Сандра Браун
Алиби

Полная версия

Глава 30

– Что? Снаружи дежурят журналисты? – раздраженно и вместе с тем недоверчиво спросил адвокат.

– Именно так я и сказал, разве нет? – огрызнулся Смайлоу. – Мне казалось, что я должен вас предупредить.

– Кто же допустил утечку информации?

– Этого я не знаю. Перкинс фыркнул.

– Разумеется, вы не знаете, детектив… – И, решительно взяв Юджин за руку, он прошел вместе с ней к лифтам.

– Скорей бы уж наступил четверг, – негромко сказала Стефи, подходя к Смайлоу, который смотрел им вслед.

– Боюсь, все будет не так просто, – вздохнул Смайлоу, и она удивленно посмотрела на него.

– Что-то в твоем голосе не слышно энтузиазма… – проговорила она. – Неужели Хэммонд и тебя заразил своим пессимизмом? А я-то думала, что мы уже приближаемся к развязке.

– В том, что говорит Хэммонд, есть рациональное зерно, – неохотно признал Смайлоу. – Сначала ему нужно убедить большое жюри в том, что в действиях Юджин Кэрти есть состав преступления. Если присяжные все же решат предъявить ей формальное обвинение, нам придется доказывать ее виновность, причем сделать это надо так, чтобы ни у кого не возникло ни малейших сомнений в том, что она – убийца. У нас же пока на руках нет неопровержимых доказательств.

– Но, возможно, до того, как начнется процесс, мы сумеем найти серьезные улики…

– Если они есть, эти улики.

– Должны быть, Рори, – с нажимом сказала Стефи. Смайлоу с любопытством посмотрел на нее.

– Вот как?! А если доктор Кэрти никого не убивала? Теперь уже Стефи впилась в него испытующим взором, но Смайлоу сделал вид, что не замечает ее красноречивого взгляда. У лифта Стефи столкнулась с Хэммондом.

– Говорят, там, снаружи, дежурит пресса, – первой заговорила Стефи. – Как думаешь, ты справишься с ними?

– Придется постараться, – ответил Хэммонд, когда кабина лифта остановилась на первом этаже и они увидели сквозь стеклянные входные двери не меньше двух десятков репортеров, которые расположились на крыльце полицейского управления. И Хэммонд отлично справился со своей задачей. По дороге в Северный Чарлстон, где располагалась временная штаб-квартира прокуратуры, Хэммонд и Стефи почти не разговаривали. Как только они вошли в здание, Хэммонд направился в свой кабинет, а Стефи стала подниматься к себе. На площадке третьего этажа она едва не налетела на Монро Мейсона. Прокурор округа был одет в обычный деловой костюм, но на руке у него висел аккуратно сложенный смокинг.

– Сегодня вы что-то рано собрались домой, босс, – улыбнулась Стефи, справившись с первоначальной растерянностью.

– Если бы домой! – проворчал Мейсон. – Мы с женой приглашены на очередной благотворительный прием. Впрочем, здесь я все равно не нужен – вы отлично справляетесь и без меня. Насколько мне известно, брат мисс Кэрти сообщил следствию достаточно, чтобы Хэммонд мог выйти с этим делом на большое жюри?

– Да, – согласилась Стефи. – Показания Тримбла все изменили, и теперь у нас есть мотив преступления.

– Вот и отлично! Я готов поставить на вас все свои деньги, даже если мисс Кэрти будет защищать такой искусный адвокат, как Перкинс.

– Спасибо, босс… – ответила Стефи безо всякого энтузиазма. Мейсон внимательно посмотрел на нее.

– А теперь скажи мне, девочка, что тебя тревожит? Может быть, я чего-то не знаю? – добавил он доверительным тоном.

