Павлих Мария Ч
Фуршет в эпицентре рая
Формально никаких претензий предъявить к ним было невозможно. Многочисленные проверки, тесты и скрытые наблюдения не выявили никаких нарушений. Было досконально установлено что хмурые гроссмейстеры, больше напоминающие своим атлетическим видом дзюдоистов, не пользовались во время игры никакой посторонней помощью. Хотя играли они действительно странно – простейшие и гениальные ходы делали с одинаковой скоростью, часто не смотрели на доску и рассчитывали варианты глядя куда-то вдаль. Ещё одна странность состояла в том, что новоиспечённые дарования наотрез отказывались играть блиц и никогда не соглашались на ничью, заканчивая игру когда на доске оставалась всего лишь пара королей.
Приблизительно в это же время была развёрнута специальная кампания по дискредитации быстрых шахмат. Сама идея игры с укороченным временем объявлялась оскорбительной для вековой шахматной традиции Братства. Гордый козлиный голос, летящий из каждой комнаты, прославлял великую шахматную школу Поп Державы. На международных турнирах, традиционно проходящих каждый год в Нектарии, теперь принимали участия только гроссмейстеры Братства, вытеснив игроков Северо-Баллистического Пасьянса, Агонии и Нектарии. Этот парадокс безуспешно пытались разгадать многие эксперты, по-настоящему ценившие шахматное искусство, но Элис не было до этого никакого дела.
Рассказ о спортивной жизни Братства продолжился демонстрацией военно-патриотических учений для подростков, – будущих пехотинцев Главнокомыслящего и бойцов Элит-Кавалерии. Одетые в герметичные защитные термотулупы, они разминировали минное поле и преодолевали химический ров, который Элис ошибочно приняла за серебристую речку, любуясь волшебными цветами из окна иллюминатора. Выживший в конкурсе победитель получал право учавствовать в церемонии награждения и удостаивался чести принять почётный приз из рук самого Главнокомыслящего.
Дети старались на совесть, рвение с которым они топили друг друга в ртутной жижи поражало. Почти ежеминутно требовалась помощь спасателей, наблюдавших за ходом учений. Выбывших из игры приходилось реанимировать, вылавливая из рва как дохлых рыб. Им одевали кислородные маски, ставили живительные капельницы, иногда был необходим прямой массаж сердца. Даже находясь на реанимационных носилках, они бессознательно махали руками, отталкивая санитаров, принимая их за недавних соперников.
Главнокомыслящий наблюдал схлёст юнцов в бинокль из откатных ворот арочного укрытия для квантовых бомбардировщиков, находясь на безопасном расстоянии от бойни. Родители, чьи чада шли к намеченной цели по головам своих бывших товарищей, окружали его плотным полукольцом, и кротко выражали восхищение, происходящим на их глазах изуверством.
Радиационная стена была заранее выведена из строя специальной учебной группой альфа-сапёров – будущих военных инженеров и создателей нового поколения квантового оружия. Отдельная учебная команда, заградбригада Главнокомыслящего, работала между радиационной стеной и минным полем, подбадривая не слишком отчаянных юных пехотинцев длинными электрошоковыми копьями.
После немыслимых патриотических злоключений двое подростков одновременно добрались до аэродрома. Оба еле стояли на ногах и победоносно улыбались Главнокомыслящему. По правилам соревнования победителем становился только один. Возник небольшой конфуз; после недолгого совещания, был найден интересный и зрелищный выход из положения.
Вышедшим в финал подросткам дали десятиминутный отдых. За это время на аэродроме наскоро сколотили две деревянные виселицы. Конкурс назывался "Пуповина Родины". Проигравшим считался тот, кто первым потеряет сознание и повиснет на петле без движения. Это было «серьёзное испытание на выносливость». Санитары реанимационной службы уже расположились неподалёку и с интересом наблюдали за происходящим. Родителей поставили в известность, они с радостью и пониманием отнеслись к необходимому мероприятию.
