Сергей Владимирович Киреев
Чтоб человек не вымер на земле…
Седьмая глава
А как там Толян? А вот так он –
Он тоже знаток этих дел,
Он спец по внезапным атакам,
Он руки сложа не сидел.
Как только Удав за ушастым
Со свистом вдогонку рванул,
Толян бесшабашным гимнастом
С разбега в кусты сиганул.
Нет-нет, он не спятил, ребята,
Не надо так думать о нём,
Там велик надёжно припрятан
Заранее был под кустом!
Ну что? ход конём – это круто!
Поди опровергни меня,
Что велик по ходу маршрута
Немного похож на коня!
Любого барана упрямей
И, кстати, нисколько не пьян,
На велике за «Жигулями»
Вдогонку помчался Толян.
Как будто бы кто-то ужалил
Его ни с того ни с сего,
Он только и жал на педали,
Не помня себя самого!
И в зеркало заднего вида,
Беспечен, и весел, и смел,
Водила, продажная гнида,
В носу ковыряя, смотрел
И цыкал губой на Толяна:
«Пора бы и честь уже знать!
За мной только сдуру и спьяну
На велике можно гонять!
Я вижу настрой твой и норов,
Мне спорить с тобой западло!
У великов нету моторов,
Ну, разве что руль и седло,
Звонок ещё, цепь, и тебе ли
Специфику эту не знать:
На скорость движения к цели
Не могут они повлиять!
И, если бесспорные факты
Твой ум не приемлет никак,
Выходит, что полный м…к ты,
И велик твой полный м…к!»
Вот так вот, глумясь над Толяном,
Со смеха срываясь на крик,
Он сам оказался болваном,
Свернув по ошибке в тупик.
И в чёрном плаще, словно коршун,
Толян, как на крыльях, летел,
Сто метров осталось, не больше,
Чтоб взять их уже на прицел!
Он мчался, дороги не видя,
И, стыд позабыв и испуг,
Красавица в модном прикиде
Возникла откуда-то вдруг.
Да, все мы гуляем в охотку,
Пока молодые, и вот
Нас прошлое наше за глотку
Без спроса однажды берёт!
Шарфом помахав для начала
И встав у него на пути,
Она, надрываясь кричала:
«Толян, дорогой, прокати!
Давненько же мы не видались,
Ты раньше внимательным был,
И все мои карты смешались,
Когда ты меня позабыл!
Опомнись, да я это, Люся!
И я в тебя твёрдой рукой
Возьму вот сейчас и вцеплюся,
Чтоб за город ехать с тобой!
Давай, дорогой, ну чего ты?
Там лес, тишина, благодать,
Мне сфоткать зайчишку охота
И ландыш красивый сорвать!
А можно чего и попроще
Придумать заранее, впрок –
В сосновой какой-нибудь роще
Укромный найти уголок!
Всё классно, когда ты имеешь
Надёжный причал для двоих,
Ты точно, Толян, обалдеешь
От жарких объятий моих!
Затейница я, фантазёрка,
Мне жизнь без любви не мила!» –
…Такая вот скороговорка
Исполнена ею была.
И голос её уже сорван,
Она ещё руки притом,
Лишая Толяна манёвра,
Успела раскинуть крестом!
А он, как помешанный, мчался,
И ветер свистел, как дебил,
И шарф у неё трепыхался,
И дождь по асфальту долбил.
И крупные капли летели,
Кружили, как россыпи пуль,
Когда на последнем пределе
Толян выворачивал руль!
И редким прохожим от смеха
Живот закрутило узлом,
Когда он на скорости въехал
В бетонный бордюр колесом!
Представь, мой читатель, картину:
Ревя от обиды навзрыд,
Одна, под дождём, с хворостиной
Какая-то баба стоит!
Как врежешься – сразу убьёшься,
Пусть даже ты ловок и смел,
И вряд ли уж тут увернёшься
От молний – от огненных стрел!
