Роман Александрович Дудин
Арифметика демократии
Глава 11. Как в обществе завершилось обучение
После завершения продолженного обучения его можно было продолжить ещё дальше и поступить на курсы, где учили считать до ста. Называлось оно законченное обучение. На законченном обучении готовились по несколько иной программе, чем та, которая была на предыдущих. По этой программе им доводилось решать задачи по распределению долек на практике, то есть работать с реальным материалом, представляющим собой настоящие апельсиновые дольки! И все используемые в этом процессе дольки оставались у обучаемых (правда, при условии, что задачи будут решены правильно).
Задачу решали коллективно всей группой, и используемый материал по её условиям разделялся по между всеми участниками. Решение задачи заключалось в поиске варианта, по которому дольки следует разделить между ними. Критерием же правильности решения считалась приведение такого его обоснования, которому бы оппоненты не находили возражений. А поскольку всё оставленное у себя по окончанию можно было забирать, выгодно было обосновать такое мнение, согласно которому остаётся их как можно больше у себя.
Наука объяснять то, что требовалось объяснить, называлась объяснятикой. Объяснятика была третьей наукой, которую изучали процессе обучения, и она же была самой трудной, потому что не всем из тех, кто осиливал пониматику и даже зубристику, давалось научиться правильно объяснять. Более того, не все даже могли правильно объяснить, в чём заключается её суть.
Например, на вопрос, что такое объяснятика, барамуки отвечали так: «Ну вот, например, есть объяснятель. Он знает, как объяснять обучаемым пониматику и зубристику. Его этому учили. Он знает, кого надо отчислять с курсов, как неблагонадёжного, а кого рекомендовать на продолжение учёбы, как перспективного. Он может объяснить, почему это надо делать. Он может объяснить, почему в Закон не всегда сходится с реальностью, и почему это нормально, и почему так и должно быть. Он всё это знает и может объяснить, потому, что изучал объяснятику…». Разделюки же отвечали так: «Объяснятика – это когда на языке апельсинов кому-то объясняется, кто он и что он!». А Верховная ничего не отвечала, только лишь загадочно усмехались.
Самая же большая загадка объяснятики была в том, что никто не мог толком объяснить, где обучают этой науке. Если понимать учили на уроках пониматики, а зубрить заставляли на уроках зубристики, то как объяснять, никто не объяснял, а просто проводили уроки объяснятики, на которых уже требовались готовое умение. При том, где эти навыки можно получить тем, у кого их нет, объяснений ни от кого тоже не было.
Где проходят отдельные занятия по этому вопросу, и в какие часы нужно на них приходить, чтобы подтянуть свои знания по этому предмету – ни от кого нельзя было добиться конкретного ответа. И что самое загадочное, даже сдавшие экзамен по объяснятике никому по этому поводу ничего не объясняли.
Ситуация ещё более осложнялась тем, что многие просто боялись задавать такой вопрос, потому, что он их выставлял в глупом положении. «Вы пришли на высшие курсы обучения, и вы не знаете, где учат объяснятике?! – с грозным видом вопрошал объяснятель, – Да вам просто не место среди обучаемых членов общества!». А даже если не он, то многие сокурсники готовы были показывать пальцем на такого спрашивающего, и кричать: «Смотрите, он не знает, где учат объяснятике!», и все смеялись. Поэтому многие боялись спрашивать о таких вещах в открытую, и старались подходить к вопросу издалека, в духе «Да я просто так…уточнить… сам-то я всё знаю, конечно…я просто, подумал, если кто не знает…». На что получали ответ «Вот если кому-то неясно, то пусть сам и спрашивает!», и, изображая равнодушное согласие, уходили восвояси.
Однажды сдавшая экзамен по объяснятике по-пьяни всё же проговорилась по вопросу, где учат объяснятике. Ответ был неожиданным: «В прошлой жизни…». Поэтому, для многих так и оставалось необъяснимым, как кому-то удаётся оказаться наученным тому, чего они так и не освоили.
По завершению курса, на котором учат объяснятике, был экзамен, сдача которого давала диплом, дающий возможность устраиваться на работу на высшие должности. Суть экзамена состояла в проверке способности обучаемых применять на практике полученные знания. Экзамена этого очень боялись даже те, кто хорошо учил зубристику и пониматику, потому, результаты его оказывались совершенно разными даже для тех, кто давали практически одни и те же ответы. Поэтому обезьяны не знали, какие ответы давать, и давали иногда совершенно разные.
