Татьяна Бондарь
Сказки Освии. Магия в разрезе
Ошибка Комира
Обе академии стояли на ушах. Лес обыскивали общими усилиями, но ни единый крохотный след или сломанная ветка не выдали чужого присутствия. За последние пять часов был опрошен каждый из трех сотен обитателей академий. Когда очередь дошла до меня, я много раз твердо и настойчиво повторила, что видела у леса незнакомца, но никто не придавал значения моим словам – слишком невнятным и зыбким было описание. Оно поставило на мне клеймо истеричной и излишне впечатлительной девицы, выдумавшей то, чего не было. Я и сама понимала, как глупо это звучит. «Очень злой силуэт бродит у леса и хочет убивать!» – голосом умственно отсталого прозвучало у меня в голове. Вряд ли это могло хоть кому-то показаться правдой, и желая убедить учителей в своей правоте, я сказала, что Комир знает кто прячется в лесу, и посоветовала тщательно расспросить его.
Привели Комира. Он все отрицал, едва шевеля бледными губами и глядя в пол. Его светлые волосы слиплись в сосульки, и даже дорогой камзол теперь казался старым, заношенным и слишком большим, будто был с чужого плеча. Однако, я точно помнила, как идеально он обтягивал спину Комира всего неделю назад. Именно камзол показывал, как сильно и резко похудел старшекурсник. Он выглядел больным и усталым, под его глазами все еще оставались следы синяков, и весь он подрагивал от поглощающего его до самого нутра страха.
– Он лжет! – решительно сказала я на его неуверенные отрицания, но любовь учителей к Комиру была так сильна, что они предпочли поверить ему.
Над обеими академиями в тот же день были усилены защитные купола. Полупрозрачные, они висели широкими зонтами, прикрывая темные дорожки парков, дома студентов и учителей, казармы и учебные корпуса. Вдали за ними опасной чернотой нависал лес, над которым без остановки пышным облаком кружили вороны.
Освальда я не могла найти до самого обеда. Побродив полдня в его поисках я отчаялась и вернулась к себе. К моему удивлению, он, сосредоточенный и непривычно серьезный, поджидал меня у двери, упершись спиной в стену.
– Ты ведь пропадал полдня потому, что ставил купола? – спросила я вместо приветствия.
Он не стал отпираться и кивнул.
– Скажи, хоть ты мне веришь, что Комир во всем этом замешан! – умоляюще посмотрела на него я, отпирая комнату.
Освальд только пожал плечами, он был молчалив, как никогда, взял меня под локоть, ввел в комнату и запер дверь на ключ. Только когда Освальд убедился, что комната защищена надежным щитом, он заговорил:
– Тебе нужно освоить щитовое заклинание сегодня!
– К чему такая спешка? Рональд настоял? – с насмешливой горечью позволила себе спросить я.
– Нет, – спокойно ответил Освальд. – Это мое желание. С этого момента без меня никуда не выходи, даже в коридор. Носи на себе не меньше дюжины булавок и очередку в кармане. Не оставайся с учителями и студентами наедине. На занятия к воякам буду тебя заводить я, а возвращать обратно Василика. Слушайся ее во всем: скажет бежать – беги, скажет нырнуть в болото – ныряй!
– Как же! Эта с радостью меня утопит! – я скрестила руки на груди, и не думая слушаться Освальда. Обида накатила приливной волной, внезапно, нежданно, поднимая со дна души весь накопившийся мусор. Я почувствовала себя дважды преданной – Рональдом, который полгода не писал и подсунул вместо себя охранника, даже не сказав об этом, и новым другом, который оказался простым наемным магом. Обида была почти осязаемой и плотным покрывалом висела в воздухе.
– Я отправил письмо Рональду, – сказал Освальд. – Завтра он приедет и заберет тебя – в городе безопасней.
В этот момент меня не беспокоили ни опасность, ни Комир, ни злые тени.
– А как же наша дружба, Освальд? Сколько Рональд тебе заплатил, чтобы ты ходил за мной, как за ребенком и утирал мне сопли? Во сколько оценил меня Рональд? Во сколько оценил ты дружбу со мной?