– Да нет, в общем-то, все нормально, – пробормотала Стефи и нахмурилась, припоминая опасения Смайлоу. – Просто Хэммонд считает, что нам необходимо больше улик…

– Нет такого прокурора, который бы не мечтал об этом! – проревел Мейсон. – Увы, застать преступника с поличным удается чрезвычайно редко, гораздо чаще нам приходится создавать нечто буквально из ничего. Но я уверен, что Хэммонд сумеет провести дело через большое жюри, а когда оно попадет в суд – добьется обвинительного приговора.

Стефи улыбнулась, хотя для этого ей пришлось приложить изрядные усилия.

– Я тоже верю в него, – сказала она. – Только бы он не оступился…

– Ну ладно, мне пора, – сказал Мейсон, бросив взгляд на часы. – Прием начинается в пять, а мне еще надо натягивать этот маскарадный костюм. – Он слегка встряхнул висевший у него на руке смокинг. – Миссис Мейсон заставила меня поклясться на Библии, что на этот раз я не опоздаю.

– Приятно вам провести время, шеф. Мейсон укоризненно покачал головой:

– Опять шутишь?

– Так точно, сэр! – Стефи рассмеялась.

Мейсон уже направился к лифту, но вдруг остановился и окликнул Стефи, которая двинулась по коридору:

– Послушай, девочка…

– Да, шеф? – Прежде чем обернуться, Стефи постаралась спрятать торжествующую улыбку, которая играла у нее на губах.

– Что ты имела в виду?

– Когда?

– Когда сказала «только бы он не оступился»? – Ax это! – Стефи рассмеялась. – Это была просто шутка, шеф.

Отпустив лифт, Мейсон снова вернулся к ней.

– По-моему, – сказал он, – ты уже второй раз намекаешь мне, что Хэммонд увлекся мисс Кэрти. Мне это не кажется подходящим предметом для шуток. Ну-ка, выкладывай все, что тебе известно!

Стефи прикусила губу, притворяясь смущенной.

– Если бы я не знала его лучше… – сказала она, умело разыгрывая нерешительность. – Но ведь я знаю его! Мы все знаем. Хэммонд никогда не допустит такого. Даже если она ему нравится, он сумеет сохранить непредвзятый, объективный подход…

– В таком случае – до завтра. – Мейсон снова повернулся и пошел к лифту.

Стефи поспешила к себе в кабинет. Она не скрывала улыбки: ей удалось заронить в душу Мейсона искру сомнения. Стефи просмотрела сводку поступивших телефонных сообщений. Но звонка, которого она ждала, среди них не оказалось, и, раздраженным жестом придвинув к себе аппарат, Стефи набрала номер.

– Лаборатория, Андерсон у телефона.

– Это Стефи Манделл.

– Слушаю тебя, Стефи…

Джим Андерсон работал в больничной лаборатории. Когда-то давно – просто эксперимента ради – Стефи несколько раз переспала с ним и успела неплохо изучить его характер. Сама она любила точность и быстроту, но Джим оказался совершенно не способен ни к тому, ни к другому, поэтому их короткая интрижка не имела продолжения. Время от времени она, однако, прибегала к его помощи.

– Ты уже провел анализ, о котором я тебя просила? – поинтересовалась Стефи, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучало раздражение, которое она испытывала.

– Я же сказал, что сам позвоню тебе, когда все будет готово.

– Значит, ты его еще не сделал?

– Разве это я тебе позвонил?

Он даже не извинился и не попытался ничего придумать в свое оправдание, и Стефи выругалась про себя, обозвав Джима ленивым болваном.

Не сдержавшись, Стефи повысила голос:

– Загляни-ка побыстрее в свой микроскоп или куда ты там смотришь, и перезвони мне.

– Я сделаю это, как только у меня будет время. Анализов много, а я один.

И Андерсон дал отбой.

– Ленивый сукин сын! – прошипела Стефи, швыряя трубку на рычаги.

