– Господи Иисусе! – восклицала Стефи, торопливо поднимаясь по внутренней лестнице дома Хэммонда. – Господи, что здесь произошло?!
Ворвавшись в спальню, она обнаружила Хэммонда, который, сжимая руками голову, сидел на постели и смотрел на нее такими глазами, словно был на волосок от сердечного приступа.
– Господи, Хэммонд! Что случилось? Я увидела окровавленные полотенца и подумала, что тебя убили!
– Черт тебя возьми, Стефи, ты действительно чуть меня не убила – напугала до смерти! – ответил он, опуская руки.
Только теперь Стефи увидела, что одна рука Хэммонда забинтована.
– С тобой все в порядке? – спросила она, немного успокоившись. Хэммонд огляделся по сторонам с таким видом, словно что-то искал.
– Сколько времени? – спросил он. – И как ты попала в дом?
– Ты же сам дал мне ключ от парадной двери, а я забыла его вернуть, – ответила она. – Что с тобой произошло, Хэммонд?
Ты ранен?
– Нет… То есть да. – Он посмотрел на свою перебинтованную руку с таким видом, будто видел ее впервые. – Вчера вечером меня хотели ограбить. У этого подонка оказался нож… – Он кивнул головой в сторону комода. – Будь добра, подай мне трусы.
– На тебя напали? Где? Кто?!
Стефи хорошо знала, что Хэммонд хранит белье в верхнем левом ящике. Повернувшись к нему, она достала пару трусов и протянула ему. Хэммонд, все еще кутаясь в одеяло, спустил с кровати ноги, и она увидела вторую повязку.
– А что у тебя с ногой?
– То же самое. К счастью, эта рана не такая серьезная. – Наклонившись, он просунул ноги в трусы и, натянув их до колен, посмотрел на Стефи.
– Отвернись, пожалуйста.
– Господи, Хэммонд, можно подумать, что я никогда не видела тебя голым!
Отбросив одеяло, Хэммонд натянул трусы и, встав, взял с ночного столика бутылку с водой. Поднеся ее к губам, он стал жадно пить.
– Может быть, ты все-таки расскажешь, что с тобой приключилось?
– Я же сказал! Меня хотели…
– Тебя хотели ограбить – это я поняла. Что у тебя с рукой?
– Грабитель ударил меня ножом. Я защищался. Потом, когда садился в машину, он порезал мне ногу.
– Какой ужас, Хэммонд! Ведь тебя могли убить! Где это произошло?
– В «чумном» квартале, неподалеку от бара «Тенистая пещера».
– Тогда понятно, – кивнула Стефи. – Райончик еще тот. А зачем тебя туда понесло?
– Помнишь Лоретту Бут?
– Эту пьянчужку?
Хэммонд нахмурился, но кивнул утвердительно.
– Да. Сейчас она не пьет и хочет вернуться к работе частного детектива. Раньше она часто бывала в «Тенистой пещере», наверное, поэтому и назначила мне встречу именно там. Когда я возвращался к машине, на меня бросился какой-то парень с ножом. Мне едва удалось от него отбиться и запереться в машине. Потом я поехал домой и вызвал врача, который обработал мне рану и наложил швы.
– В полицию звонил?
– Нет. Мне не хотелось, чтобы меня подвергли допросу с пристрастием. Впрочем, ты с успехом заменишь всех копов вместе взятых.
– А почему ты не обратился в больницу?
– По той же причине. – Хромая, Хэммонд направился в ванную комнату. – В конце концов, раны были пустяковые.
– Ничего себе – пустяковые! Внизу я видела гору окровавленных полотенец.
– Действительно, – согласился Хэммонд, – из меня вытекло порядочно крови, но врач сказал, что я скоро поправлюсь, и я вполне с ним согласен. За всю ночь я выпил одну таблетку болеутоляющего и сейчас чувствую себя вполне сносно.
Он скрылся в ванной, тщательно прикрыв за собой дверь.
Стефи рассеянно опустилась на кровать. На ночном столике, кроме стакана и уже пустой бутылки из-под воды, лежали тканевая перевязь и флакончик с таблетками «Дарвоцета». Взяв его в руки, Стефи внимательно осмотрела этикетку, но фамилии врача на ней не было.
