Павлих Мария Ч
Фуршет в эпицентре рая
Через час Борзовский пришёл в себя и решил найти свой щедрый подарок. Он вызвал аквалангистов и заставил совершать погружения в пучины океана до самой ночи. Найти приношение любимой так и не удалось, – аквалангисты выписали огромный счёт за услуги, извинились и навсегда пропали из города.
Это происшествие не осталось незамеченным в маленьком курортном городке, где пребывал бывший магнат золотых гор. В город хлынул поток искательниц приключений, профессиональных аквалангистов и владельцев летательных аппаратов. Несколько вертолётов разместились на специально построенных площадках. Девушки, водолазы и пилоты работали слаженно и чётко. "Первым делом вертолёты, ну а девушки – потом", – потешался над богатеем весь город.
Борзовский знакомился с очередной красоткой, влюблялся без памяти и оказывал умопомрачительные по стоимости знаки внимания. Через два дня любимая ставила перед фактом, – между ними всё кончено. За ней немедленно прилетал припаркованный неподалёку вертолёт. Борзовский в сердцах срывал золотые горы с предмета недавней любви и швырял в открытое море. Девушка внимательно следила за тем, в какое место упадёт целое состояние и улетала сдерживая смех сквозь слёзы.
Борзовский вновь обращался за помощью по поиску скормленных рыбам дорогих камней. Аквалангисты были наготове, им сообщались координаты падения и начальная скорость полёта. Они совершали погружения, и легко находили свою судьбу. Оставшуюся часть дня миллионеры плавали в своё удовольствие, изображая необычайное рвение и желание помочь бедному миллиардеру. Затем извинялись, выписывали до кучи умопомрачительный счёт за услуги, и исчезали из городка навеки, уступая дорогу молодым.
Все, кроме Борзовского, жили долго и счастливо, – город выходил на первое место в стране по сумме уплаченных налогов и количеству новоиспечённых миллионеров. Но в Братстве уже разрабатывали спецоперацию "Борзый" по возвращению управленца на родину.
В один прекрасный день он познакомился с девушкой, которая не проявляла никакого интереса к дорогим камням. Ночи напролёт она слушала, как её немолодой любовник хвалился талантами учёного, бизнесмена, и, что самое главное, – врождённым даром решать мировые проблемы. Борзовский решил что это любовь, – чувство, которое не имеет смысла, но придаёт смысл всему остальному.
Девушка убедила управленца в том, что лишь его гений способен остановить постоянные войны в Агонии. После заключения мира он сможет вернуть себе золотые горы, которые с таким трудом заработал, трудясь на кварк-глюонном заводе.
– Ты не понимаешь, малыш, – бодрился Борзовский. Мне не нужны даже золотые ущелья, – я решаю проблемы мирового порядка, – остановлю войну в Агонии, затем куплю Братство.
– Я последую за тобой, милый, – поддакивал Малыш. На край тьмы, – в Братство, в Агонию, в огонь, – только скажи.
Борзовский в умилении смотрел на подругу и каждый день борзел на глазах. В конце концов он согласился покинуть райский городок, чтобы лететь с любимой в далёкую дикую страну.
Его взяли на аэродроме, прямо по прилёту. Девушку Борзовского, – лучшего агента Братства, награждал сам Главнокомыслящий.
– Мафушка опять это сделала, – шептал Главнокомыслящий со странной иронией в голосе.
Борзовского вернули в Братство не из за мести за сказанную фразу о Лидере Державы. Предприятие по созданию синтетического золота стало приходить в полный упадок. Из за наплевательского отношения к реактору и пренебрежения всеми нормами безопасности, в геттополисе с каждым днём увеличивался радиационный фон.
Проблема заключалась не в заботе о населении: религиозный картель Папатриарха не мог больше вести рекрутские наборы, отряды Элит-Кавалерии отказывались совершать рейды для поисков революционеров Штаба Сопротивления. Кроме того, возникла угроза ядерного взрыва, что привело бы к полной потери бизнеса драгоценных металлов.
