Сергей Николаевич Прокопьев
От Гудзона до Иртыша крыша едет не спеша
– «Клема» ведь.
– Ну, ты даёшь! – улыбнулась Татьяна.
Дорогущие, едва ни всю стипендию угрохала девушка на первые в своей жизни французские духи. Тогда не знали, что такое контрафакт ни в магазинах, ни в аптеках – настоящие французские, сказочного аромата. Продавали «Клема» всего лишь одном магазине на улице Баумана.
К следующему танго Миша поторопился с жеванием, ускорил работу челюстей, дабы Татьяну не увели. Потом было провожание по ночному парку, гуляние по городу. В Казани светает рано, астрономическое время неподвластно декретному, по последнему ещё ночь, а солнце по первому восходит, к Таниному дому подошли в четвёртом часу, уже засветло.
И вдруг начали в подъезде обвально целоваться. Миша плюнул на мужское самолюбие, которое часа два опасалось получить щелчок по носу: «Ты что?! Мы ведь товарищи!»
Столько времени потеряли…
– Ты такой ласковый! – шептала Татьяна.
И снова губы сливались на долгие-долгие минуты.
Было нежно, красиво, романтично и…
Уснули под утро, и вдруг звонок. Теперь уже не последний, из разряда дверных.
– Отец, – сказала Таня.
– Что делать? – ёкнуло сердце у Миши.
– Разоспались мы с тобой. Спокойно, я сейчас открою. Он никогда не заходит ко мне в комнату. Это исключено. Лежи тихо, папа уснёт и уйдёшь.
Таня накинула халат, выскользнула за дверь и тут же вернулась с Мишиными туфлями, сунула их под кресло. Ободряюще улыбнулась, снова исчезла.
– Доброе утро, – раздалось в коридоре
– Доброе! Я ещё посплю.
– Хорошо, Таня.
Миша оглядел комнату, в углу стоял полномасштабный трёхдверный шкаф, может быть даже дубовый. «Вот где можно залечь», – весело подумал Миша и вспомнил дальнего родственника дядю Митю.
Таня вернулась, плотно закрыла дверь за собой. Легла в халате рядом.
– Папа у меня интеллигент, – зашептала прямо в ухо, – не хуже профессора Герасимова, хоть и рабочий, но тоже профессор в своём деле и заслуженный рационализатор. Я чуть подросла, он перестал заходить ко мне в комнату. Класса с четвёртого.
Они тихонько поднялись, оделись, в квартире стояла тишина.
– Уснул, – шёпотом сказала Таня, – он с ночной смены.
– А мать где?
– В Ленинграде у сестры.
Наконец, они выскользнули из квартиры.
– Провожу тебя до остановки, а потом в магазин пойду.
Миша, хохоча и дурачась, рассказал о дяде Мите.
Сельский родственник дядя Митя был фронтовик, с войны вернулся в двадцать один год, с руками и ногами. А в селе одни женщины. Пользовался успехом. И они у него. Война уже лет пятнадцать как закончилась, но взаимные симпатии не ослабевали. Миша любил дядю за весёлый нрав, всегда с улыбкой, всегда на позитиве, любил повторять «живы будем – не помрём» и говорил частенько «ёк-мокарёк». От Миши никогда не отмахивался, катал на мотоцикле, на лошади, брал с собой на рыбалку, одним словом, классный дядя. И жена его, тётя Вера, тоже хорошая. Поила парным молоком, нальёт стакан, Миша выпьет одним махом, рукой губы вытрет:
– Ещё, – засмеётся тётя Вера.
Миша головой мотнёт и второй стакан, теперь уже не торопясь, опорожнит.
Тётя Вера увлечения дяди Мити женским полом не разделяла. В тот раз ей донесли: муж к почтальонке нырнул.
Тётя Вера схватила Мишу за руку, тому шесть лет тогда было.
– Пошли за этим шельмецом!
Тётя Вера летит как на крыльях, Миша едва за ней поспевает.
Залетели во двор к почтальонке.
– Зови громко дядю! – наказала тётя Вера.