И, самым жестоким манером,
Но всё ещё бодрый на вид,
В пространстве холодном и сером
Толян, кувыркаясь, летит!
И ливень, и градины с вишню,
Там всё воедино сплелось,
И вот он уже неподвижно
Лежит, словно раненый лось!
И, как мне потом очевидцы
Сквозь слёзы смогли доложить,
Какие-то злобные птицы
Успели над ним покружить.
И, наспех глотнув самогона,
Чтоб в теле прибавилось сил,
Какой-то придурок с балкона
Огрызком в него запустил!
«Не то, чтобы я находился
В таком уж глубоком хмелю, –
Он после, потом объяснился, –
А просто я шум не люблю».
И друг наш дышал еле-еле,
И смерть свою пряжу плела,
Но люди его пожалели,
И «Скорая» быстро пришла.
Ему аскорбинку в больничке
Давали три дня, и его
Мутило сперва с непривычки,
А дальше уже ничего.
Не только Толян, вся палата
Должна была дрянь эту жрать,
Ведь надо ж начальству куда-то
Запасы складские девать.
«Менты – это сильные лоси! –
В итоге сказали ему, –
Гляди, у тебя всё срослося,
Наверно, смешно самому!
А как тут, скажи, не смеяться,
Там дождь клокотал: буль-буль-буль!
И ты всё же метров пятнадцать
Летел сквозь него через руль!
И брякнулся прямо на клумбу,
Башкой успевая крутить,
Большую гранитную тумбу
Успев по пути своротить!
В итоге довольно легко ты
Отделаться смог. Молодец.
Так вот и иди на работу,
Поймай уже всех наконец!»
Ну что ж, он на службу вернулся,
Удав ему рюмку налил:
«Я тоже, как ты, лоханулся,
Мишень из-под рук упустил!
Тут прямо уже поневоле
На месте сгоришь от стыда!
Такая судьба наша, что ли?
И как нам теперь, и куда?»
Мы с Витькой зашли к ним – утешить,
Хоть как-то ребят подбодрить.
Толян был заросший, как леший,
Постричь бы его и побрить!
Побрили, опять стал красивый,
Пиджак застегнул на груди –
Не мерин какой-нибудь сивый,
Хоть снова по бабам иди!
Мы дружно над ним хохотали,
По-доброму, надо сказать,
Стаканы уже грохотали,
Что мы поспешили достать.
Подтянутый, трезвый, толковый,
На сходку стихийную к нам
Володька пришёл, участковый,
На шум этот, грохот и гам.
«Хорош, – он сказал нам, – базарить!
Покуда у нас, дурачин,
Хоть как-то мозги наши варят,
Печалиться нету причин!»
Едва ли я парня душевней
По жизни встречал на пути.
Солёных грибов из деревни
Сумел он для нас привезти.
«Отличная закусь, ребята, –
Сказал он, – а есть, чем запить?»
«Володь, ты чего? Для тебя-то –
Ну как оно может не быть?»
И Вовка открыл свои банки,
Закуска что надо, он прав,
Какие-то сушки, баранки
Достал из заначки Удав.
Я чувство опоры и локтя,
Как яркую вспышку во мгле,
Душой ощутил. Бутылёк-то
Стоял, вон, уже на столе!
Сергуня, товарищ Толяна,
Которому скоро в запас,
Налил, чего надо, в стаканы:
«За встречу, ребята! За вас!»
Толян обозначил проблему:
«Мы в чёрной своей полосе
Застряли. И что же, вообще мы
Теперь невезучие все?
Да, было мне грустно и тяжко,
Меня там, на месте, без сил,
Едва не хватила кондрашка,
Когда я педали крутил!
Я стойко держал перегрузку
В той гонке, и вот вам – привет! –
Какая-то Люська-Маруська
Возникла, и всё – наших нет!
Расклад исключительно дивный
Представился мне: может быть,
Какой-нибудь гад негативный
Решил мне свинью подложить?
Я имя-то даже не помню,
Какая такая она,
Мадам, что махала платком мне,
Любовью и страстью полна!»