Увы, кроме Джима, ей было совершенно не к кому обратиться, а этот анализ крови ей был нужен позарез. Стефи хотела проверить одну свою сумасшедшую догадку, которая за краткое время превратилась почти в уверенность, хотя, кроме интуиции, за ней ничто не стояло. Но Стефи привыкла доверять своей интуиции – она подводила ее крайне редко. Хотя рациональная сторона ее натуры решительно восставала против самой возможности того, что подобное подозрение может оказаться правильным, это ровным счетом ничего не меняло. В глубине души Стефи знала, что между Юджин Кэрти и Хэммондом что-то происходит и это «что-то» имеет под собой сексуальную подоплеку. А может быть, дело даже не только в сексе, а в самом настоящем романтическом увлечении…

Стефи не осмелилась поделиться своей безумной догадкой даже со Смайлоу. Он бы просто не поверил ей. В лучшем случае он мог потребовать доказательств, а как раз их-то у нее и не было. Выглядеть же в его глазах дурой или, еще хуже, брошенной дурой – покинутой любовницей, которая продолжает ревновать своего бывшего партнера, – Стефи не хотелось.

Впрочем, Стефи тут же подумала о том, что если Смайлоу все же поверит ей, то она может оказаться в еще худшем положении. Он может просто-напросто украсть у нее ее открытие и вместе ним – всю славу. В отличие от нее у Смайлоу были все возможности провести настоящее, серьезное расследование и добыть такие доказательства совершенного Хэммондом преступления, о каких она не могла и мечтать. Например, он мог приказать тому же Джиму Андерсону хлебать дерьмо, и этот болван только бы спросил, можно ли ему воспользоваться обычной ложкой или лучше принести из дома свою серебряную. Иными словами, сравнительный анализ группы крови Смайлоу получил бы уже через полчаса, в то время как ей приходилось унижаться, упрашивая Джима сделать работу поскорее.

Нет, Стефи не собиралась отдавать свою возможную победу детективу Смайлоу. Она сама собиралась воспользоваться плодами своей интуиции. Если Хэммонда ждет наказание (а Стефи лелеяла надежду, что за попытку помешать отправлению правосудия его могут даже исключить из ассоциации юристов и лишить всех прав и привилегий), она хотела быть единственным человеком, который разоблачит его. После этого она уже никогда не будет играть вторую скрипку.

Сегодняшнее поведение Хэммонда только укрепило ее подозрения. На каждое слово Тримбла он реагировал как ревнивый любовник, и Стефи было совершенно ясно, что для него Юджин Кэрти была лишь подвергавшейся безжалостной сексуальной эксплуатации жертвой собственного брата. Каждый раз, когда ему предоставлялась такая возможность, Хэммонд бросался на ее защиту, отбивая хлеб у Перкинса, хотя его обязанность заключалась как раз в том, чтобы убедить присяжных в ее виновности.

Возможно, что Хэммонд по-человечески сочувствовал Юджин Кэрти, однако Стефи не очень-то в это верилось. Только одно имело значение: между Хэммондом и обвиняемой существует какая-то связь. В этом Стефи почти не сомневалась.

И если она угадала правильно, Хэммонд будет уничтожен. Когда она вытащит на свет божий его грязный секрет, скандал нанесет непоправимый ущерб репутации Хэммонда и навсегда перечеркнет его шансы занять кресло окружного прокурора.

И останется одна-единственная кандидатура – ее собственная. Честной, принципиальной и талантливой Стефани Манделл.

* * *

Итак, рассуждал Хэммонд, старший детектив управления полиции Чарлстона собрал кое-какие улики, подтверждающие, что Юджин Кэрти убила Люта Петтиджона. И именно ему, Хэммонду, придется выступать в суде на стороне обвинения и доказывать, что это действительно так. Но разве мог он обвинять в преступлении, караемом смертью, женщину, в которую влюбился? Кроме того, Хэммонд сам был свидетелем по этому делу, хотя об этом никто, кроме них с Юджин, не знал.