Освальд молчал.
– Тебе нужен щит? – чуть не плача спросила я. Злость собралась в тугой комок, и внезапно выстрелила, как пружина. Из выкинутой вперед руки поднялся идеальный щит, не хуже, чем у Освальда. Его края пылали золотом и были готовы обжечь любого, кто окажется слишком близко. Я пошла вперед, оттесняя Освальда к выходу. Он удивленно отступал, переводя растерянный взгляд с моего лица на тонкую канву магической защиты, пока не уперся спиной в дверь.
– Вот твой щит, идеальный, как ты и хотел! Это все? Тогда уходи и передай своему хозяину, что я сама могу о себе позаботиться.
Плечи Освольда опали, он развернулся, отпер дверь и вышел, унося за собой шлейф вины и обиды вперемешку. Мой щит немедленно погас, я подбежала к полке, судорожно вырвала из нее первую попавшуюся книгу и стала читать, чтобы только не дать слезам злости и обиды потечь из глаз. Слова проскальзывали, не цепляясь за сознание, но выполняли свое дело. Постепенно сердце перестало рваться, лицо гореть, а кровь бешено бить в ушах. Чернильные строчки, наконец, сложились в цепь и выстроились в связное предложение, превратив бессмысленный перебор букв в чтение.
Трудно было сказать, сколько оборотов сделала минутная стрелка, сколько страниц было прочитано. За окном было темно и тихо. Академия магии, наконец успокоилась после безумного дня и спала глубоко и тяжело, не ворочаясь, не шурша, не скрипя половицами. Тишина была неестественная, свет полукругом вырывал из темноты пожелтевшие страницы, испещренные красными буквами. В этой тишине стук в дверь прозвучал подобно глухому барабану, вернув меня из мира книжных грез в тесноту комнатки.
Если бы я не была так поглощена своими переживаниями и обратила внимание, что уже давно за полночь, если бы я уловила трусливый след того, кто стучал или просто спала и ничего не услышала, то все могло бы быть иначе, но увы.
Когда я открыла дверь за ней уже никого не было. На полу лежал сложенный белым треугольником листок. Красной розой на нем раскрывалась герцогская печать, а россыпь аккуратных вытянутых букв знакомого почерка снова заставили вспомнить длинные пальцы Рональда, сжимающие перо. Сердце, недавно сдавливаемое тоской, зашлось от радости. Я схватила письмо и сломала печать, забыв остекленевшие глаза убитого почтальона.
Меня отбросило ударной волной обратно в комнату, впечатало, едва не ломая позвоночник, в перевернутый и отлетевший к окну стол. Ступня застряла между разлетающимися в щепки остатками шкафчика и книжной полки, хрустнула в рывке и боль горячей пульсацией хлынула вверх, добираясь до бедра. Я закричала, глядя на то, что было теперь на месте конверта. В полу, вместо клока гербовой бумаги, разверзалась зияющая дыра. Чернота ее провала уходила не на нижние этажи или в подвал, а в плотную пустоту бездны. Из нее медленно потянулись тонкие длинные лапки, коленчатые, многосуставные, как у жуков. Они оканчивались почти человеческими пиявками-пальцами.
Непропорционально тонкие и длинные, лапки были не способны выдерживать собственный вес, и потому тянулись по полу, перебирая пальцами, нащупывали все, что были способны оторвать, и тянули в пасть бездны. Они неумолимо подбирались ко мне. Я выбросила вперед руку, ставя щит. Через собственную панику я смогла заметить, что щит получился отлично, но никакой преграды для лапок не создал. Они с противным шуршанием прорывались сквозь него и неотступно подтягивались ко мне.
Вот уже первая лапка нашарила мою сломанную лодыжку, за ней почти сразу ко мне прилипли вторая и третья. Я не давала себе отчет, что снова кричу. Руки, не дожидаясь команды, сами намертво ухватились за ножки кровати. Едва не задыхаясь от боли, я с силой пинала лапки здоровой ногой, стараясь отцепить их от себя, но они держали крепко, и на помощь к ним спешили все новые. Лапки судорожно сжимали коленца и рывками сдвигали меня вместе с кроватью, медленно, но решительно приближая к колодцу.