«На баб наезжать – нету толка, –
Володька сказал, – ты не прав,
Они существуют не только
Для наших утех и забав!
Она там была, как кобыла,
Прыгучая, полная сил,
Вот это тебя и сгубило,
Что ты её имя забыл!
Для баб уважение свято –
Сю-сю, мур-мур-мур там, хотя б,
Мы сами во всём виноваты,
Когда мы страдаем от баб!
За этим следить надо строго,
И даже вдруг если опять
Их стало избыточно много,
Нельзя их имён забывать!
Иначе беда тебе с ними,
Пожар, катастрофа, потоп!
Толян, ты забыл её имя,
Вот ты, извини, и огрёб!»
Мы снова по полной налили:
Удав, ты-то как? расскажи,
Не слишком тебя уморили
Крутые твои виражи?
Ну, вкратце озвучь нам хотя бы,
Чего там в башке у тебя?
«А я потерял свою бабу,
Теперь моё дело – труба!
Она ведь в последнее время
Была мне почти что жена.
В пределах разумного в теме
Насчёт нашей службы она,
Ну вот мне мозги и выносит,
Что это пожизненный крест,
Который бы можно и бросить,
Когда он совсем надоест.
Она меня любит всем сердцем,
Но где-то в её голове
Предъява сидит заусенцем,
Как острая ветка в траве.
Её основная идея –
Что, в сущности, каждый из нас
Под видом поимки злодеев
В гулянках и пьянках погряз!
Мол, ваше менто́вское братство –
Всего только ширма одна,
У вас там масштабное …во,
И больше там нет ни хрена!
«Я лучше найду инженера,
Чтоб он мне на ухо шептал,
Что я, как на небе Венера,
Звезда для него, идеал!
И пусть там зарплата похуже,
Бог даст, проживём, не беда!
Он будет классическим мужем,
А мент – это путь в никуда!»
«Да чёрт побери, как так можно, –
Удав к ней взывал, – да постой!
Пока я там бой безнадёжный
С бандитской веду сволотой,
Ты хоть бы задумалась, что ли,
Чего я примерно вкусил,
Ведь я ж не по собственной воле
С Толяном под пьяниц косил!
Ты песню хотя бы послушай
Заместо глубокого сна,
Чего там и как с нашей службой –
Опасна она и трудна!
И я-то внутри не железный,
Хоть как-то меня, видит Бог,
Понять ты должна!» Бесполезно.
Ей всё, как об стенку горох!
«У нас и ума, и таланта, –
Закончил доклад свой Удав, –
Полно, сколько хошь, но Толян-то
Сто раз, получается, прав!
Ну, в смысле заявленной темы,
Что нету везения нам,
Когда в настоящей игре мы,
А есть лишь один стыд и срам!»
Витюха вообще-то философ,
Он стукнул стаканом об стол
И мысль у меня из-под носа,
Как лошадь из стойла, увёл:
«Товарищи, я буду точен,
Три слова нетрудно связать:
Везучие мы, даже очень,
Я это могу доказать!
Толян, ты ликёр-то не шибко
Лакай! Ты ж наркоз перенёс!
Беспечность – большая ошибка,
Зевнул – и уже под откос,
Как будто грохочущий камень,
В кромешную катишься тьму,
Где кости одни с черепами
В тяжёлом и чёрном дыму.
Всерьёз, чёрт возьми, не по-детски
Ты рвался на велике в бой!
Водила, циничный и дерзкий,
Ещё хохотал над тобой!
Итак, друг любезный, не ты ли
Почти их разбил в пух и прах?
Они от тебя уходили
С трудом на своих «Жигулях!»
И этот водила незрячий
Там сбился с прямого пути,
В тупик зарубился. Удача!
Ну, дальше ты помнишь. Прости.
Ты всё-таки был к ним всех ближе.
Почти получилось. Гордись!
А кости твои? Ведь срослись же!
Притом, что могли не срастись.