Мальчиков поставили на деревянную скамью. Толстый краснолицый бугай, попискивающий от удовольствия, выбил опору из под ног несчастных, уже мало что соображающих претендентов. Подростки повисли на верёвках, как выловленные из пруда караси. Один дёргался в конвульсиях всем телом, второй сучил ножками, словно пытался убежать от своих мучителей. Пуповина родины мертвой петлёй держала сыновей за горло.
Через несколько секунд спазмы у висельников прекратились почти одновременно. Детина, выступавший в роли то ли судьи, то ли палача, объявил победителя, но подбежавшие родители имели на это счёт собственное мнение. Началась потасовка, – мамаши вцепились друг другу в волосы, их ожиревшие супруги толкались мамонами, словно подвыпившие борцы сумо. Из за возникшей суматохи служба спасения не смогла вовремя снять детей с петли. Послушались истеричные крики, затем картинка резко пропала с экрана.
Всё оставшееся время слинфобак посвящал этике поведения во Дворце, технике безопасности и административному кодексу Поп Державы. Это был хороший знак – срок заточения, очевидно, близился к концу. Элис чувствовала себя уверенней, приступы лихорадки не возобновлялись, страх перед церемонией награждения ещё не дразнил нервную систему. Несколько дней, проведённых в одиночестве, позволили ей полностью восстановиться физически. Астматические спазмы, измотавшие её волю в биохимическом геттополисе, бесследно исчезли. Она ещё не успела привыкнуть к одиночеству, – желание услышать живую речь проснулось с новой силой и возрастало с каждым часом, проведённым в гостиничном номере.
Информационный сличфобачок замолчал на несколько часов, на экране, застыло изображение Теремов. Тишина оглушила Элис, – хотелось кричать, но это запрещалось правилами поведения и административным кодексом. Ей начинало казаться, что вместо гостиничного номера она находится в камере "Кричащей Тишины".
Пространство комнаты разорвал уже знакомый Элис сказочный голос: "Дорогой друг! Сердечно благодарим Тебя..”. Она пропустила слова мимо ушей, – на экране стенда появился длинный гостиничный коридор с красными стенами, обвешанными портретами Главнокомыслящего. Два человека неторопливым шагом направлялись к её номеру.
IV
Входная дверь вздрогнула, десюдепорт замигал дискотечными лампочками, рисуя портрет Лидера Поп Державы, под щёлканье личиночных огнеупорных замков. На пороге появился кролик в сопровождении эксцентричной пучеглазой толстушки. Ещё не успев войти в комнату, они начали громко и дружно аплодировать. Элис показалась, что в отличии от кролика, женщина делала это искренне. Элис не успела вымолвить и слова, как толстушка подбежала и обняла её как лучшую подругу.
– Мадам Пердю, – представилась чиновница. – Твоего гида я отправила обратно в свой люкс для нищих. Беру тебя под своё шефство, и личную ответственность.
Она улыбнулась и загадочно покосилась на кролика. Элис интуитивно чувствовала, что главный в комнате он, но непринуждённость и дружелюбная интонация, с которой Пердю произносила каждое слово мгновенно расслабили её. Про себя Элис радовалась, что наконец может перемолвиться с кем-то живым словом и, судя по весёлому нраву пузаньи, не взвешивать каждую мысль дважды.
Кролик поздравил Элис с успешным прохождением полит-карантина, учтиво извинился за причинённые неудобства, и выразил уверенность в том, что лекции были познавательными для вновь прибывшей гостьи. От него Элис узнала, что Пердю лично подбирала ей еду по группе крови и избавила от ещё одного дня заточения, решив лично подготовить Элис к церемонии награждения. Пердю почтительно наклонила голову, выражая кролику благодарность, последний не прощаясь удалился.
Они остались вдвоём в гостиничном номере. Запах духов "Шинель номер 5” мгновенно распространился по комнатам. То что творилось у Пердю на голове скорее напоминало атомный полигон или торт из белых червей, чем причёску. Этого было достаточно, чтобы понять её принадлежность к аристо-элите. Вишенкой на торте был птичий помёт, аккуратно красовавшийся в самом центре головы.
