Роза Александрия
Аид и Персефона. Плененные
Глава 21
Я долго обдумываю его слова, но не понимаю, к чему было мое похищение сейчас. Да, отцу опять грозили смертью. Но как он собирается продать меня Аиду еще раз? Разве не понятно, что если я вернулась, то я ему уже не нужна?
– Хорошо, но сейчас ты что от меня хочешь?
Отец улыбается так, будто не у него опасное ранение. Будто не он сейчас одной ногой в могиле.
– Ты же и есть мое спасение. Шанс на жизнь! Если ты сейчас позвонишь своему любовнику и скажешь, что тебе нужны деньги, то все разрешится наилучшим образом. И для меня, и для тебя. Эти двое, – он кивает на дверь, – получив свой долг, не станут меня убивать, а тебя и вовсе побоятся трогать.
В его глазах горит такой азарт, который бывает только у обезумевших людей. Он так искренне верит в свои слова, что мне хочется рассмеяться от такой наивности.
К сожалению или к счастью, я тоже научилась разгадывать людей, заглядывать им прямо в душу. И эта способность не покинула меня вместе с силой света. Я точно могу сказать, буквально поклясться всем на свете, что эти двое в любом случае не отпустят нас живыми. Откуда я знаю это? Их запах ничем не отличается от запаха разлагающейся плоти в бездне Тартар. Только это не аромат их физической оболочки. Так пахнут их души. Гнилью и падалью. В них не осталось ничего живого, ничего человечного. Такие, как они, уничтожают все, к чему прикасаются. И мы с отцом не станем исключением.
– Поверь мне, дочка! – продолжает отец. – Ты можешь нас спасти! Всего-то нужно позвонить своему богатенькому дружку.
– Я тебе не дочь… – еле слышно произношу я. У меня нет сил сопротивляться этому злу. Я просто устала. Мне казалось, что бог смерти – это и есть высшее зло. Что именно он непременно несет людям горе, вкладывает в их головы ненависть и лицемерие, но я ошибалась. Человек сам взращивает в себе зло. Именно люди виновны во всех прегрешениях и ужасах, сотворенных ими, а ответственность за свой же выбор привыкли скидывать на демонов и бесов. Самый близкий человек вонзил мне нож в спину, в то время как Аид показал, что такое справедливость и любовь… Пусть он потом и не захотел меня видеть. Он имел на это полное право. Ведь никто не может заставить другого любить.
– Перси, позвони, и потом можешь говорить что угодно… – просит отец.
– Хорошо! – киваю я. – Неси телефон.
Папа немедленно оборачивается и ковыляет к выходу. Со скрипом открыв металлическую дверь, он окликает похитителей, и те незамедлительно возвращаются.
– Ну что, папашка, удалось разговорить дочку?
– Да, она сказала, что позвонит, – уверенно кивает тот. – Дай ей телефон.
– Ага, нашел дурака! Ты слышал, Джейк? Он за идиотов нас принимает! – Кай присвистывает и толкает моего отца в плечо, явно наслаждаясь тем, как тот стонет от боли и заваливается набок.
– Диктуй номер, красотка! И без фокусов! – серьезно заявляет Кай и достает телефон. – Иначе у нас есть куда более действенный способ тебя разговорить.
Я грустно ухмыляюсь. Если бы я могла позвонить Аиду, то наверняка бы уже давно сделала это. Я бы спросила его о многом, обвинила во всем, в чем можно, или долго бы плакала в трубку. Но, к счастью, в подземном царстве связь не ловит. Поэтому я поднимаю равнодушный взгляд на похитителя и диктую мамин номер.
Кай набирает продиктованные цифры и, пнув отца, освобождает себе проход ко мне. Прикладывает телефон к моему уху и шепчет:
– У тебя одна минута!
Я киваю, не глядя на мужчину, и молюсь только об одном: чтобы мама услышала звонок. Спустя пару гудков раздается щелчок, и я слышу маму:
– Алло!
По заплаканному голосу ясно, что она уже знает о моем похищении. Снова.
