Розалина Будаковская
Mayday
Блёклое рыжее Солнце
Я проснулся в восьмом часу и не сразу понял, что утро вообще наступило – небо тёмное, солнце скрылось за тучами. Будто сейчас уже сумерки, а не утро. Тёмные полосы на небе виднеются уже даже из моего окна.
Mo chreach.
Кажется, времени до Вечной Ночи остаётся всё меньше. Мне срочно нужно что-то предпринять! Конечно, фонари и прочие источники искусственного свет никто не отменял, но искать при дневном свете что-либо гораздо удобнее, чем корячиться с фонариком.
Анжело опять ушёл на пробежку, ещё не вернулся. Приму душ, пока у меня в доме очередь в ванную комнату не образовалась.
От горячей воды, которой я обливался минут двадцать, зеркало запотело. Вытираюсь, и мой взгляд привлекает странное движение за пеленой на зеркале. У меня тёмные волосы и логично бы было, если двигающееся нечто в зеркале тоже бы имело в районе головы тёмное пятно. Так что же меня так напрягает? Пятно есть, но оно ниже моей головы и почему-то рыже-жёлтое…
Рыжий – цвет, который целиком и полностью ассоциируется у меня только с Шарлоттой. Но её здесь нет. Со мной в ванной уж точно её нет, я бы заметил! И ничего другого рыже-жёлтого в моей ванной нет… Что это там в зеркале?
По спине пробежали мурашки, и волосы на всём теле встали дыбом. Я чувствую себя котом. Самым испуганным в мире котом.
Боязливо протягиваю руку к зеркалу. Чтобы хоть что-то чётко различить, сначала нужно протереть его.
Чарли?
Мне хочется стучать в проклятое зеркало, привлечь внимание Шарлотты, но я даже двинуться не могу. Застыл и просто наблюдаю.
Она выглядит замученной. Белая кожа стала серо-зелёного оттенка. Кожа вокруг глаз и щёки напоминают какие-то ямы тёмного, мертвецкого цвета. На лице Шарлотты сильно выделяются голубоватые белки глаз, а от магнетических чёрных радужек остался лишь желтовато-коричневый цвет.
Волосы… Огненные волосы Чарли, которыми я так всегда любовался, сбиты в сплошной колтун, местами будто вырваны, обнажив кожу головы, и выцвели. Огненный цвет превратился лишь в некое подобие рыжего. Какой-то рыже-жёлтый.
Чарли смотрит на себя в зеркало. Её лицо не выражает никаких эмоций. Кажется, на такую простую и естественную вещь как слёзы у неё просто сил не осталось. Шарлотта равнодушно рассматривает собственное отражение. Кончиками худых, длинных пальцев касается выступающих острых углов нижней челюсти и скул.
Её руки падают на ключицы и скользят по костям, обтянутым тонкой, серой кожей. Руки Чарли кажутся непропорционально длинными, а запястья опасно тонкими и хрупкими. Сквозь ткань лимонно-зелёной футболки жутко виднеются кости грудной клетки, каждый их стык и изгиб.
Глядя на Чарли, я и сам чувствую себя ожившим скелетом по нелепой случайности! Я чётко ощущаю, как мышцы под кожей усыхают и сжимаются, связки деревенеют, а вены извиваются, будто туго закрученные нити. В какой-то момент я ощутил и собственные волосы у себя на плечах. Будто прядями выпадают.
Шарлотта с трудом наклонилась к зеркалу и упёрлась в него лбом. Безжизненная кожа сбивается в две тонкие складки и, кажется, будто сейчас порвётся от натяжения. Вздохи даются тяжело, но тем не менее Чарли продолжает дышать.
В реальность меня вернула капля, упавшая на ногу. С моей щеки упала слеза, затем ещё одна и ещё. Я даже не заметил, как начал плакать.
Наконец, Чарли подняла голову и посмотрела на своё отражение. В миг её зрачки расширились, и я почувствовал на себе взгляд Шарлотты. Она словно увидела меня сквозь чёртово зеркало! Девушка немного отстранилась.
