Руфия Липа
Школа. Никому не говори
Поэтому дочка и пошла в № 7. Маме тогда казалось, что там не настолько зажравшийся на подарки педколлектив и девочке будет проще.
***
После пяти дней проливного дождя выглянуло солнце и высушило землю. Температура поднялась до + 18. Октябрь, видимо, решил не подкачать станичников прощальными деньками.
Люба заскочила домой, бросила рюкзак на кровать и не моргнув глазом наврала матери про библиотеку. Сэро, проводивший её до Таманской, тоже побежал оставить ранец и по-быстрому пообедать. Встретиться подростки договорились через два квартала после въезда на Солнечный.
«Вот чёрт! Чтоб вам всем обосраться!» – скривилась старшеклассница, едва калитка, визжа, хлопнула за спиной, а вслух вежливо произнесла:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте!.. Добрый день!.. Приветствуем! – понеслось разноголосие с лавочки напротив.
Эта чёртова лавочка принадлежала семейству Петуховых – Лидии Ивановне и Михаилу (отчества его Люба никогда не слышала). Сия почтенная супружеская пара была примерно одного возраста со старшими Поспеловыми. Она завуч в школе № 1, он ассенизатор.
Показательно благочестивые и приличные, Петуховы считали себя порядочными донельзя людьми и образцовыми хозяевами. И неудивительно: оконные рамы и добротный забор сияли свежей краской, подстриженные деревья сверкали побелкой, а пышная клумба пестрела многообразием цветов. Поэтому в честь собственного чистоплюйства и непогрешимости они смело и уверенно обзывали засранцами всех, чьи участки выглядели хуже. Мусор со своего двора подбросить «засранцам» тоже не забывали.
Но главным украшением хаты Петуховых была именно лавочка. Почтенное семейство протирало сиденье задницами в любое свободное время, беззастенчиво пялясь на прохожих. Завуч и ассенизатор бдели и знали всегда, кто когда пошёл на работу, кто как выглядел, а также всех приезжих и гостей. Едва к воротам соседей подъезжала какая-нибудь машина, Петуховы бросали все дела и выбегали присесть на наблюдательный пост, дабы быть в курсе последних новостей.
В крупных городах роль сплетников и контролеров чужой жизни выполняли бабки у подъездов многоэтажек. А в маленьком новоиспеченном южном городке – соседи на лавочках у калиток частных домов. Редки были в кубанских станицах хаты, возле забора которых не красовалась бы скамейка – для сплетен, посиделок да разглядывания прохожих. Чужих или своих – не важно.
Дядю Мишу другие соседи часто ловили во дворах за выискиванием чего-то ценного – проще говоря, воровством. Хитрый Михайло, пойманный с поличным, умело прикидывался дурачком, и бесстыжее стервятничество сходило ему с рук.
Вечерами же тёплыми и погожими на лавочке Петуховых собиралась целая ватага. Таких же бдительных, добропорядочных и жадных до сплетен станичников, как и хозяева. Толпа сальными глазёнками разглядывала прохожих, а потом бурно и грязно обсуждала, охая и ахая над чужой жизнью.
За эти качества: заносчивость, воровливость, жажду копошения в постороннем грязном белье – не выносила соседей юная Люба. И такими были не одни Петуховы. Просто именно в данном семействе столь отвратительные черты расцвели особо буйным цветом. Девочка мечтала уехать с переулка подальше от злых, болтливых людей, прикрывающих гнилое нутро фальшивой добродетелью.
– Зачем вы с ними общаетесь и сидите на их лавочке, если недолюбливаете и осуждаете? – спрашивала Люба родителей.
– От соседей никуда не денешься! Не переезжать же с насиженного места! – пожимала плечами мать. – Почему ты решила, что я недолюбливаю Петуховых?
– Постоянно же на них ругаешься! – опешила дочка.
– Ну и что?!.. Не хвалить же! Петуховы всегда знают всё обо всех. А я тоже в курсе быть хочу. Предупреждён – значит, вооружён!
– А зачем всё о других знать?
– Глупая! Вырастешь – поймёшь.
Но Люба не понимала. Смысл общаться с неприятными людьми ради сплетен? Так важно было быть порядочными и правильными в глазах посторонних. Мол, какая разница, чего хочешь сам и о чём мечтает твой ребёнок – главное, чтоб соседи оставались при хорошем мнении.