На миг за дверью мелькнуло перепуганное лицо Комира. Он едва не терял сознание от страха. Несколько рук-щупалец дернулись и поползли в его сторону.
– Я не хотел! – закричал Комир, хватаясь в отчаянии за голову. – Не хотел! Не хотел! На помощь! – кричал он уже убегая. Одна из лапок почти ухватила его за ногу, промахнувшись всего на ладонь, и в разочаровании принялась ловить воздух в том месте, где он только что стоял.
Лапки не обращали никакого внимания на суету, поднявшуюся вокруг, на выглядывающих из комнат заспанных студентов. Они делали свое дело упрямо до тупости, толчками подволакивая меня к колодцу.
Одна из лапок, тянувшихся за Комиром, нашарила ужасный академический ковер, ухватила его и с натугой дернула. Ковер, будто нехотя, отлепился от пола, подняв воздух облако пыли и рассыпав вокруг панцири личинок моли, выевшей из него всю шерсть еще столетие назад. Истлевшие от времени волокна расходились, ковер едва не распался на куски, пока лапка тянула его к колодцу. Но один рывок, и он все-таки скрылся в провале, оставив на месте себя вековой слой пыли. Только существо, напрочь лишенное зрения и обоняния, могло заинтересоваться такой отвратительной вещью.
Мне предстояло последовать за ковром всего через три локтя. Смрадный жар, поднимающийся из колодца, оплавлял кожу туфель на ногах. Провал дышал ядовитым зловонием, напоминая о неизбежности смерти. Теперь надежда на то, что помощь успеет подойти таяла в душном угаре неумолимо приближающегося колодца.
– Освальд! – в отчаянии закричала я, в очередной раз делая попытку столкнуть с себя лапки. Они теперь почти все держали меня и в едином порыве увлекали к зеву колодца. – Освальд, помоги!!!
Все звуки слились в упругий гул, сверкнул серебряный проблеск, перерезая все жучьи лапки разом, чернота схлопнулась и исчезла, меч в руках Освальда пылал синим. От его света отрубленные конечности рассыпались пылью. Передо мной вместо колодца, снова лежало безобидное на вид письмо, лишь пара лапок, все еще сгибающихся в конвульсиях, напоминали о пережитом кошмаре.
– Больше никогда не буду читать письма! – сказала я, отцепила от ноги один из уцелевших обрубков и, тяжело дыша откинулась на пол.
Освальд резко выпрямился и огляделся, стирая капающий на глаза пот. Он выцепил взглядом трясущегося Комира, ухватил его за шиворот и рывком прижал к стенке, хорошо приложив об нее затылком. Было видно, что у Комира нет ни малейшего шанса вырваться. Трудно было поверить, что тихий, дружелюбный, тонкий, как трость Освальд может проявить такие напор и силу. Освальд поднес к лицу Комира одну из отрубленных лапок, и того затрясло еще сильнее.
– Говори, идиот, откуда у тебя взялось это заклинание! – рявкнул Освальд. Комир был на грани обморока, заикался, дрожал и не мог выдавить из себя ни единого слова.
– Хозяин…хозяин дал мне, – лепетал, спотыкаясь на каждом слоге, загнанный в угол отличник.
– Какой хозяин? – ревел, нависая над ним Освальд, но вытрясти что-либо из Комира было уже нельзя, его ноги подкашивались, а язык отказывался подчиняться и собирать звуки в слова.
– Безмозглый болван! – Освальд с отвращением отшвырнул его прочь от себя, как грязную тряпку. – Убирайся с моих глаз, я позже с тобой разберусь.
Тут к моей комнате подоспели помятые и кое как одетые учителя, Освальд коротко отдал им команду следить за Комиром, и они немедленно его послушались, отправив несколько человек за старшекурсником. Однако, когда маги заметили корчащиеся на полу обрубки лапок, они немедленно позабыли обо всем на свете. Хоть их ждали серьезные неприятности из-за случившегося, они радовались, как дети. Шутка ли, многим из них за всю жизнь не довелось увидеть артефакты настоящей черной магии. Учителя не могли больше ни о чем думать, все их внимание перешло к черным обрубкам, дрыгавшимся на полу. Маги бережно, как детей, принялись собирать их и переносить в учебный корпус, где намеревались залить прозрачной смолой, и увековечить редчайший образец черной магии для потомков.