Ещё одна важная веха:
Дурищу ту разве не ты
Технично и ловко объехал?
А мог бы и просто снести!
Она, как на крыльях, летает,
Душевные песни поёт!
Жива, мать её! процветает!
Ещё к тебе в гости придёт!
Удав, и с тобой всё нормально,
Всё правильно: сам посуди,
С подругой твоею скандальной
Чего тебе ждать впереди?
Такая вся в кольцах красотка,
Ей лишь бы порхать да кружить,
Уж если так здраво и чётко
По полочкам всё разложить!
С такими, увы, нету сладу,
Мне это известно давно.
Ментам вертихвосток не надо!
От них лишь расстройство одно!»
Старлей наш поддакнул, Сергуня:
«Да всем бы махнуть нам рукой
На этих стрекоз-попрыгуний,
Основы там нет никакой!»
«Во-во, – согласился Витюха, –
Системно и срочно, учти,
Вот эту вот всю заваруху
Удаву пора разгрести!
Уж если ты видишь, что весь ты
Невестою прибран к ногтю́,
Заранее этой невесте
Скажи: «Будь здорова, тю-тю!
Туши свой пожар!» А иначе
Душа превратится в угли.
Ну, в общем, большая удача,
Что в ЗАГС вы ещё не пошли!
Короче, нам грех обижаться,
Что путь наш излишне тернист,
Но самое главное, братцы,
Что я всё равно пессимист!
Чего там у нас по работе? –
Он полным стаканом потряс
И выпил, – мы в полном пролёте
При том, что Фортуна за нас!
Была бы она виновата,
От сердца б уже отлегло.
Гораздо всё хуже, ребята,
Чем если бы нам не везло!»
…Я следователь, Витька тоже,
Толян и Удав – опера́.
Мы в главном воистину схожи:
Проиграна наша игра!
На данном этапе, конечно,
А что впереди – не понять.
Безрадостно всё, безутешно,
И миру на нас наплевать.
Одно лишь слегка утешает,
И то как бы так не всерьёз:
У зебры – и той не бывает
Одних только чёрных полос.
И снова Витюха включился,
Познавший глубокую грусть,
Он песней моей впечатлился
Той самой, про древнюю Русь.
Он вник, уяснил понемногу:
Когда-нибудь будем и мы
Всех древних древнее, ей-Богу,
Состаримся, чёрт нас возьми!
И будет такая сплошная
Кромешная муть, лабуда,
И люди про нас не узнают
Никто, ничего, никогда…
И мы засиделись до ночи,
Дискуссию долго вели –
О смутных делах, между прочим,
Что всех ожидают вдали.
Да-да, ту, с косой, поминали.
Толян, как ощипанный гусь,
Худющий, сто грамм себе налил
Махнул и сказал: «Не боюсь!»
«Моё изначальное кредо, –
Он воздух разрезал рукой, –
Что наши земные победы
Дадут нам на небе покой!
Но в том-то пока всё и дело,
Что счёт им ещё не открыт.
Их нет. Есть ликёр «лимончелло»,
И тот, вон, почти что допит!»
…И ухает ветер упрямо,
И, словно под крики совы,
Тоска, словно чёрная яма,
Разверзла объятья свои,
Уже туда грохнуться впору
И там, как в болоте, пропасть,
Как в том котловане, который
На свалке раскрыл свою пасть.
Ну, там, где Удав, наш товарищ,
Из вида врага потерял
И малость рехнулся, едва лишь
В тот мир параллельный попал.
Прямой, скрупулёзный и строгий,
Витюха застыл над столом:
«Давайте, ребята, итоги
Уже, наконец, подведём!
Живём всем стихиям назло мы,
Нам смерть не страшна – это раз!
А два – что нельзя, по-любому,
Назвать невезучими нас!
Вдали трясогузка запела,
И горло дерут снегири,
Мы выпили всю лимончеллу
До самого дна – это три!
Четыре – ремарка, всего лишь:
Ты с бабой консенсус блюди!
