Светлана Александровна Захарова
Пропасть для свободных мужчин
День рождения провел великолепно. До 19 часов – в наряде, а после ужина чистил картошку.
Отвечаю на ваши вопросы о Лене. Да, она пишет мне письма, у нас мир и дружба. После армии хотелось бы поехать жить в Ленинград, только это очень трудно сделать. Но, как говорится, поживем – увидим.
Желаю вам хорошего отпуска, солнечных и теплых дней.
Миша
28.08.1976 г.
Привет из города Лиепая!
Перевод и письмо получил. Спасибо.
У меня все хорошо. Служба идет на убыль. Осталось не больше трех месяцев.
По выходным дням смотрим фильмы, сидим у телевизора. Сейчас болеем за нашу сборную, выступающую на турнире в Канаде. Наши выше третьего места, по-моему, не займут, зато могут выиграть чемпионат мира в следующем году.
Прочитал «Блокаду» А. Чаковского. Почти месяц затратил на все пять книг, и все-таки последнего журнала не нашел. Вот уж приеду домой, может, у вас в райкомовской библиотеке достану – это «Знамя» №5 за 1975 год.
Очень интересный роман. Там и про Гитлера, и про Сталина, и про многих военных начальников, и о простых людях. Очень всесторонне написано.
Я не очень расстроился, потому что не надеялся особо, что меня отпустят домой к первому сентября. Это была розовая мечта детства. «Просящему дается», но только не в армии. Здесь свои суровые законы.
Миша
21.09.1976 г.
Привет всем!
Посылку получил, яблоки сохранились отлично. Спасибо.
У нас наступила осень. Заметно похолодало, идут дожди. А мы очень часто ездим на картошку, заготавливаем на зиму. Работать на воздухе приятно.
Служить остается все меньше и меньше. Осталось сходить в увольнение 5-6 раз. Многим ребятам уже прислали денег, и они присматривают себе вещи. Поэтому, если не трудно, пришлите мне, пожалуйста, рублей 150, я хочу посмотреть себе куртку, ботинки, портфель и другое. В Москве же сплошной дефицит, а здесь можно кое-что найти.
Когда меня уволят в запас, понятия не имею. Но через неделю должен выйти приказ об увольнении.
Ваш Мишка.
30.09.1976 г.
Привет из Прибалтики!
Ура! Вышел приказ об увольнении в запас военнослужащих срочной службы, отслуживших положенные сроки. Так что теперь мне осталось от 40 дней до двух месяцев.
Я здесь активно сотрудничаю в стенной печати. Вот и сейчас написал заметку, в которой призвал личный состав отдать все силы и знания предстоящей итоговой проверке, отметил недостатки и достоинства бойцов. Еще я являюсь помощником руководителя политзанятий. Это уж благодаря образованию, здесь я один такой.
Последнее время стало больше свободного времени. Читаю книги запоем, не обращая внимания на свои негустые волосы. Правда, библиотека здесь не блестящая, и та с военным уклоном. Только толстые журналы спасают.
Вот и все новости. До скорой встречи.
Михаил.
Р.S. Шлю кучу стихотворных строчек.
05.10.1976 г.
Здравствуйте все!
У меня по-прежнему все хорошо. Выбился здесь в отличники, по всем предметам ставят пятерки. На этой неделе будет последняя итоговая проверка, а там уже и меньше месяца до увольнения.
Купить мне пока ничего не удалось. В город никак не вырваться.
Постарайтесь в ближайшие дни выслать мне справку, что вы живете в Москве, чтобы мне выписали проездные документы. Я из армии – прямо к вам. Потом разберемся.
Миша.
20.10.1976 г.
Здравствуйте, мои дорогие!
Письмо с документами и посылку получил. Спасибо. До 20 ноября я рассчитываю уволиться, так что могу успеть на день рождения Тани. Служить осталось ровно месяц, если ничего не случится. Копите фрукты и овощи, колбасу и сосиски – скоро я до них доберусь.