Существовало и еще одно, куда более важное, чем первые два, обстоятельство, которое подталкивало Хэммонда к решительным действиям. Жизни Юджин угрожала серьезная опасность. Кто-то узнал, что вчера утром ее дом подвергся обыску, а уже вечером на нее напал вооруженный бандит, который знал Юджин по имени. И это не могло быть простым совпадением. Убийцу, скорее всего, нанял настоящий преступник, который боялся, что Юджин могла что-то видеть, и пытался заставить ее замолчать. Кроме того, неизвестный злоумышленник, вероятно, рассчитывал, что с ее смертью прекратится и следствие по делу Петтиджона. Но поскольку его попытка провалилась, можно было ожидать еще одного покушения.

Смайлоу и компания сосредоточили на Юджин все свое внимание, предоставив ему самому разыскивать другого подозреваемого.

Хэммонд заперся в своем кабинете, разложив на столе документы, которые передал ему Смайлоу. Он попытался мысленно дистанцироваться отдела и в первую очередь – от собственного интереса, сосредоточившись на одних только фактах.

Кто мог желать смерти Петтиджону – таков был первый вопрос, который он себе задал. Может быть, конкуренты? Партнеры по его темным делишкам, которых он когда-то обошел на повороте?

Очень может быть, но согласно отчету Смайлоу все они были допрошены и у каждого оказалось довольно убедительное алиби. Даже Престон Кросс не был исключением – алиби своего отца Хэммонд проверил особенно тщательно.

А что, если Петтиджона убила все-таки его собственная жена?

Тоже не исключено, но, зная ее, Хэммонд считал, что Дэви не стала бы делать из этого секрета. Это было совсем не в ее характере: скорей бы уж она объявила об этом во всеуслышание да еще заявила, что так этому сукину сыну и надо!

Кто еще мог быть заинтересован в смерти Петтиджона?

Полагаясь на свою способность к логическому мышлению, Хэммонд снова перебрал и рассортировал в уме полученную от Смайлоу информацию, добавив к ней факты, о которых детективу не было ничего известно.

Во-первых, Хэммонд сам встречался с Лютом Петтиджоном незадолго до его смерти.

Во-вторых, на переданной ему Дэви страничке из блокнота Петтиджона были написаны время и дата, из чего следовало, что в субботу он ждал к себе кого-то еще.

В-третьих, Лют Петтиджон был объектом тайного расследования, инициированного генеральным прокурором штата.

Взятые по отдельности, эти три факта ничем не могли ему помочь, но вместе они неожиданно озадачили Хэммонда и заставили задавать себе все новые вопросы, не имевшие к тому же отношения к его желанию доказать невиновность Юджин. Он был обязан задать их, даже если бы не был влюблен в нее, если, конечно, не хотел осудить невиновного, чтобы закрыть дело.

Теперь, имея в виду эти три факта, Хэммонд постарался припомнить все, даже случайные разговоры, которые он вел со Смайлоу, Стефи, с отцом, прокурором Мейсоном и Лореттой. При этом он намеренно вывел Юджин за скобки, как если бы ее вовсе не существовало. Это было необходимо, чтобы в полной мере оценить каждую фразу, слово, интонацию, взгляд.

Совершенно внезапно он вспомнил свою собственную фразу, брошенную им в разговоре со Смайлоу. «Это же самый распространенный калибр полицейского и гражданского оружия! – сказал тогда Хэммонд. – В одном только Чарлстоне сотни и сотни таких револьверов, даже если не считать полицейского склада вещественных доказательств. Там их тоже полным-полно».

Неужели он не ошибся?!

Хэммонд даже подскочил на месте, испытав прилив энергии и желание бороться. Его карьера, его жизнь, душевное спокойствие и самоуважение – все зависело теперь от того, сумеет ли он снять с Юджин бремя вины, восстановить ее репутацию и доказать правильность своего сумасшедшего предположения.