– В школу идёшь, Любонька? – принеслось фальшиво-ласковое со стороны лавочки.
«Типа не знаете, что я с восьми утра учусь, стервятники!»
– В библиотеку заниматься, – произнесла старшеклассница вслух и скромно потупила глазки.
– Ай да молодец!.. Золотце!.. Умница какая!.. Отличница небось? – с нотками ласковой фальши нахвалила её свора и попыталась прицепиться с ненужным разговором вновь.
– Нет, я хорошистка.
– Значит, скоро будешь отличницей!
– Да-да!
– Хорошая девочка, из семьи порядочной!
– Скромница такая!
– Молодец!
– Ага, умница, это точно!
«Хорошо, что я и Сэро договорились не встречаться возле моего дома. Вот бы злословия было! – выскочила перепуганная мыслишка в девчачьей головке, что склонилась низко под неусыпным прицелом нескольких беспардонных пар глаз, пялившихся с лавочки.
***
«Япона мать!.. Какого лешего тебя принесло?!» – цыган, остановившись, недовольно косился на Наташу, бурно машущую ему рукой.
Та самая интрижка на одну ночь – с рубиновыми волосами, оставившая месяц назад на шее парня кучу замечательных фиолетовых засосов – узнала издалека любовника и, несколько раз прокричав имя юноши, спешила наперерез. Ибрагимов бы сделал вид, что не признал, и не стал бы ни останавливаться, ни тем более ждать, когда Наташа подойдёт, если бы не отзывчивая суетливая Люба.
– Там девушка! Метрах в пятидесяти! Тебя зовёт! – притормозила тихоня, уставившись на Наталью, размахивавшую конечностями.
– Обозналась, наверное! – пожал плечами старшеклассник и двинулся было мимо.
– Сэро-о-о-о-о-о!!!.. Сто-о-о-о-й! – надрывала глотку яркая красавица.
– Да нет же! Тебя кличет! – наивно хлопала ресницами Поспелова и глупо таращилась на одноразовую интрижку брюнета, что торопилась их догнать.
«Хорошо, Любаня! Постоим-подождём. Сама напросилась», – скептично хмыкнул повеса и натянул на лицо приветливую маску.
– Фу-у-х, еле догнала! – Наташа старалась отдышаться. – Ну привет, красивый!
Девушка обвила шею брюнета и принялась грубо напрашиваться на крепкий долгий французский поцелуй. Сэро чуть ответил и тут же отстранился, насмешливо поглядывая на спутницу.
Люба, оторопело уставившись на парочку, покраснела как варёный рак. Потом неловко притворилась, будто разглядывает дерево.
– Привет, Наталья. Устала меня догонять?
– Вот и нет, не устала! – проигнорировала язвительный подкол та. – Давно тебя не видела! Не заходишь в гости, в станице не пересечёмся никак, в «Торнадо» почему-то не появляешься… Наверно, ту ночь и мою тёплую кроватку позабыл?
Щёки неопытной ученицы 10 «А», едва остыв, по новой вспыхнули алым пламенем, и тихоня со стыда взмолилась Богу помочь ей раствориться в воздухе.
Наташа игриво заглядывала цыгану в лицо, нежно поглаживала руками юношескую грудь и плечи. Сэро бы жёстко отделался от постылой зазнобы да всыпал по первое число за разукрашенную синяками шею, но рядом стояла Поспелова. А повесе шибко не хотелось, чтобы тихоня на первых порах их знакомства прознала про истинное его поведение по отношению к брошенным любовницам. Парень решил при ней своею горячностью пока не светить.
Ната же, видя отстранённость брюнета, переключилась на его спутницу. Симпатичная, но комплексы налицо. И выражение на унылой мордахе как у несмышлёного зверёныша. Не может Ибрагимов спать с глупой боязливой неумехой.
– Это кто?
– Хорошая знакомая, – брякнул повеса чисто для галочки.
– Да ну?! – зло ухмыльнулась рыжая.
Сэро приметил ревнивые нотки, но и бровью не повёл.
– Люба, это Наташа. Наташа, это Люба. Приятно вам познакомиться, девочки!
