Роман Александрович Дудин
Арифметика демократии
Глава 15. Как в обществе росло правосознание
Однажды между двумя барамуками произошёл один очень серьёзный разговор. Посвящён он был, как всегда, самой важной теме общества – справедливости и равенству.
– Я не получаю своих законных апельсинов, потому, что деление начинается не с моего десятка! – заявила первая барамука.
– А я не получаю своих законных апельсинов, потому, что деление начинается не с моего десятка! – возразила ей вторая.
– Если с твоего десятка начинать делить, то нам точно ничего не достанется! – отрезала первая.
– А если с твоего начинать, то ничего не достанется нам! – ответила вторая.
– Я удивляюсь твоей неадекватности! – возмутилась первая, – Ну ведь ты же видишь, что я не получаю своих апельсинов! И ведь ясно же, как день, что для того, чтобы это исправить, надо начинать делить с моего десятка. А если ты этого не хочешь, значит, ты за то, чтобы я и недополучала дальше. Если ты за это, значит, ты уже неправа. Если ты неправа, то зачем тебя слушать?
– Это я удивляюсь твоей неадекватности! – оппонировала вторая, – Ну ведь ты же видишь, что я не получаю своих апельсинов! И ведь ясно же, как день, что для того, чтобы это исправить, надо начинать делить с моего десятка. А если ты этого не хочешь, значит, ты за то, чтобы я и недополучала дальше. Если ты за это, значит, ты уже неправа. Если ты неправа, то зачем тебя слушать?
– Ну всё элементарно же: по факту же я тебе объяснила, что я недополучаю своих апельсинов. Ты это опровергла? Нет! Я тебе доказала, что это означает, что закон выполняется неправильно. Ты это опровергла? Нет! И я тебе говорю, что если деление начинать с моей десятка, то это будет исправлено. Ты это опровергла? Поэтому, пока я не услышу опровержений конкретно этому – ты не права, а раз неправа, говорить с тобой не о чем! – сказала эмоционально первая барамука, и демонстративно отвернулась, зажав уши пальцами.
Вторая, увидев, что та не слушает, тем не менее, оставила последнее слово:
– А я тебе привела факты, что это ты не права, и возразить тебе на это нечего. И пока я не получу за это ответа, это я с тобой разговаривать не хочу! – прокричала она как можно громче, после чего тоже отвернулась, зажав уши пальцами.
После этого подобные диалоги повторялись постоянно на разный манер, и каждый раз заканчивались с тем же результатом. И несмотря на то, что доводы приводились самые неопровержимые, и возразить на них было нечего, это оказывалось для них ещё не поводом с ними соглашаться, и оппоненты в обход этого пытались толкать что-то своё и чего-то требовать. Так было выяснено, что логичные аргументы в демократическом обществе не работают, как бы логично они выстроены не были. И было выяснено, что соглашаться с доводами оппонента не обязательно, даже если они такие логичные, что возразить на них нечего. И что это продиктовано самой главной логикой – логикой жизни, согласно которой, какими бы логичные не были бы доводы противника, всегда есть другие доводы, на которые, пока он не ответит, его можно не слушать. И потому тот факт, что на какие-то доводы нечего возразить, ни в коем случае не может являться поводом признания своей неправоты – всё это подтверждалось раз за разом в жизни демократического общества.
Самой же интересной особенностью демократических принципов было то, что для того, чтобы отстоять своё, вообще не нужно было никого не в чём убеждать; достаточно было лишь не дать переубедить в них себя самого. Поэтому главным судьёй в отношении правоты в споре у каждой барамуки получалась она сама, а, следовательно, и в вопросе, какие доводы являются правильными, виднее было, конечно, ей самой. В силу всех этих причин со временем каждого всё меньше волновало, что думают по обсуждаемым вопросам несознательные окружающие, а приоритетным становилось для каждого то, что думает по этому поводу только он.
Однажды Умеющая Считать до Бесконечности спросила одну Очень Упёртую барамуку, знает ли она, почему так получается.
– Ну зачем об этом думать? – ответила барамука, – Лучше подумать, как побольше отспорить себе долек, или как получше отдохнуть, чтобы собраться с силами для этого.
– Не нужно ни о чём думать – я уже всё продумала, от тебя осталось только выслушать. – сказала Умеющая Считать до Бесконечности.
– А почему это я должна тебя выслушивать?