– Томас? – почти неслышно произнесла она и в тот же миг исчезла.
В зеркале теперь только я один. Я ринулся к стене и со всей силы стучусь в него, но тщетно.
– Чарли! Чарли! – в отчаянии кричу я. – Верни её! Чарли!
Слёзы градом катятся по щекам и мне хочется разнести весь дом к чертям!
Лампочка в светильнике разорвалась в клочья, флаконы слетели с полочки в ванную, и душевая лейка отлетела от держателя к противоположной стене. Дверь вышибло с такой силой, что она чуть с петель не слетела и звучно ударилось об стену. Дверная ручка, покрывшись трещинами, грохнулась на пол.
Не могу успокоиться и бью в стену со всей силы, пока не заметил на кафеле капли желеобразной чёрной массы с алыми вкраплениями. Я очнулся. То ли от телесной боли, то ли истерику наконец удалось приструнить.
Зеркало в то же мгновение захрустело, от центра пошла паутинка трещин, а затем сотни осколков, больше похожих на стеклянную пыль, с грохотом осыпались в раковину.
Я стараюсь дышать глубоко и держать себя в руках. Эта чертовщина как-то связана со мной. Мне нужно успокоиться, пока я на самом деле не разнёс здесь всё.
В памяти всплывает сон, где я парил над городом и думал, как просто могу превратить его в руины, а затем возвести заново. Мне страшно. Это жуткое чувство парализовало меня. Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни двинуться с места. Стою посреди коридора, как каменный истукан, и медленно задыхаюсь.
Грудная клетка изредка дёргается. Мышцы сжимаются по инерции, но толку от этого никакого. Воздуха всё равно не хватает. Перед глазами всё плывёт, веки смыкаются… Кажется, я теряю сознание.
В последние секунды, находясь ещё в сознании, я услышал, как открылась входная дверь, и меня удержали от падения сильные руки.
Когда я очнулся рядом были доктор Лостман и Анжело.
– Что случилось, мистер Ричардсон? – спросил патологоанатом. – Вы потеряли сознание, помните?
Я сразу вспомнил, что видел Шарлотту.
– Чарли! – воскликнул я и резко поднялся, но Коннор насильно вернул меня в лежачее положение. – Чарли была в зеркале! Я видел её!
– Что ещё за Чарли?
– Девушка, которая исчезла. – пояснил Анжело. – Только вот помнит о ней почему-то только Томас. По его словам, я был с ней знаком, но, хоть убей, не помню никаких рыжих девчонок.
Я рассказывал Коннору про Чарли. Почему он этого не помнит?
Голова немного кружится. Потолок, будто шевелится. Наверное, из-за резких движений. Да и чёрт его знает, сколько я не дышал. Может, я снова на время умер? Не удивлюсь. Стараюсь успокоиться и дышу как можно ровнее.
Не знаю, каким образом я разрушил ванную, но, если я не научусь себя сдерживать, чувствую, рано или поздно придётся переехать в коробку где-нибудь на окраине города. Совсем не хочется жить на улице.
Держи себя в руках, Томас. И не придётся жить на улице.
– А в ванной что случилось? – поинтересовался Лостман. – На Вас напали, мистер Ричардсон?
– Нет. – помотал я головой. – Это я… То есть… – я закрыл глаза руками, пытаясь сосредоточиться и подобрать верные слова. – Оно само собой случилось. – наконец выдавил я. – Просто разозлился. Я бил стену, а всё вокруг начало рушиться и взрываться.
Лостман отвёл удивлённый и непонимающий взгляд, потёр переносицу и поднялся.
– У Вас случился голодный обморок, мистер Ричардсон. – сказал он. – Сколько дней Вы не ели?
– Сутки всего. – ответил я. – Может, чуть больше.
– Уверены? – с подозрением спросил доктор. – Не похоже, что только сутки. По-моему, больше. В любом случае, Вам нужно нормально поесть.