Уж если имён их не помнишь,
То лучше по ним не ходи!
А пять – тут и спорить едва ли
Уместно, что жизнь – это бред, –
Пока мы врага не поймали,
В ней смысла-то, в общем, и нет.
Шестое: собравшись с мозгами,
Мы можем сказать наперёд:
Сергуня останется с нами,
Сергуня в запас не пойдёт!»
Ну, что ж, хорошо посидели!
Пора бы и честь уже знать,
И так, вон, башка на пределе,
Чтоб дальше её напрягать.
Володька тихонечко режет
Последнюю закусь. Смелей!
Он шепчет: «А всё же забрезжит
Нам отблеск далёких огней.
В тоннеле, в траншее ли, в штреке,
И сотни, и тысячи лет
Пусть вера живёт в человеке,
Что есть он вдали, этот свет!»
Ну, а пока у нас облом по всем фронтам,
И так же хаты, вон, трещат и тут и там,
Я даже Вовку под…л: «Мели, Емеля!
Ворьё на воле – вот такой он, наш улов,
Удав невесту потерял, а с ней любовь,
Ну, и какой там яркий свет в конце тоннеля?»
Что так нельзя уже – таков он, мой расчёт,
И что депрессия к деменции ведёт,
И дальше – холод, пустота, ей-Богу, братцы!
Мы всё забудем, значит, жизнь сойдёт на нет.
Как быть, что делать? Боже правый, дай ответ,
Чтоб нам из ямы этой как-то выбираться!
Восьмая глава
Нам Клещ позвал психолога: «Ребята,
Наука что-то хочет нам сказать –
Не в смысле как-то там замысловато
Коленки молоточком проверять,
Мол, где у вас рефлексы, отвечайте,
А, может их у вас и вовсе нет!?
Напротив, даже если невзначай ты
Вообще утратил свой менталитет
И ни черта уже не понимаешь,
И еле от усталости стоишь,
И, словно конь измученный, хромаешь ,
И сам уже не знаешь, что творишь,
И, строго говоря, дошёл до точки,
Вот тут и нужен умный консультант».
«Друзья, какие, на хрен, молоточки?» –
Психолог огласил свой вариант,
Чего и как он будет с нами делать:
«Я вам восполню, братцы, дефицит
Полезных клеток, чтобы ваше тело
Хоть как-то понимало свой лимит.
Иммунная дисфункция в России
Везде и всюду распространена,
А это шаг к тотальной амнезии,
Вот тут уж точно всем придёт хана.
Мне надо посмотреть на ваши рожи,
А то и, может, рюмку вам налить, –
Уж если тебя психика тревожит,
Её необходимо обнулить.
Эх, тормознуть никто мы не умеем
И глянуть на себя со стороны –
В своей погоне вечной за злодеем
Вы полностью уже истощены!
Короче говоря, не дело это –
В запарке трепыхаться на бегу –
При том, что результата так и нету.
Я вам мозги настроить помогу!
Расслабьтесь, парни, в этом всё и дело.
Задача ваша, в общем-то, проста:
Чтоб, как вода в кастрюле, закипела
Работа в мозге с чистого листа!
Вот если кто из вас ходок по бабам,
То пусть и дальше будет ходоком,
Иди себе по ним, как по ухабам,
Но не лети с обрыва кувырком!
А если кто-то делает ликёры,
То и отлично, сам же их и пей
И отвлекись от вечного дозора,
От этих всех служебных эпопей.
А кто-то, может, в речке ловит рыбу,
Так сядь да и сиди на берегу,
Пока тебя не вздёрнули на дыбу
Твои же глюки в собственном мозгу!»
Хоть он в мой адрес строго покосился,
За скептика ошибочно приняв,
Я с ним довольно быстро согласился,
Насчёт перезагрузки парень прав.