– Ну это же тебе надо тоже, чтобы ты могла бороться за свои права.
– Что надо мне – виднее только мне! – ответила барамука, и начала отворачиваться.
– Ну хорошо, это надо мне, чтобы я получала то, что мне полагается, а ты можешь оставаться с тем, что тебе виднее. Но мне надо, чтобы ты перестала своей неучтивостью способствовать ущемлению моих естественных прав! Так устраивает?
– Врёшь! Не нарушаю я твоих прав – всё по Закону!
– Так ваш закон и нарушает мои права, и ты вместе с ним!
– Закон не может нарушать права, потому, что в нём всё правильно!
– Чем докажешь?
– Я точно знаю!
– Как ты можешь что-то точно знать, если ты даже считать не умеешь?
– Откуда ты знаешь, если не проверяла?
– А зачем проверять-то, если из одного твоего расхваливания вашего закона уже следует, что ты не можешь правильно считать?
– Врёшь!
– Ну давай, посчитай до десяти!
– Раз – два – три – э-э-э-… да причём тут вообще счёт до десяти!?
– При том, что ты собиралась подтвердить, что твои знания чего-то значат.
– Ну хорошо, не получается у меня… но в Законе же всё равно правильно!
– Чем докажешь?
– Ну а чем надо доказывать?
– Доказательствами.
– А какие ещё должны быть доказательства?
– Вот смотри, – сказала Умеющая Считать до Бесконечности, и на пальцах провела счёт от одного до десяти и деление десять на десять, – Есть, тебе, что возразить?
– Нет…
– Вот это и есть доказательства. А теперь мы будем делить сто на сто.
Умеющая Считать до Бесконечности взяла ветку и начертила ей на земле квадрат десять на десять клеточек, и стала вписывать в него числа с одного по сто. Записывая каждый номер, она называла соответствующее число, и возле числа пять дополнительно спросила, есть ли у Очень Упёртой возражения. Та ответила, что пока нет, и тогда Умеющая Считать до Бесконечности продолжила.
Когда все сто клеток были разнумерованы, Умеющая Считать до Бесконечности сказала, что каждый квадрат есть один, а общий квадрат сто, и разделение большого на маленькие и есть деление ста на сто.
– И чего? – спросила барамука.
– Ну и какие у тебя возражения, что сто поделить на сто будет один?
– Ну не знаю, но вот в Законе написано, что должно быть пять…
– Хорошо, ну тогда покажи, как поделить. на сто, чтобы быть пять.
– А сколько это – пять? – спросила барамука.
Умеющая Считать до Бесконечности показала ей ладонь с пятью пальцами, и барамука, сопя, стала, отделять жирными линиями блоки по пять квадратов, сверяясь с рукой, и пытаться изыскать их не меньше ста. Умеющая Считать до Бесконечности вслух счётом следовала за ней, и каждый раз почему-то никак не получалось насчитать больше двадцати. И тогда барамука всё перечёркивала и бралась снова с другого края чертить по-новому в другой конфигурации, но каждый раз получалось то же самое. И когда все углы были перепробованы и центр вместе с ними, уставшая Самая Упёртая удручённо молчала, приложим кулак к кубам.
– Ну не получается у меня, и чего? – сказала она наконец.
– А то, что признавай, что твоя позиция неправая.
– А я не согласна! – заявила барамука.
– Как так? – удивилась Умеющая Считать до Бесконечности, – Ты не находишь, что возразить на мои доводы, и не можешь привести своих, и при этом у тебя не получается вывода, что ты должна соглашаться?
– Да иди ты куда подальше со своими доводами! – выдала она, – я твоего брата знаю. Таких, как ты, послушаешь, так вообще без всего останешься! Вы складно всё заливаете, а на поверку каждый раз выходит всё совсем по-другому. В те разы, знаешь ли, тоже, всё логично казалось, да только оказалось по-другому всё! Какие ты можешь дать гарантии, что такого не будет и в этот раз то же?
– Не знаю, что тебе даже и сказать, – удручилась Умеющая Считать до Бесконечности, – Ты либо полагаешься на свою адекватность, либо нет. И если да, то и бери ответственность перед самой собой за свои решения, а если нет, то тогда не требуй от других во что-то ставить твои утверждения.
– Ничего не знаю! – ответила Очень Упёртая барамука, – Пока не получу ответа, почему не может быть обмана, говорить не о чем!