Борзовскому сохранили жизнь в обмен на согласие стать руководителем опасного для жизни предприятия, – на этот раз бизнес предстояло поднимать под угрозой ядерного взрыва. Ждать согласие от управленца долго не пришлось, – пребывание в тюрьме “Кричащая Тишина” оказалось страшнее атомного мелтдауна.
IX
Истории, рассказанные чиновницей звучали настолько фантастично, что Элис позволила себе усомниться в их подлинности. Всё это, включая бред услышанный на конференции "Наука и религия Братства" начинало её веселить. Тем не менее, веселье это оказалось недолгим. Следующее же задание, полученное от администрации Теремов отбило у неё всякое желание улыбаться и ставить под сомнение что-либо услышанное от мадам. Элис пригласили на съёмки медицинского эксперимента, взяв подписку о неразглашении.
Эксперимент имел сложную формулировку, – “осуществление квант-нейронного перехода сознания пациента в его клонированную нейронную гиперсеть при помощи экстракта нейронов спинного мозга нервной системы исходного биоматериала”. Неформально эксперимент называли “воскрешением” или “транзитом”.
В медицинском зале Элис увидела два операционных стола, расположенных в метре друг от друга. На одном из них лежала женщина. Элис показалось, что пациентка была без сознания. Хирург, находившийся рядом с ней, был в полной готовности приступить к операции. Он ждал сигнала. Резиновые перчатки скрывали тонкие музыкальные руки, скальпель лежал рядом на столике в ожидании своего часа. Второй стол оставался пустым, рядом с ним находился второй хирург, ожидавший своего пациента. Коллеги оживлённо переговаривались. Между столами находилась тележка анестезиолога, столик для хирургических инструментов, монитор и прибор, по форме напоминающий нейронный детектор правды.
Через несколько минут два санитара ввезли в операционную второго пациента и уложили на свободный стол. Они собирались уходить, один из них резко обернулся. Элис показалось, что первый хирург предъявлял санитарам претензии, но это были лишь догадки. От зала её отделяло звукоизоляционное стекло, она не могла слышать разговоры находящихся внутри людей. Элис хорошо видела пациента на втором столе, – это был клон, как две капли воды похожий на женщину, лежавшую рядом. Элис поняла это, по характерной татуировке, на случайно оголившейся руке. Напряжённая пауза затянулась на несколько минут.
Загорелась красная лампа на входе, – сигнал к началу съёмки. Неожиданно женщина проснулась, как от удара электрического тока; она была растеряна, не понимала где находится и что происходит вокруг, у неё началась истерика. Стало очевидно, что она попала в операционную не по своей воле.
Несчастная разрывала резиновые жгуты, стягивающие конечности, как оковы. Тело извивалась в конвульсиях, изо рта пошла пена. Хирург что-то нервно кричал в микрофон и махал рукой в сторону Элис. Возможно, он давал сигнал прекратить съёмку, но она не могла этого знать и никак не отреагировала. Прибежавший анестезиолог, сделал укол и приложил ладонь ко лбу женщины. Она упала на стол в беспамятстве.
Хирург сделал странный жест в сторону Элис. Второй достал четыре электрода и поднял вверх руки, как будто работал на камеру, и наглядно демонстрировал каждое действие. Два электрода он передал коллеге. Каждый прикрепил их к голове своего пациента специальными зажимами. Противоположные концы электродов вставили в гнёзда прибора, соединённого с монитором толстым проводом, обмотанным серебряной фольгой.
Хирург, находившийся рядом с первым столом, включил пробор, – на экране появились две вращающиеся трёхмерные проекции головного мозга женщины и её клона. Зоны правого и левого полушария женщины обозначались на проекции синим и красным цветом, полушария клона – желтым и зелёным. Проекции соединяли две толстые линии, хорошо различимые на мониторе. Линии пульсировали красно-синими и жёлто-зелёными вспышками, показывая движение нервных импульсов от одной проекции к другой.