Охваченный нетерпением, Хэммонд бросил взгляд на настольные часы. Было еще относительно рано, и если он поспешит, то, пожалуй, успеет начать свое собственное расследование. Вот только куда оно приведет?

Либо к окончательной гибели, либо к настоящему преступнику. Третьего не дано.

Торопясь, Хэммонд сгреб со стола документы и, затолкав их в кейс, быстро вышел из кабинета.

На улице было настоящее пекло. Казалось, еще немного, и асфальт просто потечет, как масло. Спастись от палящих солнечных лучей можно было только в машине, где стоял мощный японский кондиционер, но едва Хэммонд шагнул за порог здания, как кто-то окликнул его:

– Хэммонд!

Только один человек мог говорить с ним столь повелительным тоном, и Хэммонд, мысленно застонав, обернулся.

– Привет, па.

– Мне нужно поговорить с тобой. Может, поднимемся к тебе в кабинет?

– Вообще-то, как ты, может быть, заметил, я не входил, а выходил, – ответил Хэммонд. – К тому же я спешу, у меня дела в центре города. В четверг я выхожу на большое жюри с делом Петтиджона, а это значит, что времени у меня мало.

– Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

– О чем? О том, что у меня мало времени?

– Оставь свои дурацкие шутки при себе, сейчас для них не время и не место. Я хотел поговорить с тобой о деле Петтиджона. – С этими словами Простои Кросс решительно подтолкнул Хэммонда к дверям. – Что у тебя с рукой?

– Долго объяснять, – нетерпеливо отозвался Хэммонд. – Ну, в чем дело? Что такого важного ты собрался мне сообщить, что это не может подождать до вечера?

– Буквально полчаса назад Монро Мейсон позвонил мне по сотовому от своего массажиста. Знаешь, сынок, он очень обеспокоен.

– Чем именно?

– Я боюсь даже подумать о том, каковы могут быть последствия, если то, что сказал Монро, – правда.

– И что такого ужасного он тебе сказал? Что у его жены будет ребенок и он решил передать должность по наследству?

– Он сказал, что ты стал относиться к этой Кэрти не так, как должен прокурор.

К этой Кэрти… Престон Кросс всегда использовал общее местоимение без добавления уважительного «миссис» или «мистер», когда хотел подчеркнуть свое пренебрежительное отношение к кому-либо.

– Знаешь, – сказал Хэммонд, – мне начинает действовать на нервы, что каждый раз, когда у Мейсона появляются ко мне какие-то вопросы, он звонит тебе. Думаю, если бы он обратился прямо ко мне, я сумел бы ему все объяснить.

– Монро позвонил мне, потому что мы с ним – старые друзья. И когда он видит, что мой сын вот-вот испортит себе карьеру, естественно, он хочет предупредить меня… потому что он меня уважает и верит, что я могу на тебя повлиять. По-моему, Монро и в этот раз хотел, чтобы я вмешался и предостерег тебя от неверных шагов.

– И ты, конечно, не упустил возможности сунуть нос в мои дела, – насмешливо перебил Хэммонд.

От гнева Простои покраснел до корней своих седых волос.

– Ты чертовски прав, Хэммонд. Я всегда рад возможности вмешаться и помочь тебе, поскольку ты, к сожалению, так и не научился соображать как следует. Единственное, о чем я жалею, – это о том, что ты уже слишком большой и тебя нельзя оттаскать за вихры!

Престон довольно редко выходил из себя, считая открытое проявление всякого рода сильных эмоций прерогативой женщин. И сейчас он тоже сумел взять себя в руки.

– Что ж, попробуй убедить меня, что Монро напрасно волнуется.

– Сначала скажи, с чего он взял, что я отношусь к Юджин Кэрти как-то не так.

– Ну, во-первых, ему давно кажется, что ты относишься к этому расследованию без должного рвения.