Так закончился спор, и каждая сторона осталась при своём. А заодно и все апельсины при своих хозяевах. И так общество в лице Очень Упёртой барамуки в очередной раз отстояло свои демократические принципы.
Глава 16. Как в обществе развивалась культура
Как учила жизнь в демократической обществе, достаток в апельсинах зачастую зависел от победы в спорах. Поэтому приоритетным для его участников становилось не найти истину, а доказать свою правоту. Поэтому каждый спорщик всегда исходил из того, что он несомненно прав, и заканчивал на том, что он несомненно победил, независимо от того, кто и что по этому поводу думал. Иной же подход был признаком неопытности и лоховства.
В таком режиме шла жизнь демократического общества, где каждого участника окружали сплошь обезьяны, мнение которых по основному вопросу с его мнением не совпадало, и где ему приходилось постоянно спорить, чтобы каждому объяснять, что ему следует знать. А поскольку несогласие окружающих почему-то всегда было так повёрнуто, что вело к ущемлению его доли, каждого постоянно приходилось ставить на место, объясняя ему, кто он и что он. В таком режиме каждому приходилось очень много спорить, чтобы отстоять свои принципы. Принципы же типичной барамуки Общества Справедливости и Равенства состояли из трёх незыблемых положений:
1. Ей должны пять апельсинов.
2. В том, что она недополучает должного, виноваты все, кроме неё.
3. Никто не в праве ей указывать, что ей следует знать и думать.
Чтобы отстоять свои принципы, барамуке приходилось всё время быть на чеку, чтобы не попасться ни на какую провокацию. А потому она в дежурном режиме готова была нападать каждый раз, как только подозревалось какое-то несогласие в правовых вопросах. Причём, делать это так, чтобы отбить у потенциального противника желание покушаться на его права – просто так, на всякий случай, в качестве профилактики. А потому оправданным она считала для этого любые средства – разве могут быть неоправданными те средства, которые использовались для того, чтобы защитить свои права?
Наиболее эффективным разрешением спора у барамук был мордобой, однако, наиболее правильным его считали лишь те, у кого был более тяжёлый кулак; те же, кто не могли похвалиться таким достоинством, заявляли, что свою правоту доказывают силой только неправые, а настоящая правда способна сама себя доказать себя сама и без этого. Поэтому мордобой, несмотря на высокую эффективность, убеждал в правоте только победившего; побеждённый же всё равно оставался пи своём мнении, а потому абсолютным критерием правоты назван быть никак не мог.
Те, кто не могли доказывать свою правоту мордобоем, искали более цивилизованные способы установления правоты. Таковыми они нашли альтернативу в виде мордостроя: суть была в том, что своим утверждениям нужно было помогать мимикой. Например: заявляет барамука, что делить надо начинать с неё, и делает уверенную-преуверенную рожу – такую, чтобы только посмотреть на неё, и сразу чтобы подумалось, что такая ошибаться не может. Получает в ответ заявление, что делить надо с оппонента – хватается за голову руками, и делает испуганную рожу, чтобы сразу понятно было, что оппонент такую чушь несёт, что аж страшно за его рассудок становится. Отвечает оппоненту, что он, мол, дурак, и делает страшно рассерженную рожу – чтоб и сомневаться трудно было в вопиющей неправоте оппонента. А как оппонент отвечает, что сам, мол, дурак, демонстративно хохотать, чтобы понял он, дурак недоделанный, сколь жалки его попытки кого-то убедить в весомости своих слов.
Кто строил убедительнее всех рожи, имел некоторое преимущество в воздействии на противника. Особенно хорошо это работало, когда надо было перетянуть на свою сторону мнение наблюдающей публики. Барамуки всегда пристально вглядывались в каждое движение лицевых мышц говорящего. И сделанные по этим вещам выводы стоили больше, чем анализ каких-то словесных аргументов, которые никто и слушать не имел обыкновения. Более же всего они вглядывались в рожи, когда произносились такие слова, как «я точно знаю» – тут всё зависело от убедительности рожи в момент произнесения. Все эти способности в обществе Справедливости и Равенства перманентно культивировались и со временем стали неотъемлемой частью его демократической культуры.
