Роберт Андреевич Оболенский
Atom Dust: Что ждет нас на следующий день?
Книжный на углу Тридцать восьмой и Девятой
Чуть ранее, в трех кварталах к северу от парковки…
Проснувшись, Майкл огляделся. Тонкие лучи света пробивались сквозь занавешенное окно подсобки, а старенький телевизор молчал. «И когда успел выключить?» – задался вопросом старик, глядя на потухший ящик. Хотел было подняться, но мигом от затеи отказался: в голове грозы, на языке пустыня. Он лежит пластом, массирует виски и брови, пытаясь вспомнить прошлый день. Как отпускает, не без усилий приподнимается на локтях, окидывает подсобку взглядом: смятые банки на полу, бутылка, грязный бокал и миска с холодной лапшой из Мама Ло. А судя по тому, как ярко светит солнце, можно предположить – открыть книжный ко времени не выйдет.
Пробормотав под нос что-то про еще один прекрасный день, Майк дотянулся до бутылки «Старины Тома» на полу. Жадно хлебнул, отбросил прочь и для виду скривился. А когда тепло волной растеклось по нутру, посмотрел на часы над столом. Стрелки застыли на без двадцати одиннадцать.
«А с вами-то что не так?» – задался вопросом старик, но так и не найдя ответа, кряхтя, отвернулся к стенке.
Натянул на голову одеяло, попытался уснуть. Но стоило дрёме показаться из-за угла, как с верхнего этажа послышались склоки. И, словно в заговоре, сплелись в единый гам два голоса, звуки борьбы и грохот бьющейся об пол посуды. А доведённый до каления старик, не вытерпев, вскочил с кровати. И с криком «Что вы суки там в такую рань не поделили?» метнул бутылку «Старины Тома» в потолок. Да тут же, пожалев о содеянном, рухнул подле своей лежанки, крепко обхватив похмельную голову руками.
Срикошетив от потолка, бутылка с грохотом разлетелась о стену: горлышко шмыгнуло под кровать, осколки расстелились по полу ковром, а остатки содержимого тонкими каплями стекали по обоям в горошек. Соседи стихли, а Майк сидел у койки, глядя на свои дырявые носки и всеми силами пытался стерпеть головную боль. Собрав все силы, он, наконец, поднялся. Накинул обувь, не без усилий затянул шнурки. Резко выпрямился, и тут же, пожалев о маневре, ухватился за ближайшую опору.
– Давненько тебя так не штормило, – сказал он в нос, неровным шагом выходя на кухню и сокрушаясь, со стоном затянул: – Ну, мог же выпить один, ну, может, три, но не бутыль и пару паков пива!
Пнув пустую банку из-под пива «Бадди», добрел до холодильника и с облегчением открыл источник прохлады. И где-то в мыслях промелькнуло, а почему лампа не горит? Он в миг отбросил эту мысль: всё лишнее не для сейчас – потом. Порылся в морозилке, достал пакет со льдом и, с облегчением выдохнув, приложил его к затылку.
Так постоял с минуту, а как холод перестал жечь, выдавил с дюжину кубиков в блендер. Туда же добавил: лайм, какой-то сок, немного молока и чёрствый кусок хлеба – всё, что на полках у столешницы было, всё, что можно смешать и в тот же миг не помереть. А сдобрив всё щепоткой сахара и солью, удовлетворённо закрыл крышку и, включив максимальную скорость, прожал «старт» – реакции не последовало.
– Что за чёрт… – удивился Майк, и мысленно прошелся крепким словом по всем коммунальным службам города. Оставив блендер, двинулся к мойке. Включил холодную, кран натужно захрипел, не выдав и капли. – Вот и приехали, – почесав седую грудь, зевнул и плюнул на бытовое дело.
Не отчаялся – принял всё, как есть. Размешал вилкой содержимое вышедшего в тираж блендера. Прихватил кувшин с ледяным отваром и вышел прочь из кухни в торговый зал старенького книжного, что нынче едва ли мелкой лавкой назовут. На границе рабочего с жилым остановился, пытливым взором окинул знакомый зал. Всё та же пыль, шкафы, диван, потёртый коврик – всё так знакомо и до тошноты мило. И плотные шторы на ростовых витринных окнах. В одних них радость: так плотно кроют, что ни единого луча – один лишь мрак. «И во мраке этом теряются все споры, и счастье, горечь, и мысли о былом» – припомнил Майк строку из стихотворения давно забытого поэта. Тяжко вздохнув, он медленно побрёл к креслу напротив дубового стола с винтажной кассой. Кожаная обивка хрустнула под весом старика. Он отхлебнул из стакана и устало откинулся на спинку.