– Я бы так не сказал. Я работал над этим делом даже больше, чем обычно. Хотя должен признаться, что и осторожничал я больше, чем всегда, поскольку дело Петтиджона – слишком громкое и любая моя ошибка могла дорого обойтись всем, кто в нем замешан.

– Ты был настолько осторожен, что до последнего тянул с предъявлением обвинения этой Кэрти.

– Это ты так считаешь.

– Не только я, но и Монро Мейсон.

– Тогда пусть он и читает мне нотации. Он, а не ты!

– Послушай, сын, с самого начала этого расследования ты был сам на себя не похож. И мы оба – и я, и твой наставник – хотели бы узнать почему. Может быть, эта смазливая девица, которую Смайлоу подозревает в убийстве, заставила тебя раскиснуть? Уж не втрескался ли ты в нее часом, а?

Хэммонд продолжал молча смотреть на отца, и Престон снова побагровел.

– Господи, Хэммонд! Да что с тобой?! Я тебя просто не узнаю.

Ты что, спятил?

– Нет.

– Бог мой, из-за какой-то юбки! Неужели ты действительно готов пожертвовать своей карьерой ради удовольствия трахаться именно с этой бабой, когда кругом полно других, в тысячу раз лучше?

– Карьерой? – переспросил Хэммонд. – Если ты имеешь в виду должность окружного прокурора, то, сдается мне, ты мечтал о ней едва ли не больше, чем я.

– Не говори глупости, Хэммонд! Я просто не понимаю, как ты можешь вести себя так безответственно, так…

– Безответственно?! – Хэммонд рассмеялся. – Кто бы говорил, отец! Ты-то сам как себя ведешь? И какою меркой ты меня меришь? Может быть, ты хочешь, чтобы я взял за образец тебя? Что ж, мне действительно порой кажется, что я веду себя почти как ты, хотя сжигать кресты и рядиться в белые балахоны я бы, наверное, все же не стал.

Престон Кросс быстро и как будто даже испуганно заморгал, и Хэммонд понял, что стрела попала в цель.

– Ты вступил в ку-клукс-клан, отец?

– Что ты городишь?! Конечно, нет!

– Но ведь ты знал об этом, не так ли? Ты отлично знал обо всем, что происходило на острове Спаркл. Больше того, ты одобрял это!

– Я же сказал тебе, что расстался с этой компанией, и…

– Не до конца. Лют – вот кто действительно вышел из состава учредителей, потому что его убили. Призвать его к ответу может теперь только господь бог, но ты – другое дело. Ты все еще в опасности, папа… – Хэммонд покачал головой. – Ты стареешь и становишься беспечным. Я своими глазами видел твою подпись на документах, из которых следует, что именно ты был крупнейшим акционером. И теперь, когда Люта больше нет в живых, именно тебе придется отвечать за все, что натворили на острове нанятые вами хулиганы.

– Я чист как стеклышко, Хэммонд! Я продал свой пай и возместил ущерб.

Это был знаменитый отцовский финт с отвлекающим ударом и нокаутирующим апперкотом, и Хэммонд, как всегда, оказался застигнут им врасплох.

– Вот как? – только и сказал он.

– Да, – кивнул Престон. – Как раз вчера я съездил на остров Спаркл и встретился с теми, кто пострадал от наемников Люта. Я рассказал им, в каком я был ужасе, когда узнал, что происходит в поселке на самом деле. Каждой семье я вручил чек на тысячу долларов в возмещение понесенного материального ущерба и присовокупил к этому скромному дару самые искренние и глубокие извинения. Кроме того, я пожертвовал значительную сумму наличными на ремонт их методистской молельни и учредил несколько стипендий для лучших учеников школы. – Глядя в лицо Хэммонду, Престон сочувственно улыбнулся. – Как думаешь, сынок, можно ли завести на меня дело после того, как я продемонстрировал столь глубокое раскаяние и желание исправить зло, которое было причинено этим славным людям только потому, что в свое время я не дал себе труда вникнуть во все детали проекта Петтиджона? Впрочем, интереса ради можешь попытаться отправить меня за решетку, но, уверяю тебя, вряд ли это получится!