Вернувшись в спальню, Хэммонд первым делом согнал Стефи с кровати и принялся неловко застилать ее одной рукой. Она внимательно наблюдала за ним, пока он натягивал на кровать шерстяное покрывало, потом спросила:
– Ты уверен, что у тебя нет сотрясения мозга?
– Конечно. С чего ты взяла?
– Просто я не помню, когда ты в последний раз застилал постель. Хэммонд с негодованием выпрямился.
– Послушай, что ты лезешь не в свое дело? – раздраженно спросил он.
– Я просто волнуюсь за тебя. Можешь себе представить, что я подумала, когда вошла в прихожую и увидела целый пакет окровавленных полотенец?
– Я понял, понял. – Хэммонд досадливо взмахнул больной рукой и тут же сморщился от боли. – Ты беспокоилась обо мне. Но ведь ты уже убедилась, что я жив и буду еще живее после душа и чашки горячего кофе.
– Ты намекаешь, что мне пора свалить?
– Я не намекаю – я прямо говорю.
Она посмотрела на его перебинтованную руку.
– Как зовут врача, который делал тебе перевязку?
– Ты все равно его не знаешь. Мы вместе учились. Он был мне кое-чем обязан…
– Как все-таки его имя?
– Какая тебе разница?!
– Почему ты не обратился в полицию? Ведь вооруженное нападение на сотрудника прокуратуры – это не шутка! Ты это знаешь лучше других.
– Понимаешь, Стефи, – терпеливо проговорил Хэммонд, – даже если бы я обратился в полицию, они никогда бы не сумели найти этого бандита. Я не успел его рассмотреть. Я даже не знаю, был ли он белым или черным, высоким или низким, толстым или худым, лысым или с патлами до пояса. Во-первых, в этом дурацком переулке было слишком темно, а во-вторых… Во-вторых, все произошло слишком быстро. Единственное, что я по-настоящему видел и запомнил, – это блеск его ножа, которым он пытался меня пырнуть. Это произвело на меня такое сильное впечатление, что я думал только о том, как бы поскорее унести ноги, а не о том, как выглядит нападавший.
Как видишь, писать заявление в полицию совершенно бессмысленно. Копы заведут дело, подошьют мое заявление, и на этом дело закончится. У полиции есть дела поважнее, а главное – поперспективнее. У меня, кстати, тоже…
Хэммонд повесил себе на шею перевязь и, морщась и помогая себе здоровой рукой, продел раненую руку в петлю.
– А теперь, – добавил он, – может быть, ты все-таки уйдешь, чтобы я мог спокойно принять душ и позавтракать?
– Разве ты не хочешь, чтобы я тебе помогла? Ведь руку нельзя мочить.
– Спасибо, думаю, я сам справлюсь. Но Стефи не спешила уходить. Еще раз оглядевшись по сторонам, она неожиданно предложила ему взять выходной.
– Посиди дома, приди в себя, – сказала она. – А где-то часа в два я загляну к тебе снова, сварганю обед и заодно расскажу, что мы сумели узнать у этого парня.
Хэммонд в это время стоял у комода и рылся в нижнем ящике, где лежала целая коллекция старых, чуть не до дыр заношенных маек, которые он обожал носить дома. Вот и сейчас он выбрал одну из них и, неловко прижав к груди здоровой рукой, повернулся к ней.
– Какого парня? – рассеянно спросил он.
– Ох, я же забыла тебе рассказать! – Стефи хлопнула себя по лбу. – Когда я увидела тебя в таком виде, у меня напрочь вылетело из головы, зачем я к тебе приехала. Слушай: когда я уже ехала на работу, Смайлоу позвонил мне на сотовый и сказал, что в нашей городской тюрьме сидит один парень…
Улыбка Хэммонда погасла, но он продолжал прижимать к груди свою майку.
– Бьюсь об заклад, в нашей городской тюрьме этого добра полным-полно. О ком именно ты говоришь?