Поспелова поздоровалась и робко улыбнулась новой знакомой. Та ответила оценивающим холодным взглядом. Наталья не увидела в тихоне угрозы для отношений с цыганом. А Люба, привыкшая к высокомерным девичьим разглядываниям, осталась внешне абсолютно спокойной.
– Чего глазеешь? – цыгану хотелось побыстрее избавиться от одноразовой интрижки, которая раздражала его своей надоевшей слащавой физиономией.
– Я соскучилась. Придёшь ко мне сегодня?
– Не приду. Учиться надо. Можем встретиться на выходных в «Торнадо».
«Тебе надо учиться? С каких пор?! Вот жулик!» – разгневалась Поспелова, услышав откровенное враньё.
– А конкретнее можно? Я так давно тебя не видела! – девушка опять повисла на ровеснике, будто случайная капля мёда на щеке сластёны.
Ибрагимов отодрал прилипчивую кокетку и бесцеремонно отодвинул в сторону.
– Пока не скажу. Занят очень. Учусь не покладая рук.
«Враль ты редкостный, Сэро!» – ещё больше оторопела неравнодушная Люба.
Цыган ради потехи распрощался с доставучей знакомой весьма откровенным поцелуем, от лицезрения которого сострадательная ученица 10 «А» едва сквозь землю не провалилась. Когда же Ната отошла на приличное расстояние, Люба поинтересовалась:
– Она в какой школе учится?
– В №1, в одиннадцатом классе.
– Ничего себе! Там же вся крутизна обучается!
– Глупости! С чего ты взяла? – у Сэро перед глазами проплыл убитый покосившийся домик Натальиной семьи.
– От мамы много раз слышала!
– А-а-а-а, понятно! – зевнул брюнет. – Верь своей маме побольше.
Поспелова, ничего не поняв, замолчала и подумала о другом. Поклонницы постоянно окружали Сэро в школе и давно намозолили тихоне глаза. «Одна, вторая, третья, десятая… Теперь эта Наташа! Вешаются на него, выпендриваются, из кожи вон лезут, преследуют. Со счёту сбиться можно! А со мной он чёрствый как сухарь. Видимо, стрёмная я. И слава Богу! Меньше проблем!» – размышляла Люба, проглотив горький укол обиды в самую сердцевину своей девичьей самооценки.
«Мля, неужели домашние зубрилки не интересуются ничем, кроме книжек?» – раздумывал повеса, убедившись, что стыдливая Поспелова не ревнива. А значит, не охотится за ним и в душу залезть не хочет. Брюнет опять удивился, насколько ошибся в оценке. В тихоне нет ни капли интриги. Честная и такая простая! Даже скучно становится.
***
– Сколько идти ещё?
– Сколько надо. Будь терпелив, мой друг!
– Хотел сказать «подруга», верно?
– Точно, подруга! Ты же девочка!
– Да неужели?!
Сэро отвернулся, чтобы скрыть довольную ухмылку. Ему нравилось задевать Любу.
Подростки топали уже час по обочине Таманской. Поспелова глазела по сторонам да удивлялась, что станица настолько огромная. «Не зря в город переименовали!» Тихоня поняла, что не любознательна и совершенно оторвана от реальности.
Ребята прошли корпуса отделений городской больницы, район общежитий для нуждающихся и малоимущих (Люба раньше думала, что за больницей и общагами ничего нет), минули немало кварталов с частной собственностью. Но вот последние редкие хатёнки кончились, и дорога ушла в поля.
Вокруг – куда бы школьница ни посмотрела – колосилась высокая трава да текла асфальтом вдаль дорога. Автомобили мимо почти не проезжали. Люба начинала думать, что попала в параллельный мир после апокалипсиса, где остались на Земле лишь она да Сэро.
Небо заволокли тёмные тучи. Контраст их черноты с выбивавшимися стрелами солнечных лучей и кусками яркого лазурного неба создавали непередаваемый ландшафт.
– Красиво! – не удержалась от комментария впечатлённая Поспелова.
– Ага, – немного подумав, лениво согласился ровесник. – Смотри! Там наш пункт назначения. Мы почти на месте.
Впереди дорожное полотно поворачивало, и на этом повороте стоял щёткой густой лесной массив. Мрачный и пугающий. От темноты, непролазной поросли из веток и кустов веяло присутствием злого рока. Школьницу опять посетили мысли о кровожадных ментах и дикарях-уголовниках.