Освальд был даже рад этому, ему не нужны были сейчас расспросы. Он быстро залечил мне ногу, схватил за руку и потащил к себе. Едва заперев дверь, Освальд указал на меня пальцем, сказал незнакомое слово, и комната стремительно стала расширяться. В отражении растущего на стене зеркала я увидела, как осело на пол мое платье, а в его складках вместо человека оказался маленький белый зверек с огромными ушами.
– Что ты со мной сделал, предатель? – заорала я, звук получился тоненьким и незнакомым. Я попробовала карабкаться по одежным холмам, пища проклятья и призывая Хранительницу отомстить за меня противному Освальду. Огромные руки поймали и подняли меня вверх. Лицо Освальда было таким огромным, что он смог бы меня съесть за один укус. Я вывернулась и цапнула его за палец, горячая кровь брызнула мне в рот, но Освальд ждал этого и даже не дрогнул. Я опустила глаза вниз, на белой шерстке четырехпалых лапок алели пятнышки крови. Челюсти невольно разжались сами, я заскулила и лизнула раненый палец мага.
– Я твой друг, Лисичка, – погладил он меня пальцем по костлявому хребту. – Рональд попросил приглядывать за тобой, но я не удержался и влез в твою жизнь, оправдавшись тем, что тебя надо немного подучить на случай, если тебе придется отбиваться самой. Первый курс магии в Освии, как видишь, ничему путному не учит, сплошная теория, никакой практики. Прости, что не рассказал. Переночуешь у меня на подушке, так будет надежнее, только Василике ни слова! – почему-то вспомнил он. Так и знала, что Василика тоже в это втянута. Я сразу заподозрила в ней зло.
– Я что, мышь? – спросила я, почти придя в себя после происшедшего. Чудовищно большой рот Освальда расплылся в улыбке. К моему удивлению, он меня понял.
– Не совсем мышь. Кое-кто поинтересней. Не бойся, это мое личное заклинание. Несмотря на кажущуюся сложность превращения, побочка минимальная. У тебя всего лишь будут всю жизнь расти волосы на спине.
– Что?!!! – задохнулась от возмущения я.
Он рассмеялся.
– Успокойся, я пошутил. Не волосы, а бородавки.
Освальд действительно уступил целую подушку. Она была для меня как самый большой матрас в мире.
– Никогда тебе этого не прощу! – пропищала я, обиженно сворачиваясь калачиком и накрывая нос пушистым хвостом.
– Подучись немного, может, еще и отомстить получится, – подбодрил он и, так же улыбаясь, поставил сложнейший купол над своей комнатой. Потом, мгновение подумав, выплел отдельный маленький купол еще и над моей подушкой. Прямо в одежде он растянулся на кровати, скрестив руки на груди и глядя в потолок. Пряди волос падали на мою подушку и щекотали лапки. От них пахло терпкими травами и металлом. Освальд перестал обращать на меня внимание, и погрузился в тяжелые мысли.
Я решила все-таки обидеться, отвернулась от него и громко засопела. Обижаться не получалось, Освальд вызывал восхищение. Умение превращать людей в животных было исключительным, редким и требовало высокого мастерства и знаний. Только самые сильные маги прибегали к таким превращениям. Я надеялась, что Освальд вернет мне настоящий облик не менее ловко, и для этого не придется есть какую-нибудь дрянь вроде слизняков или вареного лука. И желательно, чтобы без бородавок.
***
Шепот из каждого уголка академии сливался в общий гул, отражаясь от высоких стен светлых коридоров. Происшествие с колодцем и лапками видела половина учеников академии. Те, кому не повезло понаблюдать за этим своими глазами, не отставали от остальных и распускали совсем уж дикие слухи обо мне, Освальде и Комире. Последний, к слову, не стал дожидаться, когда суматоха уляжется и о нем вспомнят. Комир обошел жалкую охрану, приставленную впопыхах, и бесследно исчез.