– Прости меня, пожалуйста, и прощай!
– Перси! Детка! Ты где? – кричит она в трубку, и я понимаю, что Кай тоже это слышал. Дальше скрываться нет смысла.
– Я люблю тебя, ма!
Мужчина тут же убирает телефон от моего уха и влепляет мне звонкую пощечину, от чего голова откидывается назад, а из губы брызгает кровь.
– Поиграть решила, да? Так мы тоже это любим! Джейк, тащи шприц!
Тот сплевывает и уходит за дверь, а я кошусь на отца, который с ужасом смотрит прямо на меня.
– Зачем же ты так, дочка? Ведь теперь нам точно не жить!
– Нам и так не жить, ты что, еще не понял?
Кай наблюдает за нашей короткой перепалкой и ухмыляется.
– А что, Рай, дочка-то поумнее тебя оказалась! Но ничего, мы сумеем развязать ей язык перед смертью!
Тут же на пороге появляется Джейк, у него в руках шприц с мутной жидкостью. Наркотик?
– Сейчас ты быстро заговоришь! Но пока твой дружок не привезет нам деньги, ты должна быть жива, иначе какой прок от мертвой подстилки?
Он заходит мне за спину и шевелит веревками. Я уже не чувствую рук, они напрочь онемели. Лишь легкий холодок распространяется вдоль вены, а потом начинает неистово жечь всю руку выше запястья.
– Что это? – стону я, еле ворочая языком. В глазах начинает плыть, а в ушах отдает шумом и звоном, что я едва слышу саму себя.
– О, это сыворотка правды! – гогочет Джейк. – Под действием этого препарата любой выложит все, что у него спросят. Так что у тебя не получится утаить даже каплю информации.
Его слова теряются у меня в сознании, но я вроде даже улыбаюсь. Они хотят узнать об Аиде? Так это легко можно понять и другим способом. Достаточно просто умереть. А пока похитители будут выпытывать из меня правду, они наслушаются такого, чего даже представить себе пока не могут. Что ж, это даже было бы весело, если бы я смогла наблюдать за этим со стороны, но я, к сожалению, в главной роли.
– Приятного просмотра… – бормочу я, или мне это кажется. Жжение из руки разносится по всему телу, вызывая приливы агонии и нестерпимой боли. Сердце колотится так, будто я птица.
«Птичка попалась…» – всплывают в памяти чьи-то слова. Но я не в силах вспомнить, кому они принадлежали. Медленно раскачиваю головой. Она словно набита чугуном или свинцом. Тело немеет, а жжение доходит до сердца и, вливаясь в бешеный ритм, останавливает его.
***
Знакомое чувство заполняет меня изнутри. Я уже проходила этот путь, но только не в качестве умершей души. Сейчас же у меня нет тела, нет никаких ощущений, только темнота и полная потеря всех ориентиров. Но это не пугает меня. Больше нет. Мое сознание будто бы растворяется в дымке, не оставляя после себя никаких эмоций.
Да, я помнила, куда я попаду, даже была готова к встрече с Аидом, но именно этот момент все так же волнует меня. Я не боюсь его гнева или резких слов. Сама же хотела кричать ему, спрашивать, за что он так со мной. Меня ничто не пугает так, как равнодушие. Да, мой главный и единственный страх заключается в том, чтобы увидеть безразличие в его глазах. Я пройду суд и отправлюсь тенью куда-нибудь на Асфоделиевые поля. А он останется жить в своем замке, будто меня никогда и не было. Если ему все равно, что со мной происходит на Земле, то ему, скорее всего, без разницы, и что со мной будет дальше.
Я ощущаю, что уже не в темноте. Луч фонаря, проникающий сквозь плотную завесу тумана, зовет меня вперед. И я ступаю за ним, чтобы вскоре оказаться в лодке рядом с Хароном. Он даже не замечает меня, или делает вид, что не замечает. Но мы долго не отплываем. Фонарь в его руке прогоняет мглу, выхватывая все новые души, которые, словно бабочки, летят на свет. Наконец, когда лодка больше никого не может вместить, мы отчаливаем.