«Воды нет, электричества нет. Это внеплановое отключение всех жизненных процессов города? Или наступил конец всему? – Стакан мерно обжигал ладонь холодом, сделав глоток, прислонил его к виску. – Уведомлений не было, счета оплачивал. – Достал из нагрудного кармана сигареты, прикурил от лежащей на столе зажигалки и, щурясь, заглянул в пачку: – Последняя, отлично». А вслух устало протянул:
– Ну, друг, хочешь не хочешь, а магазин открывать придется, – закинул ногу на журнальный столик и, вновь отхлебнув из стакана, поморщился. – Вот же гадость. М-да… А она всегда говорила, кулинар из тебя тот ещё.
Глаза уже привыкли к мраку. Затянувшись, огляделся – пепельница пропала, как и воспоминания о вчерашнем дне. В зале бардак и покой, на столике валом книги в перемешку с журналами, липкий след кофе на краешке стола, а под столом окурки – всё так привычно, но что-то не так, словно в дом кто-то забрался, а уйдя, старательно расставил всё по местам, но как-то иначе. Докурив, бросил окурок в опустевший стакан: бычок зашипел, в нос ударил запах гари. Поднявшись, прошел к входной двери, в последний момент вспомнил о времени года и вернулся на кухню.
Пиджак висел на крючке у входа в подсобку. И стоило Майку накинуть его на плечи, как со стороны улицы послышались крики. А за ними звук бьющегося стекла, да хлопки. «Это что – выстрелы?» – насупившись, Майк прильнул к стене. Щурясь, прислушался. Облизнув губы, выглянул в зал – тихо.
– Не нравится мне это, – шепнул старик. Спешно поправив завернувшийся воротник, оглядел кухню. Проверил отделения столешницы: пусто, на столе тоже пусто. Обошёл кухню, пусто. Не без усилия встал на колено, наклонился, заглянул под кровать. Пивные пробки по соседству с бутылками, недавно потерянное горлышко от «Старины Тома», но в остальном – пусто.
– Да где же ты? – почёсывая щетину, спросил себя Майк.
Поднялся, повторно обошел кухню-кладовку, подошёл к холодильнику, открыл верхнюю секцию и расплылся в улыбке.
– Попался, старичок.
По соседству с открытой банкой сардин, лежал пистолет сорок пятого калибра в поясной кобуре для скрытого ношения. Достав из холодильника, вынул пистолет из кобуры и внимательно осмотрел, так, словно пытался подтвердить подлинность. Два с лишним фунта стали приятно тяготили руку, он заботливо провел пальцем по гравировке: «Лучшему детективу на западном побережье, – повернул другой стороной, – Майку от ребят». Тяжело вздохнув, убрал пистолет в кобуру.
– Да… Было время, – и невольно напел: – Долгое время для меня, долгое время для тебя, – а от себя добавил: – Хотел бы я его продлить, Эн.
Сверху вновь послышалась ругань, кто-то волочил что-то тяжелое по полу, спорили о каком-то взрыве. А Майк всё напевал отрывок из песни «Было время». Сингл, что входил в один из последних, далеко не лучших, студийных альбомов группы «Guns N’ Roses». По мнению критиков, от былого драйва в нём осталось мало, но Майк считал, что альбом по-своему хорош, и чем больше он в себя заливал «Старины Тома» по вечерам, тем теплее был его отзыв. Просыпаясь, он надеялся, что никто этих песнопений не слышал, и чтобы уверовать в свою ложь, ставил привычного Вэйлона Джениннгса да Криса Риа и порой открывал магазин даже к полудню. Но, не считая похмелья, сегодня день начался как-то иначе. Вот и Майк, впервые за долгое время, пристроил кобуру на ремень да двинулся к выходу, не успев опрокинуть в себя и стакана крепкого.
По пути взял со стола очки, на ходу протёр рукавом линзы, а как приблизился к витрине, чуть обождал, прислушался, и аккуратно отодвинул штору.