Я здесь сел на диету. Сейчас вешу 80 килограмм, сбросил почти 10. Врачи говорят, что 90 процентов всех сердечно-сосудистых заболеваний происходит от лишнего веса. Да и другие болезни к тучным людям пристают охотнее. Поэтому не очень-то налегайте на хлебобулочные изделия и каши. Ешьте больше сырых овощей, фруктов, мяса и рыбы. Будем здороветь вместе.
Ваш Миша.
14.11.1976 г.
Привет из армии.
Я все еще здесь, хотя мог бы быть на пути домой. У нас в части случилось чрезвычайное происшествие, пропало оружие, поэтому, пока не разберутся, домой никого не отпустят. В связи с этим я рекомендую вам еще немного потерпеть и подождать меня дней 10-15.
Я решил окончательно и бесповоротно устраиваться на работу в Ленинграде. Полгода сумею проработать с временной пропиской (есть такая возможность) и зарплатой 100-120 рублей. Это время я хочу использовать для подготовки к поступлению в аспирантуру под руководством моего старого научного руководителя, а летом – постараюсь поступить. Эти шикарные планы я обдумывал не один день, но гарантировать себе успех я не могу.
В армии я познакомился с начальником отдела физической подготовки, майором, ленинградцем. Он сказал, что из всех моих вариантов этот самый лучший. Я и сам думал так же. Поэтому насчет работы в Москве хлопотать не нужно.
До скорой встречи.
Миша.
Армейский синдром.
Наступил ноябрь, День рождения Тани – 25 ноября – приближался, а от Миши не было никаких вестей.
–
Да приедет он, наконец, или нет? – постоянно твердила мама, – обещал же быть к твоему дню рождения.
–
Мама, он же писал, что задерживается…
–
Сколько можно задерживаться? Если бы ни ЧП в части, он бы давно приехал.
–
До дня рождения еще целая неделя, успеет, – предположила Таня.
–
Что-то мне не верится, – задумчиво произнесла мама.
–
Ну тогда к Андрюшкиному успеет. А там впереди – Новый год. Без праздников наш Миша не останется.
Но Таня ошиблась. Она не была ясновидящей и не могла предвидеть и доли тех событий, что произошли потом. Через три дня она получила от Миши поздравительную открытку, которую долго вертела в руках и перечитывала, пытаясь понять, что же случилось с братом. Текст был написан нетвердым почерком – руки явно тряслись, а стиль письма вообще не соответствовал Мишиному.
Ноябрь 1976 года.
Танюшка, сестренка, дорогая моя кровиночка! Я так рад, что могу тебя поздравить с Днем рождения, я отказался от всякого кайфа, не пошел ни на какую строевую, хотя они у меня еще дождутся. Главное сейчас – ты, твой день рождения. Маленький ребенок и все, что с этим связано. Остальные вопросы я решу, если надо, то дойду и до Брежнева.
До встречи.
По этому поводу устроили семейный совет.
Таня показала открытку мужу, и он сделал единственный, не терпящий возражений вывод: «Выпили они там на радостях, что скоро домой, но не закусили. Поэтому в голове – армейская каша».
–
А зачем ему надо было писать именно в это время? Из Ленинграда же не приходили такие письма, хотя он там тоже иногда не закусывал.
–
Это было давно, все могло перемениться. Скоро сам приедет, объяснит. Не знаю, правда, зачем он собирается обратиться к Брежневу. Наверное, у них в армии какие-то беспорядки.
–
Мне показалось странным, почему он не написал, когда приедет, – опять вступила в разговор Таня, – их задерживают из-за этого ЧП с оружием или, может быть, намечается смена руководства в стране?
–
Все может быть, – сказал Сергей, – у нас всегда так – умер руководитель, значит, быть войне или революции. Все перепугались, войска на страже поставили.
–
Но Брежнев не умер.
–
Ты его видела по телевизору? По-моему, в Кремле уже делят портфели.
–
Обстановка в мире в самом деле сложная, – вставил папа, – ожидать можно всякого. Но будем надеяться, что Мишу это не коснется. Он свое отслужил.
–
Если война начнется, это коснется всех, – возразил Сергей.
–
Какая еще война? – возмутилась Таня, – вы что, белены объелись? Никакой войны не будет.