Дополнительными приёмами полемики так же были способности просто переорать противника так, чтобы все услышали именно тебя, а не его, и это считалось вполне явной победой. Альтернативным приёмом так же была продолжительность повторений, где важно было заставить противника сдаться первым, и оставить последнее слово за собой. Ещё более весомым критерием правоты было более остро и язвительно подобрать обзывательства в его адрес так, чтобы все засмеялись над ним, а не над тобой. Самым весомым критерием правоты одного из участников считалась его поддержка слушателями спора (подтверждающаяся мимикой всех поддерживающих)
Получение поддержки кем-либо из присутствующих при ведении спора выставлялось им как подтверждение его правоты, а поддержка большинством – как неопровержимое доказательство. Однако, получивший меньшую поддержку не спешил этого признавать, объявляя, что оппонента поддерживают одни лишь идиоты, а мнение идиотов он слушать не обязан. И тогда его спор с оппонентом перетекал в спор со всеми его поддерживающими, и выяснение поводу того, кто идиот, велось уже с ними со всеми. Других критериев правоты барамуки не знали – им с избытком хватало и этого.
Если барамуке удавалось в споре найти какой-то остроумный приём, он тотчас же брался на вооружение всеми его узнавшими, и после этого использовался ими в последующих спорах с другими. Таким образом, чем больше барамуки вели споров, тем более самые активные обогащали свой арсенал и могли вести спор из дежурных отработанных заявлений и выводов.
Если барамуку переорали так, что голос оппонента заглушил её собственный, то это было потому, что у того вся сила в рост голосовых связок ушла, вместо мозгов. Если её побили, то аналогичное выходило по поводу его силы, ну а если его более язвительно высмеяли, то это означало, что окружающие – идиоты, которые не способны заценить настоящий юмор. Мнение же идиотов свидетельствует об идиотизме того, кого они поддерживают. В любом случае это всё как раз и подтверждало то, что истина как раз на её стороне. Если же каким-либо из этих способов в споре доминировала она сама, это оказывалось наглядным подтверждением того, что права в данном случае именно она. Ибо его способность побеждать говорила о том, что она развивалась правильным образом, а правильность её развития указывала на её правоту, ибо правильно развивающийся будет правильно думать, и потому его победа это дело очень удачно символизирует.
В таком режиме барамука могла иметь за собой огромное количество проведённых споров, в которых не терпела ни одного поражения (по крайней мере, признаваемого ей самой). Единственная проблема была только в том, что побеждённый противник не хотел признавать своё поражение, а, следовательно, и не собирался изменять своё поведение, а без этого толк от победы был сугубо символический. Но поскольку у барамук всё было символическим, всё остальное оставалось на втором плане. Победа же в самом главном ещё раз свидетельствовала о том, что настоящая правда будет оставаться правдой даже и без того, чтобы её соизволили понимать заблуждающиеся.
Понимание своей победы для барамук само по себе было в споре очень важным ещё и потому, что это помогало им сохранить самоуважение в условиях неравенства и несправедливости, уничижающих её чувство собственного достоинства, для поддержания которого так не хватало апельсиновых долек. Лучше же всего подтверждало своё превосходство над оппонентом способность наперёд знать всё то, что он скажет, исходя из своей барамучьей мудрости. Способность же угадывать, что собирается сказать оппонент, у барамук была просто фантастической, и развита она была благодаря барамучьей культуре спора, которая сформировалась благодаря демократическому укладу жизни. А когда барамука предвидела ответ оппонента, она сразу переходила сразу к выводам, что она о нём думает, и эта способность экономить время снова указывала на её превосходство.
Однажды у одной барамуки состоялся спор с Умеющей Считать до Бесконечности.
– Сто поделить на сто будет один, а не пять, – заявила последняя.
– Дура! – сразу закричала барамука, и сделала страшную рожу, – хрен ты мои дольки отнимешь!
– Поясни мне свой ход мыслей поподробнее, а то я что-то взаимосвязь не улавливаю?
– Как маленькой, что ли? – самодовольно усмехнулась барамука, – Хорошо, слушай и внимай: дура ты потому, что несёшь бред, а бредовые твои заявления потому, что если таких, как ты слушать, так я вообще ни дольки не получу!
– И как же ты определила, что ничего не получишь, если будешь меня слушать?
– Да элементарно! – ответила барамука с апломбом, – Чего я получу-то, если все апельсины растоптаны будут? А ты же предлагаешь именно это?
– А из чего для тебя следует, что я предлагаю именно это?