–А это ещё что? – провел пальцем по трещине, что паутинкой разбежалась по бронированному стеклу витрины. И посмотрел на улицу сквозь тревожные узоры.
Снаружи подозрительно тихо и безлюдно, а прямо на дороге стоят машины с дверьми нараспашку. Вернув занавеску на место, поправил очки, снял шляпу со стоявшей у входа вешалки и, водрузив её на голову, плавно повернул защёлку замка. Дверь предательски скрипнула, стоило ему сделать шаг за порог.
«Когда-нибудь ты ее смажешь», – напомнил он себе не в первый раз за год, и осмотрелся по сторонам. Ни сирен, ни сигналящих без повода таксистов, ни пешеходов. «Даже птиц нет», – подметил Майк, бросив взгляд на кормушку для птиц, из-за которой шли извечные споры с соседями, так как чёртовы птицы, видите ли, гадят на припаркованный транспорт и тротуар. Ничего и никого вокруг, лишь внезапный щелчок дверного замка неподалеку, что заставил Майка скользнуть за ближайший угол.
Выглянув, он увидел мужчину. На спине рюкзак, рядом женщина с ребенком на руках. Он окликнул их, они ответили тревожным взглядом и поспешили прочь. Неотрывно глядя им вслед, Майк вышел на центр дороги и посмотрел вдаль. Казалось, на горизонте поднимаются клубы дыма. Но зрение его уж давно и не раз подводило. Оттого он вновь мысленно задал набивший оскомину вопрос: «Да что тут, чёрт возьми, происходит?»
Но сколько бы Майк не задавался вопросом, ответ он уже давно знал: двадцать пять лет в полиции просто так не проходят, и как не обманывай себя, а опыт говорит об одном: именно так и начинаются неприятности. Другой вопрос, а что именно тут за дело? Майк огляделся: пустые улицу, только ветер гонит газету по дороге, словно это перекати поле. А вокруг непролазная тишь, что как мгла в рассказах Лавкрафта, кутает сознание в мрак, да садит в рассудок ноты отчаяния.
«Нет, это не теракт, и явно не локальная стычка молодёжных банд, да и восстанием тут не пахнет», – прокручивая в уме варианты, Майк подметит битые окна, пустые улицы, брошенный транспорт. И невольно вспомнил молодость: Корею, применение ядерного оружия по Японии и все те картины с пустыми улицами, полными брошенных авто. Кожа на руках стала гусиной, по спине пробежал холодок. «Без паники, дружок, соберись. Всё чуть по чуть, и будет дело», – рука машинально прильнула к кобуре, в голове не осталось и следа от похмелья.
Майк подошел к ближайшему электромобилю: огромный Олдсмобиль в корпусе семьдесят второго года стоял на дороге, заехав одним колесом на бордюр.
– Шоколадного цвета, отлично сочетается с панелями под дерево, водительская дверь открыта нараспашку, как и пассажирская. Ещё чуток, и сбил бы пожарный гидрант, – почесывая щетину, сказал Майк, подходя ближе. – У задней двери детское кресло, тёмно-синее.
Сунул голову в салон, нажал кнопку зажигания, почувствовал, как она легко поддалась нажиму.
– Да, дела. Зажигание активно, а движок молчит.
Осмотрел торпеду. Бардачок открыт, содержимое вывалено на сиденье, проверил козырек от солнца – пусто, попробовал завести машину, реакции не последовало.
– Ушли в спешке: водитель явно был чем-то напуган, – продолжая говорить сам с собой, Майк приложил два пальца к оставленной в подстаканнике кружке, заглянул под крышку. – Кофе холодный, ушли минут сорок назад, может, больше.
Вылез из машины, подошел к детскому креслу у заднего пассажирского сиденья.
– Детская бутылочка на полу салона, игрушки на сиденье. Один из ремней кресла растянут сильнее: скорее всего, с первого раза открыть застежку не получилось, или заклинила, – по привычке потянулся к нагрудному карману за сигаретами. – Пытались стравить ремень и высвободить ребёнка, но слишком торопились.
Машинально поднес руки к груди, словно прижимал ребенка, развернулся посмотрел возможные пути следования водителя. Ботинок уперся во что-то, под машиной лежала миниатюрная сумочка.