Свежо ещё предание в народе,
Сей факт в меня, как гвоздь по шляпку, вбит,
Я представляю, как на огороде
Ньютон среди подсолнухов сидит –
Не фраер, между прочим, лопоухий,
Как будто он в больничку угодил,
Где пациентов лечат от желтухи,
Он просто набирался новых сил,
И в голове задача не решалась,
Как будто утонуло всё в дыму.
Свистели соловьи, Земля вращалась,
И бух! Удар! – на голову ему
Какое-то вдруг яблоко упало
Под крики перепуганных ворон.
Я думаю, он съел его сначала,
А уж потом придумал свой закон.
Вот в этом-то и суть всего процесса –
Ты выйди на природу, посиди
На брёвнышке под небом среди леса,
И сразу все печали позади!
А то и, как Ньютон, закон откроешь,
Ну, или ход каким-нибудь конём
Придумаешь и душу успокоишь,
Мы, типа, и ферзём ещё пойдём!
Да, психике нельзя без перекура,
Ей нужен роздых, полузабытьё,
Она ведь тоже, знаете, не дура,
Ребята, не насилуйте её!
У психики резерв не бесконечен –
Она, как неглубокий водоём,
Она не селезёнка и не печень,
Которым мы поблажки не даём!
Я сам в уме всё это подытожил.
Итак, мой друг читатель, согласись:
Мозги – опора наша и надёжа,
К ним надо посерьёзней отнестись.
Им надо от усталости лечиться,
А самый лучший лекарь – тишина.
Они должны на время отключиться.
Им тоже релаксация нужна.
…Нас Клещ позвал домой к себе на дачу –
Вокруг берёз описывать круги.
Там тишь да гладь, и дышится иначе,
И ветер вентилирует мозги.
Мы, человек одиннадцать-двенадцать –
И следствие, и братья опера́
Для правильных полезных медитаций
К нему на сходку съехались с утра.
И в целях надлежащего эффекта
Мы все шаги, галдя наперебой,
Производили строго по конспекту,
Который нам психолог дал с собой.
Чтоб ощутить покой в душе и в теле,
Уж если мы приехали сюда,
Мы с удочками даже посидели
На берегу заросшего пруда.
И, хоть я полный ноль по этой части,
В итоге разобрался, что почём, –
Когда с крючка сорвался головастик,
Я даже был немного огорчён.
Поскольку я не смог его поджарить,
То я решил освоить бадминтон.
Когда ты не спешишь, как на пожаре,
Ты можешь самым разным быть ментом –
Задумчивым смышлёным шахматистом,
Любителем прекрасных певчих птиц,
Каких на даче прямо завались там –
От снегирей до галок и синиц.
И даже пусть поют они не очень,
Я не лупил в них сдуру из ружья,
Я тоже с ними пел что было мочи.
Они мои пернатые друзья.
И ветер шелестел, шуршали травы,
Индюк какой-то бегал во всю прыть,
И бадминтон пришёлся мне по нраву,
Там можно свой характер проявить.
В разгар игры, не видя бела света,
Я был сражён на месте наповал,
Когда мне, как крылатая ракета,
Воланчик в переносицу попал.
В моих друзьях сарказм преобладает.
Они сказали мне: «Терпи, браток!
Воланчик, если в рыло попадает,
Усиливает в мозге кровоток».
Но так оно и надо, по задумке.
Культурно, в общем, было всё у нас,
При том, что у меня в спортивной сумке
Той самой лимончеллы был запас.
Едва ли ты поверишь мне, читатель,
Но мы почти не тронули его,
У нас уже в душе с какой-то стати
Незримое творилось волшебство.
К примеру, наш коллега Коля Шмаков,
Нет, чтоб к столу, к ребятам поспешить,
С какого-то, простите, переляка
Гортензию сорвал, чтоб засушить.
И ведь нашёл её, не поленился!
Да и Толян, ну что его, вязать?
В гамак залез и в нём укоренился
И никуда не хочет вылезать.
В каком ещё улёте и угаре
И в чьей оно уложится башке,
Чтоб следователь думал про гербарий,
А опер прохлаждался в гамаке?