– Я не могу.
– Я оставлю Вам глюкозу. – сказал патологоанатом и вручил Анжело таблетки в бумажной упаковке. – Хотя бы так, иначе ещё и не такое привидится. Поправляйтесь.
Лостман ушёл, за собой дверь захлопнул. Анжело смотрит на меня не то обеспокоенно, не то как на предателя. Не пойму никак, что значит его этот сосредоточенный взгляд. Он сел рядом на кровать и вложил мне в руку две таблетки глюкозы.
– Ешь. – без лишних эмоций сказал мужчина. – Или я их силой в тебя затолкаю.
Я фыркнул. В горле встал ком обиды, но где-то внутри я понимаю, что ничего плохого Анжело мне не желает. Наоборот, своеобразно проявляет заботу. Я бы не был таким грубым на его месте, грубость меня вообще крайне раздражает, но почему-то на Анжело я не злюсь.
Кладу в рот таблетки и всем своим существом надеюсь, что в этот раз меня не вывернет. Как ни странно, увидев Шарлотту в таком плачевном, полумёртвом состоянии, я только есть захотел. Как бы эгоистично это не звучало, но даже если придётся себя заставлять, я буду есть, чтобы не превратиться в такой живой скелет, как она.
От подобных мыслей самому от себя тошно.
Я разжевал таблетки и поднял глаза на Анжело. Не знаю, как он будет вести себя дальше. Может, захочет немедленно вернуться к себе, а, может, начнёт жалеть меня как душевнобольного. Ни один из этих вариантов мне не нравится, но я приму его решение.
– Сиди здесь, – строго сказал Анжело, – пока я осколки убираю.
– Я хочу помочь. – встрепенулся я. – Из-за меня это произошло, мне и убирать.
– Сядь и сиди, пока не позову, ясно? – рыкнул он. – Или в комнате тебя запру.
Меня уже заперли. В городе, в собственном безумии, в абсолютной беспомощности! Меня заперли, но я не намерен с этим мириться.
Небылицы и плюшевый единорог
Анжело уехал вчера работать, а я весь день провёл в кровати. Вставать не хочется. Глаза постоянно закрываются, но никак не могу уснуть. Паршивое чувство.
С утра звонил Лостман. Сказал, что кровь в образце почти закончилась – её всю поглотила сверкающая желеобразная жижа. Это же происходит со мной внутри? По моим венам уже тоже течёт не кровь, а эта дрянь? Понятия не имею, да и в принципе, не горю желанием знать.
К обеду я собрался с силами, чтобы подняться с кровати. Ванная без зеркала выглядит очень странно, кстати говоря. Как-то… неполноценно. Я умылся, выпил стакан молока и решил немного прогуляться. Лишь маленький кусок неба остался, куда не дотянулись чёрные щупальца. Когда ещё я увижу настоящее солнце, никто не знает, поэтому прогулка – это точно хорошая идея.
Не успел я отойти от дома, как рядом будто из ниоткуда появился высокий мужчина в чёрном пальто. У него пронзительные чёрные глаза, тёмные-тёмные волосы и лёгкая небритость на щеках.
Я его уже видел в компании сержанта Каннингема и их подруги-блондинки.
– Тебе придётся сделать это. – сказал неизвестный. – Этого не избежать, – с некоторым сожалением произнёс он, – как бы ты ни пытался. Выбрать всё равно придётся.
– Вы о чём? – непонимающе спросил я. – Кто Вы вообще такой?
– Ох, где мои манеры? – неловко усмехнулся он, стянул кожаную перчатку и протянул мне руку для рукопожатия. – Меня зовут Габриэль. – представился мужчина. – Просто Габриэль. Рад познакомиться, Томас.
Я поначалу протянул руку в ответ, но, услышав своё имя, резко её убрал.
– Я не называл своего имени. – с подозрением сказал я.
– Разумеется. – кивнул Габриэль. – Мне этого и не требуется.