От этих слов Хэммонда замутило, но жара и боль от ран были ни при чем.

– Ты откупился от них! – воскликнул он. Престон самодовольно улыбнулся.

– Да, откупился деньгами, полученными от продажи моего пая. И, уверяю тебя, мне тоже кое-что осталось.

Хэммонд не помнил, когда в последний раз ему так сильно хотелось ударить кого-то, как сейчас ему хотелось ударить отца. Ему хотелось кулаками стереть с лица Престона эту наглую ухмылку, но он поборол себя. Наклонившись к нему, Хэммонд холодно сказал:

– Не спеши радоваться, отец. Ты, быть может, думаешь, что расплатился за все, что сделал этим людям, но ты ошибаешься. Ты еще даже не начал расплачиваться по-настоящему, и, уверяю тебя, одними деньгами ты не отделаешься, хотя бы ты отдал их все. Ты – испорченный, порочный, безнравственный человек, воплощение коррупции, так что не тебе читать мне лекции о том, как себя вести. Что касается того, что тебя, дескать, нельзя отправить в тюрьму, то и на этот счет ты заблуждаешься. Я, во всяком случае, очень постараюсь это сделать…

Сказав это, Хэммонд повернулся и быстро зашагал к стоянке служебных машин, но Престон нагнал его и схватил за рукав.

– Я буду очень рад, Хэммонд, если история с мисс Кэрти выплывет наружу! – злобно прошипел он. – Надеюсь, кто-нибудь заснял вас в постели: если бы подобные фотографии появились в газетах, это послужило бы тебе хорошим уроком. Меня лично уже давно тошнит от твоих бойскаутских взглядов и поступков – так могут поступать только зеленые юнцы, но не взрослые мужчины! – Он развернул Хэммонда к себе и ткнул ему в грудь пальцем. – На самом деле, сын, ты такой же испорченный и безнравственный человек, как я, как все люди… Просто до сегодняшнего дня ты еще никогда не сталкивался с серьезными соблазнами. Что же заставило тебя свернуть с прямой дорожки? Деньги или власть? Не-ет… – Престон хихикнул. – Это была обыкновенная юбка – вернее, то, что под ней. В этом-то и заключается твой позор! Ты мог бы по крайней мере продаться подороже!

Еще несколько секунд двое мужчин мрачно смотрели друг на друга, не скрывая враждебности, которая годами тлела под покровом семейных отношений – отношений между властным диктатором-отцом и образцовым сыном, – и только сейчас вспыхнула горячо и ярко. Хэммонд всегда догадывался, что никакие слова не в состоянии поколебать отцовскую волю или пробить брешь в самоуверенности, которой он оделся, как броней. Но сейчас он неожиданно осознал, что ему на самом деле наплевать. Зачем защищать себя и Юджин перед человеком, которого он не уважал? Ведь Хэммонд уже давно понял, что представляет собой его отец, – понял и перестал испытывать к нему что-либо, кроме брезгливой неприязни. Мнение Престона о нем и о чем бы то ни было больше не имело для Хэммонда значения, поскольку за его оценками уже не стояло ни чести, ни элементарной порядочности.

Поэтому, не сказав больше ни слова, Хэммонд повернулся к отцу спиной и пошел к своей машине.

* * *

Смайлоу пришлось ждать не менее получаса, прежде чем Смитти освободился и усадил его к себе на стул.

– Глянец-то еще держится, мистер Смайлоу, – сказал чистильщик.

– Тогда просто смахни пыль и пройдись бархоточкой. Смитти вооружился мягкой щеткой и, склонившись над башмаком Смайлоу, попытался завести разговор о недавнем поражении «Атлантских храбрецов», но Смайлоу перебил его:

– Скажи-ка, Смитти, ты случайно не видел здесь эту женщину в тот день, когда застрелили Петтиджона? – И он протянул старику фотографию Юджин Кэрти.