– Ну как из чего? – с видом эксперта ответила барамука, – Ты же хочешь массовый мордобой?
– Чего-чего по-твоему я хочу?
– Ну ведь если взаимопонимания не может быть, то будет мордобой – это же ежу понятно! А ты говоришь вещи абсолютно непонятные, а значит, ты хочешь посеять в обществе взаимонепонимание!
– А что непонятного в моих словах?
– Ну ведь они же нелогичны!
– В чём нелогичность?
– Ну ты же говоришь, что зубристика учит неправильно! Это же бред, которого не может быть!
– А чем для тебя доказывается невозможность этого?
– Ну как чем? Это же просто немыслимо! Да ты любого спроси – он тебе скажет, что это немыслимо! Какие ещё доказательства нужны?
– То есть единственный довод – это то, что все не могут ошибаться?
– А ты думаешь, что мы все идиоты, а ты одна – умная? Это самый большой бред, какой я слышала!
– Ну тогда объясни, почему они не могут ошибаться, если умеют считать не лучше твоего, а ты считать не умеешь?
– Почему это я не умею? Я ещё как умею!
– Ну давай, посчитай до десяти!
– Раз – два – три – э-э-э-… да причём тут вообще счёт до десяти!?
– При том, что ты собиралась при помощи этого доказать, что все не могут ошибаться.
– Я не могу – другие могут!
– Ну зови тогда того, кто может – посмотрим, что твои другие могут.
Тут барамука свистнула в два пальца – появилась компания из других барамук.
– Она говорит, что Вы считать не умеете! – сказала барамука.
– Дура! – заорали остальные, – Отнять наши дольки у тебя не получится!
Тут поднялся такой галдёж, который никак не останавливался, и было не разобрать, кто что говорит, зато было видно рожи каждого, по которым сразу становилось понятно, кто и что имеет ввиду. Но поскольку общаться при помощи рож Умеющая Считать до Бесконечности не умела, ей засчитали неспособность что-либо отвечать по приведённым аргументам. Так благодаря барамучьей культуре общество Справедливости и Равенства в очередной раз отстояло своим демократические ценности.
Глава 17. Как общество научилось ездить
Однажды у одной разделюки случились с Верховной какие-то разногласия. Какие именно в деталях, точно не сообщалось, и единственное, что было известно – это то, что разделюка по поводу чего-то выступала против Верховной, а та предложила ей тридцать апельсинов за то, чтобы на ней поездить, и разделка согласилась, а после этого Верховная в дальнейших спорах стала говорить: «Я на тебе ездила!», и все остальные разделюки стали над своей коллегой посмеиваться. И больше её выступления на ту тему почему-то никто не стал всерьёз воспринимать. С той поры при выяснении отношений у высших возникло что-то вроде традиции сводить все разбирательства к оплате поездки на своём оппоненте. А фраза: «Я на тебе ездила!» вошла в обиход, и стала неотъемлемой составляющей демократического языка, употребляясь в разных ситуациях, где требовалось выяснить отношения.
Несмотря на то, что вознаграждения за поездки предлагались в высших кругах очень немалые, возить никто никого почему-то не спешил, и чем труднее этого было добиться от кого-то, тем большие предлагались оплаты.
Когда барамуки прознали, что за подвозы где-то дают хорошие суммы, они сразу заинтересовались делами высшего класса и пришли предлагать свои услуги. Однако ездить на них почему-то никто не захотел. Тогда барамуки стали снижать цены и предлагать в разы более дешёвые подвозы, но ездить на них всё равно не стали. Верховная упорно предлагала повозить себя какой-то разделюке за большую сумму, а та высокомерно мотала головой, наотрез отказываясь работать извозчиком. И чем больше она не соглашалась, тем настойчивее Верховная предлагала всё более высокую цену, чтобы поездить именно на ней. А чуть поодаль толпа барамук стояла в позе лошадок, и жестами заманивала запрыгнуть себе на спину.
Когда ни одной барамуке так и не довелось заработать, их кампания пошла восвояси, вспомнив старую тему, что высшие классы настолько зажрались апельсинами, в то время, как простые обезьяны голодают и кровью и потом достают каждую дольку. Слышны были недовольные возгласы, что давно не было революции, после чего вдруг к барамукам от высших был прислан специальный объяснятель, который объяснил им, что возить высших дело очень ответственное, и потому оно не может быть доверено кому попало. Потому, что если кто споткнётся и упадёт, то может уронить лицом в грязь своего пассажира, а для руководящего класса общества Справедливости и Равенства это недопустимо. Поэтому доверять такое дело можно только самым ответственным обезьянам, которыми являются представители высшего класса. А что касается простых обезьян, то если они хотят поработать извозчиками, то они могут возить друг друга, ибо демократический закон этого не запрещает.