Дверь операционной отворилась, – вошёл ассистент. Он держал реанимационный электрошок. Элис почувствовала как дрожит фотокамера, – это было в высшей степени непрофессионально, но чем дольше она наблюдала за происходящим, тем меньше владела собой.
Ассистент передал электрошок хирургу, прибор установили на груди пациентки. Электрический разряд подбросил её вверх, разорвав один из сдерживавших резиновых жгутов. На мониторе произошла красно-синяя вспышка, напоминающая ядерный взрыв. Ассистент поменял жгут и разряд повторился. Женщина вздрогнула всем телом, изо рта брызнул жёлтый фонтан. Второй хирург отсоединил электроды от клона, который всё это время оставался неподвижным.
Элис хотела бросить камеру и убежать прочь от этой медицинской вакханалии. От увиденного её тело окаменело, она не смогла сделать и шагу, продолжая съёмку. Женщину закрепили ремнями и укрыли белой простынёй, которая покрыла всё тело, кроме головы. Ассистент подал хирургу скальпель, началась нейрохирургическая операция, которая длилась около пятнадцати минут. Затем женщину приподняли, и сделали укол в позвоночник, откачав шприцем вязкую сероватую жидкость.
Второй хирург уже приступил к операции на мозге клона, коллега присоединился к нему вместе с остальными ассистентами. В голову пациента сделали инъекцию жидкости из позвоночника прооперированной женщины.
Вторая операция заняла больше времени. Несколько раз прибегали анестезиологи и о чём-то разговаривали с хирургами на повышенных тонах. Элис поняла это по их активной жестикуляции. Ассистенты передавали бесконечные марли, зажимы и пинцеты, на лбах обоих хирургов выступали капли пота.
Через несколько минут всё было закончено. Элис мысленно поздравила себя с тем, что не упала в обморок, хотя еле стояла на ногах. Это была преждевременная бравада, – то что происходило дальше заставило её содрогнуться. Она отказывалась верить в происходящее.
Первый хирург вернулся к своей изначальной пациентке вместе с одним из ассистентов. К приложили груди электрошок, коллегам у второго стола подали странный сигнал. К прооперированной голове клона прицепили электроды. Элис заметила, как жёлто-зелёные цвета почти полностью пропали с монитора. По женщине снова произвели удар электрическим разрядом. Она осталась лежать неподвижно. Вместо неё всем телом содрогнулся клон, будто разряд входил в его плоть, а не в лежащее рядом тело женщины. Монитор извергал красно синие вспышки. Странный прибор, соединяющий электроды замигал издавая сигналы, похожие на пожарную тревогу.
Эксперимент повторили ещё раз. От повторного разряда в тело неподвижно лежавшей женщины, клон взлетел вверх почти на пол метра, разорвав все резиновые ремни. Упав на стол он продолжал корчился в ужасных судорогах. Женщина не шевелилась, будто не имела к происходящему научно-медицинскому изуверству никакого отношения. Первый хирург вырвал из неё электроды, – судороги клона мгновенно прекратились.
Через десять секунд красно-синии вспышки на мониторе стали слабеть, превращаясь в пульсирующие чёрные точки. Свет в операционной слабел, комната медленно превращалась в морг. На женщину и клона натянули чёрные мешки, все находящиеся в хирургической комнате удалились. У Элис тряслись колени, затем помутилось в глазах. Она потеряла сознание и рухнула на пол вместе с фотокамерой.
XIII
Шок от увиденного прошёл через несколько дней. Элис посчастливилось встретить Жирноносого, единственного чиновника во Дворце, кто хоть как-то смог отвлечь её от мрачной реальности Теремов. Это произошло после очередного заседания, но котором принимались жизненно важные постулаты Братства относительно населения геттополисов. Следующие законы были приняты единогласно, всего за несколько минут:
– Передача тюремного срока по наследству – в случае преждевременной смерти заключённого ближайший родственник обязан досиживать срок до конца.
– Десять лет тюрьмы за публичное сомнение в существовании Главнокомыслящего.