Эта неожиданная деталь женского туалета смутила Элис, – она вызывала одновременно приступ рвоты и желание находиться подальше от собеседницы. Тем не менее Пердю, как будто специально, держалась на расстоянии поцелуя. Запах духов был не так противен как газовая атака, идущая изо рта этого суетливого существа. На секунду Элис показалось, что она опять попала в биохимический геттополис.
Несмотря на это, Пердю вызывала в ней симпатию. Нескольких предложений, сказанных этой толстушкой, было достаточно, чтобы исключить её из списка подозреваемых агентов штаба сопротивления. Так искусно играть простушку не смог бы ни один актёр, и уж тем более, шпион без прикрытия.
Если Пердю действительно взяла над ней шефство без тайного злого умысла, для Элис это был выигрыш в бинго. Чиновница оказалась необычайно словоохотливой и жадной до сплетен. Всего через четверть часа Элис знала чуть ли не все подробности её жизни в Теремах, включая самые пикантные.
Человек, которого Элис мысленно называла кроликом, оказался одним из самых влиятельных чиновников в Теремах. Он входил в состав сплотившихся и являлся главным советником Главнокомыслящего по всем политическим вопросам. От Пердю она узнала его настоящее имя – Кирка. Оно волшебным образом оказалось созвучно с кличкой, придуманной Элис.
Пердю разъяснила причину, по которой высокопоставленный чиновник оказывал столь пристальное внимание к её скромной особе. Кирка сделал головокружительную карьеру в Теремах не только благодаря собственному уму, интуиции и дару политтехнолога, но и врождённой педантичности. Он лично имел отношение ко всему, что происходило во Дворце. Убедившись персонально, что на награждение прилетела Элис, а не замаскированный воин неба или шпион Северо-Баллистического Пасьянса, он позволил чиновнице взять на себя дальнейшие хлопоты.
Пердю с супругом жили в третьем кольце башен Теремов. Они принадлежали к аристо-элите, но не входили в состав “сплотившихся”, что, как казалось Элис, огорчало чиновницу, больше, чем бесплодие и язва желудка. Вместе с мужем они отвечали за функционирование башен Дворца, их ремонт и обслуживание.
Пердю ненавидела свою должность уже несколько лет. В ней не было, по её же словам, никакой движухи и возможности изменить собственный государственный статус, – войти в высший круг аристо-элиты, – круг “сплотившихся”. В Элис чиновница увидела свежие уши и возможность безнаказанно изливать планы на будущее, не стесняясь в выражениях и описаниях конкуренток по политическим интригам. Пердю оказалась набожной натурой, но набожность имела горький привкус политических фабул.
Бегая чуть ли не каждый день в теремок-исповедальню, она каялась в том, что невольно оказывалась свидетельницей экспоненциального грехопадения остальных претенденток на посвящение в круг избранных. Можно было легко предположить в какие инстанции отправлялись эти духовные откровения после тайной исповеди. С присущей ей душевной простотой Пердю считала, что представленный компромат на соперниц должен носить исключительно сексуальный характер. С Элис она взяла слово посетить теремок вместе с ней, как только представится первая возможность.
От мадам Пердю, первый раз за всё время полит-карантина, Элис услышала правдивую лекцию о нравах и движущих мотивах поведения людей, населявших Терема. Политическое устройство Братства напоминало обрывистую скалу-муравейник, восхождение на которую зависело от прочности выстроенной интриги, а не крепости рук или страхового каната. Штурмующий новую высоту мог полагаться только на себя и работал без страховки. Плохо сплетённая интрижка могла лопнуть в любой момент, и тогда сила тяжести государственного устройства обрекала на смерть всю семью полит-альпиниста.