– О том, который приходится Юджин Кэрти сводным братом! – с торжеством объявила Стефи.
Хэммонд смертельно побледнел и покачнулся, выронив майку. Стефи решила, что от боли ему стало плохо, но, прежде чем она успела прийти к нему на помощь, Хэммонд схватился здоровой рукой за угол комода и выпрямился.
– Если ты собираешься в таком виде идти на работу, то ты просто сумасшедший, – без обиняков заявила ему Стефи. – Посмотри на себя: ты бледен, как простыня, того и гляди свалишься где-нибудь по дороге. Твоя рука…
– Оставь мою руку в покое!
– Не ори на меня!
– А ты перестань кудахтать! Можно подумать, что я смертельно болен – так ты обо мне заботишься.
– Но ты действительно болен. Ножевое ранение – это не баран чихнул.
– Я же сказал, что это пустяк, я в порядке. Расскажи лучше, что это за парень, который называет себя братом Юджин… Юджин Кэрти.
– Его зовут Бобби Бримбл, или что-то в этом роде.
– За что он попал в тюрьму?
– Смайлоу не успел мне этого рассказать. Я дала отбой и поехала прямо к тебе.
– Что он знает о…
– Хэммонд, перестань! Это не я тебя, а ты меня подвергаешь допросу с пристрастием. Я знаю только, что этого парня зовут Бобби Бримбл или Тримбл и что он называет себя братом нашей красотки. Его арестовали вчера вечером, и он сразу принялся названивать этой Юджин Кэрти. Один из охранников случайно слышал, как он наговаривал свое сообщение ей по телефону. Бобби назвал имя Юджин Кэрти, а охранник, зная, что она как-то связана с убийством Петтиджона, сообщил Смайлоу.
Хэммонд поднял с пола оброненную им майку и, сунув обратно в ящик комода, задвинул его резким движением.
– Знаешь что, не уходи, – сказал он примирительным тоном. – Мне будет трудно вести машину одной рукой, так что я, пожалуй, напрошусь к тебе в попутчики. Ты можешь немного подождать? Через пять минут я буду готов.
Пока он одевался, Стефи спустилась на первый этаж, чтобы позвонить Смайлоу и объяснить, почему она задерживается.
– Говоришь, на него напали? – переспросил Смайлоу.
– Он так утверждает.
Смайлоу немного подумал, потом спросил:
– У тебя такой голос, будто ты… ему не доверяешь.
– Нет, я ему верю, просто… – Стефи задумчиво поглядела на дверь чулана, возле которой стоял объемистый пакет для мусора, битком набитый окровавленными полотенцами и кусками марли. – Просто мне кажется странным, что Хэммонд не захотел заявить о нападении в полицию. Он, конечно, бодрится, но вид у него…
– Может быть, ему просто стыдно, что он вел себя так неосторожно?
– Может быть. – Стефи пожала плечами. – В общем, мы будем минут через пятнадцать.
Она ничего не сказала ему о «знакомом враче», хотя ей было совершенно очевидно, что это – ложь, к тому же не очень умелая. Хэммонд никогда не умел лгать, этому ему следовало поучиться хотя бы у той же Кэрти, которой он так восхищался.
Тут Стефи мысленно нажала на тормоза и несколько секунд стояла неподвижно, глядя прямо перед собой. Она практически ничего не видела, взгляд ее был расфокусирован, а в мозгу роились десятки невероятных, невозможных предположений, догадок, интуитивных прозрений. Задержаться на чем-нибудь одном Стефи была просто не в состоянии – ловить эти мысли было все равно что пытаться поймать за хвост комету.
Наверху послышались скрип двери и шорох шагов – Хэммонд спускался вниз.
Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, Стефи с быстротой молнии метнулась к мусорному мешку и, выхватив оттуда одно из полотенец с пятнами крови, быстро затолкала его в свою сумку.
Когда Хэммонд спустился в прихожую, Стефи, приплясывая от нетерпения, ждала его у входной двери.
Бобби Тримбл был сильно напуган, но все же старался держать себя в руках, чтобы не обнаружить свой страх перед копами. Проклятые ублюдки, думал он, стискивая зубы. Черта с два они дождутся его признания, не на таковского напали!