Освальд сидел у меня за спиной, вытянув ноги и читая книжку, беззастенчиво отобранную у меня. Утром он принес меня в мою комнату, оставил там, закрыл дверь, снял сначала свой щит, а потом и вчерашнее заклинание. Я снова стала девушкой, бородавок, к счастью, на спине не было. Он терпеливо ждал, пока я приведу себя в порядок и оденусь, молча вел под локоть в директорский кабинет, и сам отвечал на многочисленные вопросы, которые сыпали учителя и директор. Я молча смотрела в окно, на вьющуюся у леса дорогу и на ясное голубое небо, непривычно пустое, не испачканное ни единым пятном пролетающей птицы.
Потраченные за год усилия были перечеркнуты мрачными событиями последних дней. Об учебе теперь не могло быть и речи. Директор в спешке убежал готовить академию к приезду герцога. Он то обещал освободить студентов от всех экзаменов за их старания в уборке, то угрожал вышвырнуть из академии навсегда, если они не успеют закончить. Студенты не верили ни в первое, ни во второе, дрались за спинами у магов и кидались тряпками. Зато учителя очень старались, и академия все-таки приняла приличный вид, разом скинув с себя несколько десятилетий пыли.
Мы с Освальдом остались в пустом директорском кабинете. Ожидание было тяжелым и безрадостным. От скуки я следила за большими напольными часами, отсчитывающими секунды ленивыми колебаниями маятника. Часы были искусно расписаны. Художник постарался и изобразил под циферблатом сцену поединка двух магов. Они стояли друг напротив друга, скрючив пальцы и с нескрываемой неприязнью глядя друг на друга. Маги были лысыми, как и полагалось в Освии. По негласной традиции все маги здесь должны были бриться налысо, чтобы показать блеск своих голов. Зато бороды они растили на славу, некоторые, самые предприимчивые маги даже заговаривали несколько волосков, вплетая в них сложные боевые заклинания. В случае опасности можно было просто вырвать нужный волос, высвободить энергию заклинания, не тратя на это ни сил, ни времени, и использовать против врага. Заговоренные волосы помечали лентами, бусинами, или просто связывались в пучок, чтобы их можно было отличить от остальных. Маги на часах швыряли друг в друга волосы, их бороды развевало несуществующим ветром, бусины блестели.
Минутная стрелка нехотя сползла вниз на одно деление, указав точно в нос одному из магов. Я скосила взгляд на Освальда, свободно развалившегося в кресле. Что он был за маг, раз носил свои кудри и нисколько не заботился о чужом мнении? Что он был за маг, если мог потратить полгода наблюдая за скучными первокурсниками, проходящими азы, а сам при этом с легкостью делая такое, от чего местные учителя открывали рты. Одно было несомненно – Рональд потрудился найти для меня лучшего охранника, какого можно представить.
Стрелка часов снова скользнула на одно деление, а по коридору прошелся шепот, подкрепленный волной жгучего любопытства. Это был знак, что ждать осталось совсем чуть-чуть. Я повернула голову к двери, за секунду до того, как мой родной, любимый Рональд дернул ручку и встал в дверном проеме, загораживая плечами бьющий из окон коридора свет. Был виден только его силуэт в ареоле лучей, но его радость я могла распознать и так.
За ним появилась еще одна фигура с гладкой, как колено головой, и обрывки фраз прорвались через размеренный шум коридора.
– … письмо оказалось не совсем безопасным и вызвало некоторые колебания пространства, повлекшие массовые галлюцинации. Ничего серьезного, пара пустяков…– лепетал директор, сам не веря в свои слова. В его голове проносились мысли о том, что академию закроют, а всех учителей отправят в сырые подвалы королевских тюрем. Теперь секрет моей связи с семейством герцогов был раскрыт, и учителя осознали, что неприятность ситуации куда глубже, чем им казалось вначале.
Рональд не мог сердиться. Он шагнул вперед, выходя из пучка солнечных лучей, и я увидела его улыбку. В эту секунду я смогла бы простить ему все, не только бесконечное ожидание письма, затянувшееся на полгода. Я, не двигаясь сидела в директорском кресле и смотрела на него, не в силах оторвать взгляд.