Над скалой, как зоркий двуглавый орёл, парил сам Главнокомыслящий. На её вершине находились те немногие, с кем лидер Братства был готов обсуждать самые лихие операции спецслужб. Они называли себя “сплотившимися”. В касту избранных входили высокопоставленные чиновники, представители спецслужб и высший военный состав Братства. “Сплотившиеся” являлись членами аристократической элиты, или сокращённо аристо-элиты, как и остальные представители "нового дворянства", стоящие рангом ниже на иерархической лестнице.
У самого подножья находились управленцы и "эффективные менеджеры", – директора гетто-предприятий. “Эффективные менеджеры” отличались от управленцев профессиональной непригодностью и абсолютным нежеланием участвовать в производственном процессе. Управленцы, в отличии от "эффективныx менеджеров”, не являлись членами высшего общества, но потенциально имели возможность примкнуть к его рядам. Достаточно было проявить выдающуюся услужливость перед кем-либо из “сплотившихся” или удачно сконструировать интригу против зарвавшегося члена аристо-элиты.
На земле и под её поверхностью находились все остальные, – обычные жители Братства. Аристо-элита называла их крестопьянами. Кресотпьяне не могли стать членами аристо-элиты, – принадлежность к аристократии передавалась по наследству, что гарантировалось конституцией Братства.
Сами члены высшего сословия, подобно муравьям, поднимались и падали с муравейника чуть ли не каждый месяц. Их перемещения легко отслеживались по скандальным новостям "Братство Сегодня". Аресты одних и яркий взлёт других были нормой и стимулом в выстроенной системе. За всё время существования муравейника, только одному члену аристо-элиты удалось попасть в касту “сплотившихся”, – бывшему ассенизатору Главнокомыслящего.
Показательным было и то, что ни один управленец не входил в элитарный состав Братства. Пердю объясняла это подчёркнутой отстранённостью бывших талантливых бизнесменов от любых политических интриг. Они хорошо понимали цену за проигрыш, несопоставимую с любым дивидендом от членства в обществе алчных психопатов. К последним, вопреки логике, Пердю себя не причисляла.
Из за её болтовни они уже час находились в гостиничном номере. Элис терпеливо ждала, когда чиновница предложит ей, наконец, выйти в Терема и осмотреть окрестности. Когда на щите снова заиграл гимн Братства, чиновница вспомнила истинную причину своего визита и схватила Элис за руку:
– Знаешь что самое важное в процедуре награждения?
Пердю сделала загадочное лицо и выдержала паузу, подчёркивая собственное интеллектуальное превосходство. Затем сама ответила на вопрос:
– Самое важное – это преподнести правильный подарок Главнюку после официальной части церемонии! Я покажу тебе кое-что. Оно в моём кабинете.
Глаза чиновницы сверкнули болезненным блеском. Любой житель геттополиса, кто посмел бы назвать Главнокомыслящего Главнюком, получил бы десять лет лагерей, наследуемых ближайшими родственниками в случае преждевременной смерти обвиняемого.
Элис было всё равно куда идти, лишь бы поскорее вырваться наружу, – от речей чиновницы у неё начиналась агорафобия. Надежда на прогулки по вечерним улицам Теремов не оправдалась, – у выхода из ворот отеля их ждала правительственная машина. Точно такой же чёрный саркофаг доставил Элис несколько дней назад из геттополиса на военный аэродром.
Они проехали несколько пропускных пунктов и неожиданно остановились в аквариуме. Водитель выпрыгнул из машины, поклонился мадам и мгновенно исчез. Элис не поверила своим глазам, – вокруг неё плавали психоделические кальмары, морские черти, утконосые химеры и малоротые рыбы-попугаи. Аквариум поднимался вверх, как всплывающая на поверхность хрустальная подводная лодка. Пердю искоса посмотрела на Элис и по-свойски толкнула локтем в бок:
– Акво-лифт! Теперь и в третьей башне! Моя затея, дорогая!