–
Я тоже надеюсь на это, – согласился Сергей, – по крайней мере, космическая программа «Союз-Аполлон», проводимая вместе с американцами, укрепила дружбу между народами.
–
Мы вам не говорили? Сережа за участие в этой операции повысился в должности. Он стал конструктором первой категории, – похвасталась Таня.
–
Поздравляем, поздравляем, – хором сказали папа с мамой, они же тесть с тещей, – вот приедет Миша, надо будет за это поднять бокал.
Потянулись дни томительного ожидания. Наступил декабрь, но от Миши по-прежнему известий не было.
–
Он, наверное, в Ленинград к Ленке заехал, – предположила тетя Лида, когда приехала в гости, – он там гуляет, к свадьбе готовится, а вы переживаете.
–
Не может быть, – не согласилась с теткой Таня, – если бы он был в Ленинграде, то не стал бы скрывать. Мы ему этого не запрещали.
–
Да он и задержался всего-то на две недели, разве это долго? – не унималась тетя Лида, – погуляет и приедет. Волноваться тут не из-за чего.
Но ее слова никого не успокоили. Напряжение в доме нарастало. Мама увидела странный сон, будто бы Миша приехал, бросился к ней навстречу, и в этот момент черты его лица исказились. Миша стал неузнаваемым. Таисия Михайловна была атеисткой и не верила в сны, но проснулась она в страшной тревоге.
–
Может быть, его и в живых уже нет, а мы тут ждем, – сказала она утром упавшим голосом.
–
Ну и придумала! Если бы он погиб, тебе бы первой сообщили об этом, – постаралась успокоить ее Таня, хотя ей тоже было не по себе.
–
Он, наверное, болеет, а помочь ему некому, – предположила мама.
–
Это вполне возможно, заболеть может каждый человек, – согласилась Таня.
–
Зачем мы будем думать да гадать, – сказал папа, – скоро все выяснится, наберитесь терпения.
–
Мы не должны пассивно ждать, надо что-то делать, – решила Таня.
На следующий день она отправила в военную часть телеграмму с оплаченным ответом. Она написала от имени родителей: «Обеспокоены молчанием сына. Сообщите, уволен ли Лунин Михаил. Лунины».
Ответ пришел незамедлительно: «Лунин Михаил уволен 15 декабря». Таня взглянула на календарь и воскликнула: «Мама! Он только вчера уволен. Он уже едет!». И опять ошиблась. Миша не ехал, его везли.
Через три дня, в воскресенье, в одиннадцатом часу утра в квартире Луниных раздался телефонный звонок. Трубку взял Сергей, и по выражению его лица, которое вдруг изменилось, Таня поняла: что-то случилось.
–
Миша звонил, – пояснил муж, – он находится в Москве, в «Матросской тишине».
–
Где? Не поняла. В тюрьме?
–
Ну почему в тюрьме, что у тебя за мысли? В больнице.
–
В больнице? Значит, все-таки заболел… Но он сам звонил. Значит, не тяжело? Главное, жив!
–
Жив, конечно, только больница там весьма своеобразная. Он мне сказал, что уже третий день лежит в психушке, а мы его даже не навещаем.
–
Что?!
–
Он в психиатрической больнице, которая расположена на улице Матросская тишина. Это у метро «Сокольники». Надо ехать.
–
Ты останешься с Андрюшкой, а я поеду с родителями. Боюсь, что еще с ними что-нибудь случится.
Узнав страшную новость, родители быстро, без истерик собрались. Не зная толком, куда ехать, поймали такси. По дороге они не плакали, не возмущались. Они надеялись на ошибку. Когда таксист привез их к воротам, ассоциация с тюрьмой была полная. Серые, мрачные корпуса с решетками на окнах производили жуткое впечатление. Вежливая медсестра, которая вышла к ним, быстро спросила: «Вы первый раз?» и сунула матери таблетку. Тане с папой таблеток не дали. Они сели и стали ждать, нетерпеливо поглядывая на дверь.
Мишу, наконец, привели. Он всех узнал, со всеми обнялся, но это был уже не Миша. Волосы поредели настолько, что просматривалась лысина. Руки дрожали, глаза остекленели. Ему трудно было говорить – язык не слушался его.