Например, на экзамене задавали вопрос:
– Представьте себя в роли Верховной в обществе из ста обезьян, где Вы одна умеете считать до ста, а остальные только до трёх. Предложите свой вариант правильного законопроекта.
Один раз экзаменуемая ответила, что каждому должно достаться по одному, и её спросили, сколько будет сто поделить на нуль. Она ответила сто, её просили проверить умножением деление, она помножала сто на нуль, получала нуль, перед ней развели руками, и сказали: «Вы не умеете считать, и не годитесь для должностей, имеющих отношение к делению апельсинов».
Иногда экзаменуемая отвечала, что каждому должно достаться по десять, двадцать, или даже пятьдесят, и тогда её спрашивали:
– А что скажут остальные? – спрашивали её.
– А всё равно, что они скажут. Я им покажу документ, который они сами подписали. – отвечала она.
– А уверены ли Вы, что они достаточно окажутся сознательными, чтобы не делать революцию? – спрашивали её тогда.
– Вообще-то нет…
– А что Вы будете делать, если они скажут: «Ничего не знаем, что мы там подписывали, но мы просто уверены, что нас обманули, и нам этого достаточно, чтобы отступить от договора!»?
– Не знаю, об этом я ещё не думала…
– А Вы подумайте, потому, что деление апельсинов – вещь очень ответственная, и, как ответственное лицо, Вы будете нести ответственность не только за целостность своих апельсинов, но и Ваших помощников. Если Вы не знаете ответы, почему общество должно рисковать и доверить эту ответственную миссию именно Вам? Так что, Вы поработайте над этими вопросами, и, как надумаете что-то, приходите на переэкзаменовку.
Чаще всего экзаменуемая отвечала, что при делении ста на сто каждому должно достаться по пять, тогда её просили обосновать, почему именно такой ответ она считает правильным. Если она называла только ту причину, что это похоже на существующий Закон, её спрашивали: «И только?», и если она говорила: «А разве этого мало?», ей задавали вопрос: «А сколько будет пять поделить на нуль?»
Иногда экзаменуемая отвечала, что сто апельсинов поделить на сто обезьян будет пять, потому, что это справедливо и поровну. Тогда разговор шёл дальше:
– А сколько апельсинов Вы возьмёте себе?
– Своему десятку пятьдесят, а себе сколько заслуживаю.
– А Вы можете сейчас посчитать, сколько достанется остальным, и объяснить ответ?
– Могу, но для этого надо привести тех, о ком идёт речь, потому, что в Обществе Справедливости и Равенства каждому должно достаться столько, сколько он заслуживает, и чтобы посчитать его конечную долю, нужно внести в расчёты эти величины.
– А что важнее в Обществе: Справедливость или Равенство?
– Справедливости не бывает без Равенства, но без любви к Справедливости никто не захочет и Равенства, поэтому Справедливость идёт первой, и прокладывает дорогу для Равенства.
– А чем измеряются заслуги обезьяны?
– Превосходством над другими, достигаемым работой над своим развитием, которое будет применяться во благо общества.
– А хорошо ли, когда одна обезьяна имеет превосходство над другими?
– Конечно, если это есть необходимое условие для поддержания порядка в обществе и защиты свобод его участников.
– А должна ли уметь считать больше, чем до трёх, основная масса членов общества?
– Я это не в праве за них решать – у нас свободное Общество.
– А если в Обществе есть ещё одна обезьяна, умеющая считать до ста?
– В интересах Общества мы должны объединиться, и как можно быстрее распределить роли в делении, и достичь в этом согласия.
– Ну, а если её концепция деления с Вашей не совпадает?
– Если концепции двух умеющих считать обезьян не совпадают, значит, одна или врёт, что умеет считать, или пытается всех обмануть. В любом случае, задача правой обезьяны использовать все имеющиеся в её расположении возможности для устранения угрозы демократии.
– А если она предлагает проект, где каждому всего по одному?
– Правовое Общество должно закладывать в свою программу как можно большей доли каждого участника, и мой долг сделать всё, чтобы помочь общественности осознать необходимость выбрать самую достойную программу.