Тот бросил на нее быстрый взгляд.

– Да, сэр, видел. И вчера по телевизору – тоже. Это ведь та самая женщина, которая его убила, верно?

– Большое жюри будет решать вопрос о предъявлении обвинения в следующий четверг. Надеюсь, нам удалось собрать достаточно убедительных улик. – Смайлоу неожиданно вздохнул. – Скажи, когда ты видел ее, она была одна?

– Да, сэр.

– А этого человека ты видел? – Детектив показал Смитти фотографию Бобби Тримбла.

– Только по телевизору, сэр. По-моему, в той передаче показывали именно этот снимок.

– Верно. – Смайлоу снова вздохнул. – А здесь, в отеле, ты его ни разу не видел?

– Нет. Вы же знаете, мистер Смайлоу, у меня хорошая память на лица. Если я когда-то увижу человека, я уже никогда его не забуду.

Детектив рассеянно кивнул и убрал оба снимка в нагрудный карман.

– Скажи, как выглядела доктор Кэрти, когда ты видел ее здесь? Была ли она сердита, взволнована, напугана?

– Я бы не сказал, сэр, хотя я не особенно к ней приглядывался. Я обратил на нее внимание, потому что у нее были красивые, густые волосы. Я, правда, уже старик, но мне до сих пор нравится смотреть на красивых женщин.

Смайлоу усмехнулся.

– И много красоток ты видишь каждый день?

– Много. Впрочем, некрасивых больше… – Смитти тоже усмехнулся. – Впрочем, эта девчонка не была похожа на обычную туристку. Она сразу прошла к лифтам и поднялась наверх. Скоро она спустилась и минут десять сидела в баре – вон в том, видите? – Смитти показал направление щеткой. – А потом я увидел, что она снова идет к лифтам…

– Постой, постой… – перебил Смайлоу. – Ты хочешь сказать, что она поднималась наверх дважды?

– Сдается мне, что так оно и было, сэр.

– И как долго она оставалась наверху в первый раз?

– Совсем недолго, сэр. Минут пять, может быть – семь.

– А во второй?

– Не могу сказать сэр. Дело в том, что я не видел, как она спустилась.

Смитти в последний раз прошелся по ботинкам бархоткой и выпрямился, любуясь своей работой. Смайлоу встал со стула и расставил руки в стороны, чтобы Смитти было удобнее почистить ему пиджак.

– Скажи, ты кому-нибудь говорил, что в тот день я заходил к тебе почистить ботинки?

– Нет, сэр, мистер Смайлоу. Меня никто не спрашивал.

– Тогда пусть это останется между нами, договорились? – Смайлоу сунул руку в карман и вручил Смитти вместе с платой солидные чаевые.

– Конечно, мистер Смайлоу. Конечно, я никому не скажу, если вы так хотите. Жаль, я не сумел вам помочь.

– В чем?

– Ну, я ведь не заметил, как эта леди спустилась вниз во второй раз.

– Ты, наверное, был очень занят. Чистильщик улыбнулся.

– Это верно. В прошлую субботу здесь было народу больше, чем в часы пик на вокзале Гран-Сентраль. Приезжие входили, выходили, снова входили, и все хотели чистить башмаки только у старика Смитти. – Он с довольным видом потер лысину. – Странно, что вы трое были здесь в один и тот же день.

– Кто это – мы? – удивился Смайлоу.

– Ну, вы, леди-доктор и это чудо в перьях из прокуратуры.

– Какое чудо в перьях? – В мозгу Смайлоу что-то явственно щелкнуло, словно сработал стальной капкан.

– Вы наверняка сами знаете, сэр. Я видел эту цацу в той же передаче, что и доктора Кэрти. Кажется, это кто-то из заместителей окружного прокурора.