– Двадцать лет тюрьмы за сокрытие информации о местонахождении революционеров штаба сопротивления.
– Два обязательных бесплатных выезда работников извоза в районы гетто-предприятий.
– Пятнадцать лет тюрьмы за пользование беспроволочной связью.
– Запрет на присвоение библейских имён детям не принадлежащим к аристо-элите.
– Ограничение количества разрешённых городских звонков до пяти в день, включая экстренные звонки в службы спасения.
– Обязательное прохождение опроса на нейронном детекторе правды раз в 3 месяца для подростков и раз в два месяца для всех граждан старше двадцати одного года.
– Обязательные нейронные собеседования с детьми при приёме в детские сады.
На этом тяжёлый рабочий день был окончен, все устремились в буфет, где их ожидал жирявый глумослов. Шут ухахакивался со смеху, рассказывая очередную притчу. Стёб над управленцами давно входил в его профессиональные обязанности. Он часто приукрашивал рассказы вымышленными подробностями, но суть произошедшего всегда оставалась правдивой. Историю о суде Абворовича и Борзовского шут любил больше всех остальных и рассказывал её с особым энтузиазмом:
«Значит встретились они в библиотеке. По чистой случайности. Абворович там искал самоучитель по латыни, а Борзовский рассматривал книгу соломоновых притчей. У Борзовского с собой был иск к Абворовичу, он его даже в библиотеку носил. Подбегает он к нему и тычет в харю повесткой в суд. Ну Абворовичу деваться некуда, он даже руками не успел развести.
Судиться решили, естественно в Нектарии. Абворович волшебным образом получил там временный вид на жительство, как полноправный потомок евреев-гепардов, – еврейской общины Пигмейского полуострова, которых преследовали в Агонии. Борзовскому сначала указали на дверь, мол судись в Братстве или в Северном Пасьянсе, но посмотрев на предъявленный иск, специально изменили закон, разрешающий въезд в Нектарию на время суда. В иске шла речь о золотой горе Агонии. Приняла их самая известная судья Нектарии, – Глотка. Приняла в прямом и переносном смысле.
Судья Глотка им и говорит, мол нету у вас никаких шансов в этом деле. Ни у одного, ни у другого, ренегаты вы несмешные. Борзовский сначала обиделся, мол что вы нас дегенератами обзываете? А Абворович говорит ей, мол, оставь, Глотка, это у нас традиция такая в Братстве, – мы сначала братуемся, а потом судимся, а потом опять братуемся, а потом опять… Скучно нам. Глотка это проглотила и пожала плечами, мол я вас не дегенератами назвала, а ренегатами, дегенераты вы недоученные, а традиции мы уважаем, Нектария – страна политкорректная.
Начался суд. Борзовский плохо знал язык Нектарии и, поэтому, говорил без переводчика. Абворович прекрасно знал язык и, по этой причине, взял самого высокооплачиваемого синхрониста. В своём иске Борзовский предъявлял претензии к бизнесу мат-рюшек.
Он утверждал, что вложил в бизнес одну из золотых гор, которую честно заработал, трудясь в Братстве на кварк-глюонном заводе. Гору он затем выкупил обратно, на деньги, полученные от бизнеса мат-рюшек. Сам же бизнес по производству игрушечных атомных бомбочек Абворович продал Братству за стоимость, намного превышающую её изначальный номинал. Борзовский требовал свою долю от сделки. Сумму иска невозможно было выговорить на языке Нектарии, так как слово, обозначающее число с таким количеством нулей в словаре Нектарии не значилось.
Сначала выступал адвокат Абворовича. Их позиция была ясна и понятна: Абворович работал чисто по понятиям, давно отошёл от дел, и, на данный момент, не имеет с Братством ничего общего.
Потом выступал Борзовский. Он сошёл в зал суда вразвалочку, как истосковавшийся по суше моряк сходит на берег. Встав перед микрофоном в довольно вызывающей позе, он начал предъявлять претензии к Абворовичу.