– Тогда почему каждому бы не заложить по десять?
– Потому, что сто апельсинов, к сожалению, нельзя поделить так, чтобы каждому досталось по десять.
– И Вы можете это доказать?
– А что тут доказывать, когда это видно даже невооружённым глазом!
– А если кто-то утверждает, что и в делении по пять апельсинов невооружённым глазом тоже заметна неравномерность?
– Не всё, что кому-то кажется, является истиной. Настоящая истина должна быть доказана научным методом!
– И как же доказать научно, что сто поделить справедливо и поровну на сто будет пять?
– Неспособностью другой стороны задать вопросы, на которые у меня не было бы ответа.
– А вы можете задать такие вопросы, на которые бы не было бы ответа у того, кто предлагает каждому по десять?
– У него нет ответа на вопрос, что делать, если члены Общества скажут: «Ничего не знаем, что мы там подписывали…»
– А у вас есть ответ на аналогичный вопрос?
– Он не нужен, потому, что при правильном делении такая ситуация исключается.
– А за счёт чего она исключается?
– История общества подтверждает, что при грамотном делении обходится без беспорядков.
– И это Ваш единственный довод?
– Конечно, нет. Главный довод приводится на деле и проявляется он в удержании ситуации под контролем.
– Ну хорошо, а каких ответов на вопросы нет у того, кто предлагает каждому по одному?
– У него нет ответа на вопрос, что тогда достанется каждому, если даже при заложенных пяти каждому может достаться очень мало?
– И вы уверены, что у него нет ответа?
– Абсолютно: чтобы он не начал говорить, его никто не захочет слушать, а когда не слышно вопроса, то и отвечать не на что!
– А каковы, по-вашему, идеальные условия справедливого деления апельсинов в Обществе?
– Идеальные условия – это свобода членов демократического Общества, которое берёт на себя функцию распределить и предоставить им всё то, что им полагается по праву в соответствии с принципами Справедливости и Равенства.
Так, на языке высшей объяснятики экзаменующие спрашивали экзаменуемого, как он понял то, что от него требуется, а он, в свою очередь объяснял, что понял, и понял правильно, и что на его понятливость можно всецело рассчитывать. Проводить такую процедуру проверки могли только высшие объяснятели, в своё время прошедшие её тоже, и получившие эту ответственную миссию из рук самой Верховной. Прошедший экзамен мог, в случае свободной вакансии, получить должность высшего объяснятеля. А роль высшего объяснятеля была очень ответственной и почётной, потому, что именно из них выбирали приемника Верховной, когда её место освобождалось.
Тот, кто овладел высшей объяснятикой, мог объяснить, почему учебник зубристики написан именно так, как написан. И, как следовало из таких объяснений, только невежды могли думать, что система обучения тупая, и учебники у неё бессмысленно запутанные; умные же обезьяны понимали, что они написаны именно так, как нужно, чтобы в них лучше всего могли научиться разбираться именно те, кто должны разбираться во всём. И чтобы разобрались во всём самостоятельно, ибо только так они лучше всего могли научиться объясняться так, как нужно. Ибо знание – сила, а давать силу несознательным обезьянам опасно для общества.
Так Общество Справедливости и Равенства стало должным образом укомплектовано в высшей мере обученными и ответственными обезьянами. Получившие законченное обучение не ходили к Умеющей Считать и ничем перед ней не хвастались. Как они объяснили, это не нужно, ибо и так всем понятно, что они несравнимо умнее её. И только однажды, когда они случайно встретились и у случайно них возник спор, обученная обезьяна сказала:
– А у Вас, простите, какой уровень обучения?
– Уточните, о каком виде обучения Вы спрашиваете: о закладывающем реальные знания, или закладывающем антизнания под видом знаний? – переспросила Умеющая Считать до Бесконечности.
– Если Вы не можете внятно ответить на простой вопрос, какой у Вас обучения, то с Вами говорить не о чем! – ответила обученная обезьяна и пошла дальше по своим делам. Ибо спорить с Умеющей Считать до Бесконечности смысла не было, так как стоящий за законченным обучения порядок работал и без каких-либо выяснений.