От удивления Элис не могла вымолвить и слова. Маленькая вертикальная кунсткамера в блочном девятиэтажном доме её родного биохимического геттополиса тоже называлась лифтом. Даже старожилы испытывали мучительные приступы клаустрофобии в этом узком гробике, едва вмещающем двух человек.
В девять лет Элис стала свидетельницей трагедии, – лифт разорвал на части соседа по лестничной клетке, – маленького мальчика, с детства мечтавшего вступить в пехоту Главнокомыслящего. Его зажало внешними дверями, когда он, удовлетворяя своё детское любопытство, всматривался в безмолвную черноту шахты. Десятитонная кабина снесла ему пол головы, выплюнув мозги на лестничную клетку. Тело несчастного оставалось в вертикальном положении пол дня, пока приехавшие санитары морга не сбросили тело в тоннель подъёмника, чтобы не тащить вниз с девятого этажа. С тех пор Элис предпочитала ходить по лестнице и пользоваться любым видом подъёмных устройств только при крайней необходимости.
Акво-лифт доставил их прямо в кабинет Пердю, вместе со служебной машиной. Чиновница с гордостью указала Элис на своё рабочее место. Огромный стол, стилизованный под дубовый, был сделан из золота и покрашен в тёмно-коричневый цвет. Пердю заявила об этом, ещё не успев выйти из машины. В доказательство своих слов она показала Элис широкую жёлтую царапину на левой балясине.
На столе стоял бюст "Главнокомыслящий на конроботе". Пердю называла бюст кентом, будучи абсолютно уверена, что “кент” является сокращением от слова кентавр. Чиновница объяснила Элис, что, согласно древней мифологии двадцатого века, кентавр – бессмертное существо с башкой и торсом человека на туловище конробота.
Над столом висел портрет лидера Братства. Главнокомыслящий сидел на стальном четвероногом монстре как на огромном пудр-клозете. Мизинец Главнюка был величественно устремлён за горизонт. Портрет назывался "Позыв в рай". Ещё один кент, размером с человеческий рост, стоял в углу, справа от портрета.
Кабинет был наглухо отделён от окружающего мира и природы толстым звуконепроницаемым стеклом, в него не проникал ни один шорох со стороны. Музыкальный генератор имитировал шум дождя, листьев, грозы или щебетание птиц, в зависимости от погоды или прихоти чиновницы. Каждый час он прерывался, чеканя гимн или патриотические ритмы.
Пердю неожиданно вздрогнула и рванулась в дальний угол комнаты как сумасшедшая.
– Ах ты гадёныш! – исступленно заорала чиновница и выхватила длинный золотой шест с закреплённой на конце авоськой из за статуи Главнюка.
Элис подняла глаза и увидела пустую, раскачивающуюся из стороны в сторону клетку. Чёрная мощная птица, похожая на огромного орла, бешено заметалась по комнате, задев Элис острыми как нож крыльями. Элис вскрикнула от неожиданности и бросилась под стол. Пердю запрыгала по кабинету, пытаясь достать беглеца самодельным золотым сочком. Она зычно причитала, как будто хоронила кого-то из близких. Орёл неистово гадил на чиновницу, конных роботов и самого Главнокомыслящего. Отточенными искусными движениями ей в конце концов удалось загнать птицу обратно в стойло.
Элис вылезла из укрытия и осторожно подошла к клетке. От увиденного, она чуть не потеряла дар речи, – огромный двуглавый Беркут пытался разорвать стальные прутья мощными клювами и острыми, как заточка, когтями. Его головы смотрели в противоположные стороны и дырявили пространство грозными сверлящими взглядами.
Как профессиональный фотограф, Элис прекрасно разбиралась в редких птицах. Мадам Пердю не отдавала себе отчёт в том, какой опасности подвергла себя и своих гостей. Её свободолюбивый питомец мог одним лёгким укусом разорвать жертве сонную артерию или перебить лапами позвоночник.
Пердю открыла небольшую алмазную шкатулку, голыми руками достала из неё несколько длинных склизских червей и бросила в клетку. Две головы стали жадно бороться за пищу, не понимая, что находятся в одном теле.