Борзовский говорил уже десять минут, а члены суда думали что он всё ещё настраивает микрофон. Очень скоро они обнаружили свою оплошность, и стали покатываться со смеху, так как понять речь стоящего у микрофона человека было абсолютно невозможно.
Борзовский считал, что дело в кармане, ибо решил, что смеются над глупостью и непрофессионализмом Абворовича. Его язык развязался вместе с галстуком на шее. Борзовский был очень доволен собой. Когда он закончил, члены суда не могли остановиться от смеха, держась друг за друга, а судья Глотка вытирала слёзы мантией.
Наконец они взяли себя в руки:
– Ребят, вот сейчас серьёзно, – сказала Глотка. У кого-нибудь есть вопросы?
– У меня есть, – сказал секретарь, сидевший рядом с судьёй и давившийся от смеха больше остальных.
– Пожалуйста, – сказала Глотка.
– Правда ли, что когда вы жили в Братстве у Вас была кличка Борзый?
Члены суда опять покатились со смеху. Борзовский не понял вопроса, но ответил: Да.
Это было единственное слово, которое поняли члены суда за всё выступление. Глотка подозвала судебного переводчика и попросила его выяснить у Борзовского точные координаты горы, – широту и долготу. Толмач передал просьбу, объяснившись со своим клиентом на языке глухонемых.
Борзовский кому-то позвонил прямо из зала суда, что-то долго выяснял, но в итоге предоставил всю необходимую информацию, указав дополнительно как лучше добраться до горы воздушным и наземным транспортом.
– Суд удаляется на совещание, – сказала судья Глотка, не вставая из за стола, и громко хлопнула деревянным молотком.
– Суд выносит решение в пользу Абворовича, – сказала она ещё через секунду и опять хлопнула молотком. Гора переходит в собственность Абворовича.
– Так это ж вопиюще ж! – затрясся Борзовский и поднял руки к небу в истерическом молитвенном порыве.
К нему немедленно подбежал адвокат и зашептал на ухо: "Осторожно, будите критиковать судью, вышлют к чёртовой матери обратно в Братство! Вас, и мать Вашу! Мать Вашу!”.
– Протест принимается, – сказала Глотка. Ввиду того, что Абворовича не имеет гражданства Нектарии, по закону Нектарии, его собственность в виде горы, находящейся в данный момент в Агонии по таким-то координатам, переходит в собственность Нектарии».
Члены аристо-элиты мрачно переглянулись между собой и разразились громким поддельным смехом.
XV
Между тем, в Теремах стали происходить странные события. Патриотические игры молодёжи устраивались уже каждый божий день. Логическое объяснение этому было только одно, – обострение внутриполитической ситуации, вызванное соперничеством партийных кланов. Борьба за власть между башнями Дворца выходила на новый уровень.
Муж Мелюзины, отвечавший за патриотическое воспитание молодёжи, демонстрировал избыточную лояльность Главнокомыслящему. Военные игры включали в себя несколько этапов: вывод из строя радиационной стены, разминирование минного поля и прохождение термохимического препятствия в защитных термотулупах. Каждое из этих мероприятий стоило громадных средств и доставляло огромные неудобства размеренной жизни аристо-элиты.
Более того, подобные игры представляли огромный риск для жизни молодых участников. Малейшая неточность в соблюдении техники безопасности грозила летальным исходом или, как минимум, приводила к инвалидности. Состав ёмкости термохимического рва менялся каждую ночь, создавая дополнительные сложности для юных патриотов. Ров наполняли ртутью, плазмой или серной кислотой. Ни один участник игры не мог знать заранее его точный состав. Процесс замены химикатов был трудоёмким и дорогостоящим предприятием. Столь отчаянное желание чиновника привить молодёжи грамотные патриотические манеры вызывало беспокойство и недоумение даже в кругах "сплотившихся".
Главнокомыслящий никак не реагировал на происходящее. Это фактически развязывало чиновнику руки и давало возможность повысить собственный рейтинг, рискуя жизнями одураченных подростков.