Освальд подошел к Рональду, крепко пожал руку и обнял, не оставляя сомнений, что их связывали не деньги и заказы, а нечто куда более прочное. Дверь закрылась, отрезав любопытные взгляды многих глаз, но я все еще не хотела говорить. Я не хотела делить разговор с Рональдом ни с одними посторонними ушами. Сплетникам и так хватит пищи для творчества на ближайший месяц. Я была уверена, что уже к вечеру слухи обо мне, Рональде и Освальде разлетятся по всей академии, переплетутся с затейливыми домыслами и создадут невероятную картину, вряд ли имеющую хоть какое-то отношение к реальности.
Директор еще что-то пытался объяснять, потом сник, махнул рукой и поплелся прочь, уступая нам свой кабинет. Едва он вышел, Освальд непринужденным жестом поставил противошпионскую защиту и маленький купол.
После этого Рональд подошел ко мне, взял за руку, ту самую, на которой было его кольцо, и посмотрел в глаза долгим взглядом.
– Почему ты не писал? – шепнула я мучавший меня так долго вопрос.
– Я писал тебе каждый день, – так же шепотом ответил он, перевернул мою руку ладонью вверх и поцеловал в переплетение линий. Я ему сразу поверила.
Освальд кашлянул, напоминая о себе.
– Давайте вы, голубки, потом поворкуете, без меня, – влез он. – Сейчас есть вопрос поважнее.
Я покраснела. Мне стало стыдно, Рональд отпустил мою руку и шагнул в сторону.
– Рассказывай, – обратился он к Освальду, и маг стал по порядку выкладывать все, что произошло со мной от момента нашей встречи в комнате Комира и кончая ссорой и лапками.
– Вчера Лисичке под двери подложили конверт. На письме было очень непростое заклинание. Я видел такое только однажды, когда Фермес в последний раз воевал с Аскарой.
Про названные Освальдом королевства я слышала много раз. Их история была излюбленной у всех учителей, которым нужно было на примере объяснить, на какую изобретательность способны люди в своем непримиримости и жажде наживы. Фермес был богатым и сильным королевством. Жители поклонялись Солнцу, считая, что оно старше и сильнее Матери Хранительницы, а сила – это то, чему они всегда отдавали предпочтение. Все мужчины там носили длинные до пола платья, преимущественно черного цвета, считая, что он помогает закалить характер и выдержку в ужасной жаре Фермеса. Женщины тоже носили платья, правда, другого покроя, и любого цвета, кроме черного. Маги Фермеса не стригли волосы, как в Освии, а наоборот, отращивали, чтобы выделяться на фоне остальных жителей.
Богатство и могущество Фермеса были известны далеко за его пределами. Люди в нем привыкли к достатку или даже к роскоши. Ценою этого были постоянные войны с соседними королевствами и использование труда рабов, в которых Фермес превращал жителей завоеванных им земель.
Древняя династия ее правителей славилась на весь мир умом, хитростью и воинственностью. С их подачи Фермес поглощал все новые территории. Освию спасало от такого опасного соседства только море. Флот в Фермесе был, к счастью, слабым, трудно построить корабли, если у тебя не растет ничего, крупнее яблонь. Поэтому высокие звонкие леса Аскары были так притягательны для Фермеса. Королевство не оставляло попыток покорить неподатливый клочок земли, окруженный с одной стороны покатыми хребтами холмов, за которые цеплялись грозовые тучи, а с другой теплыми водами Бирюзового моря. Воины Аскары были храбры и могучи, они ни за что не желали отдать свой маленький рай посреди пустынь, и не жалели жизней, защищая своих женщин, детей и белокаменные города, лежащие посреди высоких лесов.