Подростки застыли у обочины и задумчиво уставились на лес.
– Может, не пойдём? – робко мяукнула Люба.
– Не-е-е, дорогая! Столько шлёпали, все кеды истоптали! Погнали, осталось дело за малым!.. Или кишка тонка? – съехидничал Сэро.
Любу задело за живое. Подумать, что она трусиха? Не дождётся.
Девушка, задрав острый подбородок, нырнула в полувысохшую поросль сорной травы да зашагала прямиком к опушке. Сэро, глядя на сверстницу, что старательно продиралась к деревьям, усмехнулся. Провокация удалась.
– Эй, ты куда?.. Что, прямо через дебри пролазить собралась?
Поспелова обернулась и непонимающе уставилась на цыгана.
– Вход там! – пояснил Ибрагимов, махнув вправо.
Вход оказался довольно широкой протоптанной дорожкой, которую когда-то посыпали ракушкой. Ребята прошли в чащу. Мир будто потух. Слышались лишь шелест деревьев да оглушительное карканье ворон.
– Как орут! – оторопело проронила тихоня.
– Вороны здесь зимуют, как и в центральном парке. Посмотри, все вершины в гнёздах!.. Предупреждаю: к упавшему воронёнку не подходи. Вороны могут за своих напасть стаей и крепко поклевать. Даже покалечить! Глаз выколоть или лицо порвать. Череп пробить. У них клювы крепкие. Грецкие орехи на раз-два разделывают.
Люба хотела было оспорить приятеля да упрекнуть за враньё, но, глянув в серьёзное его лицо, поняла, что он не шутит.
– На землю возле деревьев внимательно посмотри.
– Что там?.. Фу-у-у!!!.. Батюшки!
В траве прятались полуистлевшие трупы ворон.
– Почему столько дохлых птиц?!
– Специально травят. Подбрасывают корм с ядом, чтобы больно не плодились. Ну и менты, когда приезжают отдыхать, неиспользованные патроны на ворон тратят. Я тут часто гильзы нахожу.
– Значит, милиция здесь действительно тусуется?
– Весной пикники устраивает. Но не у входа, а подальше, в лесу. Этот заброшенный участок пару лет назад администрация передала под патронаж местному отделу. Рано или поздно они наведут порядок.
– То есть свидетелей и уголовников здесь не мочат?
– Ну как сказать… Очевидцем не был, утверждать не буду, – Ибрагимов загадочно улыбнулся.
– Серьёзно?
– Конечно.
– Ты же за подобное меня высмеял при Имире, выставив фантазёркой и трусихой!
– Стоп, подруга! Плюс-минус дословно цитирую: «Нас схватят менты, замучают, а потом замочат». Верно?
– Да, но…
– Ты боялась идти, потому что выдумала, будто нас порешат, так?
– Да, так.
– А я сказал сейчас, что не был свидетелем, как милиция здесь уголовников казнит, верно?
– Ну да…
– Какие претензии?
– Да ну тебя! – растерялась Люба, утратив логическую нить разговора.
Сэро рассмеялся.
– Смотри, вон башня виднеется!
Деревья стали редеть. Подростки вышли к небольшой поляне с пожухлой травой по пояс. На пустынном участке маячили редкие стволы берёз с остовами гостевых деревянных домиков, почти разрушенных, разобранных мародёрами. Чуть дальше виднелись корпуса покрупнее, из кирпича.
У противоположного края поляны красовалась водонапорная башня высотой с четырёхэтажный дом, из железобетона и красных кирпичей. Сверху сооружение обшили деревом, местами отвалившимся. Почти под крышей чернели маленькие оконца, в некоторых уцелело стекло.
– Видишь на верху её два выступа? Один повыше, другой пониже?.. Это балконы. Были. Железные перила давно на металлолом спёрли. Мы там, бывает, с Коробкиным сидим и на город смотрим.
– А как вы туда забираетесь?
– Сейчас увидишь.
Школьники подошли вплотную к башне. Она сурово нависала и, казалось, недовольно гудела. Точнее, гудел ветер внутри неё.
Сэро обошёл строение по кругу. Добрался до входа, дверь в который давным-давно выломали и спёрли. Нырнул в полумрак. Девочка нерешительно потопталась снаружи, а затем прошла следом.
