
– До смерти боюсь крови.
Я снова кивнула. Поднимать Комира на смех сейчас уж точно было незачем. К тому же у каждого человека был свой страх. Для Комира это кровь, для остальных тоже находились варианты – темнота, высота, злые менестрели, крысы, змеи, пауки, жуки… На последнем образе, по спине пробежали мурашки, живот стянуло холодом. Многоногие плотоядные твари с длинными коленчатыми лапками, живущие в мрачных колодцах… По телу прошла дрожь, что угодно, только не это. Я протянула вперед связанные ноги. Комир снова взялся за сапог, и, стараясь не смотреть, стал ощупью искать припрятанную бутылочку. Он грубо цеплял едва подсохшие порезы, я терпела, стиснув зубы, но тут он задел особенно глубокую рану, я не сдержалась и лягнула его, заорав:
– Больно!
Комир обиженно засопел, но стал осторожнее. Подцепив сапог за каблук, он сумел стянуть его вместе со сползшими обрывками чулка. По полу покатилась матовая коричневая бутылочка.
Комир подобрал ее, предусмотрительно открыл двери балкона настежь, посмотрел на меня сочувственно и открутил крышечку. Комнату мгновенно заполнило вонью. Я еще видела, на какие раны он капал первые капли и старалась не кричать, но потом сознание отключилось и все провалилось в темноту. Что было потом – я, как и следовало ожидать, забыла. Зато горожане, живущие рядом, надолго запомнили, как мы с Комиром в два нестройных голоса фальшивили старую погребальную песню про черную птицу, кружащую над умирающим воином, в ожидании его смерти.
Потом был тяжелый сон, в котором я старая, сморщенная и сгорбленная сидела привязанной к тому же стулу в доме Геральта, а из-под земли на меня снизу вверх смотрели серые мертвые лица и шептали:
– Некому идти тебя спасать. Все давно мертвы, и ты останешься здесь навсегда.
Под лицами показались паучьи тела с множеством коленчатых лапок, они тянулись, хватали, резали, утаскивали за собой в нерпоглядную пустоту, лишенную времени.
Пробуждение было неприятным, голова болела, тело ломило от сидения в одной позе, едкие назойливые мурашки бегали по затекшим ногам, зато одежда была сухой, и хоть продранные штаны все еще чернели уродливыми пятнами, раны под ними схватились молодой розовой кожей и больше не болели.
Комната была в идеальном порядке. Запах очередки выветрился, остатки моего правого сапога вернулись на место. В камине уютно горел огонь, стол украшала скатерть с золотыми кистями, а на нем по всем правилам сервировки были разложены приборы. Комир предусмотрительно замел следы нашего маленького хулиганства до прихода хозяина, и затаился где-то в глубине дома, ожидая его возвращения. Он хорошо знал привычки Геральта, и вбежал в комнату еще до того, как занавески на окнах всколыхнулись, будто хозяин позвонил в беззвучный колокольчик, подзывая своего слугу. Комир согнувшись в поклоне придержал двери балкона, и большая черная птица неспешно и грузно простучала когтями по полу. Без видимых усилий она превратилась в человека, стук когтей перешел в стук каблуков, а шелест перьев в позвякивание бусин.
Геральт растягивал широкий рот в жабьей улыбке. Ему было хорошо и радостно, словно он достиг цели, к которой стремился годами. Так оно и было. Сейчас он был ближе к своей мечте, чем когда-либо раньше.
Комир суетился, прислуживая ему. Сначала он снял и начистил сапоги хозяина, потом подбросил дрова в камин, и, уронив одно полено схлопотал пинок под зад. Принесенный Комиром чай был немедленно выплеснут ему в лицо, по причине недостаточной температуры, а когда он вытирал остатки напитка, маг одарил его оскорбительным званием полотера. От ужина, с которым ученик мага провозился три часа, Геральт отказался. Комир едва не плакал от унижения. Его кулинарное чудо «рыба в яблочном соусе» уныло таращилось на меня маленьким холодным глазом, свесив плавники с тарелки на скатерть. Геральт шевельнул пальцами, на столе открылся небольшой колодец. Показались лапки, умело разделали рыбину на кусочки и утащили к себе. От невидимых стен колодца отдавалось отвратительное чавканье и урчание.