– Да кто ты, mo chreach, такой?!
– Габриэль. – преспокойно ответил он. – Как я уже и говорил. Томас, это всё очень серьёзно. Это не какой-то там сон! От выбора зависит не одна жизнь.
Я не могу его слушать, мне становится не по себе, а реальность и кошмарные сновидения смешиваются в одно, поэтому я просто-напросто сбежал. Как настоящий трус. Сунул руки в карманы куртки и сбежал.
Бегу не разбирая дороги, однако уже через какое-то время мне показался знакомым район, где я оказался. Риверсайд. Чёрт… Оглядываюсь. До дома Шарлотты отсюда от силы пять минут прогулочным шагом. Не зайти туда мне не позволит ни совесть, ни разбушевавшееся любопытство.
Нахожу нужный дом и, тяжело вздохнув, поднимаюсь на пятый этаж. Тринадцатая квартира. Что здесь? Только место, где когда-то жила Шарлотта. Мне кажется, я так давно её не видел – настоящую её, а не умирающее подобие Чарли в зеркале, – будто это было лет сто назад. Я потянул дверь на себя – почему меня в прошлый раз не удивило, что дверь не заперта? – и вошёл.
С позапрошлого дня здесь ничего не изменилось. Относительный порядок, духота и детские платьица в гардеробной. Не странно ли это? Девушке явно не пять лет, а одежда у неё в квартире, будто здесь живёт ребёнок вместо взрослого человека. Обувь совсем маленькая, пара раскрасок и рюкзачок с фломастерами и цветными карандашами.
Я не понимаю, к чему всё это? Почему я не вижу ни одной взрослой одёжки? Ни на вешалках, ни на полках для обуви, ни в ящике с нижним бельём.
На кухне в шкафах шоколадные батончики, кукурузные хлопья, пара бутылок очень жирного молока и детские творожки. Давно просрочены, кстати говоря. В холодильнике открытый пакет апельсинового сока и ничего больше.
– Чарли, что это всё значит?! – в отчаянии крикнул я. – Шарлотта!
Мне, ожидаемо, никто не ответил. Я прошёлся по квартире ещё раз и задержался в спальне. Сижу на кровати и обнимаю плюшевого единорога. Он очень мягкий и приятный. Понимаю, почему Чарли оставляла его на кровати: с ним спать – одного удовольствие.
В комнате пахнет молочной карамелью и свежими цветами. Будто только-только срезали в саду пару растений и поставили в вазу где-то рядом со мной. На самом деле никакой вазы поблизости нет, но запах я чувствую.
Я крепко прижал игрушку к себе и прикрыл глаза. У Чарли очень уютно, только света маловато. Стоило мне только подумать об этом, как, даже через закрытые веки, я увидел, что света значительно прибавилось.
– Чарли, просто скажи, что ты здесь. – беспомощно прошептал я, зажмурившись сильно-сильно. – Чарли, прошу тебя, скажи, что ты всё ещё здесь.
Ответа не последовало, а свет стал мигать. Будто напряжение скачет. Я вытер ладонью слезу с щеки – опять не заметил, как она появилась, – и встал. Прислушиваюсь. В доме тихо, но откуда-то я отчётливо слышу чужое дыхание. Причём, это не одно существо. Такое ощущение, что через стены за мной наблюдают сотни тысяч жутких глаз.
Я тряхнул головой и покинул квартиру Шарлотты. Правда, не успел дойти до лестницы, как вернулся и забрал единорога. Не знаю, зачем он мне, но без него я не уйду. Я снова зашагал к лестнице. На этот раз меня заставил остановиться звонок от Анжело.
– Томас, как ты? – мой странный друг навеселе. – Томас, у тебя всё в порядке?
– Да, я… – я едва не выдал своё местоположение, но вовремя прикусил язык. – Я дома. На кухне чай пью.