В один из тренировочных дней произошёл сбой, – группа, отвечавшая за вывод из строя радиоактивной стены, допустила грубую ошибку, оставив генератор работающим на полную мощность. Пятьдесят подростков, прибывших из кварк-глюонного геттополиса были обречены на медленную смерть от лучевой болезни. Несчастным наскоро вручили грамоты с гербами Братства, подписанные Потрохом-Петрушей и быстро отправили по домам. Они возвращались к родителям сияющие от радости, не зная в каких муках будут умирать вечером.
На следующий день, один из участников кислотного заплыва неправильно закрепил термотулуп и заживо растворился в серной кислоте рва.
Всё это никак не волновало чиновника. Он преспокойно наблюдал за тем, как вылавливают остатки несчастного и с удовольствием поедал полевой завтрак, заботливо приготовленный супругой Мелюзиной. Военно- патриотическое мероприятие должно было продолжаться несколько недель, не принимая во внимание чудовищные несчастные случаи и беспрецедентные сбои в соблюдении техники безопасности.
Одни считали чиновника фанатиком и патриотом-радикалом, другие карьеристом, третьи – просто идиотом. Как выяснится позже, ошибались все.
XIX
Элис сидела вместе с Пердю на золочёной террасе, наслаждаясь нежным солнечным приливом и божественным видом райского города-сада, открывающегося из третьей башни. Вековые исполинские деревья сцепились между собой, как страстные любовники, создавая яркий калейдоскоп цветов, – бенгальский фикус причудливо переплетался с лысыми кипарисами, радужный эвкалипт наседал на древесную ромашку, спасаясь от дикого чертополоха.
Пердю была явно не в духе. Пейзажи неземной красоты не волновали её даже в детстве, шум водопадов и пение птиц вполне заменял музыкальный генератор, созданный на заводе "Ритм". Чиновницу тревожил иной мир, созданный не мощными механизмами природы, а силой человеческой алчности.
С момента вручения подарка Главнокомыслящему прошло уже две недели, а никаких вестей от ассенизатора не поступало. Пердю с удивлением обнаружила, что начинает сильно беспокоиться за Беркута. За несколько лет она успела привязаться к двуглавому. К тому же птица стоила баснословных денег. Неправильный уход мог сгубить выкормыша за два дня. Она нервно переключала информационные каналы Теремов, пытаясь ухватить между строк хоть какой-то намёк на грядущие кадровые изменения в составе “сплотившихся”.
Ни одна трансляция не сообщала ничего утешительного, скорее наоборот, – работа чиновницы всё чаще подвергалась критике со стороны аристо-элиты. Это лишь усугубляло пристрастие мадам к кокаину.
Приняв очередную дозу, она схватила тяжёлый хрустальный бокал, оформленный в виде воронки от ядерного взрыва, и с силой швырнула в информационный стенд чуть не задев Элис:
– Почему молчит этот бывший говнодав!?
Элис не ожидала такой реакции от мадам, но быстро взяла себя в руки, подбежала к подруге и села рядом:
– Мы можем как-то связаться с ним? Ведь должна быть возможность?
Пердю высыпала на стол ещё одну дозу из мат-рюшки и посмотрела на Элис с лёгкой дружеской укоризной.
– Ты издеваешься, Эля? Меня не пригласили даже на церемонию награждения. Пришлось изворачиваться, чтобы попасть туда и ждать пока этот ублюдок соизволит поговорить со мной аж целых пятнадцать секунд.
Элис не могла откровенно сказать подруге что думает о сложившейся ситуации. Всё происходящее с мадам было для неё совершенно очевидным: бывший ассенизатор хотел пристроить на место Пердю кого-то из своих близких родственников. Он убедил чиновницу вложить безумные средства в изначально опасный проект, чтобы подорвать её финансовое состояние, и выставить на посмешище перед всем составом “сплотившихся”. Чиновница рисковала потерять всё, вплоть до свободы, если подарок не придётся по вкусу Главнокомыслящему.