Плеск воды и качание нашего суденышка убаюкивают. Хочется отпустить все тревоги и злость, но я знаю, чем это обусловлено. Когда-то Аид рассказывал мне про воды реки Стикс. Испарения со сладковатым запахом, которые я ощущала еще раньше, – именно они заставляют души обрести успокоение. Помогают осознать, что жизнь закончилась, чтобы не было желающих выпрыгнуть за борт и погрести обратно.
Я рассматриваю своих попутчиков и замечаю, что та растерянность в их глазах, которую я видела раньше, начинает потихоньку растворяться. Они смотрят вдаль с обреченностью и принятием, даже не пытаясь что-либо изменить. Но лишь я среди всех этих несчастных знаю, что, когда мы ступим на земли Аида и действие испарений перестанет оказывать на них влияние, они захотят вернуться любым способом, но его уже не будет.
Лодка с глухим звуком ударяется о мель. Понимая, что нужно покидать ее, я встаю, но замечаю, как многие пытаются хвататься за борта полупрозрачными руками. Что ж, их право, правда, это ничем не поможет. С таким же успехом можно держаться за лямки рюкзака с парашютом, который не открылся, надеясь, что это тебя спасет от падения.
Мы передвигаемся дальше и оказываемся у ворот замка. Другие души смотрят по сторонам, но мне это совершенно неинтересно. Если бы у меня было сердце, оно бы сейчас сломало ребра, настолько я боюсь встречи с Аидом. Но еще больше боюсь, что не встречу его вовсе. Вдруг он не будет присутствовать на суде?
Оглядываюсь назад. Харон высаживает еще несколько десятков душ. Так быстро? Мне показалось, мы плыли очень долго, а оказывается, для того чтобы перейти на сторону мертвых, достаточно мгновения?
Мы поднимаемся по лестнице, входим в замок и тут же оказываемся у арки суда. Я оглядываю зал и понимаю, насколько все выглядит нереально. Вот что значит судьба… Еще недавно я судила людей, а теперь сама стою под этой аркой и жду вердикта… Аида?
Вскидываю взгляд на трон и замираю, увидев там любимого. Все остальное теряет для меня всякий смысл.
– Аид… – беззвучно произношу его имя. Он будто слышит и переводит на меня взгляд. Его глаза темнеют от ярости, но я все так же завороженно смотрю ему в лицо.
Мне казалось, я буду злиться или кричать на него, но я, словно обессиленная буря, оседаю на пол. Во мне больше нет огня или той самой энергии света. Я пустая. Но мое сердце горит любовью к нему. Ничто не в силах этого изменить. Я люблю Аида и буду любить вечно, хоть на Земле, хоть в Тартарарах. Кто-то толкает меня в спину, чтобы я вставала и шла под арку, но я не шевелюсь. Только разглядываю черты любимого лица, пытаясь запомнить их, впитать в себя.
– Зачем ты здесь? – шипит он и жестом останавливает суд.
Я молчу. Мне нечего ему сказать. Мне хочется спросить его о том, как он здесь жил без меня все эти месяцы, как его земли и смог ли он исправить то, что я натворила. Но я не произношу ни слова. Знаю, что мой взгляд наполнен любовью и нежностью, но ничего не могу с собой поделать. Истинные чувства здесь как на ладони. Я в суде, а значит, нет смысла что-либо скрывать.
Аид встает и тут же оказывается возле меня. Он подает мне руку, и я медленно поднимаюсь.
– Я пришла на суд, Аид. Ты знаешь, что это значит… – шепчу я.
– Знаю! Ты умерла… Зачем ты это сделала, Перси? – он буквально дышит тьмой и злостью. На меня? Но за что?
– Сделала что, Аид? – на его имени мой голос вздрагивает. – Зачем я умерла?
Мне не совсем понятен его вопрос. Так же, как и злость. Не понимаю, почему моя смерть рождает в нем только ненависть.
– Зачем ты убила себя? – он берет меня за подбородок и вглядывается в глаза.