–
Сыночек, – только и вымолвила мама.
Таня ужаснулась и увидела, что это не ошибка . Отец молча вытирал слезы.
–
Разве вам не сказали, что я здесь? Я вас ждал, – сказал Миша.
–
Никто не сказал, сыночек, – ответила мама, – если бы мы знали, сразу бы пришли.
–
Я тоже так думал, поэтому попросил разрешения позвонить. Здесь звонить вообще-то не разрешают…
–
Ты когда приехал? – спросила Таня.
–
В пятницу. Меня везли в купейном вагоне, как принца. И со свитой – в сопровождении трех солдат.
–
Они тебя не обижали? – забеспокоилась мама.
–
Нет. Мне сделали укол. Я спал.
–
А здесь тебя лечат?
–
И уколы, и таблетки. Я немного сдвинулся… После уколов я много сплю.
–
Как же ты заболел?
–
Не знаю. Я собирался домой к Тане на день рождения. Я и подарок купил.
Потом Мишу увели обедать, а родственники отправились домой, пообещав навещать его почаще. Обратно ехали опять на такси, потому что ни у кого не было сил спуститься в метро. Все с трудом сдерживали слезы. Дома Таня упала на кровать и дала волю слезам. Она не могла понять, что случилось с Мишей, еще больше она не понимала безразличия окружавших его людей, которые не сообщили родственникам, что Миша в Москве. Разве трое парней, которые везли его, не могли позвонить? Из медицинского персонала тоже никому в голову не пришло, что родители беспокоятся – ждут сына, а сын ждет родителей. Что за порядки? Он, наверное, все три дня их уговаривал, чтобы позвонить домой. Разрешили – спасибо и на этом.
На следующий день Таня не вышла на работу, хотя на режимном заводе это было чревато прогулом и увольнением. Она не в состоянии была отойти от случившегося, поэтому позвонила сослуживцам и попросила их оформить ей отгул. «У меня несчастье», – сказала она, и ей пошли навстречу.
Во вторник на работу Таня пришла, но работать не смогла. Коротко рассказав коллегам, что брата привезли из армии тяжело больным да еще и не сообщили об этом родственникам, она махнула рукой, чтобы больше ни о чем не спрашивали. Молодая женщина так и просидела до конца рабочего дня, не поднимала головы, уткнувшись в какой-то чертеж, но ничего не видя. Такого потрясения в ее жизни еще не было. Впервые прочное, надежное представление о мире пошатнулось. Таня с удивлением осознала, что несчастье в любой момент может случиться с каждым, даже с ней самой, а не только с другими, как ей казалось раньше. Чем заслужил такую болезнь Миша? Что плохого и кому он сделал? Служа в армии, он выполнял свой долг, ему и в голову не приходило, что можно как-то отвертеться от этой не совсем приятной обязанности, притвориться больным, запастись фальшивыми справками… Он был здоров, имел три спортивных разряда. Почему же тысячи ребят служат и возвращаются домой нормальными, а Миша, который не хуже, а, возможно, и лучше их, не выдержал? Может быть, над ним издевались, били, пинали ногами голову?
От этих мыслей Тане становилось еще хуже, слезы постоянно застилали глаза. Миша после армии собирался жить в Ленинграде, жениться, поступить в аспирантуру, защитить диссертацию… У него были свои грандиозные планы, которые теперь вряд ли осуществлятся. Мама очень хотела, чтобы сын жил в Москве. И вот он вернулся.
Таисия Михайловна была женщиной сильной, и она первой оправилась от потрясения.
–
Что это мы так распустились? – заявила она, – мы нужны ему здоровые, мы должны его вылечить.
В среду Таня с мамой отпросились с работы и поехали в больницу на беседу с врачом. Их приняла серьезная женщина средних лет, которую звали Зоя Федоровна. Она сказала, что у Миши явно выраженный психоз, но это не шизофрения, а болезнь более легкая – маниакальный синдром. Миша имеет шансы вылечиться, если будет выполнять все указания врача.