Башня оказалась полой внутри. Пахло плесенью, отхожим местом. На стенах маячили надписи краской. «Валя + Коля», «1983 г.» – и другие мыслительные потуги. Тихоня их разглядывать не стала. Мрачно и темно. Жуть жуткая! Впечатлений надолго хватит.
– Лестницу и бак давно распилили и спёрли на металлолом местные барыги и алкаши. Приглядись: по кругу на стенах есть выступы железобетонных плит. К ним лестница раньше крепилась. По выступам я с Деном на балконы и взбирался. Ну что, полезли?
– Куда?!
– На балконы.
– Ты что, я боюсь!.. А вдруг упаду и что-нибудь сломаю?
– То есть оставишь себя без красивого вида на город, даже не попытавшись рискнуть?
– Это опасно!
– Ну как хочешь! Я не настаиваю. Можешь подождать внутри башни. Здесь ночующие бомжи часто ссут. Запашок чувствуешь?.. Что, не хочешь?.. Тогда снаружи в траве посиди. Только в какашку чью-нибудь не влезь!
– Ну знаешь ли!!!
– Да, знаю! – Сэро запрыгнул на первый выступ, и, держась за торчавшую из стены петлю арматуры, шагнул на второй. – Выбор у тебя невелик.
Люба стояла в полной нерешительности и крутила озадаченно головой. Сидеть одной внизу – вариант не очень.
– Подожди меня!
– Чего?! – повеса оставил позади уже треть пути до балкона.
– Какой ты шустрый!
– Так если б ты не тормозила, то рядом бы была! Шевели булками, Люба!
Девочка задрала ногу и встала на первый выступ.
– Ой!..
– Сбоку, в стене, везде арматура торчит, видишь?.. Держись за неё.
– А если упаду?..
– Ты хочешь упасть? – цыган, держась одной рукой за арматуру, упёрся ногой в стену, откинулся телом назад и стал покачиваться на высоте, как обезьянка на цирковом канате.
– Нет!
– Тогда не падай.
Сэро подумал, что ему стоило страховать пугливую девчонку, держась позади. Ведь он изначально так и планировал. Да ну нет! Цыган почувствовал поднявшийся клубок из вредности и раздражения. Парень злился, но не осознавал до конца причину своих чувств. У него так и чесался язык задеть тихоню острым словцом или поступком, съехидничать.
– Цепляйся за арматуру и переставляй ноги с порожка на порожек. Они довольно хорошо выступают, можно спокойно двумя ногами опираться. Видишь: ничего ужасного! Больше страху нагнала!.. Да, забыл: вниз не гляди, чтоб голова не закружилась.
– А если посмотрю?
– Я тогда на твои похороны приду пирожки кушать. Мне нравятся с яйцом и луком, если что!
– Какой ты злой!
– А ты любительница глупости спрашивать. Говорю же – смотри вперёд!
– У меня перед лицом только твоя спина маячит. Точнее, задница. – Люба, спохватившись, смутилась донельзя и покраснела.
– Ну так любуйся на неё: тебе же лучше! – расхохотался юноша. – А вот и балкон!
Тихоня догнала мальчика и вошла в проём. Балконную дверь тоже спёрли.
– Как высоко!
У школьницы спёрло дух. В лицо ударил порыв прохладного ветра. Он гудел вокруг тела, бил в лицо, игрался у ног, покачивал верхушки деревьев, развевал волосы, поскуливал внутри башни.
Сэро сел на край выступа, свесил ноги, застегнул куртку. Здесь, наверху, было холоднее, чем внизу. Поспелова подошла мелкими шажками, боясь посмотреть вниз. Мальчик, обернувшись, это понял и подал руку.
– Присаживайся рядом.
Перед подростками развернулся как на ладони вид на город. Разноцветные крыши домов. Здания больницы. Пятиэтажки в центре. Кроны центральных парковых деревьев, в которых прятался «Торнадо». Вдалеке маячил элеватор, а это, на секундочку, другой край станицы.
– Ух ты!!!
–Нравится?..
– Не то слово! Будто другой мир! – старшеклассница задохнулась, подбирая слова для объяснения чувственной гаммы, что испытывала.
Сидя на выступе балконной плиты в заброшенной, постепенно разрушающейся башне, Поспелова ощутила, что давно не жила, не чувствовала. Что застряла в одиночестве и тоске внутри собственного внутреннего мира. Что № 27 на солидном переулке Солнечном незаметно стал её тюрьмой. Школьница, переполненная впечатлениями, вдруг чётко и ясно осознала, что очень хочет жить. Жить ярко, горячо и страстно, пылая, как свеча. Лучше прожить вот так, испытав новое, увидав прекрасное, познав неизведанное, чем всю одинокую и никому не нужную жизнь сидеть в большом несчастливом доме размеренно и неизменно одинаково.
Старшеклассники довольно долго молча глазели с высоты по сторонам в полном очаровании. По небу плыли тёмные кучерявые облака. Ветер ворошил волосы.
Первым молчание нарушил Сэро.
– Я здесь часто сижу. Когда с Деном, когда один.
– Понимаю, тут красиво! Не боишься приходить сюда?
– Зачем бояться?.. Поверь, на поляне редко кто бывает! Когда нужно подумать хорошенько в тишине, это место – самое то.
– А как же бомжи с алкашами?
– Пустырь. Далеко от цивилизации. Украсть нечего, милостыню не у кого просить. Тусить невыгодно у башни, короче.
– Ты же мне втёр, что бродяги всё внутри зассали!
– Это запах сырой земли и плесени. Ну и готы да шестая школа сюда таскаются иногда… Думаешь, что я тебя обманул? – предугадал цыган следующую фразу приятельницы. – Зато сейчас знаешь, что могла бы упустить, пойдя на поводу у собственной трусости. Вот эту всю красотищу!
Юноша широко раскинул руки и упал на спину. Поспелова осторожно легла рядом.
– Имир тоже сюда ходит?
– Редко. Он любит поезда. Брат ходит помогать отцу на ж/д. Берёт книгу, бутерброды. Как с работой управится, уходит по рельсам к лесополосе, садится и читает. Нравится ему, где поезда носятся, сидеть.
– Мне тоже поезда нравятся. – Закатила от удовольствия глаза Люба.
– Да?.. И чем же?
– Они могучие, сильные! Шумят.
– Ах-ха-ха-хах!
– Чего смеёшься?
– Мечтательница ты!
– А ты нет?
– Нет! Жить надо реальностью.
Ибрагимов снова сел и замолчал. Люба поднялась следом, но разговор продолжать не стала.
Поляна шумела от ветра. Трава колосилась, обнажая обломки железобетонных плит, скопища останков кирпичей, какие-то железяки. Девочке показалось, будто в одном месте притаилось мутное забродившее небольшое болотце. Заброшенный колодец, наверное. С лягушками, гадюками и чертями.
– Наверняка в таком уединённом месте нечисть водится, – протянула задумчиво старшеклассница, нарушив созерцательное молчание.
Юноша очнулся от дум и вопросительно уставился на собеседницу.
– Болотная и лесная нечисть, – пояснила Люба. – Болотник, черти, бесы, утонувшие покойники, водяные и лесные духи, блуждающие огоньки, стрыги…
– Что-то новенькое! – оживился Ибрагимов. – Где набралась, неженка?
– В детстве славянской мифологией увлекалась.
– Ну?
– Нечисть обитает в первобытной природе. А эта поляна будто одичала. Много развалин. Вон там – болотце. Возможно, глубокое. Пустая башня. Везде остатки кирпичной кладки. Вот я и подумала, что в парке давно существует другой мир, неподвластный человеческой логике и прогрессу. И может быть опасно, потому что нежить не любит, когда вторгаются в её владения. Захочет наказать.
Сэро иронично приподнял брови, прищурил глаза, но вмешиваться в монолог соседки не стал.
– Например, наваждение наслать. Когда будем спускаться, бесёнок притворится ступенькой, ты ногу поставишь – и провалишься! Вот смотрю на поляну: трава высокая, и, если б не ветер, даже с высоты не увидела б торчащих железяк да подозрительной, явно глубокой лужи. А ведь о железки можно споткнуться, упасть и крепко разбиться. Место будто предупреждает, что чужакам не радо, и демонстрирует опасности.
– Да, согласен, железяки зачётные! Покажу их на днях Коробкину. Вдруг удастся вытащить да на металлолом сдать. Я бы и не заметил, если б не ты. Спасибо!
– Знаешь, почему я хотела увидеть водонапорную башню? – Люба хмуро взглянула на иронично настроенного парня.
Ибрагимов вопросительно наклонил голову.
– У Стивена Кинга (писатель американский) есть роман «Оно». Весьма жуткий! Имир и Паша читали, подтвердят. «Оно» – чистое зло, пришедшее на Землю из других миров. Без имени. Питается страхами. И охотится, в основном, за детьми. Чего боятся дети? Того, чего не понимают. Заброшенных мест, больных людей, смерти, клоунов…
– А клоуны причём?
– Потому что против смеха и веселья всегда кошмар и ужас. В книге клоун-людоед – один из обликов зла. «Оно» всегда заманивало людей в стоячую тухлую воду: канализация, заброшенная водонапорная башня. Где нет движения, обновления, жизни. В книге героям здорово досталось именно в водонапорке: дети столкнулись с призраками и всякими кошмарами…
– Поэтому ты и заинтересовалась парком? Думала поздороваться со жмуриками и нечистью?
– Нет, конечно! То есть, не совсем… Хотела почувствовать атмосферу.
– Заброшенных зон?
– Да. И, глядя на буйство природы над останками человеческого обитания, я понимаю, почему зло в книгах и даже в верованиях оказывается не земным… Есть нечисть, образовавшаяся от людей: младенцы, брошенные на голодную смерть в лесу, ожившие покойники, вурдалаки, оборотни, русалки, кикиморы… А есть нежить, у которой нет человеческих корней. Так откуда она взялась на Земле тогда?.. Кинг, между прочим, многие образы и мотивы взял у Лавкрафта (я его раньше читала: в классах шестом-седьмом). Помню, одолела «Зов Ктулху» и сильно перепугалась.
– Почему?
С лица Сэро уже слетела насмешливая ирония. Люба говорила проникновенно, с поразительным убеждением, демонстрируя богатую начитанную натуру. А тишина и дикая заброшенность места, солнце, собравшееся к закату, порывы шального ветра доделали остальную работу с воображением парня. Цыган целиком включился в Любин монолог. Мурашки чувственно начали бегать по коже, зрачки завороженных глаз постепенно увеличивались. Юноша замер и обратился весь во внимание.
– Потому что в работах Лавкрафта прослеживается чёткая идея: зло прибыло на Землю задолго до появления людей. Оно умеет манипулировать большими массами, находясь в мёртвом сне в гробницах древнего города-кладбища на дне мирового океана. У зла есть имена: Ктулху, например. Это космическое древнейшее божество. Опасное и совсем не доброе. «В своей обители в Рльехе мертвый Ктулху спит в ожидании своего часа». Возможно, именно чужеродное зло и создаёт нечисть из людей на этой планете.
– Понятно. Хотя нет, не понятно! А кого ты в начале перечисляла?
– Когда?
– Когда говорила про болото: черти, потом ещё что-то…
– Болотники – покровители болот, людей стараются утопить. Блуждающие огоньки светятся в темноте, заманивают человека в трясину. Стрыги или стригои – карпатские вампиры, вылазят из могил по ночам. Карпаты – горы на границе Украины и Румынии (могу ошибаться: не сильна в географии). С Карпатами много преданий связано, особенно мистических. Граф Дракула родом из Карпат. Он румын. Читал Брэма Стокера?
– Так, знаешь что?!.. Хватит с меня страшилок! Довольно уже жути нагнала! Как можно такое читать?!
Люба неопределённо пожала плечами.
– Мне нравится. Люблю мистику и детективы. Тебя же прикалывает провоцировать милицию в парке поздно ночью, а потом, сверкая пятками, драпать. И я, заметь, не осуждаю!
– Это реальная ситуация в реальной жизни! А ты намолола полную жуть! Бессонницей случайно не страдаешь после ужастиков?
– Хорошо, больше рассказывать не буду. Извини. – Люба поняла, что много разговаривает. Ей стало неудобно за собственную болтовню.
Сэро вскочил, отряхнулся.
– Пошли быстрее отсюда! Солнце потихоньку садится. В темноте не увидим выступов и петель – тяжело спускаться будет. Да и по лесу с поляной в сумраке топать не очень приятно.