Барамуки стали возить друг друга, но как оказалось, за это не получается заработать ничего, кроме корок, а когда они видели, как ответственные лица зарабатывают такие кучи апельсинов, которые им даже и не посчитать, у них аж слюнки текли от зависти. Ведь это же только подумать, как могло бы разбогатеть общество, если бы каждая барамука могла возить, сколько сил хватит, и за каждый подвоз получать хотя бы по три апельсинов! Да что там по три – даже получая и по одному, она могла бы поправить свои дела и жить в полном достатке. Но поскольку власти почему-то не спешили подумать о такой возможности обогащения для простых слоёв населения, эта занимавшая каждую барамучью голову мысль стала классической оранжевой барамучьей мечтой. И потому барамуки решили работать над собой, чтобы повысить свою квалификацию и получить статус ответственных извозчиков.
Работая над повышением квалификации, барамуки ездили друг на друге, тренируясь в ответственности извоза и способности не уронить достоинства пассажира. В процессе езды у них твёрдо вошла в обиход фраза «Я на этом ездил!», употребляясь во всевозможных смыслах, когда требовалось выразить негативное к чему-то отношение. При этом, употребляли эту фразу чаще всего те из них, кто ни на ком не ездили, а на ком все остальные только и ездили. Потому, что чем больше на них ездили, тем больше у них было эмоций, которые хотелось на чём-то выплеснуть, а поводов для излияния оных в демократическом обществе было более, чем достаточно.
Барамуки «ездили» на доводах оппонента, которые никак не хотелось принимать, на неспособности властей правильно поделить апельсины, на неспособности общественности избрать нормальную власть. «Ездили» на глупости Верховной, которая не понимает, что не стоит тратить много апельсинов за подвоз у какой-то разделюки, когда у барамуки можно получить ту же самую работу гораздо дешевле. И на её неспособности организовать нормальные условия заработка апельсинов на подвозах они тоже «ездили».
В процессе тренировок, в которых барамуки ездили друг на друге, они всё гадали, когда же их квалификация достигнет того уровня, что высшие классы захотят на них ездить. На эту тему они всегда выдвигали много разных версий, которыми делились между собой, и спорили, почему этого происходит.
Одни барамуки говорили, что всё дело в скорости перевозки, другие, что в отсутствии тряски, а третьи заявляли, что всё дело в знании всех маршрутов. Ещё некоторые говорили, что на вероятность подвоза влияет привлекательность самого возящего. А некоторые ещё заявляли, что возящий должен предугадывать желания пассажира и выполнять все манёвры без его указания. По поводу всех этих версий имелись свои сторонники, и свои противники, и впоследствии возникли даже клубы, которые занимались прокачиванием той или иной способности. Все достижения на этом поприще они показывали друг другу, делились опытом, хвалились, проводили соревнования, смеялись над недостаточным уровнем конкурентов в данных областях, и ждали, когда же власти примут решение о признании их готовыми и своим выбором разрешат их споры.
Когда барамуки спрашивали о своём вопросе разделюков, они всегда получали один и тот же ответ: они ещё не готовы. Не сумев дождаться реальных подвозов, некоторые барамуки стали сочинять, что возили разделюков, и даже Верховную, но, поскольку реально заработанных апельсинов показать никто из них не смог, верили им далеко не все. Тем не менее, это в несколько отвлекало, и разряжало атмосферу всеобщего недовольства. А в последствии даже появилось отдельное поприще в области рассказывания историй на тему того, что рассказывающий возил Верховную. И если говорящего слушали, раскрыв рот, значит, цель была достигнута, а если отвечали «Да ездили мы на всех твоих рассказах!», значит, хвастовство было неудачным.
– Вы зря тратите время, – сказала им однажды Умеющая Считать до Бесконечности, – Лучше бы поучились считать вместо этого!
– Отстань от нас! – ответили барамуки, – Уж кого-кого, а тебя мы станем слушать в последнюю очередь!