– Я… – о боже, так вот оно что! Он думал, что я убила себя. Что я сама это сделала! Из-за него! Вот теперь злость поднимает свою голову и клокочет во мне с невероятной силой. – Я не убивала себя! – кричу я и отталкиваю его руку. – Ты думал, что я буду страдать? Так вот, ничего подобного! Ты бросил меня, но моя жизнь на тебе не замкнулась. У меня есть мама и Молли! И вообще…
Я буквально задыхаюсь, произнося эту речь, а лицо Аида в этот момент из злого превращается в задумчивое и сконфуженное, но спустя пару мгновений снова наполняется яростью.
– Что же с тобой произошло? – сквозь зубы рычит он.
Я задираю подбородок и смотрю ему прямо в глаза:
– Меня убили!
Глава 22
Аид
Я отправил ее домой, на Землю. Только Вселенная знает, насколько мне это тяжело далось, но я верил, что так будет лучше. Ведь, как говорила Персефона, любовь – это когда делаешь так, как нужно другому. Когда все так, как он хочет, а не, так как хочешь ты. Именно она меня этому научила. И если бы я держал ее возле себя, это означало бы только одно – я не люблю ее. Мы с ней разные. Как лев и морской котик. Лев не может притащить его в саванну и заставить жить без воды – морской котик погибнет. И это не любовь. Так же и я не мог позволить Персефоне находиться здесь только потому, что хочу видеть ее подле себя. Рано или поздно она умерла бы от моих же рук. Хотя все, чего я хотел, – это никогда не отпускать ее.
Я исцелил свой мир тьмой, все поврежденные участки снова стали подвластны мне. Они лишились жизни точно так же, как и я лишился ее с уходом Персефоны. После этого я долго искал способ, который позволит нам существовать рядом. Чтобы наша близость не убивала ее. Я практически не выходил из комнаты, общаясь только с Гекатой. Перечитал все книги, которые пылились в моей библиотеке, перелистал все свитки. Я исчез на несколько месяцев и только сегодня захотел выйти.
Не знаю, что со мной происходит, но неуемное желание и тревога приводят меня в зал суда. Я долго сижу на троне и чувствую боль. Не физическую, душевную. Мне будто резко становится нечем дышать. Мое стремление найти возможность быть вместе с Персефоной утрачивает весь смысл. И как только я догадываюсь, в чем может быть дело, слышу ее шепот.
– Аид.
Меня словно пронзает электрическим разрядом. Перси. Моя девочка среди мертвых.
Кожа головы буквально покрывается ледяными иголками страха, и я замираю. Нет, этого не может быть. Но ее невинные глаза и кипящая в них любовь не дают шанса усомниться, что передо мной действительно Персефона.
Я безумно боялся этого момента. Я видел его в страшных снах и запивал алкоголем. Моя любовь, моя девочка предстала передо мной в облике тени. Ее жизненный свет практически угас, и я борюсь с желанием вскочить и броситься к ней.
Что же ты натворила, Перси…
Следом приходит злость. Неужели она хочет попасть в Тартар? Неужели не помнит, как там ужасно? Если лишить себя жизни, обязательно окажешься там, в реке Коцит, и хуже участи просто не придумаешь.
– Зачем ты здесь? – шиплю я, буквально сходя с ума от злости. Я днями напролет стараюсь отыскать тот призрачный шанс, позволивший нам быть вместе, а она просто так лишает себя жизни.
Она молчит. В ее глазах ни капли сожаления или вины, лишь нежность и любовь, от которых мое сердце разрывается на части.
Кто-кто толкает Персефону вперед, и она оказывается под аркой. Тут же останавливаю суд и перемещаюсь к девушке, помогая подняться на ноги.
– Я пришла на суд, Аид. Ты знаешь, что это значит… – шепчет она.
– Знаю! Ты умерла… Зачем ты это сделала, Перси? – тьма беснуется во мне, застилая глаза яростью.