Элис попыталась переключить канал на развлекательную волну, но слинфобак замолк окончательно. Брошенный бокал оставил вмятину на мониторе и полностью привёл его в негодность. Она бросила пульт управления на стол.
– Теперь мы остались без новостей.
Пердю вдохнула ещё одну дозу.
– Сейчас всё исправим, Эля, не дёргайся. Заодно познакомлю тебя с одним человеком. Только вернулся из Нектарии. Специалист по информационной безопасности.
Ещё толком не поняв о ком идёт речь, Элис почувствовала частое сердцебиение. Она считала, что знакома со всеми влиятельными людьми во дворце. Мысли об агенте штаба, находящемся в Теремах, не посещали её с момента неудавшейся исповеди у попа. Ей начинало казаться, что никакого агента не существует, – все члены аристо-элиты были слишком ничтожны для этой роли. В гениальную игру одного из них она не верила. Если бы предложили назвать наиболее подходящую кандидатуру, она не задумываясь сказала бы в шутку, что агент – Кирка. Более того, если бы агент действительно находился рядом всё это время, то наверняка воспользовался бы одной из тысячи возможностей выйти на связь.
Теперь же к ней вновь вернулась надежда. Человек, упомянутый Пердю не имел возможности выйти с ней на контакт, потому что был в отъезде. И не где-то, а в самой Нектарии.
Элис попыталась скрыть волнение, она не хотела упускать уникальный шанс, случайно предоставившийся ей из-за несдержанности чиновницы:
– Надо срочно пригласить его к нам, иначе умрём от информационного голода!
Пердю уже набирала номер, поставив звонок на громкую связь. Через несколько секунд Элис услышала красивый мужской голос, не имеющий ничего общего с ржавыми и тухлыми блеяниями чиновников, которые ей приходилось слышать во время пребывания в Теремах:
– А я всё жду, когда же ты обо мне вспомнишь, дорогая.
– Я о тебе и не забывала, Ром, – игриво ответила Пердю. – Мог бы сам позвонить, или уже думаешь, что можно гнушаться лучшими друзьями, раз в Нектарии побывал?
Они были хорошо знакомы и явно симпатизировали друг другу.
– Нектария, да я если и видел, то пару улиц. Там даже за президентами следят, начиная с известных событий, – параноидальная система безопасности.
– Ты мне нужен, срочно. Хочу познакомить тебя кое с кем, – сказала Пердю и вытаращила глаза на Элис. – Заскочи на минуту, не пожалеешь.
Повисла небольшая пауза, затем голос заговорил снова:
– Есть пять минут, только ради тебя.
– Вот и славно, – захлопала в ладоши мадам. – Да, и захвати слинфобак, мой выведен из строя точным попаданием хрустального бокала.
– Так ты хочешь познакомить меня с метателем хрусталя?
– Скорее с хрустальным мечтателем, – съязвила Пердю. – Жду.
Элис посмотрела на подругу с наигранной злобой, чтобы скрыть заинтересованность в предстоящей встрече.
– Я не собиралась ни с кем знакомиться, мы говорили только о замене монитора.
– Не гунди, Эля, иначе бы он зашёл только через месяц, – оправдалась мадам. – А теперь, надеюсь, прибежит через пять минут.
Чиновница знала о чём говорит. Очень скоро раздался неуверенный стук в дверь. Элис опять почувствовала странное сердцебиение. Пердю побежала встречать гостя. Элис оставалась за столом, пытаясь пристроить куда-нибудь остатки кокаина.
Когда он вошёл в гостиную, чувство одиночества, терзающее Элис с момента появления в Теремах растворилось в воздухе в одночасье. Необъяснимая волна дружеского тепла пронеслась по комнате, и приятно коснулась груди. Она не видела Рома, но женская интуиция намного опередила разум. Запах табачного дерева и кедровый привкус сигарного дыма становился сильнее с каждым шагом незнакомца к террасе.