Таня никогда не видела сумасшедших, поэтому имела о них представление превратное. Ей казалось, что если уж человек попал в больницу определенного профиля, значит он полностью невменяем, несет всякую околесицу, воображает себя Наполеоном или собирается лететь на Марс. Увидев Мишу в больнице, она подумала, что все, конец. Тут еще тетя Лида подлила масло в огонь, начав причитать: «Загубили Мишеньку!». Именно это она сообщила своим детям, и племянники Василий с Виталием примчались к Таисии Михайловне оказывать моральную поддержку, хотя совершенно не представляли, как это делается. Катя прислала тревожное письмо, и все не верящие в бога родственники начали молиться за выздоровление Миши.
Навещая брата в больнице, Таня видела, что рассуждает он, в общем-то, здраво, Наполеоном себя не воображает, а прекрасно знает, что он – Миша Лунин, который закончил институт и отслужил в армии. Помнил он и Лену, которую считал своей невестой.
–
Как только выздоровлю , – говорил он, – так сразу поеду в Ленинград и женюсь. Она там, наверное, уже волнуется, так ты ей напиши, что я в дурдоме.
Казалось бы, Миша сказал все правильно. Только мысль о его скорейшем выздоровлении и женитьбе сама по себе вызывала у нормальных людей сомнение. А уж сообщать невесте перед свадьбой, что он находится в дурдоме, и вовсе нелепость, то-то она обрадуется! Но Лена действительно волнуется, не зная, где он. И Таня ограничилась короткой запиской, где написала, что Миша находится дома и очень болен, без указания диагноза.
–
Ей ни в коем случае нельзя об этом говорить, – заявила мама, – он скоро вылечится, и все встанет на свои места.
Блажен, кто верует, подумала Таня.
На Новый год на пару дней Мишу отпустили домой, чему он был несказанно рад. Тане, которая его сопровождала из больницы, дали кучу медикаментов и объяснили, когда их давать больному. Строго предупредили насчет спиртного – нельзя ни капли, даже шампанское. Семья это поняла, и Новый год встречали с лимонадом. Миша был несколько скован, но вел себя беспокойно, плохо спал. Он удивил Таню своей осведомленностью насчет лекарств, которые ему дали.
–
Вот эти я пить не буду, – сказал он, откладывая в сторону маленькие красные таблетки, – от них буквально стекленеешь. А вот эту выпью, чтобы уснуть.
Таисия Михайловна не могла наглядеться на сыночка, которого совершенно не считала больным.
–
Он нормальный, – говорила она, – а туда попал по ошибке. Надо будет поговорить с Зоей Федоровной, чтобы она его выписала. Дома лучше.
–
Что ты, мама, – возражала Таня, – надо окончить курс лечения, а то мало ли что…
–
Да какое лечение, ты что, не видишь, как он себя ведет? Никаких отклонений. Вот эта скованность, которая нас так напугала, руки трясущиеся – это все от их лекарств. Перестанет их пить – и придет в норму.
–
У него психоз, – сказала Зоя Федоровна, когда мама обратилась к ней со своей просьбой, – выписывать его рано.
–
Ну почему? Откуда у него может быть такая болезнь? У нас благополучная семья…
–
Откуда? Ответить трудно. Никто не знает. Но, возможно, болел кто-нибудь из предков, а у Михаила по наследству была к ней предрасположенность.
–
Да нет, не припомню. Хотя мой отец сильно пил и буянил, но больным его не считали.
–
Вы можете и не знать, если это было в прошлом веке. Ваш сын служил в армии, там условия могли быть экстремальными, вот и проявилось.
–
Но он никогда не жаловался на экстремальные условия, – не унималась мама.
–
Не жаловался? Значит, настоящий мужчина. В армии бывает всякое, к нам оттуда попадают часто.
–
И сколько же Миша еще будет лежать?
–
Будет зависеть от его состояния. Я думаю, не менее месяца.
–
Так долго?
–
Да. Вчера он мне сказал: «Я читаю справа налево, чтобы найти штык».
–
У них в армии пропало какое-то оружие, – подсказала Таня.
–
Да, да… а сама фраза – нормальная?
–
Не очень, – согласилась сестра больного, а мать промолчала.