– Салон чистый, пахнет клубничным ароматизатором, в бардачке – пачка тампонов. Водитель предположительно женщина. Была в состоянии, близком к панике, даже не заметила, как сумочка упала. Открыв застежку, она прижала ребенка к груди и скрылась в неизвестном направлении. Да, – фыркнул Майк, – гиблое дело.
Отошел на три шага, упер руки в бока и огляделся.
– Ладно, старина, сначала сигареты, потом игры в полицейских.
Достав платок из правого кармана пиджака, утёр испарину со лба, высморкался. Развернулся вокруг оси, еще раз оглядев окружающую обстановку, и двинулся в сторону Девятой авеню.
Пройдя ярдов десять, приметил с пяток пузатых черных пакетов у пустующей аптеки. Мусор вывалился из опрокинутого мешка, и порывы ветра разнесли содержимое по тротуару. «Мусор у нас забирают в одиннадцать», – подумал Майк и скорее почувствовал бряцающий звук позади, чем услышал. Обернувшись, увидел американского бульдога, пристегнутый к ошейнику поводок волочился по тротуару. Пес подошел ближе, облизнулся, с любопытством посмотрел на Майка и переступил с ноги на ногу.
– Привет, малыш, откуда ты такой красавец? – начав разговор, сделал три шага в сторону пса.
Животное стояло на месте. Уши опущены, в глазах смятение.
– Ну и кто оставил без присмотра такого красавца?
Пёс явно раздумывал над перспективами встречи. Едва человек приблизился, он неуверенно попятился, хвост опустился.
– Будет тебе, я ничего дурного не сделаю, лишь прочитаю адрес на ошейнике, – аккуратно подступая, говорил Майк, понижая голос. – Давай, малыш, помоги мне найти твоих хозяев.
Барьер дал трещину, кобель протяжно залаял, опустил голову и вяло замахал хвостом. «Совсем щенок ещё», – подумал Майк, протянув руку навстречу, а проведя ладонью по загривку, почесал пса за ухом. Присев на колено, ухватил пальцами висевший на шее жетон. Буквы гласили, что пса зовут Терч и принадлежит он Бобу Уилсону с Пятьдесят пятой улицы.
– Далеко ты забрался, приятель, – глядя по сторонам, сказал Майк, – ну, ничего, отведем тебя домой. Но сначала составишь мне компанию, старине Майку нужны сигареты.
Потрепав Терча за ухом, он поднял кожаный поводок. Пес явно был не против компании, хвост активно разбрасывал шерсть по округе, уши покойно свисали и, если бы Майк не поднялся, пес зализал бы его до смерти от радости.
В шаге от лавки Фарида…
Вспомнив о цели своего похода, Майк пошёл в сторону Девятой Авеню. Путь был близкий: надо было лишь свернуть за угол, да дойти до лавки Фарида. С хозяином он был в хороших отношениях, но исключительно по нью-йоркски, что значит: знал в лицо, по имени и даже раз был в гостях на семейном празднике. Но этим все и кончалось, и спроси кто Майка откуда, Фарид родом, он ответил бы: «Из какой-то далекой страны, название которой заканчивается на «стан».
Но двум приятелям не суждено было встретиться, как только Майк с Терчем подошли к пересечению Тридцать восьмой и Девятой, из-за угла дома на них выскочил мужчина. Вид у него был потрепанный: правая руку прижата к боку, походка напоминала шаг собаки с подбитой лапой. Запёкшаяся кровь превратилась в шелушащуюся паутину на лице и шее. Стремительно приближаясь, он бежал, не разбирая дороги. То и дело оглядываясь, что-то бормотал себе под нос. В очередной раз бросив взгляд за спину, наткнулся на мешки с мусором у аптеки. А упав, взвыл от боли. Спешно поднялся, прижал искалеченную руку к груди и только теперь увидел, идущего ему навстречу белого мужчину, с собакой на поводке.
– Что с вами? – спросил Майк, а стоящий у ног пес, громко залаял.
Попятившись, незнакомец уперся в стену, и так в нее вжался, словно хотел стать частью кладки. Майк сделал шаг на встречу, повторил вопрос. Незнакомец смотрел на него обезумевшими от страха глазами.
– Все хорошо, – выставив вперед руку, увещевал Майк, – дыши глубже, смотри на меня.