Своим незавидным положением Бобби был обязан Элен Роджерс – разжиревшей старой деве, глупой, как пробка, учительнице из Индианаполиса. То, что именно она был виновна в его неприятностях, он расценивал как личное оскорбление. Кто она вообще такая и что о себе воображает? Он и соблазнил-то ее потому, что сделать это было проще простого – она сама влезла в расставленный капкан и сама помогла захлопнуть дверцу. Бобби едва не заснул, пока говорил ей положенные в таких случаях вещи и совершал подобающие ситуации поступки. Глупая курица! Кто мог предположить, что эта невзрачная, сексуально озабоченная дура станет для него роковой женщиной в буквальном, а не в переносном смысле слова?
Накануне вечером Бобби приятно проводил время с ничего не подозревавшей вдовой из Денвера, которую он сумел в два счета разжалобить уже набившей ему оскоминой историей об умершей от рака жене. Старуха уже рыдала у него на плече, и ему оставалось только затащить ее в постель, чтобы украшавшие ее пальцы и уши крупные бриллианты, которые с самого начала привлекли к ней его внимание, сами упали к нему в руки, как перезрелые плоды. Бобби уже мысленно прикидывал, сколько месяцев роскошной жизни обеспечат ему эти камешки, как вдруг двое копов схватили его под руки и выволокли из ночного клуба на улицу. Снаружи они поставили его в раскоряку у патрульной машины, обыскали, зачитали права, и не успел Бобби опомниться, как у него на запястьях защелкнулись наручники.
Подобного поворота Бобби не ожидал. С ним обошлись как с обычным преступником, и Бобби некоторое время тешил себя надеждой, что это ошибка и что его приняли за кого-то другого. И лишь когда уголком глаза он заметил неподалеку эту патентованную дуру из Индианаполиса, которая, стоя у стены клуба, почему-то держала в руках свои лакированные туфли, Бобби понял, в чем дело.
– Шлюха чертова!.. – злобно пробормотал Бобби, отвечая собственным мыслям. В ту же секунду дверь комнаты для допросов неожиданно отворилась и внутрь вошел мужчина, чье лицо показалось Бобби смутно знакомым.
– Ты что-то сказал, Бобби? – спросил он.
Вошедший был не особенно высок ростом, но производил впечатление весьма внушительное. На нем был дорогой костюм-тройка, и пахло от него дорогим одеколоном, хотя Бобби никогда не одобрял чересчур приторных запахов. «Пижон», – с ходу окрестил он вошедшего.
Тем временем мужчина обменялся рукопожатием с государственным защитником по фамилии Хайнц, который произвел на Бобби впечатление хронического неудачника и который пока дал ему единственный совет: молчать, пока они не выяснят, в каком направлении развиваются события. До сих пор он сидел, развалясь, за маленьким столиком и зевал, прикрывая рот рукой, однако появление неизвестного заставило адвоката выпрямиться и насторожиться.
Вошедший сел за стол напротив Бобби и, слегка улыбнувшись, представился:
– Меня зовут Роберт Смайлоу, я – старший детектив из управления полиции Чарлстона. Я здесь, чтобы сделать твою жизнь проще, Бобби.
Но Бобби ни на грош не доверял ни холодной улыбке, ни вкрадчивым интонациям, прозвучавшим в голосе детектива.
– Это правда? – нагло спросил он. – Тогда, может быть, вы начнете с того, что выслушаете мою версию происшедшего? Эта сука врет!..
– Ты хочешь сказать, что не насиловал мисс Элен Роджерс? От этих слов лицо Бобби окаменело, зато в животе что-то забурлило и заволновалось, так что он едва не заработал «медвежью болезнь».
– Насиловал ее? Я?! Она такое сказала?!!
– Послушайте, детектив Смайлоу, – вмешался адвокат, – я и мой клиент были уверены, что его обвиняют в похищении у потерпевшей ее сумочки. В заявлении мисс Роджерс ничего не говорится об изнасиловании.