Когда они ехали домой, Таня задумалась. Пропал нож – штык… Может быть, это и явилось причиной болезни? А вдруг Мишу подозревали в краже, силой выбивали признание? Такого Миша точно не выдержит. Все-таки надо узнать, что там с ним случилось. И Таня написала письма командиру части, а также друзьям, чьи адреса она нашла в Мишином рюкзаке. Там лежала и замшевая сумка – подарок Тане.
Ни одно из писем не осталось без ответа. Ей написали все, кого она об этом просила, но обстановка не прояснилась. Командир части выражал сочувствие родственникам Михаила Лунина, но почему с ним такое случилось, сказать не мог, потому что не знал. Но он сделал все возможное, обеспечил медицинскую помощь, помог добраться домой и так далее. Друзья, с которыми служил Миша, тоже сожалели о случившемся, но ничего объяснить не могли. Они писали, что Миша перед увольнением «просто начал вести себя странно» и мешал окружающим. Вот так. Ответы на письма были, а ответа – нет.
Таня с мамой начали обсуждать вопрос, не съездить ли им туда, в часть, не провести ли собственное расследование. Но мужчины их порыв не одобрили, и Сергей сначала собрался было ехать сам, потому что проводить расследование – не женское дело. Но в ходе дальнейших дебатов все пришли к выводу, что дело это бесполезное, начальство вряд ли признается, если даже и было какое-нибудь беззаконие, а свидетели – сослуживцы Миши давно уже дома, всех не объездишь. В крайнем случае так же разведут руками, как и в письмах. Да и случившегося уже не изменишь, поэтому думать надо не об этом, а об излечении Миши.
Таня постоянно думала, как бы ей самой вылечить Мишу. Она вспомнила восточную «Легенду о любви», где старшая сестра спасла младшую от смертельной болезни, отдав свою красоту. Она стала безобразной – и сестра выздоровела. Таня тоже отдала бы все, что угодно, только бы Миша выздоровел. И красоту тоже, если бы ее об этом попросили.
А, может быть, тут нужен гипноз? Таня вряд ли обладала такими способностями, но все равно «лечила» брата. При каждой встрече она говорила ему успокаивающие слова. Взяв его за руку и погладив ее, она начинала свой гипноз: «Ты не думай ни о чем плохом, в мире много прекрасного. Скоро придет весна – думай о лесе, о листочках, которые распустятся, о голубом небе. Поедем с тобой за город гулять, собирать цветы. Сейчас зима – думай о снеге – он так блестит на солнце, о сугробах, о снежной бабе – помнишь, мы с тобой ее лепили, когда жили еще в старом доме… А ледяную горку помнишь?».
Миша не возражал и с удовольствием слушал Таню. Вот только вылечивался ли? В начале февраля Таисия Михайловна опять решила, что пора Мишу забирать домой, тем более, что он очень просился. Зоя Федоровна на этот раз была уже менее категоричной.
–
Улучшение в состоянии здоровья вашего сына есть – это вне всякого сомнения, – сказала она, – и я даже могла бы его выписать, если вы настаиваете, у меня палаты переполнены, новых больных класть некуда. Но я вам не советую его забирать, он еще не совсем здоров, могут быть рецидивы.
Но заботливая мамаша была непреклонна в своем решении и уверена в своей правоте. Зоя Федоровна не советует? Она не нуждается ни в чьих советах. Таисия Михайловна заверила медиков, что они с Мишей полечатся дома, и увезла сына из больницы.
Ах, как наслаждался Миша домом, ванной, телевизором, как восторгался Москвой, которую давно не видел. Куча лекарств лежала на кухне, он подходил к ней все реже и реже, потому что уверовал в свое здоровье. И, правда, никаких особенных отклонений в поведении Миши не было, разве что говорил и шутил он больше обычного.