Чуть успокоившись, незнакомец окинул стоящего перед ним взглядом. Морщины на лице и шее выдавали возраст – лет пятьдесят-шестьдесят. Легкая залысина, волосы коротко подстрижены, белки глаз болезненно-красные, а зрачки тускло-голубого цвета. Взгляд прямой – монотонный, пронизывал до костей подобно рентгену. Очки на лице никоим образом не смягчали грубость иссушенного годами лица, а трехдневная щетина венчала суровый образ. Посмотрев на собаку, незнакомец вновь потерял над собой контроль: прижался к стене, мечтая в нее провалиться, всем телом трясся да что-то тараторил.
– Мужик завязывай, – окинул азиата взглядом, – ты под чем, дружок?
Азиат смотрел на него, как идущий на убой бычок. Попытался выдавить из себя хоть толику связной речи. Но от переизбытка чувств не смог закончить и слога, не перейдя на надрывное мычание.
– Да, успокойся ты. Продышись. А потом расскажешь, что с тобой стряслось? – повел плечами Майк и в шутку поднял руки, – Видишь, я и мой четвероногий приятель абсолютно безобидны. Идем себе за сигаретами, а тут ты.
– Вы ч-что, не знаете?! Н-началась война, – запинаясь выдавил из себя азиат.
– Говори громче. Какая ещё война?
– С Китаем, они ударили по нам – затараторил азиат.
– Стоп, ты сказал с Китаем? Опять? – растерянно, спросил Майк.
Азиат кивнул и сбивчиво рассказал Майку, что предупреждения не было. Что по слухам, все Боро не считая Манхеттена, подверглись удару. Описал, как некоторая часть населения грабила в открытую магазины, а другая стала вымещать злость на людях с другим цветом кожи. Рассказал, как и благодаря кому избежал повешения. И, как увидев Майка, принял его за одного из вешателей.
– А как же все эти убежища, почему вы там не укрылись?
– Они закрыты. По крайней мере ближайшее.
– А эти линчеватели, далеко место?
– Нет, я успел только пару кварталов пробежать и свернуть за угол. И тут вы.
– Но на тридцать пятой есть полицейский участок. – возразил Майк. – Хочешь сказать они такое допустили?
– Может, участок и есть, но копов там нет. Всем плевать.
– Постой.
– Думаете, придумываю? Прислушайтесь. Выкриков не слышите? – Майк не слышал.
В свое время жена напоминала ему каждое утро: «Надевай слуховой аппарат». Но с того момента как её не стало, он все реже вспоминал о ритуале. И хоть глухота его была только на одно ухо, это сказывалось.
– Ах ты чертов банана! Значит, пока их там вешают, ты мне тут байки травишь, – ухватил незнакомца за отворот пиджака, рванул на себя, – Давай за мной: покажешь кто у них главный. – сказал Майк с нескрываемой злостью в голосе и тут же сам себя мысленно одернул: «И что ты так на бедолагу взъелся, да еще так грубо обозвал? Всю жизнь ты считал себя человеком крайне сдержанным, справедливым, а тут такое. Откуда это всё? – И словно лампочка моргнула, а в сознание ясно засиял ответ: – А что ты хочешь друг, включи любой канал, там что ни день, так двадцать четыре на семь идет накачка. Вспомни хоть то политическое шоу по пятницам на НТНС: там каждый выпуск, это сплошь грызня и пересуды о Желтой угрозе. А все твои соседи и родня – у них что не напасть, во всем Китайцы виноваты. Вот и тебя эта волна накрыла».
– Отпустите меня, пожалуйста. – по детски наивно, пролепетал азиат.
– Прости, – чуть растерявшись ответил Майк, но хватку не ослабил, – Пошли со мной, покажешь этих линчевателей, а потом рукой твоей займёмся.
– Я не пойду. Нет. Прошу…
– Как тебя звать? – спросил Майк, сдерживая гнев.
– Ёнг.
– Японец?
– Кореец.
– Значит так, кореец Енг. Попробуй успокоиться, продышись. И следуй за мной.
– Но у них оружие! – воспротивился Ёнг, упираясь.
– Ничего, у меня тоже, – парировал Майк и тут же спросил, – Сколько?
– Человек пять-шесть, но…
– Сколько оружия, дубина? – тряхнул его Майк, крепко удерживая за отворот пиджака.
– Револьвер и…
– Что еще?!
– Биты, – выдавил азиат и потупил взгляд.