– Чай? – повторил Анжело. – Хорошо. Я уже скоро приеду, Томас. – как-то недобро усмехнулся он. – Вместе чайку выпьем. – приглушённо и немного зловеще произнёс мужчина. – Правда? Ты же угостишь меня чаем, Томас?
– Разумеется. – немедленно ответил я и машинально вытянулся в струну. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, насколько я вляпался в собственную же ложь. Я притих, мне стало очень стыдно за враньё. – Ты уже дома, да?
– Сижу за столом на кухне, – ответил Анжело, – но как-то тебя не наблюдаю. Ни тебя, ни твоего проклятого чая, Томас. На какой бы стул не садился, тебя всё не вижу.
– Прости, я… – заикнулся я. – Слушай, я скоро буду. Просто вышел прогуляться.
Вместо ответа он прочистил горло, да так громко, что я убрал телефон от уха.
– Ты у Шарлотты? – сдержанно спросил Анжело. – Только давай уже честно. Нет смысла дальше отпираться.
– Да. – машинально кивнул я. – У неё. Забрал единорога.
– Томас, скоро совсем стемнеет. – мягче сказал мужчина. – Пожалуйста, возвращайся как можно быстрее. Не ходи по темноте. – добавил он. – И какой ещё единорог?
– Плюшевый. Сиренево-розовый. – стеснительно ответил я. – Конечно, я скоро приду.
На пару мгновений меня сковал стыд, но затем довольно быстро отпустил. Я поднял голову к потолку. Сходить наверх – минутное дело. Не знаю, когда ещё попаду сюда, поэтому была не была. Я прошёл мимо шестого этажа, пропустил седьмой и остановился только на середине лестничного пролёта перед восьмым этажом.
Приподнявшись на мысочках, заглядываю через оградку наверх. Ничего не видно. На восьмом этаже так темно, но что-то светится на стенах. Отсюда никак не рассмотреть. Я поднялся на этаж.
Цифра восемь в красивой рамочке криво висит на стене перед входом в длинный коридор к квартирам. Света нет вообще. Кажется, все лампы перегорели. Я присмотрелся к стенам. На них флуоресцентной белой краской выведено одно слово – «Mayday3».
Я ужаснулся и попятился назад – здесь сотни, если не тысячи этих надписей! Какие-то явно сделаны от руки – второпях и панике – другие будто монотонно напечатаны прямо на стенах. Я упёрся спиной в угол стены и замер. В глубине коридора кто-то есть. Я чувствую на себе изучающий взгляд. Их много…
От страха дыхание сбивается. Я дышу шумно и неравномерно. Кто бы там ни был, нападать они не спешат. Просто наблюдают. Однако, я уже расслышал пару осторожных стучащих шагов. Эти существа будто на шпильках ходят! Точно такой же стук…
В мгновение ока перед глазами появились те чудища, которые прятались в темноте в моём сне. Тощие, с будто обрубленными конечностями и огромными пустыми глазницами в полчерепа. Я хорошо помню облик тех существ и с леденящим ужасом понимаю, что приближающиеся силуэты точно такие же…
Я вжался в угол. Всё тело покрылось липкой испариной. Монстры из темноты приближаются, а я даже убежать не в состоянии!
От страха я зажмурился и сильнее вжался в холодную, мокрую стену, но в следующую же секунду коридор, полный монстров, озарила яркая вспышка. Кристально-белый свет ослепляет меня даже через закрытые веки.
Я, прикрывая глаза ладонью, осмотрелся. Темноты как ни бывало, в длинном коридоре горит свет. Неожиданно заработали все лампы и ни одна из них не мигает. Монстры тоже исчезли. Видимо, они не только в моём сне света боятся.
Несмотря на то, что монстров уже нет, загадочные «Mayday» никуда не делись со стен. Более того, светящая краска приобрела тёмный цвет. Каждое из сотни, если не тысячи этих надписей выглядит как угроза. Это даже не сигнал бедствия, не просьба о помощи, а какая-то угроза или, если уж это крик о помощи, какой-то предсмертный. Будто надписи делали в ужасе, в последние минуты жизни, постоянно оглядываясь в страхе по сторонам… Но в то же время те, чёткие буквы говорят о том, что время было. И судя по несметному количеству почти печатных надписей это проклятое время никак не кончалось.