Прийдя в себя, чиновница рассказала Элис историю своего необычного домашнего питомца. Она вложила в проект целое состояние. Путём сложных исследований и многочисленных экспериментов в области генной инженерии, группе биологов удалось получить эмбрионы двуглавого орла. Из десяти тысяч особей, произведённых на свет, только один преодолел эмбриональную стадию развития и дожил до взрослого возраста.
Пердю, была уверена, что птица должна стать самым подходящим подарком Главнюку к церемонии награждения. По неизвестно откуда полученным, и плохо проверенным данным, чиновница решила, что двуглавый орёл был когда-то символом империи, где много лет назад родился Главнокомыслящий.
Эмбрион усиленно кормили, дрессировали, пытались научить человеческому языку, заменяя аминокислоты геномом речи. Зародыш постепенно превращался в величественную красивую птицу с огромными чёрными крыльями и забористыми когтями. Говорить он так и не научился, но мадам, на всякий случай, решила вырвать ему оба языка. После этой варварской экзекуции двуглавый Беркут стал буйным и мстительным. Он пытался вырваться из клетки при каждом удобном случае и гадил по всем углам кабинета. Ему уже требовался собственный ассенизатор, как и самому Главнокомыслящему.
Элис была не в восторге от увиденного. Беркуты были почти неотличимы от орлов-могильщиков, что могло сыграть с мадам очень дурную шутку. Более того, прошлое Главнокомыслящего было спрятано под семью замками. Это знал чуть ли не каждый школьник. Никто из живущих в Братстве, включая “сплотившихся”, не мог точно утверждать где и когда родился будущий лидер Поп Державы.
Сведения, добытые Пердю, не выдерживали никакой критики. Элис показалось, что мадам хотят грубо подставить. Со стороны это было совершенно очевидно. Она не могла сказать это вслух, чиновница всё равно не услышала бы её доводов.
– Успех – это исключение из правил, Эля, – торжественно объявила Пердю. – А традиции исключений не существует даже в Теремах.
Из сказанного Элис поняла лишь то, что эта нехитрая мысль не принадлежала мадам. Её внушил ей кто-то другой. Именно он и решил подставить чиновницу, убедив сделать рискованные вложения в дорогостоящий идиотский проект.
– Прекрасная идея, – аплодировала Элис, пытаясь придать наигранному восхищению, хоть немного искренности. – Но птице потребуется успокоительное, иначе последствия будут непредсказуемыми.
Чиновница вытаращила глаза от удивления, от чего стала чем-то похожа на своего выкормыша.
– Норм. В непредсказуемости и есть весь смысл. Уж Главнюк это точно оценит. Его самого, поди предскажи.
Как Элис и предполагала, спорить не имело смысла. Подготовка к церемонии награждения, похоже, заканчивалась на знакомстве с двуглавым пугалом.
Комната, которую Элис ошибочно приняла за рабочий кабинет мадам, на самом деле была жилищем двуглавого Беркута, или, выражаясь официальным языком, – “комнатой для помёта”. Настоящий "кабинет" включал в себя рабочую комнату, несколько спален, спортзал, кинотеатр, гараж, ангар для одежды, зал для молебен и зубной кабинет.
Всё это было в распоряжении Элис до завтрашнего утра. Церемония награждения была назначена на полдень. Чиновница хотела собственнолично подобрать Элис одежду для встречи с Главнюком, но, к счастью, еле стояла на ногах после борьбы с Беркутом. Перед тем как удалиться, она подошла к Элис и растянула ей десна в разные стороны, как растягивают их лошадям, для осмотра зубов перед заключением торговой сделки.
– Перед “Самим” улыбаться будешь, зубки блестеть должны.
У Элис не было сил сопротивляться, по сравнению с медицинским осмотром эту выходку можно было считать пожеланием спокойной ночи. На этой деликатной ноте инструктаж к церемонии был окончен.