– Ясно, – нахмурился Майк, выходя на Девятую авеню.
– Вы что не понимаете, они ведь убьют нас!
Это ты не понимаешь, хотел было сказать ему в лицо Майк, но вновь себя одернул. И стоило ему на мгновение дать слабину, как подбитый рванул на себя с такой силой, что только ворот и остался в руке старика. А высвободившийся Ёнг, так резво устремился прочь, что ему позавидовал бы и легкоатлет.
– Вот же червяк! – в сердцах бросил Майк вслед Ёнгу и вышел на центр дороги.
Пригляделся, но увидел лишь бурлящее пятно вдалеке. Наверное они там что-то скандировали, но он ничего не слышал. Лишь размер пятна наводил старика на скверные мысли.
– Человек пять-шесть, значит. Ну-ну, – чертыхнувшись, выдохнул Майк и поспешил к парковке так быстро, как только мог.
Живи и Люби…
Восточный Мидтаун – Адская Кухня
2:37 Р.М.
Пересечение Тридцать шестой улицы и Девятой авеню
Пробежав два квартала, Майк сбавил темп: сердце рвалось из груди, в боку кололо. Согнувшись вдвое, он упер руки в колени, а неугомонный пёс, как на зло, вертелся рядом. Радостно вилял хвостом, лез к лицу, облизывая небритые щеки. Наверное думал, что их пробежка – это какая-то игра.
– Угомонись, – шикнул старик, жадно глотая ртом воздух. И тут же скривился, когда пёс уткнулся холодным носом в щеку. – Хватит, – но пёс лишь активнее завилял хвостом, вновь полез к лицу. И старик не вытерпел, схватил лохматого за морду, дунул что было сил в раскрытую пасть.
Чихая, Терчт отпрянул, склонился над дорогой и почесал лапой морду.
– Ну что, дурилка, нравится тебе запах «Старины Тома»? – пёс посмотрел на него с осуждением, так старику показалось. – Никаких игр, понял? – В ответ Терч фыркнул, звучало это как фту-х, – Вот и славно. Будем считать – это значит да. – с ухмылкой произнес старик, скомандовал: – Рядом! – и удивился, как быстро тот смекнул команду.
До цели им оставалось всего ничего, каких-то ярдов двадцать. С такой дистанции и слепой приметит, собравшуюся на парковке толпу. Вот и для старика размытые контуры обросли деталями. Все как один белые, хоть картину пиши, только светлых колпаков для историчности не хватает. Медленно шагая, Майк попытался сосчитать число вешателей, остановился на тридцати. Все в голос скандировали: «В петлю ублюдка! Смерть желтолюбу!» – и, слыша эти протяжные завывания, старик сам не заметил, как стал закипать. И как не старался сдержаться, видно было, как на сухом лице ритмично дёргается от гнева скула.
– Человек пять-шесть, – сквозь зубы, процедил Майк, припоминая корейца Ёнга. И подрагивая, глубоко вздохнул – пробежка давала о себе знать, пульс зашкаливал, перед глазами плыли круги, искрами вспыхивали звезды.
Медленно шагая, они с псом обогнули сетчатый забор, войдя через северные ворота. У стоящего по центру пикапа задержались. Майк подметил вмятины на крыше: вряд ли кто-то там плясал, скорее всего, использовали в качестве трибуны. И видно, оратор был не из рыхлого числа. Подметил Майк и молодого паренька: голова в крови, пиджак разодран, привязан стяжками к дверце и, кажется, жив. Приблизившись, сунул два пальца под нос.
– Дышит, – тихо шепнул старик, медленно окинув стоящих к нему спинами линчевателей, и так же неспешно достал из кобуры два с лишним фунта стали.
Толпа взревела единым кличем, когда рослый мужчина в клетчатой рубашке вскинул моток веревки над головой и закричал о справедливости, да расплате. И тут же Майк увидел описанного Ёнгом спасителя. Белый мужчина лет сорока на вид, лицо в крови, проседь на висках. Висит на руках у парочки мужчин с виду напоминающих обычных работяг. Рядом здоровяк с петлёй в руке, что-то кричит о предателях нации, но Майк уже не разбирает слов, взгляд его скользит от опоры к рекламному щиту над парковкой.
