Роман Александрович Дудин
Арифметика демократии
– Иди ты куда подальше! – закричали демонстранты, – пока не покажешь, что твои методы убеждения работают, мы тебя вообще слушать не хотим!
Умеющая Считать до Бесконечности попыталась что-то ответить, но была заглушена галдежом, после чего вся толпа демонстрантов отправилась спорить между собой о том, какую надпись написать в следующий раз.
Так в обществе Справедливости Равенства появилась традиция регулярно проводить демонстрации с выражением позиции участников, и это средство стало основным демократическим методом решения самых важных демократических вопросов для большинства участников общества. Потому, что, как было выяснено ими, это средство работает, а в демократическом обществе абсолютное большинство ошибаться не может.
Глава 7. Как обществе появилась оппозиция
Однажды, одна из уполномоченных разделять десяток заявила: «Сначала мне мои пятьдесят апельсинов на мой десяток, а потом, делите, как хотите!» Красноречиво изложив эту программу своему десятку, она быстро заручилась его полной поддержкой. Так же ещё с ней, в принципе, была согласна её коллега из соседнего десятка, но только с одной небольшой оговоркой: первые пятьдесят должны были достаться её десятку, а вторые уже, конечно же, десятку партнёра. Ещё к ним примкнула третья коллега, и тоже с небольшими уточнениями, но в целом, в рамках общей программы.
Поскольку лидеры были согласны в главном, но расходились в деталях, программа требовала уточнения по выведению консенсуса. В связи с чем было назначено специальное совещание, на котором решено было проработать все вопросы. Что же касалось простых умеющих считать только до трёх обезьян, то им вообще было всё равно, что и как должно быть в цифрах, а главное, чтобы им начали выдавать, наконец, полагающиеся по закону пять апельсинов. За это они готовы были оказать поддержку любому, кто им это пообещает.
На вопрос Умеющей Считать до Бесконечности, чем это отличается от предыдущих движений, ответ был прост и убедителен (по крайней мере, для абсолютного большинства):
– Раньше ничего не получалось, потому, что вопрос решали умеющие считать только до трёх обезьяны, а теперь за дело берутся умеющие считать до десяти. Такая сила теперь точно не может ошибаться!
После очень долгих и жарких дебатов по формированию единой позиции, наконец, была достигнута договорённость в рамках общей программы, сформулированная в девизе: «Когда начинают делить не с нас, это неправильно!». Так что сначала было решено добиться того, чтобы деление начиналось с участников движения, а потом уже утрясти всё остальное. С такого лозунга и началось новое движение, которое в последствии получило название «Оппозиция».
Сначала Оппозицию поддерживали только обезьяны из десятков его основателей. Но потом к ним стали присоединяться ещё и другие, и таким образом Оппозиция начала расти, пока наконец не переросла в самое настоящее большинство.
Умеющая Считать до Ста отнеслась к Оппозиции на удивление спокойно. Она сказала, что общество у них демократическое, а в свободном демократическом обществе всегда может быть Оппозиция, ибо каждый имеет право на своё мнение. Главное только, чтобы все было по Закону. И если оппозиционеры предоставят лучшую программу деления, чем есть, то её долг, как сознательного руководителя, предоставить им соответствующие полномочия.
Поскольку ни одно нормальное политическое движение просто так не движется, то лидеры Оппозиции стали собирать средства на борьбу. Средствами, естественно, были апельсиновые дольки, потому, что скидываться целыми апельсинами простые участники не могли, а умеющие считать до десяти должны были не скидываться, а работать. И в рамках работы они отправили своих помощников агитировать всех вступать в Оппозицию.
– Почему ты не хочешь скидываться на борьбу? – спросили её активисты от Оппозиции Умеющую Считать до Бесконечности, – Ты же всегда была против обмана? Вот мы собираемся с ним бороться, тогда почему же ты к нам не присоединяешься?
– Потому, что я никогда не имею дел с теми, кто не учится ни считать, ни жизни.
– Значит, пока мы не начнём учиться считать, ты нас не поддержишь?
– А какой смысл?
Активисты ушли, однако через некоторое время вернулись, и сказали:
– Хорошо, мы согласны включить твоё условие в общую программу действий – теперь у тебя остались ещё какие-то причины нас не поддерживать?
С этими словами активисты достали список своей программы и демонстративно стали записывать в него пункт «Научиться считать».
– Ну, получается, что никаких, вроде, – пожала плечами Умеющей Считать до Бесконечности, после чего ей пришлось внести своё пожертвование, чтобы не прослыть безответственной, но после этого она добавила:
– А теперь, коли вы уж внесли такой пункт, давайте приступим…
– Потом, потом, всему своё время – сначала пожертвования, иначе всё вообще встанет! – махнули рукой активисты, и побежали дальше собирать средства на борьбу.
Когда же пожертвования со всех желающих присоединиться к движению были собраны, активисты отнесли их к лидерам, а спустя некоторое время другие активисты были отправлены собирать по новому кругу. Когда очередь опять дошла до Умеющей Считать до Бесконечности, она спросила:
– Так что там у нас с пунктом обучения считать?
– Не знаем, – ответили активисты – А что за пункт такой?
– Ну мы же заключили с вашим движением соглашение. Где же ваша ответственность?
– Не знаем… – ответили новые активисты, – надо у начальства спрашивать – оно за всё отвечает.
– Ну так идите и спрашивайте.
– А может, сначала пожертвования, а потом мы на у них спросим?
– Нет уж, сначала ваши обязательства, а потом новые пожертвования.
– Ладно, – сказали активисты, – мы это обязательно решим, но позже, а сейчас нам очень важно собрать как можно больше средств!
С этими словами активисты побежали собирать дальше, а потом вдруг все участники Оппозиции пришли к Умеющей Считать до Бесконечности, и сказали:
– Вот они мы. Вот видишь – мы пришли выполнять свои обязательства. А ты нам не верила!
– Очень хорошо, – ободрилась Умеющая Считать до Бесконечности, – Давайте же приступим…
– Подожди! – закричали они, – сначала пожертвования!
– Ладно, – согласилась она, и внесла ещё одно пожертвование.
После чего Умеющая Считать до Бесконечности набрала в грудь воздуха, чтобы начать говорить. Тут одна из обезьян подняла вверх указательный палец и сказала: «Я на секунду – начинайте пока без меня» и куда-то отошла. За ней вторая сказала: «Я сейчас не могу, вы без меня послушайте, а потом обязательно расскажите, что было!», и тоже удалилась. За ней третья заявила «А я вспомнила: у меня срочные дела – я тоже не могу никак!». Вслед за ними последовало сразу ещё несколько, а потом вся остальная толпа, посмотрев на них, как по команде, сказала хором, что им тоже надо отойти по делу, и ринулась за ними следом.
У каждой обезьяны оказались какие-то срочные дела, которые никак не могли подождать ради такого дела, как обучение счёту. Причём дела были настолько важными, что, погрузившись в них, никто так и не смог вернуться, и лекцию читать оказалось не для кого. Однако это не означало, что борьба за правое дело на этом закончилась, ибо все те важные дела были не чем иным, как продолжением той самой борьбы, и невыполнение списка было всего лишь по одному пункту, касающегося условия Умеющей Считать до Бесконечности; все же остальные пункты были по-прежнему в деле и выполнялись согласно программе.
О продолжении борьбы явственно говорил тот факт, что через некоторое время вернулись новые активисты, и попросили новые пожертвования. На этот раз Умеющая Считать до Бесконечности горько усмехнулась:
– А что там с обучением счёту?
– Не знаем, – ответили активисты – А что за обучение такое?
– Ну вот когда будете знать, тогда и приходите.
– Не хочешь – не надо, и без тебя добьёмся правды! – ответили ей активисты и пошли дальше.
Когда было собрано всё, что можно было собрать со всех не жалеющих средств на борьбу, лидеры Оппозиции вместе со всем электоратом и пошли предстали перед Умеющей Считать до Ста.
– Давай вноси поправки в Закон! – потребовали они.
– Какие именно поправки надо внести? – спросила та с очень серьёзным выражением лица.
– Поправки, что начинать делить надо с нас!
– А с кого конкретно из вас надо начинать?
– Ну это мы потом разберёмся, а сейчас давай вноси это!
– Нет, извините, пока вы этого не уточните, я ничего вносить не буду! Я присягала соблюдать Закон, а Закон защищает права участников Общества, которые окажутся под угрозой, если не будет чёткого порядка действий! Поэтому сначала все уточнения, а потом поправки!
Оппозиционеры стали предлагать различные законопроекты, где каждый предлагающий хотел начинать делить с себя. Однако каждая программа встречала возражение среди соратников:
– Предлагаемый вами закон незаконный, потому, что, начиная делить с вас, мы недополучим апельсинов! Так что ваш законопроект ничем не лучше того, что действует сейчас. Поэтому начинать делить не с вас, а с нас!
Но в ответ на это сразу же звучало:
– А если начинать делить с вас, то апельсинов недополучим мы. А раз мы недополучим, значит, ваш закон незаконный. А раз ваш закон незаконный, значит, законный – наш!
Поскольку задачу никак не удавалось решить, дебаты продолжались. А поскольку задача была очень ответственная, разбирательства решили продолжать до тех пор, пока не выяснят всё до конца. Но поскольку нескончаемое выяснение становилось для многих неинтересным, дальнейший поток поступающих пожертвований оказался под угрозой иссечения. А поскольку, как известно, без финансирования никакая демократическая борьба вестись не может, то, чтобы спасти дело, для решения проблемы приходилось работать в усиленном режиме.
В усиленном режиме, для ускорения решения вопроса приводимые доводы приходилось подкреплять словами, которые должны были помочь оппонентам быстрее соображать. Слова подбирались самые веские и крепкие, которыми можно было только наградить оппонентов, своей неграмотностью и заботой о сиюминутной политической выгоде саботирующих борьбу за правое дело. И поскольку такой формат дискуссии оказался для слуха простых участников Общества гораздо привычнее (а самое главное, гораздо понятнее), интерес к мероприятию снова стал возрастать.
Чем креативнее лидеры Оппозиции награждали друг друга эпитетами, тем больше интереса к действию проявляли остальные участники. Однако, как бы не был велик и могуч демократический язык, все выразительные слова рано или поздно оказались использованы во всех комбинациях, и через некоторое время и этот режим разбирательства стал простым обезьянам наскучивать.
Спасение дела требовало ещё более решительных действий, и лидеры Оппозиции нашли новые методы. Таковыми оказались физические меры воздействия на оппонентов, которые пошли в ход после того, как все словесные аргументы закончились. И чем эффективнее лейбористы отвешивали друг другу оплеухи, тем больший поток пожертвований шёл на мероприятие.
Лицезрящие действие сопереживали процессу всей душой и украшали его своими комментариями.
– Давай, давай! – кричали они, – так её! Ещё, А-а-атлично! От-так ей, от-так! Пинка ей теперь, правильно, а теперь мордой ей в грязь. От-так, пусть покушает!
В этот момент мимо проходила Умеющая Считать до Бесконечности.
– Вот видишь, а ты жалела потраченных корок! – сказали ей радостные обезьяны.
– Вы, кажется, что-то собирались уточнять Умеющей Считать до Ста, – заметила она.
– Да, кстати, – вспомнили они, и повернувшись к дерущимся, проорали – Не забудьте ещё и про уточнения для Умеющей Считать до Ста!
Лейбористы встали, отряхнулись, и, поправив галстуки, вернулись к дебатам. Диалог очень быстро перешёл на повышенные тона, а затем и в ругань. Когда же ругань сменилась на драку, зазвучали комментарии «Давай, давай!».
Так Оппозиция сумела получить оглушительный успех вопреки всем пессимистичным прогнозам Умеющей Считать до Бесконечности, и стала неотъемлемой частью демократической культуры общества. Успех мероприятия был столь сильным, что к нему стали возвращаться снова и снова, отдохнувши и собравшись с силами для новой борьбы. В таком режиме разбирательства продолжаются до сих пор, периодически затихая и снова разгораясь, в меру того, насколько серьёзно идёт финансирование. Ибо без нормального финансирования ни одна серьёзная борьба в политике не возможна, а возможны только кухонные разбирательства простых обезьян, не умеющих считать далее, чем до трёх, которые всё же готовы бесплатно на одном лишь чистом энтузиазме друг другу доказывать, что оппонентам надо перестать поддерживать своего лидера и начать поддерживать ихнего. И в таком режиме преданные своему делу обезьяны продолжают разбирать, чей законопроект незаконный.
Глава 8. Как в обществе формировался демократический язык
По мере того, как в обществе окончательно устоялось разделение на классы, имеющее разное отношение к распределению апельсинов, в нём как-то сами собой появились слова, эти классы обозначающие. Умеющие считать до трёх обезьяны назывались барамуками, до тридцати – разделюками, а Умеющая Считать до Ста называлась просто: Верховная.
Верховная получила своё название потому, что придумала его сама, и спорить с ней по этому вопросу никто почему-то не стал. Что касается разделюков, то такое название придумали они себе не сами, а были названы так Верховной за то, что, как она сказала, разделяют с ней ответственность за делёж апельсинов, а с барамуками беззаботность жизни простых участников Общества. Впрочем, барамуки значение этого слова поняли по-своему: разделюки те потому, что разделяют между ними апельсины, чтобы было для них гораздо важнее, чем разделение каких-то тягот. Что касается барамуков, то так их назвали и разделюки и Верховная сразу, причём совершенно не сговариваясь между собой, и в унисон стали их так называть, никак не объясняя, почему они решили использовать именно это слово.
Единственная, кто попыталась дать объяснение названию «барамуки», была Умеющая Считать до Бесконечности, которая барамукам объяснила так:
– Барамуки вы потому, что весь ваш язык – это сначала «бе», а потом «му»!
На лицах барамуков возникла знакомая гримаса, с которой они обычно говорили «бе-бе-бе!», но тут же почему-то исчезла, и на смену ей стали проступать черты другой, с которой они говорили «му…», но и этого звука не последовало, а возникла небольшая заминка, по завершению которой был дан ответ обычными словами:
– …не ты это слово придумала, и не тебе его и трактовать! – выпалили барамуки раздражённым тоном и в тот день больше с ней не разговаривали.
С тех пор обиженные на Умеющую Считать до Бесконечности барамуки стали называть её «умеющей считать» не иначе, как в кавычках, подразумевая противоположный смысл, а сама она себя называть своим именем в прежнем смысле. Так в обществе Справедливости и Равенства возникли новые слова, которые легли в основу его демократического языка.
Поскольку в жизни общества у каждого класса обрисовался свой круг интересов, у каждой обезьяны в связи с этим появилась потребность иметь общение в кругу себе подобных. В этом общении предпочтение отдавалось только тем вопросам, которые волновали данный класс, и взаимопонимание было важно иметь в первую очередь с себе подобными.
Основной темой круга барамуков было обсуждение проблем, в результате которых они недополучали то, что им полагалось по Закону. У разделюков же, помимо аналогичной проблемы, была ещё и другая: как обсуждать те вещи, о которых барамукам лучше было не знать. Какие-то проблемы, предположительно, были и у Верховной, если бы ей было с кем общаться, но поскольку единственным представителем своего класса была она сама, общаться по определённым вопросам ей было не с кем, и о своих проблемах она никому не говорила. Так сформировались отдельные языки, на каждом из которых каждый контингент общался сам с собой.
Каждый язык отличался обозначением тех вещей, которые соответствующему ему классу было необходимо знать. В каждом появились свои названия приёмов, которые данный контингент использует в борьбе за свои демократические права. Свои названия ситуаций, которые у них при этом возникают, свои слова, понятно для своего круга выражающие отношение к вещам, присущие им в связи с их взглядами на жизнь, а также свои понятия, определяющие, кто есть кто в рамках их понимания дела.
Языки соотносились между собой по принципу обратной совместимости: т.е., язык среднего контингента более низшему контингенту абсолютно непонятен, а высшему, в принципе, понятен, но неудобен, т.к. им высший контингент почти никогда не пользовался. Например, в языке разделюков было слово «забарамукать», которое произносилось всегда таким пренебрежительным тоном, что видимо, подразумевало какое-то презрение в отношении связанного с этим словом класса. Барамукам же это было абсолютно непонятно, и они не знали, что оно конкретно означает. И они бы не обращали на это особого внимания (т.к. в демократическом обществе все имели обыкновение не интересоваться тем, что им непонятно), но их напрягал пренебрежительный тон, с которым оно произносилось. И они чувствовали в этом что-то неладное, но что именно, объяснить не могли, и они бы хотели объяснить это случайностью, и забыть бы про это, как неинтересную мелочь, но это слово регулярно повторялось именно таким тоном, постоянно напоминая о том, что это закономерность.
Барамуки знали слово «барамука», но не видели в этом ничего предосудительного, и потому им было непонятно, почему они должны стыдиться того, что они барамуки. Наоборот, им даже нравилось, когда их называли барамуками, потому, что это говорило о том, что они полноправные члены демократического Общества.
«Назови меня барамукой!» – говорили участники правового общества с гордостью, а потому им был абсолютно непонятен тон, смысл которого был полной этому противоположностью. Но самое интересное, что примерно таким же тоном Умеющая Считать до Бесконечности говорила иногда фразу со словами «заразделюкать» непременно в присутствии разделюков, и последние демонстрировали в отношении этого примерно такое же непонимание.
Какие были слова у Верховной, неизвестно, т.к., если она их и произносила, то только мысленно, а мысли свои в слух никому не высказывала.
Односторонняя совместимость языков иногда влекла за собой проблемы взаимопонимания при общении между классами. Например, когда какая-то разделюка говорила барамуке: «Да кто ты такая?!», то ожидала услышать в ответ смиренное «Никто…Затыкаюсь и исчезаю!», а вместо этого было гордое «Я – барамука! Я полноправный член свободного правового Общества! А ты всего лишь уполномоченное соблюдать мои права лицо! А если ты думаешь, что твои злоупотребления сойдут тебе с рук, то ты ошибаешься!», и далее её несло: «…да ты всего лишь жалкий паразит, который не понимает, что его произвол всего лишь до поры – до времени терпят! Да, когда надо будет, мы тебя на место живо поставим! Потому, что у нас перед Законом все равны!», и так далее в лучших традициях демократической речи, шло барамучье качание прав.
Аналогичная проблема наблюдалась иногда и у разделюк с Верховной. И тогда представителю более высшего класса ничего не оставалось, кроме как заканчивать разговор, и потом уже на языке апельсинов объяснять оппоненту, кто он такой, и какие у него права.
Поскольку разница между самыми высшими и низшими была столь велика, что взаимонепонимание было практически неизбежным, разделюки обычно сидели достаточно высоко и далеко над барамуками, чтобы тем было удобно до них докричаться. Аналогичную позицию выдерживала и Верховная в отношении разделюк. И благодаря именно этому прямые диалоги между ними были просто невозможны, а утверждения высших передавались до низших по цепочке вниз, а низших до высших точно так же вверх (при условии, что высший найдёт время слушать низшего и сочтёт это достойным передачи). Если же Верховной важно было что-то сказать сразу всем, она могла непосредственно сама спуститься к ним и во всеуслышание это объявить, а все вопросы по поводу её высказывания ей уже передавать нужно было по установленной цепочке.
Если кому-то было что-то непонятно, то на языке апельсинов ему всё самым доходчивым образом задним числом потом автоматически разжёвывалось. И потому нижестоящим оставалось говорить с высшими лишь в режиме монолога, довольствуясь разговорами между собой о том, что они думают по поводу неспособности высших правильно поделить апельсины. И когда все придумывали свои языки, Верховная придумала свой. Но поскольку других представителей её класса в Обществе не было, она придумала язык для общения с другим классами, причём сразу со всеми. А потому язык её был для всех понятен и интересен. Особенность же его было то, что своих слов в нём не было, а сказать для всех она могла на нём всё, что ей надо сказать, но при этом услышать каждый мог лишь то, что ему предназначалось услышать. А дело было так.
Однажды одна очень оппозиционно настроенная разделюка сказала во всеуслышание:
– Я не знаю, что у вас там в целом получается, но по Закону нам каждому полагается по пять апельсинов и точка. Так что давайте нам на мой десяток десять раз по пять реальных апельсинов!
Верховная же во всеуслышание ответила:
– Вот видите, она не знает, а лезет спорить. А меж тем все знают, что чем больше достанется одним, тем меньше достанется другим. И разве кто-то видит, чтобы одному десятку доставалось больше, чем другому? А если нет, то тогда почему мы должны урезать одних, чтобы добавить другим?
И тогда другая разделюка толкнула её под руку и сказала ей в полголоса:
– Да кто ты такая, чтобы отхапать больше, чем тебе хватает твоего ума? Сиди и довольствуйся тем, что имеешь, пока и это не отняли!
Барамуки же загалдели:
– Смотрите, вот явный пример того, когда кто-то пошёл против нашего справедливого Закона, и пытается всех обделить! Правильно, что ей не позволяют нарушать наш Закон! И хорошо, что у нас есть Верховная, которая ставит выскочку на место!
Таким образом, язык Верховной стал языком всего Общества, а её голос – его голосом. И на этом языке всегда в открытую звучали самые мудрые мысли его лидеров, ибо правовое Общество было демократическим, а властям демократического общества скрывать от народа было нечего. Так язык, на котором звучали самые важные мысли общества Справедливости и Равенства, стал полноценным демократическим языком.