Мама в честь выздоровления сына и возвращения его из армии созвала родственников и друзей. Все они, так толком и не поняв, что с ним было, нашли его восхитительным. Миша воспользовался этим, чтобы подлизаться к маме и высказать свои требования, которые давно сформулировал. Ему, видите ли, нечего надеть, и надо что-нибудь купить. Это надо срочно сделать, потому что в самое ближайшее время ему надо ехать в Ленинград к Лене, которая его уже заждалась. Стало быть, ему нужна энная сумма денег. При этом Миша не вспомнил, что деньги на одежду ему уже высылались, он их просил, чтобы принарядиться после демобилизации в Ленинграде или Прибалтике. В его рюкзаке, кроме сумки для Тани, ничего не было. Или украли, пока он спал в поезде? Тогда почему оставили модную сумку? Нет, что-то тут не то.
Таня обещала Мише пройтись с ним по магазинам, но поездку в Ленинград сочла преждевременной. Но чем больше сестра убеждала брата не ехать, подождать хотя бы до весны, тем острее становилось у него это желание. Она отступилась, а мама спокойно дала ему денег и благословила хорошо провести время. Миша уехал. А через неделю позвонила Лена и со слезами просила забрать его домой, потому что он ведет себя отвратительно и всех измучил. Из дальнейшего разговора выяснилось, что Миша потратил все деньги на кутежи и безделушки, что к ней явился с огромным букетом роз, тут же пригласил ее в ресторан и сорил деньгами так, будто он миллионер, а не сын скромных служащих.
Выслушав Лену, Таня попросила купить билет на самолет (деньги она тут же вышлет) и отправить его домой, даже если для этого понадобится помощь милиции. Лена обещала все сделать.
Положив телефонную трубку и дав родителям информацию к размышлению о том, что Миша куролесит, Таня написала Лене подробное письмо о болезни Миши, решив, что от нее скрывать нельзя. Лена не должна думать, что ее обманули, она сама решит, стоит ли ей связывать свою судьбу с таким Мишей, которого она видела. Мама, скорее всего, не одобрила бы поступок Тани, но она и не осознала, что сын ее серьезно болен.
Проходили дни, а Миша домой не приезжал. Не звонила и Лена. Таисия Михайловна, не выдержав, позвонила своей подруге. Оксана Павловна сказала, что Миша спокойно взял предложенные ему деньги и сказал, что поехал в аэропорт. Все ему поверили и считали, что он уже дома.
–
Я еду, – сказала мама и положила трубку. Она бессильно опустилась в кресло и только потом еле слышно произнесла: «Миша пропал. Надо ехать».
Денег у мамы уже не было, и Таня отдала ей свою зарплату. Мать, которая не послушалась врача в надежде сделать для сына лучше, фактически достигла обратного эффекта. Самоуверенность и недальновидность подвели ее, и теперь Таисия Михайловна находилась в глубоком трансе. Она ехала в Ленинград искать сына, а это значит обращаться в милицию, звонить в больницы и морги. Процедура неприятная, но необходимая, ведь Миша мог быть еще жив. О самом страшном она тоже думала, хотя и гнала от себя эти мысли.
Спускаясь по лестнице, Таисия Михайловна оступилась и сильно ударилась плечом о перила. Сумка полетела вниз, а она села на ступеньку и заплакала.
–
Давай я поеду, – сказала провожающая ее Таня, – а ты останешься дома, отдохнешь. Но мать не приняла предложения дочери, тут же встала и продолжила свой скорбный путь.
Через три дня мама позвонила домой и сообщила, что собирается в обратный путь. Она нашла Мишу – он находится в психиатрической больнице. Деньги, которые ему дали в семье Ткаченко, он опять прокутил и оказался на вокзале с твердым намерением сесть в поезд без билета. Тут-то его и увидел милиционер, который, в отличие от родной матери, сразу определил, с кем имеет дело.
–
Ты псих, что ли? – спросил он
–
Да, – ответил Миша, – я болел, но теперь вылечился.
–
Оно и видно, – констатировал страж порядка и вызвал бригаду «скорой помощи», которая благополучно доставила Мишу в больницу.
В Ленинградской психушке он пролежит два месяца. Мама, уезжая, оставила Лене деньги, чтобы она его иногда навещала с гостинцами. Таисия Михайловна уже чувствовала, что по собственной воле бывшая невеста уже не пойдет к бывшему жениху.