Даже это не помогло бы им выдержать натиск огромного и могущественного Фермеса, но им помогало одно древнее заклинание. Давно, когда магии, рассыпанной Хранительницей, было еще очень много, а народы уже воевали между собой, один вдохновленный чародей, желая защитить родное королевство, смастерил из глины и пучка перьев волшебную птицу. Маленькая, красная, она казалась невзрачной и бесполезной, никто не придал значения этой новой игрушке, вышедшей из-под рук очередного мастера. Однако уже совсем скоро птичку стали считать самым важным изобретением в королевстве. Маг выпустил ее в небо, повелев ей облетать земли Аскары и охранять ее покой. Стоило вражескому войску подойти к границам непоклонного королевства, как маленькая, всего с кулачок птица, поднимала такой крик, что в озерах, реках, ручьях, колодцах и даже чашках на столе по всей Аскаре, начинала дрожать вода. Жители мгновенно узнавали об опасности, неважно, как далеко от нее находились. Напасть на Аскару внезапно стало невозможно.
Правящий в те времена король приказал магу смастерить еще три сотни птиц и не жалея отмерял ему денег. Маг успел выполнить королевский заказ, но внезапно умер, не успев передать свое мастерство.
Птицы не требовали ни сна, ни отдыха, маги и воины самоотверженно несли караулы, но воинственный Фермес не переставал время от времени нападать на Аскару, будто выжидая тот момент, когда последняя волшебная птица сломается, а бдительность аскарцев иссякнет.
Последняя война между Аскарой и Фермесом случилась не так давно. Она была кровавой и жестокой как ни одна прежде. Много воинов пало, и Аскара одержала верх с такими потерями, которых не знала раньше. В Фермес из похода тоже возвращались жалкие крохи тех людей, которые вышли в него. Говорят, что в последнем бою Фермес применил нечто ужасное, какое-то неведомое заклинание, вышедшее из-под контроля, и с которым пришлось бороться магам обоих королевств, позабыв о том, на чьей они стороне.
– Там были такие же колодцы, – сказ Освальд так буднично, будто ему каждый день приходилось иметь дело с бешеной чужеродной и отвратительной магией. Он безмятежно, тоном учителя истории продолжал:
– Война кончилась из-за них, а последствия мы устраняли еще несколько лет. Твой колодец был крошечный и всего один, почти пустяк. Там таких были сотни. Земля походила на решето, из которого лезла устойчивая к магии и оружию дрянь. Она вырывала с корнями деревья, дерн, хватала людей, лошадей, оружие, все, что попадалось, утаскивала к себе и тут же возвращалась вновь. Ни насытиться, ни устать она не хотела. Щупы не волновало, кто их призвал, они были третьей, равнодушной силой, защищающей только свои интересы.
Я был среди магов, оставшихся убирать колодцы, когда войска отступили. Несколько месяцев я занимался поиском способа закрыть их, но тщетно. Колодцы разрастались, множились и казалось, мы эту войну не выиграем. Много магов сгинуло, прежде чем оставшиеся выяснили, что обитатели колодцев ничего не способны поделать с серебром. Освальд достал на свет и повертел серебряный меч, которым вчера отсек чудовищные лапки. – Слишком мягкий и тяжелый, бесполезный против оружия, зато безотказный и верный инструмент в борьбе с обитателями колодцев.
Я рассказываю вам это, чтобы вы поняли, насколько все серьезно. Это не детская шалость, не розыгрыш, не глупая школьная вражда, – это сложная, дикая и необузданная магия, которой не побоится пользоваться разве что сумасшедший.
Кроме того, чтобы создать колодец, нужен доступ к неисчерпаемому источнику магии прямо в волшебном мире Хранительницы. У Комира его, конечно же, нет. Теперь вы вдвоем хорошо подумайте и скажите мне сами, кто мог захотеть убить Лисичку руками послушного дурака, не боясь риска, случайных жертв или разоблачения.
– Дядя-маг! – не задумываясь, решила я.
– Не может быть… – упавшим голосом, сомневаясь и не веря в собственную догадку, проговорил Рональд. – Это так похоже на Черного Геральта.
– На кого? – я непонимающе посмотрела на него.
– Рассказывай, – теперь скомандовал Освальд.
Рональд опустился в кресло и потер лоб. Он вспомнил что-то очень неприятное, тягучую тревогу вперемешку с глубоким отвращением. Он вздохнул и стал рассказывать.