IV
Элис проснулась и не поверила своим глазам, – две молодые гувернантки одевали мадам, как маленькую девочку. Последний раз она видела нечто подобное в исторических фильмах про аристократов девяностых годов прошлого века. На Пердю затягивали электронный корсет, используя дистанционные пульты управления. Чиновница визжала как поросёнок и материлась; визг сливался с криком Беркута. Птица предчувствовала фатальный поворот в судьбе хозяйки и своей собственной.
Элис наотрез отказалась от каких либо услуг камеристок и занялась приготовлениями к церемонии. Через час они были готовы к выезду. Выкормыш будто сошёл с ума, его пришлось силой запереть в непроницаемый кожух и поместить в багажник.
На акво-лифте они спустились к распашным воротам Башни. Уже через несколько минут машина выехала на Скрепную площадь. Мощёный драгоценными камнями плац переливался всеми оттенками красно-коричневого. Они подъезжали к святая святых Братства – Красному Дворцу Главнокомыслящего, где и должна была состояться церемония награждения.
Золотые узорчатые ворота отворились как по команде, двуногие роботы автоматически взяли под козырёк. Гостей остановила охрана, – долговязый детина в кирасирской барашковой шапке всунул седую голову в машину.
– Пропуск бы предъявить, барыня.
Пердю показала пальцем на Элис, как на музейный экспонат.
– Сопровождаю представленную к награждению.
Из багажника доносились стоны двуглавого, это насторожило гвардейца. Он вопросительно посмотрел на мадам. Чиновница похлопала его по бороде, как барана, и дала в зубы десять рваных. Гвардеец пробурчал слова благодарности, не выпуская денег изо рта, и убрался восвояси.
Теперь Элис узнала истинную причину своего опекунства высокопоставленной чиновницей, – Пердю не значилась в списке приглашённых. Попасть на церемонию в качестве сопровождающей одного из номинантов был её единственный шанс. Если подарок придётся по душе Главнюку, мадам сделает головокружительную карьеру не прилагая никаких усилий и войдёт в состав “сплотившихся”.
Черный катафалк пронёсся через подземный тоннель и въехал в акво-подъемник неизмеримо больших размеров, чем лифт третьей Башни дворца. Почувствовав близкое присутствие орла-полицефала, мелкие морские гады шарахнулись от них, как от огня. Длиннокрылые акулы и плащеносные змеи, напротив, бились в стёкла до крови, сопровождая машину до последнего этажа. Элис вжалась в кресло, ей стало не по себе от подозрительных взглядов морских чудовищ; чиновница, напротив, весело хихикала.
Из за суеты с птицей они опаздывали на протокольно-церемониальный фуршет. Все были в сборе в ожидании неизвестной Жанны д'Арк, спасшей сотни людей, предотвратив гетто-теракт.
Морские люфт-монстры были лишь жалкими червями по сравнению с настоящими, – теми кто ждал наверху. Подъёмник плавно въехал в огромный актовый зал. Пердю взяла водителя за ухо, как нашкодившего кота.
– Займись птицей! Чтобы до конца церемонии не пикнул. Шкуру спущу с обоих.
Водитель воровато выполз, достал кожух с выкормышем и удалился. Лицо мадам изменилось, от волнения на нём стали проявляться слабые признаки интеллекта. Чиновница достала из сумочки золотую манерку, сделала несколько глотков, затем передала Элис.
– Пристегни ремни, Эля. Сейчас самое время.
Пердю умнела на глазах. Элис оценила шутку и допила остатки. Они вышли из машины, лифт опустил катафалк обратно в акво-шахту.
Фуршет был в самом разгаре. Толпа чиновников, разноцветная, как пластиковые мусорные отходы, присматривалась к изысканной жратве и строила планы на алкоголь на фоне огромных узорчатых ворот, украшенных мелкими брильянтами.