Ну что, мадам? Вы не хотели, чтобы ваш идеальный сын женился на этой девушке? Получайте же! Свадьбы не будет. Видите, все ваши желания исполнились. Но какой ценой? Таня гнала от себя эти мысли, она была не вправе осуждать мать, которая если и заблуждалась, то искренне. Слишком неординарной была ситуация, чтобы сразу в ней разобраться. Но факты – упрямая вещь, и никуда от них не деться.
Реабилитация.
Пока Миша лечился в Ленинграде, родные из Москвы слали ему письма и посылки. Он тоже иногда писал короткие корявые письма, где рассказывал о врачебных процедурах, о визитах Лены и своей скорой свадьбе. При этом не забывал передать «привет из дурдома», а на конверте на месте обратного адреса неизменно красовалась: «Дурдом».
Но время не стояло на месте, пришла весна, зажурчали ручьи, поднялось настроение. И, наконец, в середине апреля Лунины получили сообщение, что Михаила можно забрать домой. На этот раз в Ленинград поехала Таня – у нее соответственно заводскому графику был отпуск. Она надеялась еще раз воспользоваться гостеприимством Лены и ее родителей.
В больнице, куда Таня явилась незамедлительно, ее попросили подождать. Она огляделась по сторонам. В столовую, что была по -близости, собирались люди. Несчастные люди, одетые в серые робы, многим из которых так и не суждено будет выйти из больницы. Внимание Тани привлек старик, который непрерывно манипулировал пальцами рук. Ничего и никого не замечая, он смотрел только на свои руки и вырисовал виражи указательными пальцами то левой руки, то правой. Таня уставилась на него и стала ждать, когда же он закончит свои упражнения. Но не дождалась – привели Мишу.
Брат так здорово зарос бородой, что сестра его поначалу не узнала. Видимо за два месяца ни разу не брился. Миша широко улыбался, радуясь своему освобождению, и разговаривал с медсестрой: «Вот познакомьтесь, это моя красавица сестра». Медсестра улыбнулась, посмотрела на Таню, кивнула и не стала спорить с Мишей. Потом дала последние указания, вручая Тане пакет с лекарствами: «Вот эти таблетки надо пить до еды, эти после, а вот эту – одну на ночь. И помни, Миша, что алкоголя нельзя ни капли. Будешь пить – будешь нашим постоянным пациентом». Миша выслушал эти слова как нечто далекое, к нему не относящееся, подобное тому, как если бы ему сказали: «Когда соберешься лететь на Марс, не забудь захватить скафандр».
Таня с Мишей вышли на улицу, где ярко светило солнце, вдохнули свежего воздуха и решили пройтись по городу. Таня давно не была в Ленинграде и сейчас, шагая рядом с братом по его широким прямым улицам, подставляя лицо Невскому ветру, была вполне счастлива. Когда-то она гуляла здесь с Валерой Ткаченко, своей несостоявшейся любовью, который жил теперь где-то на Невском проспекте. Наверное, и Миша мечтал о женитьбе на ленинградке, но теперь-то ему, как говорится, не до жиру. Быть бы живу.
Он привел Таню на улицу Декабристов, показал свою Alma Mater, но не решился зайти внутрь. Они постояли рядом со зданием института, посмотрели на его окна, на резьбу фасада, а потом пошли дальше к театру имени Кирова.
–
Я был здесь счастлив, – сказал Миша, – но это уже не повторится.
–
Не надо так говорить, ведь жизнь только начинается.
–
Начинается? Я считаю, что позади уже больше, чем впереди.
–
Не надо быть пессимистом. Будем надеяться на лучшее.
Оксана Павловна и Лена встретили Таню с Мишей радушно, а Виктор Ильич тут же отправил его в ванную – мыться и бриться. Однако, несмотря на гостеприимство, напряжение в доме все-таки чувствовалось. Лена молчала, не зная, что сказать, а Оксана Павловна вздыхала и охала, жалея Мишу.
–
Я до сих пор не могу опомниться от случившегося, – сказала Таня в надежде разрядить обстановку, – в чем он провинился, что так наказан?
–
Мы с Леной тоже сами не свои, – ответила Оксана Павловна.
–
Виктор Ильич, вы военный, – обратилась Таня к отцу семейства, – как вы думаете, что с ним случилось?