Считать до Бесконечности ушла, и сочинила анекдот: «Может ли барамука везти Верховную? – Может, если Верховная едет на разделюке, а разделюка на барамуке!». «Не смешно!» – комментировали серьёзные барамуки, знавшие, как тяжело выиграть барамучьи соревнования по подвозу, где со всех сторон тебе улюлюкают, отвлекают, и норовят подставить подножку, чтобы заставить плюхнуться лицом в грязь вместе со своим наездником.
Однажды одна Разбирающаяся в Подвозах Разделюка написала книгу: «Как разбогатеть на подвозе». На обложке книги была аннотация издателя, что в ней содержится исчерпывающая информация обо всех секретах, благодаря которым автору удалось подняться на вершину успеха бизнеса на апельсиновом подвозе. Это была та самая разделюка, с инцидента с которой и пошла вся тема езды.
В том, что автор знает секреты, которые простым барамукам неведомы, никто не сомневался, ибо все знали, что он прошёл путь от простой барамуки до разделюки, и сам смог добиться того, чего другим не удавалось.
Весь тираж книги был распродан мгновенно, несмотря на то, что автор назначил цену в дольках, а не корках, что было вне традиции товаров класса «для барамуков». Заработав-сэкономив-выхитрив-своровав, кто, как только мог, и залезши в кредиты по самые уши, каждая барамука нашла нужное количество кусочков, и отдала их, не задумываясь, за эту книгу, вложив все свои сбережения в знания.
Раскрыв книгу, барамуки прочитали историю восхождения автора от простой барамуки до должности разделюки с множеством интересных моментов, и интересными фактами плюхания в грязь в прямом и переносном смысле. А в конце книги было резюме, в котором была изложена вся суть обещанного секрета: «Главное – не способность возить быстро, аккуратно, комфортно, или тому подобные вещи, в которых все нынче пытаются соревноваться. Главное – соотношение тех подвозов, которые делаете вы, и тех, которые делают на вас. И если вы ездите на всех много, а на вас мало, то все хотят ездить на вас. А если же вы ни на ком не ездите, а все ездят на вас, то никому это не интересно, кроме тех, кому нечем платить за подвоз. Так что, если кто хочет много зарабатывать на подвозе, должен сам ездить на других, и тогда ему будет раскрыта дорога к подвозу не только разделюков, но, возможно, даже, и самой Верховной…».
Узнав секрет, барамуки стали обдумывать тему езды на других. Но поскольку платить за подвоз им было нечем, они решили попробовать повысить своё образование, чтобы получить должность разделюк. Но должности почему-то уже были заняты и новые разделюки обществу не требовались. Тогда они стали платить друг другу корки за подвозы, но корки быстро заканчивались, и скапливались у оппонентов, которые после этого за те же корки заставляли возить их самих. Тогда они стали говорить друг другу, чтобы их повозили за просто так, но оппоненты почему-то не соглашались, и требовали наоборот, чтобы за просто так повозили их. Тогда они стали кричать друг на друга, и применять прочие приёмы из барамучьего арсенала убеждения, но и это не возымело результата. И тогда они решили возить друг друга по очереди, и таким образом, перездили друг на друге по кругу.
Несмотря на то, что каждая барамука поездила на куче других барамук, ни одного предложения работы ни к одной из них от высших классов не поступило. Тогда барамуки пошли к автору книги и сказали:
– Ты нас обманула!
– Что значит – обманула? – спросила Разбирающаяся в Подвозах Разделюка.
– Мы последние тебе кусочки отдали, а ты настоящий секрет так и не раскрыла!
– Разве я не описала в конце книги основной секрет, которого вы все не знали?
– Тогда почему же мы его делаем, а у нас не получается???
– У вас не получается потому, что статистика поездок у вас не выходит в плюс. Вам надо больше ездить, меньше возить.
Барамуки ушли и стали ездить друг на друге дальше. Но предложений с апельсиновыми контрактами так и не поступало. Тогда одна из них заявила, что они ездят в неправильной последовательности, и они стали ездить друг на друге в обратном порядке. Но и это не принесло ожидаемых результатов. Тогда ещё одна барамука предложила другую последовательность, но и с ней получилось то же самое. Потом предложения были ещё и ещё, и несмотря на то, что все их не переставали пробовать, ни одно из них так и не смогло привнести существенных изменений. И тогда они снова пошли к автору книги, и сказали: