Роберт Андреевич Оболенский
Atom Dust: Что ждет нас на следующий день?
– Давил?
– Ничего такого, всё в рамках регламента. – Коган облизнул губы и перевёл дыхание. – В любом случае это был вопрос времени. Одни уходили тихо, другие со скандалом, – пустил дым носом, челюсть сжалась, проступили желваки, – потом наступало затишье, но рано или поздно появлялся новый. Подсадных было много, но я их всех ублюдков изловил, – Коган помедлил. – Хотя были и чистенькие. Но они были из не менее худшей породы, ломались слабаки, – посмотрел на Грейсона так, что даже слепой почувствовал бы тяжесть взгляда. – Даже и не знаю, что хуже? Слабак или стукач. В любом случае, такие в команде мне были не нужны, и гнал я их как бродячих псов, – замер на мгновение и тут же добавил: – Знаешь, жизнь она ведь не для мертвецов.
– Что-то я не уловил, мертвецы – это чисто аллегорически?
– И да, и нет. По моему мнению, человек начинает по-настоящему жить лишь тогда, когда перестает искать помощи у окружающих. Знаешь, начинает сам решать задачи, берёт на себя ответственность, борется. И хрен его что сломит. В особенности свойский парень в лице босса. Есть только трудяги и прочие. А все прочие – это ходячие мертвецы, с вечно страдающим видом и конечной остановкой на кладбище.
– Ясно, – вздохнул Грейсон и кашлянул в кулак, пытаясь скрыть то самое душевное волнение, природу которого понять не мог. – Так, а с поляком-то что?
– Ах да. Он был из крепких: явился ко мне в кабинет и высказал всё в лицо. А я сорвался.
– Значит, Джимом мне лучше вас не называть, сэр? – улыбнулся парень.
– Тебе виднее, – мрачно ответил Коган и щелчком сбил с сигареты пепел.
Повисла неловкая пауза, Коган прикурил третью, Грейсон поднялся.
– Вот знаете… Думаю, мой отец с вами бы согласился. Я о мертвецах и всём таком подобном.
– Но, не ты?
– Нет, не я.
– Ну, думаю, с возрастом ты меня поймешь.
– Посмотрим, – уперев руки в бока, Алан невольно задрал подбородок.
– А кем работает твой старик?
– Он бригадир в строительной компании, – спрятал руки в карманы и поджал губу. – Сегодня поехал на объект – реконструкция аэропорта Кеннеди.
– Соболезную.
– Надеюсь, нет.
– Не хочу тебя расстраивать, но это стратегический объект: по ним бьют в первую очередь.
– Знаю, но не хочется верить в то, что я больше его никогда не увижу.
Коган поднялся, хлопнул парня по плечу.
– Слезами трудности не смоешь и не наполнишь животы. Собирайся с силами и пойдем, – сказал он голосом не терпящим возражения.
Грейсон хотел ответить, но внутри что-то вновь пробудилось. Словно некая сила, что, поднимаясь от живота, сковывает грудь и мёртвой хваткой хватает за горло так, что ты не можешь дышать, говорить и думаешь лишь о том, как бы ни подать виду.
Джим окинул его пристальным взглядом и тут же подумал: «На кой чёрт я вообще начал этот разговор? Все эти откровения и твоя наигранная бравада…» – вновь посмотрел на Грейсона.
Лицо парня побледнело, плечи поникли. Казалось, отчаяние в мгновение ока проникло в него и окутало волю паутиной сомнений. И главное – это не на шутку напугало и самого Джима. И не из-за вопросов морали, нет, он на собственной шкуре почувствовал, как отчаяние перекидывается на него, как пожар на соседний дом, и словно паразит тянет из него силы и душит волю.
Коган бросил взгляд на стену, лестницу и вновь – на парня. В ту же секунду его осенило. Было бы проще оставить обузу и побежать со всех ног прочь, но, вопреки слабости, что-то держало его на месте стальными щипцами. Казалось, в его глазах парень олицетворял ту самую грань, последнюю надежду на его собственную человечность. Оставь он Грейсона тут, и это деяние будет нагонять его каждую ночь, преображаясь в кошмары и материализуясь к утру в мокрые от волнений простыни.
Силой вырвав себя из оцепенения, Коган не без труда жадно вздохнул и, облизнув губы, посмотрел на часы.
11:29 АМ
«Надо что-то с этим решать, Джимми», – пронеслось у него в голове, а вслух он сказал:
– Алан, надо идти, – ответа не последовало, и он вновь обратился к парню: – Всё, держи зажигалку и сворачиваемся.
В ответ – молчание, но стоило Джиму сделать шаг в его сторону, как тот отозвался:
– Оставьте её себе и идите первым, а я догоню.
– Уверен?
– Да, так лучше будет.
Грейсон шагнул вперед и, развернувшись на пятачке меж этажами, устало припал плечом к стене. Посмотрел в сторону застывшего на месте Когана, вжался в стену и махнул рукой в сторону вниз уходящей лестницы.
– Вы же знаете, что я прав. Идите.
– Согласен, – ответил Джим.
Взгляд метнулся от лица парня к полу и вдруг застыл посередине. «Ты всегда знал, что делать, и сейчас знаешь, – Джим облизнул губы, начал обходить парня, а поравнявшись, замедлился и тихим голосом прошептал:
– У меня к тебе просьба, Инди.
– Что? – поднял на него удивленный взгляд Грейсон, и в тот же миг Джим ткнул ему в шею окурком.
От неожиданности, Алан взвился столпом и размашисто вскинул руки. Не теряя момента, Джим отвесил ему пощечину левой, да такую, что у самого в ушах зазвенело. Грейсона отбросило к поручням и, отскочив от них словно теннисный мячик, он тут же сжав кулаки, ударил. Джим нырнул под зеркальный ответ, пробил в область печени левой. А ухватив парня за отворот пиджака, дернул на себя и ушел ему за спину, как в лучшие свои годы. Оказавшись позади, оттеснил парня к стене, толкнул в спину и разорвал дистанцию, отскочив в сторону спуска, когда Грейсон развернулся с ударом, сделал шаг, другой – выцелил оппонента и… скривившись от боли в боку, припал на колено, тщетно глотая ртом воздух.
– Ну что, пришел в себя, доктор Джонс?! Или мне сбегать до ближайшего магазина и прикупить тебе шляпу для пущей уверенности? – с налетом отдышки, гаркнул Джим и тут же подумал: «Догнал бы ты меня, как же».
– Ты совсем охренел, гандон старый? – лицо парня побагровело от прильнувшей крови.
– Вот такой настрой мне по нраву, – зло пробасил Коган, – а то, я вас догоню, брось меня.
Алан ничего не ответил, оперся рукой об пол, отдышался.
– Помоги подняться, – обратился он, не поднимая головы.
– Уверен? – осведомился Джим, словно ничего и не было.
– Ага, как никогда в жизни, – откашливаясь, ответил Грейсон.
– Точно? А то я тут уже как-то обжился, не хочется покидать этот памятник человеческому эго.
– Ну и сволочь же ты, – Алан сплюнул на пол, помедлил. – Может потому у вас всё через задницу в жизни? Урод.
Коган не ответил, лишь достал из потайного кармана маленький футляр, что-то вытряс и вложил в руку Грейсона.
– Что это? – кашлянув, процедил парень.
– Радэкс.
– Что!?
– Леденцы мать твою, – переступил с ноги на ногу Коган, вздёрнул подбородок и тяжело дыша, сказал, – Это от радиации, помогут выжить. – Не дожидаясь парня, он проглотил свою порцию и протянул зажигалку. – Пусть у тебя лучше побудет.
– Спасибо, – сдерживая эмоции, ответил Алан, – кто первый пойдет?
– Давай ты, а я подстрахую, – ответил Джим и, пытаясь скрыть дрожь в теле, вновь переступил с ноги на ногу. Его потряхивало от переизбытка адреналина. Глубоко вздохнув, он с силой сжал зубы, а мир пред глазами пульсировал, да чуть рябил: «Вот только панической атаки мне не хватало, – пронеслось в голове, – дыши, дружище, хоть один из вас должен себя в руках держать. Держись, Джимми».
"Колыбель для кошки"
Проглотив таблетки, Грейсон сориентировался в пространстве и, опираясь на поручень, неуверенно пошел вниз по лестнице. Коган проводил его взглядом, дал фору в пол пролёта и, стоило ему пуститься следом, как ворохом накатили воспоминания.
Он вспомнил тот день, когда будущее казалось безбрежным, почти идеальным. Он был с семьей, компания «Гипперион» еще принадлежала ему, и он открывал филиал дочерней компании в Лондоне. Событие было приурочено к выходу нового продукта, тем самым таблеткам «Радекс» от новоиспечённой компании «Фарма Рад».
Солнце, Темза – рядом Мардж, дочка и сын. Джим вспомнил, как они выбирали с женой имена. Мардж задала ему условие: «Не более трех букв на имя!» Он долго не думал, ответил: «Сын будет Тим, – и тут же уточнил, – ну, как тот маленький паренёк из романа Майкла Крайтона». Мардж этот вариант устроил, хоть «Парк Юрского периода» она только смотрела, да и то с его подачки. С девочкой вышло также, Джим предложил любимую актрису – Ким Бессинджер, Мардж не сразу одобрила, только после просмотра «Бэтмена» 1989 года.
В тот день, Тим и Ким путались вокруг, мешали работать съёмочной группе, а гордый собой Джим вместе с Мардж общались с режиссёром, что снимал рекламу для таблеток. Все съемки им были неинтересны, лишь готовый монтаж, да не обличенные в визуал драфты. Они стояли с женой в обнимку, режиссер держал планшет с материалом, а с экрана на них смотрел добродушный старичок в белом халате.
Представившись мистером Дживсом, старик увлеченно рассказывал, а помогал ему мультяшный герой мистер Рад:
«Таблетки от радиации от компании «Фарма Рад» в своем составе содержат незначительный процент тех веществ, что оседают в организме человека в зоне радиоактивного заражения. – важно заявлял мистер Дживс, – Но в наших силах их вокруг пальца провести, – старичок указывает на экран позади, а из-за его спины мигом выпрыгивает веселый помощник в виде анимированной радиоактивной частички, – Поможешь мне, мистер Рад?
И стоит ему это сказать, как светящийся от счастья мистер Рад, хлопает в мультяшные ладоши и они оказываются в стерильной лаборатории. Старик подходит к цифровой проекции с изотопами, говоря: «Они все разные, но излучают все одно: альфа, бета, гама. Все эти виды излучения нас окружают так или иначе, но когда их много, это на пользу человеку не идет. Но мы мой друг их проведем. И вот в чем будет наш секрет!»
Над горизонтом вспыхивает взрыв, кадры ядерного гриба сменяются горящей АЭС, по экрану бежит похожая на снег рябь, мистер Рад комментирует:
«В процессе ядерных испытаний или техногенных катастроф выделяются радиоактивные частицы, которые наш организм воспринимает ложным образом и при попадании в него, направляет по месту назначения».
А старичок в халате уточняет:
«Стронций 90 воспринимается организмом человека, как кальций и откладывается в костях и костном мозге, что в последующем вызывает рак крови. А вот Йод 131 не менее коварен: попадая в организм, оседает преимущественно в щитовидной железе. И это лишь малая толика опасных для нас изотопов, – важно поднимая палец, говорит старина Дживс, – Верно, мистер Рад?»
В ответ мультяшный герой хлопая глазами, восклицает:
«Все так увлекательно, но очень сложно!»
«Вот именно, – с задором в голосе подтверждает старичок Дживс, кивая, а улыбнувшись, щелкает пальцами, говоря, – Оттого мы и изобрели леденцы Радекс. Что бы все стало просто, как…» – по экрану расползаются помехи, картинка искажается. И…
Кадр резко сменяется: счастливая семья, в окне их дома виден столп дыма. Следуя примеру родителей, дети проглатывают таблетки и улыбаются во все тридцать два. Играет бодрящий мотив, и все, словно по команде, вытягивают руки и поднимают большой палец вверх. А за кадром, диктор проговаривает всплывающий слоган:
«Все просто:
Приобретайте Радэкс и забудьте об опасностях внешней среды».
– Как вам материал? – спрашивает Когана режиссер.
– Могло быть и хуже, – отвечает он, оборачивается на крик бегущего к нему сына и…
Грейсон промахивается мимо ступени, хватается за поручень. Резкий скрип возвращает Коган из мира грез, он смотрит, как парень не без труда поднимается и вновь продолжает спуск. Все это напоминает ему былые дни, когда он был слишком строг. Грейсон петляет в потоке ступеней, Джим чуть на отдалении – идёт следом на ватных ногах, тяжело дышит и вспоминает, как в тот день на Темзе они были счастливы с Мардж. Как Тим перепугал всех, когда, пробегая, задел камеру за четверть миллиона, как малышка Ким жалась к бедру и, шепелявя, говорила: «Я тебя люблю, пап». И как он чуть не высек ремнем сына на глазах у всех за то, что он чуть не разбил дорогую камеру.
«Какой же ты мудак, Джимми», – мысленно вторил Коган и всё смотрел в след Грейсону, нет-нет, да узнавая в этом молодом пареньке характер своего сына. Но вот только теперь он не повторит былых ошибок, нет, он не перегнёт палку.
Так они и шли – молча. Джим сдерживал себя, стараясь не помогать. Лишь изредка предупреждал, когда что-то оказывалось на пути. Он понимал, что через какое-то время Алан остынет, поймет и будет ему благодарен. «Сейчас что-либо говорить бесполезно, – повторял он себе с завидной периодичностью. – Особенно извиняться за содеянное – это лишь подхлестнёт его к бунту и вернёт к самобичеванию».
11:38 АМ
Минула последняя ступень, обогнав парня, Коган приоткрыл дверь в холл и вышел первым. Секретаря за стойкой не наблюдалось, как и охранника. Окинув пустой зал взглядом, с опаской посмотрел на висящую под потолком люстру, ухватил Грейсона под локоть, притянул ближе и тихо сказал:
– Дуй за стойку.
– За какую еще стойку? У меня всё в одно сплошное пятно сливается.
– Чёрт, – взяв Алана под руку, отвёл к ресепшену. – Стой тут и жди, – скомандовал Джим и тут же исчез.
«Куда он пошел?» – успел подумать Грейсон, как из-за угла громыхнули удары и послышался звон осыпающегося на пол стекла.
– Чем ты там занимаешься?
– Исполняю обещанное!
Удар и еще один…
«Похоже, это надолго», – Алан обогнул стойку, нащупал кресло и уселся в него. Вытянув ноги, помассировал забитые мышцы. Бросил взгляд на вестибюль, попытался разглядеть хоть что-то, но всё мерцало и плыло.
– Смотрю, ты уже устроился? – Коган появился так же незаметно, как и ушел.
– Можно и так сказать. Как ваша затея?
– Отлично, вот держи, тут пара банок содовой и батончики "Кикерс"[9]. Парочку лучше сейчас съешь.
[9] Кикерс – шоколадные батончики с переизбытком арахиса, нуги и синтетического суфле. А пока вы думаете над пользой этого продукта, съешьте один, и голод не посмеет вернуться.
– А других нет? – и тут же уточнил: – У меня на арахис аллергия.
– Ну-у, – протянул Джим и, скривившись, ответил: – Есть "Блю Милк"[10], будешь?
[10] Блю Милк – зашкаливающее количество сахара и полная таблица периодических элементов в составе. Как и «Кикерс», этот бренд в широком ассортименте представлен в сети гипермаркетов «Алл Эраунд». Производятся шоколадки транснациональной компанией «БРИДЛ», известной всем по логотипу птички, что высиживает яйца в гнезде.
– О, так это мои любимые.
– Ладно, бери, – откусывая ненавистный «Кикерс», отмахнулся Джим. – Пока ломал автомат, я тут прикинул…
– У-гу?
– Ты ее целиком, что ли, сожрать хочешь?
– Идите вы…
– Да, так мы и сделаем, – ухмыльнулся Коган, глядя, как Грейсон жадно поглощает очередной питательный батончик и запивает всё газировкой, – Думаю машина в гараже ещё на ходу, – глянул на мотающего головой Грейсона. – Согласен, дороги, скорее всего, заполнены брошенным транспортом. Тогда пешком и только, – посмотрел на часы. – Так сейчас одиннадцать сорок: если поторопимся к пяти будем на месте.
– А куда мы идем?
– К моему дому в Джерси. Что у тебя по глазам? – подкручивая механизм часов, спросил Джим.
– Правый совсем никак, а левый частично видит, плохо, но хоть что-то.
– Столбы собирать не будешь?
– Справлюсь.
– Вот и прекрасно, давай поднимайся: раньше выйдем, раньше и доберемся, – вздохнув, он окинул взглядом вестибюль.
Ощетинившись неровными краями, остатки окон чем-то напоминали оскал зверя, а покрывающие пол осколки тут и там играли гранями, поблескивая в лучах тусклого солнца. В остальном всё было неизменно, разве что лампы на стенах перестали освещать пространство.
– Что-то не так, Джим? – прищурив незрячий глаз, спросил Алан.
– Не знаю. Странно, что аварийный генератор выключился так быстро.
– А на какой интервал он рассчитан был?
– Не бери в голову – просто мысли вслух. Дай прикурить и пойдем.
***
Выйдя из здания, Джим окинул улицу взглядом. Город замер, улицы стихли. Слышно было, как вдалеке что-то потрескивает и шипит в огне. Он выставил руку и поймал одну из сотен пепельных снежинок, которая тут же растаяла на мокрой ладони.
– Не нравится мне это, – прервал молчание Джим, изучая взглядом улицу, и вытер ладонь о штанину.
– Что именно?
– Да, всё это. Такая тишь, как перед бурей.
– Так что делать будем?
– А что мы можем: идем, а там посмотрим по обстоятельствам, – шагнул вперед и потянул Алана за собой.
Они прошли немного, чуть менее сотни ярдов по Уолл-стрит в сторону Бродвея. Алан не мог видеть, а Джим не хотел ничего замечать. Желая быстрее пройти сквозь серую поволоку, он так глубоко погрузился в себя, мысленно прокручивая варианты маршрута, что, только наступив на серую кочку всем весом, понял – под слоем пыли лежит человек. Потянув за собой парня, резко отпрянул и, охнув, окинул улицу взглядом.
А, отступив на три шага, стал невольно считать. Десять, двадцать – сокрытым под пеплом остовам почти не было конца. «Большинство небольшие, скорее всего дети», – успел подумать Коган, продолжая считать. Остановившись на тридцати восьми, он посмотрел в сторону статуи Джорджа Вашингтона на лестнице «Федерал Холл». Казалось, что первый президент намеренно поднимает правую руку. Будто хочет указать на всё это поле упущенных жизней и не в силах совладать с эмоциями, так и оставляет ее у бедра, и лишь смотрит вдаль, на юг, в сторону «Фондовой биржи», где в окружении мёртвых – серых холмов, возвышается символ веры в лице лишённой страха маленькой девочки.
Ахнув, Коган увлёк Грейсона за собой. И только на полпути замечает, что фигура эта не более чем установленная напротив здания статуя. Осознав суть увиденного, он пятится и едва не теряет чувства, когда следующий за ним Грейсон вовремя подхватывает ненавистного спутника. Не понимая происходящего, спрашивает его о чем-то раз за разом, да встревожено повторяет его имя.
– Всё в порядке, парень, – наконец шепчет Коган, когда Грейсон оттаскивает его в сторону, да прислоняет к ближайшей стене.
– Что с вами?
– Просто, не знаю. Просто задумался и что-то в голову ударило.
– Может быть, всё от тех таблеток?
– Таблеток? – тяжело дыша, Джим удивлённо поднимает взгляд на парня.
– От радиации, – уточняет Алан.
– Может быть, – врёт Коган, смотрит на парня и, впервые за всё время завидует его слепоте.
– Не стоит тут задерживаться.
В ответ Коган лишь кивает, прикрыв рукавом лицо от лезущей в нос пыли и попросит дать ему минуту, а взяв себя в руки, настоятельно заявляет, что пора убираться отсюда и чем быстрее, тем лучше. Грейсон не спорил, лишь помогает несостоявшемуся начальнику, подав руку. Пытается вглядеться в потрясшую Джима картину, но так ничего и не разобрав в бледно-серой дымке. Лишь заходится кашлем и в одночасье осознает: «Каким бы ни был Коган, он такой же человек, как и все». Мысль бьет в самое сердце – отрезвляет, заставляя вновь поверить в себя, отчего каждый новый шаг становился таким же твердым, как и был прежде, когда он только спешил на собеседование и был полон веры в завтрашний день.
И они продолжают свой путь в неизвестность, опираясь один на другого. А вокруг, лишь серая мгла, скрежет битого стекла под ногами и заходящиеся огнем верхушки поражающих воображение башен, которые нет-нет, да напоминают о себе утробным гулом, заставляя вжать голову в плечи и молить провидение, лишь бы многоэтажные гиганты держались и ранее срока не поспешили упасть в объятия тесных улиц, которые всегда были полны порока, жажды наживы и смертных мук. Но только сейчас сбросили маски и наглядно дали понять: «Тут, что ни шаг, то звучит из-под ног отчётливый хруст чужой жизни».
В котловане грёз
Восточный Мидтаун – Парк Авеню
11:45 АМ
Корреспондент Пятого канала Рассел Дольт поправил маску-респиратор, и посмотрел через плечо на гостиницу «Уалдорф-Астория». Оценил ситуацию – у входа собралась толпа из коллег всех мастей. Окинув собравшихся взглядом, Рассел закусил губу, пытаясь скрыть волнение, поправил галстук, прокрутил в голове прогон и, щелкнув пальцами, дал знак оператору.
– Курт, как я выгляжу? – повертелся в кадре и вновь спросил: – Вход в гостиницу видно?
– Да мне похер! Главное, со звуком всё в порядке.
– Хэй, давай серьезно.
– Если серьезно, то, – Курт смерил стендапера усталым взглядом, – половина аппаратуры в городе не работает. Кто твой галстук увидит и этот сраный отель?
– Слушай, Курт. Может, завалишь и будешь работу свою делать?
– Может, тебе в морду дать? – огрызнулся оператор.
– Лучше свяжись со Сьюзи и скажи ей, чтобы она мне в ухо дала хоть немного информации, – словно и, не заметив, сказал корреспондент.
– Погоди, – сняв с плеча камеру, Курт вызвал Сьюзи по армейской рации.
– Ну что там? – теряя терпение, обратился к оператору Рассел.
Подняв руку над головой, Курт кивнул в унисон услышанному из рации и, подняв брови, показал средний палец стендаперу. Дослушав сводку, поблагодарил Сьюзи. Водрузил камеру на плечо, сказал:
– Я пока возьму пару ракурсов, а ты прочитай последнее обновление в чате, оно на планшете.
– А где он? – выпучив грудь вперед, повел руками Рассел.
– В фургоне, мать твою.
Отойдя в сторону, Курт резко повернулся на пятках и крикнул вслед Расселу:
– У нас три минуты.
В ответ корреспондент улыбнулся и по традиции выразил благодарность жестом со средним пальцем во главе.
– Вот же урод, – ухмыльнулся оператор, цокнул языком и мысленно упрекнул себя: «Лучше бы ты с Шоном Диглом поехал на встречу с тем шибанутым журналистом из «Нью-Йорк Дейли». Всяко интереснее было бы, чем с дерьмом этим работать».
Курт успел отснять забитую силами полиции улицу, в защитных костюмах они все чем-то да напоминали ему космонавтов из документальной хроники по освоения Марса. Но более в глаза бросались парни из спецназа ОСР. Сравнить их можно было, разве что с атлантами. И дело тут не в физиологии, а в исполинском росте их механизированных костюмов. В них, рост каждого достигал почти девяти футов [11].
[11] 9 футов – 2, 74 метра
Один из сотрудников ОСР повернулся в его сторону, и Курт против воли вздрогнул. «Как же вы меня морозите, аж жуть берет!» – поймал он себя на мысли, тряхнул головой, а убедившись, что кадр удался, поспешил обратно к Расселу.
– Что с лицом? – спросил его безучастно коллега, когда он подошел ближе.
– Да, так, – сухо бросил Курт и обернулся в сторону спецотряда.
– А-а! Ясно.
– Что тебе ясно, кретин?
– Струхнул от вида наших бравых парней.
– Пошел ты!
– Видел когда-нибудь, как они в распрыжку на своих кенгурячьих ногах ускоряются? – Рассел жадно втянул ноздрями воздух и картинно закатил глаза. – Зрелище шикарное…
– Рассел, я тебя прошу, завали хлебало, а то я тебе сейчас эту камеру в задницу затолкаю. И единственное что увидят парни из новостного, так это твой глубокий внутренний мир. Ты меня понял?
– Фу-х, остынь. Я так просто, без обид, – слегка попятившись, ответил корреспондент и поправил наушник. – Ну что, погнали?
– Секунду, – ответил Курт, обернулся на парней из ОСР. Нервно дернул плечом и вновь вернулся в свое репортерское прошлое: вспомнил Третью мировую, Дальневосточный фронт.
Тогда он был молодым оператором, разводящим сопли, жалуясь на отсутствие привычных удобств в номерах для прессы. В ту командировку с его глаз слетели все шоры, и более в горячем поле он работать не мог. Тогда, они с группой были под Харбином: собирали материал для «Юнион Глоуб». Стоило ему вспомнить и визуальные образы вновь поплыли перед глазами. Яркие, четкие, словно кадры из хроники, что была отснята еще вчера…
Брали столицу провинции Хайлунцзян, город Харбин[12]. То был август 2081 – переломный момент в войне с Южным Блоком: первый штурм крупного города на территории врага и первое задание для нового рода войск – Мобильной пехоты. Военные образцы «Гардианов» были ещё выше полицейских версий, под десять, иной раз двадцать футов (10 – 20 футов / 3 ~ 6 метра).
Силы Южного Блока держались за каждый дом, на улицах города горели танки, пехота едва поднимала головы. Порой было сложно понять, кто где: часто противник занимал верхние этажи, а пехота Союза нижние. Потеряв три батальона, командование отозвало основные войска на дальний край, и в дело вступили силы МП.
Штурмовые звенья «Гардианов» пересекали добрую сотню ярдов в считанные секунды, лавировали, резко меняли углы атак и, подобно рою саранчи, перескакивали с одного дома на другой. Устанавливали заряды в несущих узлах зданий, жгли засевших из огнеметов, спешно рвали дистанции и оставляли после себя, складывающиеся один за другим дома.
И во всем этом безумном действе, словно зелёные гирлянды, вспыхивали плазмой защитные щиты на костюмах тяжело бронированных солдат МП. А Курт стоял на почтенном расстоянии, снимал с холма и вспоминал недавно прочитанную книгу Переса-Риверте. И в толк взять не мог, как герой из «Баталиста» мог с таким равнодушием взирать на войну, гоняясь за заветным кадром.
[12] Харбин – столица провинции Хайлунцзян в Китае: являлся важным промышленным центром и главным транспортным узлом. Единственное, в чем оператор с Пятого канала ошибался, так это в последовательности наступления. В ходе Третьей мировой войны, на Дальневосточном фронте первым был взята провинция Лоялен и, только позже, взяв город Чанчунь, объединенные войска Новой России и США взяли в кольцо Харбин, где и произошла та самая Харбинская бойня. Но знать он этого не мог: все данные о той войне старательно скрывались, так как правительство на тот момент еще не было уверено в эффективности новообразованных сил МП. А потом, когда результаты оказались более чем впечатляющими, вся информация стала секретной.
На второй день от города остались руины. К вечеру пошел дождь, зарево пожаров стихало, шипело и заглушало доносящиеся из-под развалин стоны. Он запомнил тот день на всю жизнь. Стоны из-под обломков, дым, кострища, и запах такой, словно кто-то решил отметить победу барбекю, но по неопытности сжег мясо до угольков.
Тогда Курт сломался, перевёлся в другой отдел, работал только по общей повестке государства и более не помышлял о стрингерстве, какого бы толка оно не было. Всё это он держал в себе так глубоко, что даже жена думала, что его отказ от жаренного и мяса – это осознанный выбор, шаг в сторону здорового образа жизни.
– Эй, Курт! – щелкнул пальцами Рассел. – Ты там заснул, что ли?
– Работаем, – на автомате ответил Курт, бросил вновь взгляд на ноги сотрудника ОСР и, скрипя зубами, зло буркнул под нос: – Сраные кузнечики.
– Курт?
– На раз, два, три. Поехали!
– Это Пятый канал и с вами Рассел Дольт. Мы находимся в самом сердце Манхэттена, где в здании гостиницы «Уалдорф-Астория» президент Томас Дилан проводит экстренное совещание…
Рассел отвлёкся на вставшего рядом с ним оператора другого канала.
– Куда лезешь, придурок, – сказал он, вытолкнул прочь из кадра и тут же дал знак Курту, что бы он подрезал этот момент.
Прочистив горло, он поправил респиратор и продолжил в прежнем ключе:
– В данный момент нет точной информации о местонахождении мэра Делуко, и в собрании участвуют лишь начальник полиции, представитель корпорации «Маунт Синай», «УБС Технолоджис» и другие, пока неизвестные нам члены экстренного совета города.
Он перевёл дыхание.
– А пока мы ожидаем, перейду к общим рекомендациям для граждан города. После рек… – чуть не оговорился Рассел, но Курт погрозил ему кулаком, и он вовремя осекся:
– Последние факты на данный момент. По Нью-Йорку было нанесено семь ракетных ударов с ядерными зарядами. Поражены шесть из семи Боро, но по Манхэттену точного удара не было. Лишь одна из боеголовок задела Восточный Гарлем и Верхний Истсайд. В данный момент все силы пожарного департамента брошены на устранение пожаров в этих частях города.
Курт дал ему знак закругляться и указал пальцем на дверь гостиницы.
– Что касается ситуации по всему КССГ, на данный момент точной информации нет, – кашлянул и ускорился. – Власти города рекомендуют вам оставаться в ваших домах и ожидать плановую эвакуацию. Не рекомендуем, повторяю, не рекомендуем самостоятельно пытаться добраться до городских убежищ: в данный момент они готовятся к приему граждан, и двери их закрыты. А нахождение на улицах небезопасно, в связи со специальной операцией сил правопорядка по устранению погромов, виновниками которых являются представители студенческих движений.
Рассел прижал наушник рукой и тут же процитировал:
– Особо опасными в данный момент считаются центр Мидтауна и Даунтаун, – вновь палец у уха. – Одну минуту. Из студии мне подсказывают, что появилась информация относительно запуска. Первыми ракеты запустила наша сторона. Что?! – Он осекся, понимая, что сказал это вслух. Хотел сказать что-то еще, поправить себя, или перевести всё на юмор, но двери гостиницы открылись, и, расталкивая конкурентов, он устремился вперед. Активно работая локтями, оказался в первых рядах, сунул микрофон под нос комиссару полиции города и, срываясь на крик, сказал: Как вы прокомментируете ситуацию?«
Курт снимал, как выходящих репортеры забрасывали вопросами. Первым вышел шеф полиции, за ним заместитель мэра, следом свора шишек в гражданском и владельцы компаний. Но всё без толку, что ни вопрос, то формальный ответ – «Без комментариев».
Тем временем в финансовом квартале…
Пепел хлопьями опадал на застывшие во мгле улицы. Прикрывая лица рукавами, двое насквозь прошли по Уолл-стрит, у церкви Троицы свернули на направо. Двигались второпях, в серой поволоке толком дороги не разобрать. Прошли Седар, были уже на полпути к Либерти, когда со сторон вестибюля банка Нью-Токио прозвучал стон о помощи. Джим на секунду замешкался, а оценив все за и против, сделал вид, что ничего не слышал. Лишь дернул на себя сбавившего шаг Грейсона, и в ускоренном темпе повел прочь. Вперёд – на север.
И так весь путь вдоль едва уловимого – узкого Бродвея, что со всех сторон тут окружен высотными башнями. Прошли мимо одной такой, нечто внутри нее надрывно выло, словно раненный зверь. А с виду и того хуже: на месте ростовых окон пустоты, силуэт кажется рваным и чувствуешь кожей, что-то недоброе засело внутри. А ветер воет, рвет и бьет эту красотку – мига ни счесть, как очередной порыв вот-вот сорвет с неё ещё одно одеяние.
Двое успевают сделать шаг, как слышится скрежет и следом режущий ухо свист. Задрав голову, Коган увидел, как с верхнего этажа выпала часть облицовки, какое-то мгновение драный лист парил, а, ударившись о соседнюю башню, упал на сквер возле здания грудой обломков и лохмотьями повис на кронах разорванного надвое клена. Двое застыли в оцепенении, напружинив ноги, не осмеливаясь сделать и шага – по спине бежит холодок, руки трясет от испуга.
– П-пойдем, – запинаясь, говорит Грейсон, да тянет спутника прочь.