На нём три молодых пары с разным цветом кожи. Держась за руки, шагают по Таймс-сквер. Лица светятся от счастья, волосы играют на ветру и каждый с ног до головы увешан гаджетами от Ред Кэп. Картину венчает подпись:
«Живи и Люби!
Почувствуй ритм города с цифровой экосистемой «Эйр».
Но стоило опустить взгляд, как светлый образы меркнут. И пред глазами вновь тела в петле. Висят, едва заметно качаются и навевают память о былом. «Как в Корее, как в проклятом пятидесят третьем под Тэгу…» – мысленно вторит Майк, а по телу бежит холодок от ярких воспоминаний о былом.
– Эй, вы! – окликает толпу, но голос тонет в потоке прочих. – Да чтоб вас, – цедит он сквозь зубы, командуя Терчу: Рядом! – и ровным шагом идет к линчевателям, попутно досылая патрон в патронник.
Мгновения былые…
Когда утром Билл с парнями участвовал в стачке, всё казалось понятным. Вместе с членами водительского профсоюза они двинулись к офису транспортной компании. Хотели отстоять свои права, получить компенсации за веерные сокращения, а может, даже вернуться в штат. И вновь колесить по стране в любимом траке, но когда произошли удары, все они потеряли головы. Он понимал это ещё до того, как они забили первого случайно попавшегося им под руку паренька с раскосыми глазами. И, быть может, стоило тогда сдержаться, да и вообще, остаться в том доме, где укрылись после бомбёжки. Но в тот же миг Билл прекрасно осознавал, что человеку проще взять на веру домысел и глупость, чем рациональное звено. Вот и тогда в том доме, в тёмной комнатушке каждый думал об одном. Извечные вопросы: «Кого винить? Кого казнить? Как всё исправить?» С третьим было непонятно, а вот с первым и вторым очень даже легко. Так перешёптываясь, все своим чередом и вышло. А Билл не будь дураком, взял и возглавил.
Что же касательно здесь и сейчас, Билл думал: «Поздно, жребий брошен». И он был прав, ведь даже попробуй он всё остановить, его бы рядом с жёлтыми свои за яйца подвесили. Эту науку он ещё в полях Третьей мировой познал: всегда будь со своими, иначе край. Но и не только это толкало его вперёд по скользкому пути. Главный секрет был в том, что Биллу нравилась власть. В кое-то веки его слово имело ощутимый вес, его слушались, им восхищались, и он одним своим взглядом решал судьбы всех тех, на кого падал его взор. И, опьянённый властью, он прочь отбросил все сомненья.
Закрепил на опоре рекламного щита веревку, проверил узел и кивнул парням, что под руки держали Когана.
– Минутная готовность, – сказал он с улыбкой, и парни бодро закивали. – Эй, Дэйви! – окрикнул он худощавого родственника.
Адресат обернулся. Казалось, он совершенно забыл о том, зачем они здесь собрались. Ошарашено глядел по сторонам, худощявый в жилете ощупывал челюсть.
– Дэйви, быстрее ко мне.
– Тут я Билл, – зашепелявил он в ответ.
– Револьвер нашёл? – обернувшись, спросил Билл и вмиг приметил незнакомца у пикапа. Смерил взглядом, и что-то ему в нем сразу не понравилось, больно спокойный он на вид был.
– Не знаю я где он: словно под землю провалился, – развел руками и поправил шапку, – Но я…
– Дейви, а что это за хмырь у нашего пикапа трётся?
– Да вроде не из наших, – снимая шапку, выдавил Дейв и вновь ощупал ноющую челюсть.
– Это я вижу, – поглаживая заросшую щеку, отметил Билл, – Поди разберись.
Но после инцидента, Дейви поубавил прыти. Теребя шапку, он промямлил:
– Может, этого сначала вздёрнем, а потом…
– Ладно, хер с ним. Возьми пару ребят покрепче и дуй за Молли. – поглядывая на идущего к ним незнакомца, сказал Билл.
– Да как же я их найду, здание то вон какое! – воскликнул Дейв, шепелявя.
– Живо! – гаркнул во весь голос Билл, в очередной раз подумав: – Господи, да что моя сестра в нём нашла. – Указал на первых двух из толпа, велел следовать за Дейвом. Вновь глянул на незнакомца и от неожиданности дрогнул.
Выстрел!