Решила племянником устыдить мужа. Миша давай звать:
– Дядя Митя! Дядя Митя!
На крыльцо выскочила почтальонка:
– Ты что ребёнка приплела? – пошла в атаку.
– Где он?
– Нет никого!
Тётя Вера отстранила соперницу и, таща Мишу за собой, влетела в рублёные сени. И уже собралась открывать входную дверь в дом, но вдруг женское чутьё бросило к двери в кладовку, рванула ручку на себя, а там…
– Дядя Митя? – удивлённо произнёс Миша, увидев пропавшего.
На что обнаруженный бросил руку к виску, хотя был без головного убора, браво представился:
– Дядя Митя – это я!
С тех пор его частенько звали в деревне «Дядя Митя – это я». Прилипло прозвище. Ни дядя Митя, ни Миша, ни тётя Вера не распространяли по селу эту историю. Почтальонка мстительно разнесла, рассказывая всем подряд, как «Верка бегает за своим Митькой, который ей (почтальонке) даром не нужон, попросила мужика радио починить». И добавляла при этом: «Кого просить-то мне, Верку что ли?»
– Ты что, ничего не понимал, когда звал: «Дядя Митя!» – смеялась Таня, слушая рассказ.
– Я ещё в школу не ходил. Тётя Вера сказала: «Водку у почтарки опять пьёт, а ему нельзя – контуженный». Я и шёл вызволять дядю Митю из водочного плена.
…Закружила их чувство. В июне была последняя сессия. Прошла в полусне. Каждый вечер ехали на электричке на дачу к Тане, чтобы за полночь вернуться в Казань на попутках, ухватить немного сна: Тане – дома, Мише – в общаге, а днём снова сидеть вместе в читальном зале над конспектами с одним желанием: скорее бы вечер.
Оно, само собой, дело молодое. Тем более, герои уже не в возрасте Ромео и Джульетты. По двадцать два года обоим. Но жениться Миша не хотел. Любовь любовью, а, казалось, куда спешить. Тянуло к Татьяне. Ох, как тянуло. Она писала диплом в Казани, он – в Омске, куда получил распределение. Заваливали друг друга письмами. Два раза Миша прилетал в Казань, один раз – Татьяна в Омск.
Но в плане женитьбы Миша уклончиво предложил, когда получили дипломы:
– Давай подождём.
– Долго? – спросила она.
– Давай подождём, – уклончиво ответил он.
Татьяна обиделась. И через полгода выскочила замуж. Так сказать, назло бабушке отморожу уши.
Миша женился через два года. Особо не жалел, что с Таней не получилось. Первые годы отлично жили с женой. Однако когда летел в Казань на встречу с однокашниками на десятилетие после выпуска, страшно захотел увидеть Таню… Прошлое накрыло волной светлых воспоминаний… И захотелось повторения пройденного…
Но, будто специально, Таня уехала в те дни в командировку.
Прошло ещё восемь лет и, казалось, всё перемолола суета и кутерьма перестроечной жизни. Но оборвалось сердце (будь оно неладно) при встрече у туалета. Оборвалось и одно, и другое…
С женой Миша пять лет назад развёлся, Таня мужа похоронила.
– Позвоню, – сказал Миша.
– Буду ждать! – Таня воздушно провела Мише пальцами по щеке.
– Поцарапаешься! – засмеялся Миша и заспешил к самолёту.
Под крылом самолёта ничё не поёт
Вернулся в лайнер с размякшей душой, тут же лирический настрой был разрушен самым прозаическим способом. Боря-волейбол снова озвучил требования летунов о двухстах долларах с каждого пассажира:
– Ребята, если мы через двадцать минут не соберём, никуда не улетим.
– Не надо сказок и стихов про серого волка! – отмахнулся торговый народ.
– У пилотов восемь бутылок коньяка, – предупредил Боря, – одну при мне разливали. Скоро будут никакущие.
– Не три по ушам! – бросил кто-то.
Ой, как не хотелось расставаться с долларами.