Глава 12. Как в обществе установилось взаимопонимание
Однажды между тремя образованными барамуками состоялся очень серьёзный разговор. Речь шла, как всегда, о политике. Ибо политика – самая серьёзная тема в обществе, а образованные барамуки всегда разговаривают на серьёзные темы. Причём, признаком серьёзного разговора является то, что он происходит на кухне, и если политически активные барамуки там оказываются, то у них сразу начинается разговор о политике.
У каждой была своя точка зрения, ибо настоящая демократия предрасполагает к тому, чтобы у каждого было своё мнение. И вот столкновение точек зрения породило продуктивную дискуссию:
– У нас нет никакой демократии, потому, что я не получаю положенные мне пять апельсинов! – сказала первая барамука.
– Демократия-то у нас есть. Просто нет порядка! – поправила её вторая.
– Порядок есть. Не хватает справедливости и равенства! – высказала свою точку зрения третья.
– Ну так правильно, как они могут быть, если все вокруг такие несознательные? – снова взяла слово первая.
– Несознательные-то – это как раз вы! – Сказала вторая. – А я вот лично сознательная!
– И чего же в тебе такого сознательного? – спросила третья.
– Я же объяснила! – сказала вторая.
– Где ты объяснила? – спросила первая. – Мы ничего вразумительного не слышали!
Вторая начала объяснять:
– Вот вы пониматику учили, а толку – нуль! Всё равно ничего не понимаете. Общественный порядок – это обязанность следовать Закону. А по Закону у нас каждому полагается пять апельсинов. А раз мы их не имеем, значит, у нас ему не следуют. Когда порядку не следуют, это называется беззаконие и беспорядок! Это я вам и объясняла, когда сказала, что у нас нет порядка. А раз вы этого не поняли, потому, что вы – несознательные!
– Не-е-е, – возразила третья, – Не так! Закону-то у нас следуют, но следуют неправильно. Потому, что всё дело не в том, чтобы ему просто следовать, а в том, чтобы следовать правильно. А если неправильно, то порядок будет, а справедливости и равенства не будет. А чтобы были справедливость и равенство, нужно правильно делить апельсины. Поэтому порядок у нас есть, а справедливости и равенства нет! Вот что тебе самой надо уяснить!
– Ну так если ты такая умная, то объясни, как, по-твоему, правильно? – спросила вторая.
– Правильно – начинать делить с меня! – вставила первая.
– И почему же ты так уверена, что это решит все проблемы?
– Ну когда же вы мыслить-то научитесь логически? Сами посудите: с тех начинали делить – не получилось, с этих пробовали, тоже не получилось. С кого угодно пробовали – ничего не получалось. С меня только не пробовали. Значит, с меня и должно получиться. Какие вы все несознательные, что не желаете понимать этой простой истины!
– Да это ты не понимаешь, – вмешалась третья, – При настоящей справедливости всем должно поровну доставаться, независимо от того, с кого начинается деление. Поэтому вопрос надо решать не на уровне, с кого делить начинать, а на уровне, как избрать такую Верховную, которая всем раздаст по пять реальных апельсинов, а не обещанных!
– Ну тогда объясни, почему получается, что такую никак не удаётся избрать? – спросила первая.
– Ну вот как раз потому, что вы все несознательные и не можете выбрать именно такую! – ответила она.
– Ну тогда расскажи, как должны себя вести сознательные? – спросила вторая.
– Ну вы логически-то мыслить начните! Ту пробовали избрать Верховной – не получилось. Эту пробовали – то же самое. Кого угодно пробовали – не получалось! А кого не пробовали? Правильно – меня! Значит меня и надо избрать Верховной, и тогда я научусь считать до ста, и всем раздам по пять апельсинов! Это единственное решение, которое остаётся, и которое неправильным быть не может, потому, что все остальные мы уже пробовали! А если вы этого не понимаете, значит, вы несознательные!
– Все так говорят, а когда к власти приходят, ничего не получается – вставила своё слово первая. – И поэтому я тебе лично не верю.
– Тогда что же ты предлагаешь?
– Я не знаю… Надо идти к объяснятикам, и пусть они объяснят.
– Да объяснятики-то объяснят, только апельсинов что-то от этого не прибавится! – сказали вторая и третья.
– Ну а что же тогда делать?
– Я же объяснила, что делать! – сказала вторая.
– Где ты объяснила? Я ничего вразумительного не слышала! – спросила первая.