– Сделала что, Аид? – от звука моего имени из ее уст меня пронзает нежностью. – Зачем я умерла? – переспрашивает она, будто не поняла моего вопроса. Она и правда слишком невинна для этого мира. Тем хуже, что Перси решилась на такой шаг. Но я постараюсь сделать все, чтобы она смогла избежать суда.
– Зачем ты убила себя? – я беру ее за подбородок и вглядываюсь в глаза.
– Я… – обескураженно шепчет она, но тут же в ее глазах разгорается ответная злость. Такой огонь, что я готов тут же ее придушить или смять в объятиях и целовать до тех пор, пока она не станет умолять меня остановиться.
– Я не убивала себя! – девушка отталкивает мою руку. – Ты думал, что я буду страдать? Так вот, ничего подобного! Ты бросил меня, но моя жизнь на тебе не замкнулась. У меня есть мама и Молли! И вообще…
Ее слова больно ранят меня. Так сильно, что хочется крушить все вокруг. Но чего я хотел? Чтобы она ждала меня? Помнила? Любила?
Правда, злость сменяется облегчением. Она не убивала себя, я смогу вернуть ее на Землю и спасти… Тут же до меня доходит: Персефона была здорова, и если она ничего с собой не делала, то это сделал кто-то другой. Уже знаю ответ, но все же спрашиваю:
– Что же с тобой произошло?
Она вскидывает подбородок и спокойно заявляет:
– Меня убили!
И меня переполняет ненависть. Убили. Ее. Мою Перси.
– Кто? – выдавливаю из себя вопрос, сжав кулаки и закрыв глаза. Сначала я должен помочь Перси, а уж потом порву на куски всех, кто причастен к ее смерти.
Чудо, что я оказался сегодня в суде. Ведь я не был здесь уже столько времени. Она могла пройти арку и исчезнуть навсегда, и даже я уже не смог бы вытащить ее из состояния тени. Какой-то внутренний голос привел меня сюда, и я нашел ее. Но раз так случилось, значит, я просто обязан довести дело до конца.
– Просто делай свою работу, Аид! – почти кричит она. – Пропусти меня сквозь эту чертову арку и забудь.
– Забыть? – ошарашенно переспрашиваю. Я не забывал о ней ни на мгновение, а она просит отпустить ее?
– Что случилось с твоей силой? Я был уверен, что ты можешь себя защитить, пока я ищу выход…
– Я отказалась от нее. Мне не нужна твоя сила! Я и получила ее не по собственному желанию, а уж когда я осталась одна на Земле – и подавно. Я никогда не хотела быть богиней, и ты сам лишил меня такой возможности.
Каждое ее слово режет мое сознание и лишает слов, будто осколок тонкого стекла. Да, она вправе на меня обижаться. И ненавидеть – тоже. Но я обязан спасти ее. И даже если она после этого не захочет меня видеть, я приму ее решение.
– Кто? – коротко спрашиваю, точно понимая, что девушка поймет, о чем речь.
– Отец, точнее, те, кому он задолжал. Они хотели снова выманить тебя, чтобы ты заплатил им… – шепчет Перси.
Я не знаю, как у меня хватает выдержки не перенестись тут же на Землю и не порвать ее отца в клочья. Останавливает только она.
– Ты вернешься на Землю, моя Перси. Столько раз я тебя возвращал с того момента, когда ты еще была в чреве матери, и сейчас я тоже не отступлю от этого… – отвечаю ей, наблюдая замешательство на красивом личике. Да, она же не знает о том, как я вернул ее впервые.
Я переношу ее душу к Харону, и тот, увидев нас снова, кивает, забирая девушку в лодку. Она даже не сопротивляется. Просто делает все, что я ей говорю. На ее лице нет никаких эмоций. Персефона как будто полностью выгорела после нашего разговора. Мне хочется обнять ее, прижать к себе и успокоить, но я боюсь сделать только хуже. Даже не представлял, что можно быть такой сильной. Когда я не хотел никого видеть и закрылся в себе, она нашла силы встать и жить дальше. Невероятно восхищаюсь этой девушкой. И жалею. Жалею, что оттолкнул ее. Но какой у меня был выход? Если я не найду решение, как нам быть вместе, то все равно придется существовать на расстоянии.
Они уплывают все дальше, а я смотрю вслед, пока лодка не скрывается в густом тумане. Взгляд Перси ни на миг не задерживается на мне. Она до последнего смотрит в сторону, безучастно сложив руки на коленях. И только в последний момент, перед тем как исчезнуть, я замечаю ее полный боли взгляд, направленный на меня.
Сжимаю кулаки до боли в пальцах. Я должен разобраться с теми, кто сделал это с Персефоной, пока она не вернулась на Землю.
Переношусь в Дублин и иду по следу ее нити жизни, с каждым шагом зверея все больше. Я оказываюсь на неизвестной мне улице, лишь слегка освещенной редкими фонарями. Мостовая здесь завалена мусором настолько, что кажется, будто коммунальные службы напрочь забыли об этом месте. Зловоние подсказывает мне, что я нахожусь в каком-то заброшенном районе, где даже крысам нечем питаться. По крайней мере пока я иду к двери, за которой явно чувствую энергию Персефоны, я ни одной не встретил. Я вообще здесь не чувствую ничего живого. Это даже странно.
А вот за дверью явно ощущаются несколько отголосков жизни. Два из них мне знакомы. Это Перси и ее отец. Но другие два… почувствовав гниль их нитей, я едва справляюсь с позывом сплюнуть на мостовую. Это именно те, кого даже Гидра откажется есть. Самые порочные из человеческой расы – убийцы.
Недолго думая, достаю часы, замедляю время и вхожу в помещение. В нос ударяет запах старого тряпья и отходов. Входная дверь была открыта, но вот, спустившись вниз, я натыкаюсь на закрытую дверь подвала. Зову тьму, и она ловко справляется с замком.
Врываюсь в комнату, будто вихрь, и вижу ее. Мою Персефону. Она сидит, привязана к стулу. Ее безжизненное тело удерживается толстыми веревками, а голова свесилась вниз. Девушка не дышит и, кажется, я тоже. В три шага оказываюсь перед ней и отталкиваю одного из похитителей. Он склонился над ней и замер с занесенной в воздухе рукой. Я понимаю, что он хочет ударить девушку, чтобы привести в чувство, даже не подозревая, что она уже мертва.
Они не хотели ее убивать? Слабо верится. Скорее всего, просто желали разговорить.
Под моими пальцами веревки превращаются в пыль, и я подхватываю Персефону на руки, сразу же вливая в нее часть своей тьмы. Пока девушка мертва, это не имеет никакого смысла, но, когда ее сердце вновь начнет биться, тьма поможет организму быстрее справиться с ядом в крови. До этого я должен что-то сделать и побыстрее, иначе Харону просто будет некуда вернуть ее душу.
Переношусь в больницу, оставляя часы в том самом подвале. Я не хочу, чтобы эти изверги увидели пропажу Перси и ушли. У меня просто нет времени бегать за ними по всему городу. В мыслях горит только одна мысль: уничтожать, испепелять, да так мучительно, чтобы все они молили меня о смерти.
Но пока нужно позаботиться о Перси. Мы переносимся в приемный покой, и я зову медсестру.
– Остановка сердца! – кричу я ей, и эти два слова запускают целый водоворот событий. Медсестра вызывает реаниматологов, попутно расспрашивая меня о случившемся. Я молчу, надеясь, что мое поведение спишут на шок. Когда прибегают врачи и увозят ее на каталке, я остаюсь один в пустом коридоре, точно зная, что теперь Перси ничего не угрожает. Харон справится. Она вернется в свое тело. И, кажется, я теперь понял, почему Персефона потеряла свою силу. Луч надежды разгорается в моей душе. Я нашел способ, который поможет нам быть вместе.
Постояв еще несколько минут, я переношусь в подвал, где оставался отец Персефоны и двое похитителей. Я точно знаю, как поступлю с ними, и наслаждаюсь предвкушением. Двое убийц познают все муки Тартара, а вот отец Перси… С ним я еще не решил, что сделаю. Но едва ли его участь будет легче.