Но Миша понял – придётся. В астраханском туалете, где мечется чёрная икра, штурман их шопрейса тоже покупал продукт царских столов. Когда ставил банку с продуктом в сумку, в ней ощетинилась батарея коньяка.
Не успел Миша об этом сказать, включилась громкая связь:
– Господа, – сказал не совсем твёрдый язык, – вас приветствует командир самолета, под крылом которого пока ничё не поёт…
– Точно принял.
– Картину гонит.
Гнать не сложно, но за годы коммерческого опыта приобрёл Миша немалый стаж общения с авиацией. В том числе и застольного общения. Да не с чаем в стаканах, вне зависимости от того – земная твердь или небесные просторы под ногами и крылом.
Первый раз столкнулся, когда везли после растаможки из того же Сочи товара «хренову гору», как говорил один из Мишиных коллег по торговому бизнесу. Для чего пригнали дополнительно к Ту-154 грузовой Ан-12. Миша с Геной Сватовым полетели на нём.
Между кабиной пилотов и грузовым отсеком маленький тамбур. Со столиком, за которым чудненько расположилась наша парочка. Самолёт летит, пропеллер крутится, а значит, что? А значит, делу время, потехе тоже надо уделить внимание. Выпили под шум моторов пару бутылок вкусного вина «Южная ночь» и решили подремать.
Вдруг Мишу в бок Гена толкает. Миша открыл глаза, и стало ему не до сна. Пилоты занимаются тем же самым, чем пассажиры заполняли свободное время полчаса назад. Только «Южной ночи» в два раза больше.
– Сколько их в экипаже? – шепчет Миша.
– Вроде, четверо.
– Мужики, а кто самолёт ведёт? – спросил Миша.
– Автопилот!
Гена сунул голову в кабину. И вправду никого у штурвала.
– Да вы отдыхайте, мужики, – смеются пилоты, – до Омска лететь и лететь. Присоединяйтесь.
– У нас своё есть!
– Доставайте.
Гуляют пассажиры с пилотами. Миша осмелел, как-никак авиационный институт окончил. Хоть и далека от летательных аппаратов специальность, всё одно романтика неба влекла.
– Командир, а порулить можно? – спросил.
– Рули. Делов-то.
Зашёл в кабину. Впереди чёрное небо, звёзды, облачка редкие внизу. Взял в руки штурвал, он как живой. Представил себя Экзюпери в ночном полёте. Когда-то зачитывался им. По нескольку раз перечитывал «Ночной полёт» и «Планету людей».
Минут через десять заглянул второй пилот.
– Только резко ничего не дёргай, – попросил, – а то по-настоящему придётся рулить.
А потом Миша завёл коммерческую дружбу с одним авиаотрядом. Взаимовыгодно немало рейсов с товаром сделали. И пообщались заодно в разной обстановке. Знал Миша, как пилоты на работе не пьют. Не пьют они, не закусывая, а закусывая – с большим удовольствием…
«Миша, – пояснял пройда Гоша-пилот, – при отлёте из дома мы проходим медицинский контроль, а на трассе кому нужны? Приземлились – хорошо. Разбились – медицина бесполезна. Значит, не умеешь пить!»
Услышав дикцию командира, Миша сказал сотоварищам:
– Надо быстрее сбрасываться и взлетать, пока их не развезло.
Через пять минут Боря-волейбол понёс пилотам доплату.
Заревели моторы, командир опять громкую связь включил, теперь по другому поводу:
– Мужики, собрались по-взрослому и все в хвост, в туалеты забейтесь! Из жадности, едри её в кочку, перелили горючее: перегруз, центровка нарушена, не взлетим. У меня штурвал до пупа, мне даже второй пилот не поможет его наверх вытащить.
– Толстые в первую очередь идут! – командовала броском в места общественного пользования изящная стюардесса. – Худые следом!
Не сразу перецентровка с использованием туалетов помогла. Самолёт, дрожа от напряжения, несся по взлётке, но никак не мог оторвать шасси от бетона в сторону неба. «Давай, родненький, давай!» – повторял про себя Миша. Наконец гул изменился, шасси оторвались от земли края сладких арбузов, лайнер устремился в сибирские дали.