На нас лениво лаял для острастки
Хозяйский пудель, сидя в конуре,
Мы там грибы искали на участке –
При том, что месяц май был на дворе.
Да, вот ещё: чем слёзы над стаканом
Об уходящей жизни проливать,
Мне под сосной понравилось с Толяном
На щелбаны в щелкунчики играть.
У нас ввиду затраченных усилий
В башке бродил неведомый сигнал,
Мы весь набор идей осуществили,
Какие нам психолог предписал.
Ну что сказать? Народ мы не капризный,
«Раз надо, значит, надо, – наш ответ, –
Неважно, есть предел идиотизму,
Когда ты отдыхаешь, или нет!»
Однако же мой мозг преобразился,
Хоть скальпель я в него и не совал,
По ходу, он и вправду разгрузился,
Как будто он не мозг, а самосвал.
Воланчик тот, что стукнул мне по роже,
Как яблоко Ньютону по башке,
Волокна мне в подкорке растревожил
И возбудил рецепторы в зрачке.
Свидетели – большие балаболы,
Но не всегда. Я, хоть и подустал,
Но мысленно увидел протоколы,
Которые я сам же и писал.
Ушастый тот, что бегал, словно лошадь,
И, как факир, на фоне пьяных рыл
Удава умудрился облапошить,
Немного странно как-то говорил.
Когда он, сука, вламывался в хату
И потерпевшим ствол совал под нос,
Глумясь ещё при этом мрачновато,
Ни разу звука «эр» не произнёс!
Про это вот меня и осенило,
Я даже на Ньютона стал похож,
Мне прямо дух на время захватило!
Читатель, ты сейчас меня поймёшь.
А ну, давай без лишних заморочек
Пропой-ка ты куплет, найди пример,
Чтоб там, внутри тобою спетых строчек,
Не встретилась ни разу буква «эр»!
«Ребята! есть примета! Он картавый!
Чтоб самого себя не засветить,
Он фразы крутит-вертит, как суставы,
Он избегает «эр» произносить!
Нам кое-что теперь уже известно!»
И уцелевший старый большевик,
Отец Клеща, сказал мне: «Интересно!
Немного я к такому не привык».
Он комара расплющил на колене,
Сто грамм махнул и крякнул: «Ну и жуть!
Картавый? В кепке? Значит, это Ленин?
Ты нам на это хочешь намекнуть?»
«Конечно, нет, пока ещё в уме я,
Но по учётам Ленина пробил.
Он алиби железное имеет.
Он в Мавзолее в это время был».
Но, хоть копнуть поглубже и не прочь мы,
Он фигурантом наших картотек
Не разу не был. Он, я знаю точно,
Совсем других масштабов человек.
Он на своё собранье сочинений
Потратил целый пуд одних чернил.
Да и вообще, вожди – вне подозрений,
Я это дело чётко уяснил.
Пока я щекотал кленовой веткой
Приблудную козявку на песке,
А Клещ комод чинил и табуретку,
Удав сидел в сторонке на пеньке.
Крутя сосредоточенно башкою,
Он весь свой ум искусству отдавал –
Карандашом, чтоб нервы успокоить,
Какую-то зверушку рисовал.
Психолог так велел. И вот поди-ка,
Зверушка новый облик обрела, –
Такая, прямо скажем, закавыка,
Чудны́е, если вдуматься, дела!
Портрет готов. Сработала затея.
Наука, как всегда, на высоте:
Лицо того ушастого злодея
Там ясно проступило на холсте:
Железный зуб торчит в широкой пасти,
На шее шрам, в кармане чёрный ствол,
Наколка в виде шпаги на запястье –
Вот это всё Удав воспроизвёл.
Он матюгнулся так витиевато,
Что захотелось даже записать,
И пояснил: «Мозги у нас, ребята,
Умеют впрок все факты запасать.
Пока я мазал холст, то я, вообще-то,
Был как во сне, без признаков ума.
Преступника особые приметы
Рука моя припомнила сама.