Геральт ничего не сказал за все это время, меня как будто вовсе перестал замечать. Он взял у Комира новую чашку чая, и блаженно раскинулся в кресле, наслаждаясь моментом.
– Мне надо выйти, – не выдержала я.
Геральт брезгливо поморщился и подозвал Комира.
– Надень ей ошейник и развяжи, – скомандовал он. Комир бросился меня развязывать, и тут же ему в голову опять полетела чашка с остатками чая. Она ударила Комира в ухо, облила камзол, и, упав на пол, разлетелась фейерверком осколков.
– Болван! – зло прошипел Геральт, – сначала ошейник надень, а потом развязывай.
Когда Комир сделал то, что велел ему хозяин и прибрал с пола осколки, Геральт обратился ко мне:
– Будет скучно, если тебя убьет купол. Не порти нам удовольствие, не пробуй выйти из-под него, – протянул он. Я поежилась, ярко представив, как рассеиваюсь по траве алым облачком.
После долгого сидения в одной позе тело двигалось с трудом, суставы с блаженством расправлялись, мурашки в ногах сначала побежали быстрее, реагируя на движение, а потом сошли на нет. Комир вывел меня на улицу. Город гудел привычными звуками, стучали двери, скрипели колодцы, шумели голоса, ржали лошади, где-то далеко играла музыка. На окнах соседних домов полоскались разноцветные флаги. Город как ни в чем не бывало готовился к церемонии королевской проверки.
Как ты там, Альберт, кто будет читать над тобой заклинание в день проверки? Как ты там, Освальд? Сколько поисковых колобков ты испек, чтобы найти меня? Как там ты, Василика? Бьешь вазы и бросаешь дротики в мой портрет на стене? А главное, как там ты, Рональд?..
Я с тоской осмотрелась. Маг обустроился в двухэтажном доме, снаружи скромном и неприметном. Купола над ним не было видно, он был таким же безупречным, как купол Освальда.
– Как, интересно, я могу быть уверенной, что меня не убьет, если я не знаю, где купол? – мрачно спросила я у Комира.
– Туалет под ним, а дальше – не ходи, – подсказал он.
Когда мы вернулись, Геральт не вставая с кресла пустил в меня заклинание. Мой кожаный костюм разросся до чудовищных размеров и осел на пол, ошейник придавил, мешая пошевелиться, и я тихо пища посмотрела на свои сморщенные серые лапки. До того, как я смогла выбраться или хотя бы понять, что произошло, Геральт крепко стиснул меня одной рукой, поднял на невероятную высоту и поднес к лицу. Его улыбка была пугающей, белоснежные зубы казались огромными камнями, выстроенными по чьей-то прихоти в идеальный ряд. В нос ударил едкий запах пряностей и дыма.
– А что, мышка, не боишься ли ты огня? – Геральт поднес меня к камину. Пламя уже погасло, но угли все еще светились красным и от них вверх поднимался обжигающе горячий воздух. Я задергалась, шерстка на мордочке и усики оплавились, нос обжигало так, что невозможно было дышать, а пальцы Геральта будто не боялись жара.
– Твой герцог подпалил перышки, когда тушил ваше бесценное поле, может, и тебе тоже стоит немного пострадать. Видела бы ты, какая суета поднялась в герцогском замке после твоего исчезновения! Как в разрушенном муравейнике – букашки бегают, а смысла в этом нет – разоренное гнездо не починить, личинки не спасти от палящего солнца, не вернуть жизнь растоптанной королеве, и впереди у них только смерть. Они город три раза обошли, возле нашего дома час топтались и даже не заподозрили, что ты здесь. Какая жалкая беспомощность и глупость! Но уже скоро. Завтра мы подскажем твоему жениху, где тебя искать, а пока – живи.
Он убрал руки от огня, и сунул меня в маленькую клетку в углу комнаты за кроватью. В ней уже сидели три желтые канарейки. Они испуганно запрыгали по золотым веточкам, роняя помет на каменное дно клетки, в кормушки и пиалы с водой.
Тяжело дыша обожженными ноздрями, я притихла, забившись в угол. Геральт еще полюбовался мои жалким положением, вернулся в свое любимое кресло, и через несколько минут прямо в нем и усну, спокойный и удовлетворенный.