– Кому памперсы менять, за мной! – великодушно пригласил Боря-волейбол. – Ради такого случая угощаю! У меня винишко хорошее есть.
Миша сел в кресло и вдруг начал сочинять письмо Тане. Описывать после институтскую жизнь.
Но предать бумаге устное сочинение на тему мемуаров не получилось. В Омске навалилась суета – товар распихать, долги отдать. Тем не менее двадцать пятого июня в ноль-ноль часов по казанскому, в три по омскому времени зазвонил телефон у Тани в изголовье.
– Ах, краса моя, Танюша, поздравления послушай! – раздался голос Миши в трубке.
Полтора часа они будут говорить-говорить-говорить. И условятся на бархатный сезон поехать вместе на Кипр.
– Тогда и подарок с меня! – пообещал Миша.
«Мечты, мечты, где ваша сладость? Пришёл дефолт – осталась гадость!» – скажет в Нью-Йорке на эту историю Антон Хохлов…
Под боком у Ниагары
С Валерой Собачкиным Миша пять лет жил на одной площадке. Валера из племени инженеров, а также большой любитель порассуждать за жизнь. Столкнулись на вокзале, Валера доложил:
– Всё также в конструкторском бюро небо копчу. На бизнесмена я натурой не вышел. Мама с папой не так воспитали. Знаешь тест – годишься ты дела денежные проворачивать или век в наёмных работниках пребывать? Назанимай у близких друзей денег, а как начнут приставать, посылай по матушке по Волге. Нет и всё. Будут – отдам, а сейчас откуда их вам рожу?! Хватит наглости – куй деньги, нет – сиди на бобах. Брать долги да отдавать – никогда богатым не бывать. Лично я даже не пытался проверяться на этот тест…
Посмеялся Миша над домотканой теорией, да только намёк в сказке был. Ехать в США на заработки думать не думал – Тонька Сошникова сбила. В лучшие, додефолтовские, времена в шоптуры случалось в одной группе ездить. Бабёнка хваткая, своего не упустит, а то и чужое прихватит. С её мужем Миша встретился на станции техобслуживания. Ладненький пузанчик, этакий Афанасий восемь на семь по имени Лёва. Из тех трудяг, по характеристике самой Тоньки, без пинка шага не сделает. Тонька крутилась как белка в колесе, а он лишь встречал её на машине из поездок.
– Где твоя Тонька? – спросил Миша, – давно что-то не видел её.
Сначала Лёва крутил, мол, на север подалась, а потом сознался – в США супруга умотала. Только, дескать, просила не распространяться о своём местопребывании.
Мише без разницы, пусть хоть в Антарктиде зарабатывает.
На другой день сама Тонька из-за океана в телефонной трубке заворковала. Никогда с ней особо не знались, совместных дел не вели. Тут болтает без умолку и десять минут, и двадцать. Удивился Миша, это какие деньги надо зарабатывает, чтобы запросто тратится на пустопорожний разговор? Обычный трёп об общих знакомых. Через пару-тройку дней опять на проводе. Про житье-бытье импортное молотит и вдруг приглашает на работу в США. Какого-де лешего в России после дефолта торчать, надо зелёную капусту на месте её произрастания рубить.
Недели не прошло – снова звонок. Давит Тонька на мозоль: приезжай! Ты, напирает агитацией, рукастый и головастый! Тут мужики из себя ни украсть, ни покараулить по десять-двенадцать долларов в час зарабатывают. Поёт соловьём медовые песни.
Дефолт Мишу хорошо приголубил. Миша кредитов набрал в надежде на крутые прибыли. И вдруг как выразился Боря-волейбол: государство кинуло на борт рёбра считать. Кредиторы – люди серьёзные, по рецепту Собачкина не пошлёшь по Волге-матушке. Продал Миша джип, квартиру двухэтажную. Гол как кол не остался, на хлеб с колбасой зарабатывал. Но бизнес резко снизил обороты, одна суета-маета, где раньше пачку долларов держал, рублей столько не выходило. И в перспективу глядеть не хотелось – одна мелочёвка на горизонте.