С приметами-то всё повеселее
У нас теперь покатятся дела,
Мы вам покажем, урки и злодеи,
Куда вас ваша тропка завела!»
«Мы, как крапиву, срежем их и скосим, –
Удав, вращая вилкой, произнёс, –
Нам можно на Петровку, тридцать восемь
Уже давать осмысленный запрос!
У них свои невидимые нити.
Я знаю, что ушастых там не счесть,
Но, если он судим, то – извините!
Набор примет покажет, кто он есть!
Они работу сделают исправно,
Нам этот чудик нужен позарез,
Возможно, среди них он самый главный,
Какой-нибудь король там или ферзь!»
Птенец на ветке глотку драл протяжно.
Удав ему тихонечко подпел.
Ему, Удаву, крайне было важно,
Что наконец-то фарт нам подоспел,
И что по ходу дружеской пирушки
Он ощутил себя на высоте
В процессе трансформации зверушки
В ушастого злодея на холсте.
Не то, чтоб мы Вселенную открыли
Из головы на кончике пера,
Скорее, что-то вроде звёздной пыли,
Стереть уже которую пора.
Всё получилось так, как мы хотели.
Психолог-то, выходит, не дурак!
И пусть мы не дошли до главной цели,
А сделали всего лишь первый шаг,
Мы к ней сумели новые ступени
На деле прорубить, не на словах,
У нас по ходу наших упражнений
Спружинило чего-то в головах.
И мы внутри себя преобразились,
А это значит, есть куда расти,
Мы снова жить и верить научились,
Мы всех порвём, кто встанет на пути!
Они ещё отведают баланды,
Которая особенно вкусна
Вдали от дома. Участь этой банды
Однажды будет нами решена!
И старый большевик, нахмурив брови,
Махнув стакан, печален всё же был.
В НКВД служивший при Ежове,
Он нас сейчас немного пожурил:
«Врага найти и тюкнуть – дело чести!
Эх, любит же сегодня молодёжь
Проблемы создавать на ровном месте,
Когда злодея с ходу не найдёшь.
Да, есть такое – кто-то сеет, пашет,
А кто-то чинит важный агрегат.
И что с того? В стране огромной нашей
Уже никто ни в чём не виноват?
Какой-то ваш подходец мутноватый –
Вот взять да чикнуть ихнего ферзя!
Вы всё же волокитчики, ребята,
С преступностью миндальничать нельзя!»
«Так нету же его, сбежал, паскуда!» –
Володька (он был с нами) подсказал,
Что некого валить ещё покуда,
Но большевик рукой лишь помахал:
«Нет, вы, ей-Богу, братцы, безнадёжны,
Я это вижу, все до одного,
Талдычишь вам, талдычишь, сколько можно?
Ну, да, сбежал, я знаю, и чего?
Короче, ваше дело молодое,
Сырые вы ещё тут все пока.
За вас! Чтоб вы задание любое
Умели выполнять наверняка!»
Он рюмку с лимончеллой опрокинул,
Закрыл глаза: «Эх, молодость моя!
Эх, были времена!», и шишку кинул
В летящего куда-то воробья,
Мол, мы-то здесь, на стрёме и на страже,
Чтоб в ясном небе гладь была и тишь.
Счастливого полёта! жизнь покажет,
Куда ты там в итоге долетишь!
Мы суп себе сварили макаронный
И, Витькин оприходовав ликёр,
Смотрели в небо умиротворённо
Под тихий мой гитарный перебор.
Лишь большевик, настойчиво и бойко
Себя перебивая самого,
Ворчал, что с этой вашей перестройкой
Уж и не чикнешь толком никого.
В нас напоследок дождь клыки свои вонзал.
«Нет, всё не зря, – нам у калитки Клещ сказал, –
Да мне об этом даже спорить неохота,
Пусть лёд не тронулся у нас ещё пока,
А только треснул. Я скажу наверняка,
Что дело вскорости дойдёт до ледохода!»