– Правильно, ничего от неё не было! – поддержала её третья. – Вразумительно объяснила я!
– А что ты объяснила?
– Я доказала, что вы – несознательные!
– И как же ты это доказала? Вот я своё доказала, а от тебя ничего вразумительного не было!
– Да элементарно: – разбила её доводы третья, – Если вы не понимаете, что меня надо избрать Верховной, значит, вы не хотите получить по пять апельсинов. А не хотеть этого могут только несознательные обезьяны!
– Нет, неправильность этого мы уже тебе объяснили! – сказала вторая, – Так что остаётся только мой вариант. А раз вы не понимаете, что не нужно никаких выборов, а нужно просто надо начинать делить апельсины с меня, значит, вы не хотите получить по пять апельсинов. А это как раз доказывает, что вы несознательные!
– Ты ничего не понимаешь! – сказала третья.
– Это вы ничего не понимаешь! – сказала вторая.
– Помолчи, и послушай, что тебе понимающая обезьяна объясняет!
– Помолчи ты сама!
– Заткнись!
– Сама заткнись!
– Заткнуться надо тебе, потому, что ты несёшь бред!
– Нет, бред несёшь ты, а потому заткнуться надо тебе, и послушать, что тебе умная говорит!
– Дура!
– Сама дура!
Поскольку образованные барамуки были обезьяны культурные, то разговаривать при помощи оскорблений они, конечно, не хотели. Но что было делать, если оппонент настолько выбешивает своей непонятливостью, что других слов просто не остаётся? Вот и приходилось по этому случаю объяснять ему, кто он есть, прямым текстом, раз не хотел по-другому. А когда объяснения прямым текстом тоже были испробованы, и тоже не достигли желаемого результата, дело было решено мордобоем, и тогда всем неожиданно сразу стало легче.
Мордобой оказался единственным способом доказать свою правоту оппоненту, который по другому понимать ничего не хотел. Мордобой оказался отличным способом выплеснуть всю озлобленность, накопленную неравенством и несправедливостью общества Справедливости и Равенства. Накопленных по причине нехватки в нём порядка, демократии, справедливости, равенства, и чёрт знает, чего ещё, а также молчания объяснятиков и всеобщей несознательности окружающих. Мордобой оказался очень эффектным способом почувствовать себя кем-то значимым, кого приходится слушать, и с кем начинают считаться, чего в обществе простым барамукам так не хватало. И, наконец, мордобой был способом просто выплеснуть всю энергию, которая не нашла применения в обучении по причине недостаточного прилежания и недостаточной требовательности системы образования. С тех пор у барамуков в последствии возникла традиция все споры заканчивать мордобоем, и они заканчивали споры им всегда, когда была возможность это сделать.
Самый главный же феномен мордобоя оказался в том, что, благодаря ему барамуки сделали для себя важнейшее открытие, навсегда перевернувшее взгляды многих о политике: споры словами можно вести до бесконечности, и ничего никому не доказать не получится. Потому, что ты будешь указывать до бесконечности противнику в его противоречия, а он будет до бесконечности указывать в твои, и никто никого ни в чём не убедит. И потому нужна сила, которая бы в нужный момент вмешивалась, и ставила бы в разговоре жирную точку. А поскольку в Законе демократического общества последнее слово за собой оставляет сила, которая принуждает к следованию установленному порядку, то он и играет роль как раз той силы, которая нужна, чтобы сохранить порядок. А, стало быть, без него не было ни порядка, а соответственно, ни справедливости, ни равенства, ни самой демократии.
Именно такой вывод и озвучил один из трёх участников дискуссии, который наблюдал за дракой двух других, и впервые за всю долгую её долгую историю они оба не нашлись, что возразить. В этот момент мимо проходила Умеющая Считать до Бесконечности. Она сказала:
– Ваш закон и есть первопричина всего вашего непонимания! – сказала она.
– Идиотка! – набросились на неё барамуки, – Такого бреда мы ещё не слышали!
Заявление Умеющей Считать до Бесконечности было для барамук самым бредовым из всего, что они слышали. В этом были согласны и те, кто требовали избрать их верховными, и те, кто требовали начинать делить апельсины с них, и те, кто вообще не знали, чего требовать. Так между барамуками установилось взаимопонимание.