Спускались школьники в полном молчании. Ибрагимов пошёл немного вперёд Любы для подстраховки: всё-таки назубок знал стены, а ей осталось только повторять. Но на всякий случай впечатлившийся парень проверял каждые петлю и выступ – вдруг бесовское наваждение, мало ли.
***
Вернувшись после посиделок на балконе водонапорки, Люба в веранде обнаружила обувь брата – дорогие, начищенные до блеска кожаные ботинки – и незнакомые чёрные туфельки на шпильке с острым носиком.
В коридоре пахло сигаретным дымом да смесью духов, сырокопчёной колбасой, цитрусом, алкоголем. Из комнаты брата раздавались смех и приглушённое звучание зарубежной романтичной мелодии.
Александр (мама называла сына Шуриком) с родителями не жил, но комнату за собой держал. Там хранились некоторые его вещи и самое святое – дорогой японский музыкальный центр. Мощный, с двумя колонками! В тяжёлом советском комоде с четырьмя огромными ящиками лежали сотни кассет, сложенные в определённом порядке. А в бельевом шкафу, что был вмонтирован в проём стены, – полчища DVD-дисков.
На Солнечный №27 Шурик приезжал редко, но метко: когда хотел побыть наедине с музыкальным центром и записать сборник понравившихся хитов или когда ругался с очередной женщиной.
Женщин у брата было много. Женился Александр лет в двадцать, будучи в армии, на дочке генерала. Родился совместный ребёнок. Через четыре года совместной жизни Шурик ушёл от жены и вернулся к родителям. После сходился то с одной дамой, то с другой и проживал на их квартирах.
Брат Любы не был иждивенцем. Он имел высокий доход от собственного бизнеса, ездил на крутой иномарке, дорого одевался – в общем, был при деньгах и слыл завидным женихом. Женщины Сашу любили – из любого бара да ресторана он непременно выходил с новой спутницей. Более того, Люба у школы иногда встречала вишнёвый джип брата, в котором тот ждал окончания уроков очередной любовницы-старшеклассницы.
Если сегодня родственник привёл в отчий дом разовую интрижку, значит, он разошёлся с сожительницей и с неделю будет жить здесь, пока не появится новая. Родители не запрещали старшему сыну таскать в хату сомнительных дам для плотских утех и претензий не предъявляли.
Женщины Шурика – все до единой, будь то первая жена, сожительницы или любовницы – совершенно не нравились Александре Григорьевне, да и понравиться ни при каких условиях не могли. Мама уверенно и безапелляционно считала, что сын выбирает лишь меркантильных ленивых потаскух. Плевать, что у девушек – приличное воспитание, образование, хорошая работа, собственное жильё. Шлюхи – и точка!
Каждый раз, когда комната старшего брата оживала, Люба чувствовала себя в родном доме чужой. Мама годила сыну, потакала его желаниям, стирала одежду, готовила любимую еду и требовала такого же отношения от младшей дочери.
– Учись на брате, доченька, мужчине годить! Одежда должна быть начисто выстирана, комната убрана, а еда приготовлена та, какую мужик любит! Ты обязана работать, а не зависеть от него. Детей здоровых рожать и ничего взамен не просить. Не зарься никогда на деньги мужа! Умей угождать, ни в чём не отказывать и быть полезной! Тогда мужчина ни к кому не уйдёт и дети без отца не останутся!
Мнение, желания и чувства Любы при этом никого в доме не интересовали. Слово Шурика для матери было законом. Будто хозяином дома был не отец и даже не мать, а брат. И всё крутилось вокруг него. А Люба тушевалась, пряталась в своей комнате, в двери которой (в отличие от комнаты брата) замка не было. К дочери старшие заходили без стука, резко открывая дверь, не то что к сыну.
Ощущение движения жизни, воли и радости, что поселилось в сердце школьницы от прогулки с Сэро, стало серым и болезненно стухло. Сколько времени пройдёт – час или больше – когда тихоня, стыдясь пройти по коридору, услышит из спальни Шурика ритмичный скрип кровати и постанывания? А завтра после школы ей как всегда по требованию матери придётся убирать территорию брата от объедков да мусора после бурной, страстной ночи.
Люба прошла в гостиную, поздоровалась с родителями, смотрящими телевизор, быстро перекусила и закрылась у себя в комнате.