На меня накатило острое отчаяние. Я была виновата в том, что произошло. Я не хотела поверить в опасность, вела себя неосмотрительно, заставила Освальда взять меня с собой, ослушалась Рональда, обманула Василику и оказалась здесь. Теперь из-за меня они завтра все придут сюда и будут рисковать жизнями, чтобы попытаться исправить мои ошибки. Сердце бешено колотилось, взгляд, как на зло, все время возвращался к изображению человека на стене. На крупной схеме были обведены чернильными кругами органы и точки, в которые следовало бить, чтобы причинить боль.
– Этому не бывать! Я вырвусь! – решила я, упираясь в каменное дно четырьмя лапками. Птички снова заметались по клетке, суетливо щебеча и опрокидывая пиалы. Я попробовала протиснуться между прутьями, но Геральт был не так глуп, чтобы не предусмотреть этого. Я потянулась к замку, но сил в крошечных непослушных пальцах не хватало, чтобы отжать тугую пружину дверцы. Тогда в ход пошли зубы. Острые мышиные резцы вгрызались в прутья, откалывали краску, оставляли царапины, но тонкий металл решетки был сейчас для меня так же прочен, как прутья тюрьмы.
Комир больше не заходил, и я просидела в клетке до самого утра, стараясь найти угол подальше от истеричных канареек. Есть и пить хотелось ужасно, но мутная вода с полурастворенным пометом едва ли была годна.
Под утро задремав, я пропустила тот момент, когда Геральт подошел к клетке и запустил в нее изящную ухоженную руку. Спросонья я не сообразила, что происходит, и только благодаря животным инстинктам, цапнула его за палец и полезла вверх, цепляясь зубами и лапами за прутья. Однако руки у мага оказались длинными, он без труда поймал меня и сильно сдавил.
– Не дергайся, хуже будет, – сказал он, вытащил меня и подбросил вверх чуть ли не к потолку. Я неуклюже задергалась, несколько раз перевернулась в воздухе, и упала на пол уже человеком, сильно разбив колени и ладони. Схватив свою одежду, я спряталась за кроватным пологом и стала суетливо одеваться. Маг даже не подумал выйти или отвернуться. В придачу к этому в комнату невовремя ввалился Комир, чтобы убрать из остывшего камина золу. Он увидел меня, покраснел и уперся взглядом в угли, но хоть и притворялся, что не смотрит, время от времени косился в мою сторону и уши его были пунцово-красные.
«Я все расскажу Рональду! – подумала я про себя мстительно. – Потом, когда ты будешь сидеть в его подземелье с увесистым ошейником». Из рук все валилось, пока я, надеясь, что меня не видно, натягивала штаны и рубашку.
– Подойди, – скомандовал Геральт.
Половина пуговиц была все еще не застегнута, чулки так и остались валяться в стороне, не заправленная рубашка торчала из-под куртки. Я попыталась застегнуть и завязать все это до конца прежде, чем выйти, но у мага было другое мнение. Вокруг меня в полу стали открываться колодцы, один за одним, разного размера – большие и маленькие. Их было около десятка и у каждого на дне копошилось и ворочалось что-то едва различимое, и от того еще более жуткое. Из колодцев потянулись лапки, спешащие ухватить что-нибудь прежде, чем хозяин велит им спрятаться.
Я перестала думать о пуговицах и выбежала из своего укромного угла. Без лишних слов Геральт ухватил меня за стянутые в хвост волосы и полоснул по ним большим ножом. Я подняла глаза на зеркало, и едва узнала себя. Растрепанная, в изодранной одежде, бледная и напуганная, я стояла в роскоши комнаты касаясь грязными пальцами грубо обрезанных прядей. Волосы были короче, чем у Василики и торчали в стороны уродливыми перьями. В любое другое время я бы расплакалась, но сейчас это была мелочь по сравнению с тем, что должно было случиться дальше.
Колдун подозвал Комира, велел ему снова надеть на меня ошейник, отдал ему волосы и приказал отправить их утренней почтой герцогу Рональду, указав обратный адрес.
– Вот и все, через два часа твой женишок будет тут как тут, и начнется самое интересное. Все же влюбленные мечтают умереть в один день? Мы уверены, что у вас получится.