На ощупь краска липкая, пахнет горечью и, кажется, вообще на краску не очень-то похожа. Первая ассоциация – сок одуванчиков. Белая, липкая жидкость, которая обильно выступает на месте среза. И пахнет сок этих растений как раз горечью.
Солнечные цветы в доме рыжего Солнца…
По спине снова пробежали мурашки. Какая ещё, к чёрту, угроза и одуванчики?! Томас, ты уже совсем расфантазировался! Эти надписи всего лишь… Да подростки просто-напросто баловались, а ты уже напридумывал тут всякого! Да и какие одуванчики могут быть в это время года? Они давно отцвели.
Я вспомнил, что обещал Анжело не бродить по темноте и поспешил выйти на улицу. Дорога до дома, как ни странно, заняла у меня так мало, что я даже решил, будто неожиданно научился перемещаться в пространстве. Клянусь, у меня такое ощущение, что я шёл до дома всего-то минут пять!
Но так не может быть!
Может, не может… Я помотал головой. Хватит с меня сегодня небылиц. Достаточно было необъяснимого количества детских вещей в квартире взрослой девушки, потом прибавились монстры, а теперь ещё и это. Нет, с меня точно хватит на сегодня.
Близнец, мужчина и ангел
– Сейчас день? – без интереса спросил я, ковыряя в тарелке вилкой рис с овощами.
– Два часа дня ровно. – ответил Анжело и посмотрел в окно, на пару мгновений задержав на нём взгляд. – Сегодня пасмурно.
– Пасмурно? – я неприятно удивился его словам, но сил на яркие эмоции сегодня попросту нет. Мысленно я воскликнул в ответ, вскочил с места и указал другу на совершенно тёмное, беспросветное небо, а на деле всего лишь положил вилку и поднял на собеседника уставшие глаза. – Сейчас как будто ночь. Это ты называешь «пасмурно»?
– Томас, пройдёт дождь, и небо снова будет светлым. – сдержанно произнёс мужчина. – В тучах нет ничего страшного.
– Если бы это были просто тучи, Анжело! – не смог сдержаться я, но из-за возгласа, даже такого короткого, потерял весь запас каких-либо сил. – Мы, весь город под каким-то каменным панцирем. – напоследок я выдохнул: – Никакие это не тучи.
Он не слушает.
Я опустил глаза и заметил что-то блестящее на вилке. Крошечные капельки блестящей жидкости… Мои ладони снова чернели и кровоточат этими блёстками! Кровоточат? Или как это теперь правильно назвать? Я вытер салфеткой выступившую жидкость. Блестяшки продолжают выступать через кожу, поэтому пришлось зажать салфетку в ладони.
Плохо это или хорошо, что моя новая кровь вдруг решила просочиться через кожу, я не знаю. В любом случае, приятного в этом мало. Может быть, как раз из-за кровотечения – нужно придумать новый термин для этого, – моё самочувствие на нуле. Какая-то смертельная усталость и безнадёга.
Нужно что-то с этим делать, иначе я себя такими темпами в могилу загоню. Впрочем, чем тёмная могила отличается от мира под каменным панцирем? Разве что здесь попросторнее, а остальное… Нет большой разницы.
– Томас, о чём ты думаешь? – настороженно спросил Анжело. – Томас?
– Ни о чём. – безразлично ответил я, а затем посмотрел на него. – А что?
– Смотри.
Он указал на стену напротив себя. Краска полопалась, а сквозь трещины просачивается что-то тёмное и вязкое. Я ужаснулся, но не смог удержаться от того, чтобы потрогать неизвестное вещество. Мой дом явно не из этого киселя состоит, так что появление тёмной, вязкой жижи уже не нормально.