Когда вошедший, наконец, предстал перед ней, Элис, по непонятной для себя причине, не смогла произнести ни слова. Она закусила кончики волос, стараясь не смотреть незнакомцу в лицо. Элис успела заметить красивый шрам, украшавший смуглое лицо, пронзительный, но дружелюбный взгляд, откровенную и чуть отстранённую улыбку. Незнакомец был лет на пять старше неё, хотя, учитывая его прекрасную спортивную форму, мог казаться намного моложе своих лет.
Когда он повернулся к ним спиной и стал устанавливать сливной информационный бачок, Элис неожиданно поймала себя на мысли, что смотрит на незнакомца оценивающим взглядом. Ей показалось, что Пердю тут же заметила это, но решила до сроку не подавать виду.
Когда Ром закончил, Пердю насильно взяла Элис за руку и потянула вперёд, изображая за неё приветствие:
– Элис, наш гениальный фотограф.
Ром представился еле заметным кивком головы, затем нежно коснулся её руки.
– Очень приятно, жаль, но мне надо бежать прямо сейчас. График последнее время просто сумасшедший. Рад был встрече.
Элис неожиданно захотелось, чтобы незнакомец обнял её и прижал к себе как куклу. Когда она очнулась, они были с Пердю уже вдвоём.
– А ты влюбчивая, дорогая, – засмеялась Пердю.
– Что за бред? – встрепенулась Элис и сразу же осеклась. – Слинфобак работает?
Пердю посмотрела на неё в упор и хитро прищурилась.
– Работает как часы. Понравился?
– Кто слинфобак?
– Понятно, понравился.
У Элис полыхало лицо, она схватила пульт и стала бессмысленно переключать каналы, пытаясь сделать безразличный вид. Надо было немного подождать, чтобы Пердю сама рассказала ей про гостя своим длинным языком.
Так и случилось уже через несколько минут. Чиновница отыскала мат-рюшки, высыпала последние крохи кокаина на серебряный поднос и жадно затянулась.
– Подумать только, был в самой Нектарии, а я сиднем сижу в Братстве, как сыч! Даже двое из ларьца там побывали! Пусть в полном дерьме, но всё же за границей Теремов.
– Я бы не хотела побывать даже на луне в таком космическом аппарате, как они, – отшутилась Элис.
– Не знаю, – грустно сказала Пердю. – Иногда мне кажется, что я готова путешествовать даже в био-очке нашего Поп Лидера, лишь бы посмотреть мир.
Элис поднесла пальцы к губам, намекая на то, что, в создавшейся неспокойной обстановке их может подслушивать кто угодно. Пердю равнодушно махнула рукой, затем гордо заявила:
– Тот, в кого ты только что влюбилась, Эля – мой друг. А ещё он специалист по квантовой информационной безопасности. Если жучки появятся, хотя бы в бачке моего золотого унитаза, я узнаю об этом ещё до того, как солью воду.
Глупая шутка чиновницы ещё больше свидетельствовала в пользу того, что случайная встреча явилась ключом к разгадке: Ром – агент штаба сопротивления. С другой стороны такой поворот событий ставил бы под сомнение вменяемость всей службы безопасности Теремов.
Надо было воспользоваться моментом и получить от чиновницы как можно больше информации об этом человеке. Его необычная внешность была Элис только на руку, – вопросы о его личности будут восприняты Пердю, как чисто женский интерес к потенциальному любовнику.
Штаб сопротивления строго на строго запрещал ей вести собственное расследование, но новое интимное обстоятельство открывало возможность задавать интересующие вопросы, не навлекая на себя лишних подозрений.
– Он что, получил эту должность по наследству? – спросила Элис, маскируя важный вопрос под глупую шутку.
Пердю же ответила неожиданно серьёзно:
– В какой то степени – да. Он несколько лет ходил под начальником, набирался знаний, так сказать. Пару лет назад разгорелся страшный скандал, говорят даже полетели головы в первой Башне. Начальник умер, после чего Ром обнаружил жучки по всем углам Теремов, чуть ли не в спальне Главнокомыслящего. Он фактически спас нас всех от утечки информации в руки заграничных психопатов.