– Она сообщила это женщине-полицейскому, – хладнокровно объяснил Смайлоу. – Мисс Роджерс постеснялась обсуждать столь интимные подробности с полицейскими-мужчинами, которые задержали Бобби.
– Мне нужно поговорить с клиентом, – быстро сказал Хайнц. – Изнасилование – это серьезно, очень серьезно. Бобби, успевший оправиться от первоначального потрясения, посмотрел на адвоката с насмешкой.
– Нечего тут разговаривать, – заявил он. – Я не насиловал эту жирную корову. Мы все делали по обоюдному согласию. Смайлоу достал из папки листок бумаги с какими-то заметками.
– Вы познакомились в ночном клубе, – сказал он. – Согласно показаниям мисс Роджерс ты намеренно ее напоил.
– Действительно, мы выпили по паре коктейлей, – согласился Бобби. – И она действительно здорово наклюкалась, но я не заставлял ее пить. Она сама…
– Потом ты поднялся в ее номер и занимался с ней сексом. – Смайлоу оторвал взгляд от бумаги и бросил на Бобби быстрый взгляд. – Это правда?
В его взгляде скрывался вызов, и Бобби не удержался от соблазна ответить на него.
– Да, это правда. И ей так понравилось, что она просто визжала от восторга.
Хайнц нервно откашлялся.
– Мистер Тримбл, я советую вам ничего больше не говорить.
Как вам известно, все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Бобби повернулся к нему:
– Ты серьезно думаешь, что я позволю какой-то там шлюхе обвинить меня в изнасиловании? Что я не буду защищаться?
– Суд для этого и существует, но…
– Пошли бы вы со своим судом к чертовой матери! – взорвался Бобби и снова повернулся к Смайлоу. – Она врет, детектив. Эта чертова шлюха все врет!
– Ты хочешь сказать, что она не была пьяна и что ты не занимался с ней любовью?
– Конечно, я ее трахнул. Но она так напилась, что сама меня об этом просила.
Смайлоу сделал скорбное лицо.
– Знаешь что, Бобби, – сказал он, с сокрушенным видом потирая лоб, – я-то тебе верю, но с формальной точки зрения твое положение весьма и весьма сомнительно. Когда дело касается преступлений против личности, процессуальные нормы очень строги. Из-за повышенного внимания, которое пресса и общественность проявляют к правам жертв изнасилования, прокуроры и судьи вынуждены прибегать к самым жестким мерам. Оно и понятно – никому не хочется, чтобы его обвинили в том, что он, дескать, выпустил на свободу насильника…
– Я никогда не насиловал женщин! – воскликнул Бобби. – Скорее наоборот.
– Понимаю, – сочувственно кивнул Смайлоу. – Но если мисс Роджерс заявит, что ты подпоил ее и что из-за этого на момент соития она пребывала в состоянии ограниченной дееспособности, тогда, парень, хорошему прокурору не составит труда добиться, чтобы тебе изменили статью. Сам понимаешь, кража – это одно, а изнасилование – совсем другое…
Бобби сложил руки на груди – отчасти потому, что такая поза казалась ему достаточно независимой и небрежной, отчасти потому, что ему вдруг стало зябко. Ему ужасно не хотелось в тюрьму. В юности он уже побывал за решеткой, и ему там не понравилось. Чертовски не понравилось. Еще тогда Бобби поклялся, что никогда и ни за что не сядет снова, чего бы это ни стоило.
Сейчас он был близок к панике и, боясь, что голос выдаст его, молчал.
Смайлоу тем временем продолжал:
– Во время ареста у тебя были найдены наркотики.
– Ну и что? – Бобби пожал плечами. – Подумаешь – несколько сигарет с «травкой». Этой… – как ее там? – мисс Роджерс, я их не предлагал.
– Не предлагал? – Смайлоу строго посмотрел на него. Бобби деланно рассмеялся.
– К чему зря переводить хороший товар? Мне не нужно было ее умасливать – она так хотела лечь со мной, что готова была сама купить мне марихуану, героин, крэк… Мне стоило только попросить.
– Допустим, ты говоришь правду, и тем не менее это серьезная проблема, Бобби. Кому, как ты думаешь, скорее поверят присяжные? Простой скромной учительнице или такому прожженному типу, как ты?