Конечно, голыми руками я не собираюсь это трогать, так что вооружился несчастной столовой вилкой. Анжело тоже подошёл, правда, безоружным.
– Что это? – риторически спросил он. – И что ты делаешь? – похоже второй вопрос адресован конкретно мне. – Томас?
– Это и есть та дрянь, из которой состоит стена вокруг города. – сообщил я. – Через неё проходят предметы, но не я.
Вилка нисколько не пострадала от соприкосновения с жутковатой жижей, поэтому я рискнул прикоснуться к ней пальцами. И вот опять! Вилка прошла чуть ли не на половину внутрь «стены», а я будто трогаю всё ту же обыкновенную и непроницаемую стену.
Анжело непонимающе наблюдает за моими бестолковыми действиями и криво улыбается.
– Сам попробуй!
С лёгкостью воскликнул я и вдруг понял, что от одного короткого контакта с чернотой у меня значительно прибавилось сил. Что это значит? Хорошо это или плохо? Чем может обернуться? У меня сто тысяч вопросов и ни одного ответа.
Тем временем Анжело боязливо протянул руку к чёрным подтёкам. Он крайне осторожно коснулся их и, кажется, его рука всё-таки пройдёт сквозь стену. Пальцы Анжело до самых костяшек скрылись в неизвестной жиже, затем мой друг испугался и выдернул руку из стены.
Что?! Только я здесь заперт, что ли?! Mo chreach!
– Что это за чертовщина?! – воскликнул Анжело и попятился назад. – Что это?!
– Понятия не имею, но ты… – я горько вздохнул. – Ты можешь уйти, а я – нет!
– Да быть того не может! – кричал он. – Ты меня разыгрываешь!? Это ни черта не смешно, Томас!
– Стал бы я так по-дурацки тебя разыгрывать? – немного успокоился я. – За кого ты меня принимаешь?
Я вернулся за стол и приступил к еде. Так хочется есть, что, наверное, я вполне могу не заметить и съесть тарелку с вилкой. Анжело отдал мне остатки своей порции и с подозрением наблюдает за тем, как я расправляюсь с рисом.
Этот жуткий голод заставляет сворачиваться все внутренние органы, требуя ещё и ещё еды. Я доел рис из тарелок и, легко подскочив, схватил сковороду.
Анжело наблюдает за мной молча. Ни единого слова не произнёс.
Наконец, я наелся. Поставил пустую сковороду в раковину, залил водой и сел обратно за стол. Не знаю, как Анжело, а меня в тёмное время суток всегда клонит в сон.
– Ты в порядке? – наконец, выдавил он. – Томми, ты в порядке?
– Меня зовут Томас, что означает… – с запалом начал я, ни с того ни с сего разозлившись, и вскочил с насиженного места.
– Близнец. – спокойным тоном перебил меня Анжело и тоже встал, а затем сложил руки на груди. – Твоё имя с арамейского переводится как «близнец».
– Близнец? – растерянно повторил я.
– Близнец. – уверенно произнёс мой друг. – А Шарлотта происходит от имени Карл, которое означает «мужчина». – а затем с самодовольным видом добавил: – Забавно, как всё гладко складывается, не находишь?
Я замолчал. Нет, подумать только! Я – близнец, а она – мужчина? Намёк нам друг на друга? На нашу необъяснимую, отчасти потустороннюю связь? Совпадение? Да весь этот город одна сплошная загадка! В нём всё случайным образом совпадает друг с другом! Взять, например, наши с Чарли сны – они ведь снятся и мне, и ей.
Близнец… Будь я настоящим близнецом Чарли, я бы… Говорят, близнецы чувствуют друг друга, но чувствую ли я Шарлотту? Не знаю. Не хочу сейчас подгонять события под это простенькое, но такое важное слово «близнец». Не в угоду себе. Я просто хочу с максимальной объективностью смотреть на ситуацию.