Грохот эхом прокатился по парковке. Вжав головы в плечи, толпа вмиг стихла, и, как по команде обернулась. Супротив им стоял помятый старик с собакой на поводке и поднятой к небу правой. Дейв проследил, как незнакомец опустил руку с пистолетом к поясу: казалось ствол смотрит прям на него. «Ну-у, твою мать!» – пронеслось в голове, и он невольно скользнул в сторону от Билла, стараясь как можно скорее раствориться в людской массе.
Держа всех на прицеле, Майк подошел ближе. Зеваки тут же отпрянули, кто-то уже поспешил покинуть стройные ряды. Билл мельком взглянул на биту на земле, глянул на спрятавшегося в топе Дейва, посмотрел на двух подельников слева от него. Казалось, Пит и Винн, держащие под руки незнакомца, застыли на месте и Билл был готов поклясться, что и дыхание ссыкуны задержали. «Вот же слюнтяи», – пронеслось в его голове и желваки заиграли на небритом лице.
– Вы какого хрена тут устроили?! – прохрипел старик, кашлянул и, не дожидаясь ответа, добавил, – Кто главный в этом зоопарке?!
Дэйв и Билл переглянулись. «Сделай что-нибудь, Билли», – подумал Дейви заметно подрагивая. – «Только попробуй слиться, сучонок» – подумал Билл, глядя на Дейва, и сжал кулаки.
– Вы оглохли тут все?! – одернул пса, шикнул, – Кто руководит этим цирком? – спросил Майк тише. Горло першило и он боялся закашляться.
Билл вновь посмотрел на Дейва, спокойно и непререкаемо. Кивнул в сторону незнакомца. Нервно дёрнув головой, худощавый отвел глаза, давая понять Биллу, что в бутылку он не полезет и вообще, ему и в толпе хорошо.
Проклиная в душе безвольного родственника, Билл вышел вперед. По пути подхватил с земли биту, взвесил в руке и посмотрел на старика исподлобья, мысленно прикидывая расстояние и свои шансы.
– Чё надо, дедуля?
– Как вырастешь, узнаешь, – указал стволом на место казни, – отпустите этого человека, повешенных снимите и расходитесь по домам.
– Может, тебе ещё и за таблетками сбегать? – усмехнулся Билл, и отмахнувшись, добавил, – Вали отсюда!
– Повторять не буду, – сказав, Майк поднял правую и навёл пистолет на Билла. – А если не понимаешь, могу и за ушком почесать, – не моргая посмотрел здоровяку в глаза.
– Совсем ума лишился на старости лет? – нервно прыснув со смеху, спросил Билл. – Ты кем себя возомнил, дед? Иди стирай подтяжки, – преодолев страх, Билл почувствовал себя спокойно, он думал: «Ничего, потяни время, подогрей толпу и шанс представится. Надо ещё пару ярдов для рывка выждать и он твой».
Майк бросил взгляд на толпу, напружинил ноги, оценивающе посмотрел на сподвижников. Если еще секунду назад они готовы были повиноваться, но сейчас, поведение здоровяка вновь вдохнуло в них силы. И теперь они смотрели на него, как на добычу.
– Иди своей дорогой дед, мы белых не трогаем, – расправив плечи, гордо заявил Билл, а развернувшись к толпе, развёл руками и чуть попятился, сокращая дистанцию.
– Еще шаг – и схлопочешь пулю, – сухо отметил Майк.
– Правда? – не оборачиваясь, протянул Билл с иронией в голосе, махнул в сторону Майка рукой и вновь попятился, – Посмотрите на этого героя. Он думает, что может заявиться сюда и указывать нам. Указывать – не защищать себя! И терпеть, когда косоглазые закидывают нас бомбами! Нет уж, мы лучше погибнем, но справедливости добьемся!
Толпа робко, но одобрительно зашумела, с дальнего конца послышался свист. Некоторые бросали неизвестно откуда взятые пустые банки из под содовой: одни кричали о предательстве, другие о расправе, третьи о справедливости. В первые ряды выбилась женщина с нескладно подобранным туалетом, побежала на Майка и только наведённый на нее пистолет поумерил в ней прыть. Она глянула на Билла, тот, кивая, улыбнулся. И почувствовав себя в безопасности, она топнув ногой, плюнула в старика, крикнув: «Вали туда, откуда выполз, вонючий предатель!»