Молодой юркий официант умело управлялся с острой восточной саблей времён крестовых походов. Заметив новых гостей, он театрально опустил голову, встал на одно колено и вручил саблю чиновнице, совершая потешную акколаду. Десять бокалов шампанского балансировали на алмазной искривлённой рукояти, как светящиеся цирковые кегли. Елмань, украшенная дорогими камнями, манила пещерными моллюсками с белыми трюфелями. Мадам приняла дары и разделила их со своей подопечной. Официант поклонился и пошёл прочь.
Из центра зала к ним приближалась низкорослая сгорбленная женщина с перекошенным от злобы лицом. Пердю ткнула Элис локтем.
– Мелюзина, – патриотическое воспитание молодёжи, первая Башня, партия "Органы государственний безопасности”. Входит в состав “сплотившихся” уже пять лет. Жуткая стерва, ненавижу.
Элис вспомнила, что, согласно кельтской легенде, фея Мелюзина была осуждена за отцеубийство и, в качестве наказания, каждую неделю превращалась в змею.
Женщина подошла к мадам вплотную, не обращая на Элис никакого внимания, и зло посмотрела на чиновницу.
– Зубы ей проверяла? Крестопьянку привезла, не забывай! Хоть пятнышко будет, голову оторву и в очередь на пересадку запишу. Поедешь вместе с ней в геттополис на трансплантацию.
Элис подумала, что Пердю выплеснет шампанское Мелюзине прямо в лицо, но чиновница даже не повела бровью.
– Норм, сама проверяла, комар не подточит.
Лицо Мелюзины было похоже на скомканный клочок использованной туалетной бумаги. Элис поймала на себе взгляд, полный уничижения и немотивированной злобы. Мелюзина подошла к ней вплотную, превращая первое знакомство в жёсткий бойцовский стердаун.
Пердю молчала, бросив подругу на произвол судьбы. Элис не знала как реагировать, столкнувшись с внезапной, слепой агрессией. Она робко приподняла уголки губ и опустила глаза, стараясь утихомирить злую фею притворной кротостью поведения. Это сработало, – чиновница первой Башни ослабила натиск.
– Улыбайся, когда смотришь на солнце! – бросила она Элис, убираясь восвояси.
– Эта гнуснина вся состоит из испанского стыда, – процедила сквозь зубы Пердю. – Ей стыдно за всех кроме себя. Ну скоро ты у меня совой запоёшь, погоди немного, первая Башня. Скоро обезбашенной останешься, у крестопьянок милостыню будешь клянчить.
Тем временем стоящие вокруг чиновники начали проявлять интерес к необычной гостье. К ним подошёл высокий крепкий человек лет шестидесяти с лицом слесаря, одетый в парадную кавалерийскую форму. Он поздоровался с мадам, соблюдая все официальные приличия, затем повернулся к Элис.
– Слышал, это, о Вашем, ну, подвиге. Выражаю, как бы, благодарность ото всей, на, кавалерии и от себя, на, лично, на.
Он сухо пожал Элис руку, по военному развернулся на триста шестьдесят градусов и достойно удалился.
– Артур-Аурофоб, – прошептала Пердю. – Генерал‑фельдмаршал Элит-Кавалерии. Ядро сплотившихся, ячейка "Золото Партии". Клептофоб, всю жизнь боялся украсть что-либо, даже игрушки у друзей в детстве не воровал. Зато как взял под контроль Кавалерию сразу стал бороться с болезнью. Теперь крадёт у солдатиков всё что под руку попадётся, – капусту, картошку, даже знаки отличия, – надеется излечиться таким образом. На всякий случай смотри за карманами.
Элис не очень интересовали подробности, но мадам доставляло удовольствие проявлять свою осведомлённость.
Элис увидела хмыря, отвечавшего за её высылку из геттополиса. Он стоял с двумя туполицеми, коротко постриженными ребятками, похожими друг на друга как две отстрелянные гильзы. Они разговаривали громко, словно хотели, чтобы их услышали. До Элис доходили короткие обрывки фраз.