Мучаясь с нашими именами, я совсем забыл, что здесь есть Анжело. Кстати говоря, раз уж мы задели тему значения имён, его имя переводится как «ангел». Никаких особых тайн и секретов, всё на поверхности: Анжело значит «ангел».
Я перевёл немного растерянный взгляд на друга и помотал головой. Мысли спутались в один огромный клубок из сотен тысяч ниток. Иногда мне кажется, я даже не понимаю, о чём я думаю. Слишком много мыслей в один момент стучится в виски.
– А ты у нас, значит, ангел? – с чугунной головой спросил я и устало шлёпнулся за стол. – И, по-твоему, это тоже имеет какое-то значение? Тоже гладко складывается?
– Не знаю. – честно ответил Анжело и пожал плечами. – Я тут не при чём.
– Как так может быть? – с новой силой вскочил я, забыв о рое жужжащих мыслей. – Ты тут, с нами, как ты можешь быть здесь не при чём?
– Во-первых, Томас, мы здесь одни, – жёстко напомнил Анжело, – а во-вторых, я даже не помню эту твою Шарлотту. Я бы очень хотел помнить, честно, но не помню.
Не верю. Если он здесь, то в этом должен быть какой-то смысл. Хотя бы маленькая, крошечная частичка смысла.
– Хорошо, если ты здесь не при чём, – начал я, – кто ты такой? Я знаю твоё имя, но ты никогда не называл фамилии. Я знаю, где ты живёшь, но ты так тщательно присматриваешь за мной, что даже не появляешься у себя дома. Почему?
– Теперь определись, что тебя интересует из всего этого в первую очередь? – Анжело преспокойно отодвинул стул и сел, ни разу не отведя от меня пронзительный взгляд.
Ох, если Анжело действительно предоставил мне возможность получить ответ на один из вопросов, то мне нужно хорошенько подумать. На какой из них я больше всего хочу получить ответ?
Наконец, я решил.
– Фамилия. – негромко произнёс я. – Какая у тебя фамилия?
Анжело загадочно улыбнулся и сцепил пальцы перед собой в замок.
– У меня её нет. – продолжал улыбаться он. – Просто Анжело. И никаких фамилий.
Это явно не тот ответ, который я рассчитывал получить. Вот совсем не тот! Разумеется, внутри у меня снова всё закипело.
– Просто Анжело, просто Габриэль… – нервно пробубнил я. – Да кто вы все такие?!
– Не знаю, кто твой Габриэль, – уголками губ улыбнулся мой друг, – а я просто Анжело.
Честно говоря, я в тайне надеялся, если назову имя странного мужчины, которого встретил два дня назад на улице, то Анжело как-то отреагирует. Расспросит о нём, будет до последнего отрицать, что знает его, удивится, услышав знакомое имя, и попытается это скрыть, но на самом деле я получил только… ничего. Никакой реакции.
И почему ты был так уверен, что они знают друг друга, Томас?
Я окончательно разочаровался в своих собственных догадках и уронил голову на руки. Анжело устало вздохнул, а затем я ощутил его руку на своём затылке. Он почти невесомо гладит мои волосы и тихонечко приговаривает что-то вроде: «Всё образуется, не волнуйся, Томас.»
Однажды я в это поверю. Буду твёрдо верить, что рано или поздно абсолютно любая ситуация может разрешиться, а пока меня хватает разве что на жалость к самому себе и необъяснимые всплески энергии. Секунду назад я готов был в одиночку покорить Эверест, а сейчас не уверен, что мне хватит сил даже до кровати доползти.
От нежных поглаживаний Анжело я начинаю проваливаться в сон. Хочу, не хочу – тело уже всё решило за меня. Не получается сопротивляться, и я медленно отключаюсь, но перед тем, как окончательно уснуть, через вязкую дремоту я всё же различил пару непонятных фраз, сказанных голосом Анжело:
– Всё зависит только от тебя, Томас. – почти прошептал он. – Остаться навечно в темноте или выбраться к солнцу. Мир начинается с тебя, забыл?