Пока Бобби придумывал ответ, дверь отворилась и в комнату для допросов вошла какая-то женщина. Миниатюрная, темноволосая, с блестящими черными глазами, она походила на сердитую галку, впрочем, довольно симпатичную. Бобби сразу отметил стройные ноги и небольшие острые грудки, однако эти внешние атрибуты женственности не могли его обмануть. Перед ним был настоящий крепкий орешек в юбке.
– Надеюсь, этот мешок с дерьмом еще не признался и вы не успели оформить явку с повинной? – осведомилась она.
Детектив Смайлоу отрицательно покачал головой и представил вошедшую как Стефани Манделл, помощницу окружного прокурора. При звуке этого имени адвокат Хайнц как-то сразу позеленел и напрягся, и Бобби счел это дурным предзнаменованием.
Тем временем Смайлоу предложил прокурорше стул, но она ответила, что предпочитает стоять.
– Я ненадолго, – сказала она. – Я зашла, только чтобы сообщить мистеру Тримблу, что дела об изнасиловании – моя специальность и что даже для тех, кто совершил это преступление впервые, я требую как минимум стерилизации. И отнюдь не химической, а хи-рур-ги-чес-кой, – с удовольствием произнесла она по складам и, опершись руками о стол, прошипела Бобби прямо в лицо:
– За то, что ты сделал с бедной мисс Роджерс, я готова отрезать тебе яйца собственными руками! Бобби отшатнулся.
– Я ее не насиловал!
Но неподдельная искренность, прозвучавшая в его голосе, не произвела на Стефи Манделл никакого впечатления. Ухмыльнувшись, она произнесла исполненным угрозы голосом:
– Увидимся в суде, Бобби!
Потом она круто повернулась на каблуках и вышла, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Смайлоу сидел, озабоченно потирая подбородок и сочувственно качая головой.
– Не повезло тебе, Бобби, – сказал он. – Если Стефи Манделл будет обвинителем по твоему делу, от тебя мокрого места не останется. Она умеет добиваться своего. Ты сгниешь в тюрьме.
– Может быть, мистеру Тримблу стоило бы сознаться в каком-нибудь другом, не таком серьезном преступлении? – осторожно вставил адвокат.
Бобби свирепо глянул на него.
– Мне не в чем сознаваться, потому что я ни в чем не виноват, ясно?
– Но ведь…
– Заткнись! – бросил Бобби.
– Послушайте, джентльмены, – вмешался Смайлоу. – Мне тут пришла в голову одна неплохая идея. Кажется, я знаю способ удовлетворить мисс Манделл, не проливая ничьей крови.
– Что у тебя на уме? – буркнул Бобби.
– Мисс Манделл будет выступать обвинителем по делу об убийстве Люта Петтиджона…
«Тревога!!!» – зазвенели в мозгу Бобби тревожные колокольчики. Упоминание о деле Петтиджона помогло ему вспомнить, где он видел этого Смайлоу. Ну конечно!.. После убийства по телевизору передавали пресс-конференцию, на которой старший детектив Смайлоу отвечал на вопросы корреспондентов. Значит, вот оно что!.. Оказывается, Смайлоу ведет и дело Петтиджона.
Откинувшись на спинку стула, Бобби постарался взять себя в руки.
– По делу Петтиджона? – спросил он небрежно и почувствовал, как его лоб покрывается испариной.
Смайлоу наградил его долгим, суровым взглядом, от которого Бобби стало еще больше не по себе. Потом детектив со вздохом закрыл папку.
– Я надеялся, что мы поймем друг друга, Бобби. Но если ты предпочитаешь разыгрывать дурачка, мне не остается ничего другого, кроме как передать тебя нашей очаровательной мисс Манделл.
Он со скрежетом отодвинул стул и, сухо кивнув, вышел из комнаты, а Бобби испуганно посмотрел на адвоката.
– Что я такого сделал? – спросил он, пожимая плечами.
– Ты пытался обмануть самого Рори Смайлоу! Ничего хуже ты и придумать не мог.