После встречи в астраханском аэропорту с Таней, была мечта открыть на пару с ней новый файл жизни. Может, в Омске, а то и в Казани. А так как не по двадцать лет в паспортах у молодожёнов, надо что-то иметь в кошельке, мечтая о красотах будущего житья-бытья. И зарабатывать, пока есть порох в пороховницах…
А пока имеется в наличии, почему бы не сгонять в США. Устроить заграничную шабашку. Схема заброски была отработана. Турфирма в Омске, у которой в американском консульстве имелись связи, набирает группу, помогает обзавестись липовыми документами, по ним у туристов железобетонные якоря в России: недвижимость в два-три этажа, должности высокие, заработки солидные. Все летят на пару недель оттянуться в свободной Америке. У каждого обратный билет в кармане, чтобы дня лишнего не задерживаться сверх визовых границ. На самом деле, когда приходит время увозить туристам впечатления домой в Россию, тащить этот бесценный груз через океан груз некому. Группа до единого растворяется в штатах. Туристы переходят на положение подпольщиков, иммигрантов-нелегалов.
– Полиции до фонаря, есть у тебя гражданство или нет, – разъясняла Тонька по телефону. – Мы для них рабсила на чёрную работу. Безработные не будут за десять долларов в час горбатиться. Оно им надо. У них пособия, социальные защиты. А кому упираться? Таким, как мы. Полиция это, как ясный день, знает. Ты не лезь в бутылку, не скандаль в общественных местах – никто тебя не тронет.
И Миша засобирался. Как только посвятил Тоньку в заграничные планы, она принялась слёзно просить помочь уехать мужу.
– Да запросто, – сказал великодушно.
А потом в голове срослось: Тонька хитромудрая агитировала с одной целью – на Мишиных плечах мужа в США вытащить. У Лёвы и денег не было, и Тонька далеко, пинка дать некому, сам не станет суетиться с оформлением.
Миша деньги занял, с бумагами помог. Тонька долг сразу вернула, и тут же свинью подложила. Омская турфирма, которую Тонька насоветовала, гарантировала трудоустройство, если даёшь сверху триста долларов. Миша от данной услуги отказался, зачем, если Тонька обещала трудоустроить.
– Железобетонно работа будет! – гарантировала.
И свела в Нью-Йорк с агентом, с которого, само собой, за Мишину голову что-то поимела. За здоров живёшь такое не делается.
– Отель «Хилтон», – запел при знакомстве чернявенький с оттопыренными ушами агент. – Заработок от тысячи двухсот до тысячи шестисот долларов в месяц, это без чаевых, плюс чаевые баксов двести. Хорошие деньги. И всего-то час езды до Ниагарского водопада. Каких-то девяносто миль и чудо света!
Тонька со своей стороны подпевала чернявенькому с ушами-локаторами:
– Не надо работу искать, на биржу бегать.
Тогда как мужа Лёву к Ниагарскому водопаду за большими деньгами не отправила, оставила у себя под боком.
До того «Хилтона» добирался Миша автобусом. Сине-белым огромным снарядом летел он по идеальной автотрассе. За окном проносились некиношные Соединённые Штаты. В детстве Миша, глядя на карту, пытался представить континент с прериями, мустангами, реками с золотым песком, Ниагарой… И вот едет жить в плёвом расстоянии до ниагарского чуда природы. Это, как говорится – с ума облокотиться, жить от Ниагары на расстоянии, как от Омска до Саргатки. И дорога не сравнить.
Будущее виделось радужным, подзаработает да вызовет Таню хотя бы на недельку, вместе поедут на Ниагару… Когда-то мечтали сесть на теплоход в Казани поплыть в двухместной каюте куда-нибудь в Ульяновск или даже в Астрахань. Но даже в Чебоксары не получилось…
Стеклобетонная коробка «Хилтона», этакая сверху донизу и снизу доверху зеркально сверкающая громадина, выглядела впечатляюще! Внутри, правда, господствовала дурновкусица с балдахинами, с рюшками на одеялах и подушках…
