Павлих Мария Ч
Фуршет в эпицентре рая
Ленц создал радиостанцию "Мелодии Братства" и волшебные сонаты зазвучали из каждой квартиры, отвлекая измученных людей от рабского труда на гетто- заводах. Это были настоящие шедевры, по сравнению с которыми меркли даже произведения великих композиторов прошлого. Музыка настолько не соответствовала сущности Поп Державы, что уже по этой причине могла считаться крамольной.
За Ленцом пришли через несколько дней после ареста Штейна. Радиостанцию закрыли, вместо неё был построен музыкальный завод “Ритм”. Изобретение Ленца в руках чиновников Братства оказалось оружием массового поражения слуха. Созданную квантовая нейронная сеть переконфигурировали на создание военных и религиозных гармоний, потратив немыслимые средства из пенсионного фонда.
Гимны Главнокомыслящшму звучали по утрам не давая опомниться, так называемая духовная музыка залезала в подсознание и травила своей депрессивностью. Всевозможные отделения завода создавали военные марши, поднимающие даже самых трусливых солдат в смертельную атаку, несмотря на шквальный огонь и артиллерийские обстрелы. Одной патриотической мелодии было достаточно, чтобы заставить молодых людей мечтать о военной карьере.
Бессвязная и косноязычная речь Папатриарха Мифодия вгоняла людей в транс только благодаря божественным гармониям созданным на заводе “Ритм”. Религиозно-гипнотическая музыка придавала полной бессмыслице его слов некое подобие проповеди. Гипнабельные люди принимали этот бред за закодированное толкование священного писания.
Музыка в Братстве навсегда превратилась в мощный инструмент психологического воздействия и пропаганды. Ни о каком научном применении созданном Ленцом музыкальном инструменте не могло быть и речи. Проект засекретили. Все без исключения работники завода были завербованы службой безопасности Братства. Им запрещалось вести разговоры о музыке не только с друзьями и родственниками, но и друг с другом.
Одно из отделений завода занималось созданием музыкальных ритмов для управления толпой. Вызвать неконтролируемую агрессию огромной массы людей было так же просто как и заставить её подчиняться. Привести толпу в состояние религиозного экстаза или вызвать в ней патриотический угар теперь не составляло особого труда. При необходимости музыка могла свести с ума или вызвать эмоции сравнимые с инъекцией героина; стать инструментом пытки или целительным средством для выздоровления.
Секретное отделение завода обслуживало частных клиентов. Члены Арист-Элиты наперебой заказывали романтические мелодии для своих жён и любовниц. Эту прекрасную музыку не было суждено услышать рядовым жителям Братства. Она звучала только в стенах Дворцов, на оргиях и свальных греховных вечеринках.
Аппетиты меломанов из аристо-элиты росли с каждым днём. На завод инкогнито поступали заказы музыки для проведения сектантских ритуалов и тайных обрядов. В некоторых недвусмысленно звучали намёки на жертвоприношение. Иногда работники завода, выполняющие подобные заказы, сходили с ума не выдержав эмоционального напряжения, вызванного леденящей душу музыкой. Страшные мелодии проникали в подсознание и лишали воли. То что должно было принести в мир радость и гармонию, власти Братства превратили в инструмент пыток и подавления.
Ленц испытал действие своего детища на собственной нервной системе, когда агентам, взявшим его в разработку, показалось что сотрудничает маэстро без должного энтузиазма. Несколько часов мрачных мелодий, которыми он принудительно "наслаждался" в тюрьме “Кричащая Тишина”, подавили его волю и заставили работать на совесть, раскрыв властям все тонкости своего открытия. Если бы он мог представить, как на самом деле распорядятся его изобретением власти, то скорее всего предпочёл бы просто родиться глухим.
Только в страшном сне музыка, созданная квантовой нейронной сетью, могла побуждать сектантов приносить в жертву клонированных индивидуумов или толкать молодых людей к совершению террористических актов замаскированных под самопожертвование во славу державных поллюций отчизны.
Теперь уродливый завод Ритм казался страшнее гетто-предприятия по синтезу искусственных драгоценных металлов или биохимического завода по производству человеческих органов. Ленц чувствовал что скоро сойдёт с ума, слыша погребальную музыку у себя в голове, которая звучала как призыв к путешествию в братские могилы. От нее не было спасение даже во сне.
Величайшее открытие сделанное им в конце жизни явилось величайшей бедой для жителей страны в которой ему посчастливилось родиться. Бедой вечной, как сама музыка.
IV
Дверь в камеру резко отворилась. Двое охранников вбежали, не дав Элис опомниться. Ей надели на голову мешок и поволокли к выходу с подчёркнутой жестокостью.
Пройдя по нескольким длинным коридорам и просчитав количество ступенек на лестницах, Элис легко поняла, что её ведут в медицинский центр. Голову закрыли для устрашения. Послушался скрип уже знакомой двери, её втолкнули в кабинет и грубо сорвали мешок. Пыточная медицинская камера больно ослепила глаза яркими люминесцентными лампами.
Доктор смотрел на Элис прозрачным равнодушным взглядом, она вызывала у него чисто профессиональные эмоции без тени какого-либо участия. Элис хорошо знала, – любая апелляция к человеческим чувствам, в стенах Теремов не могла вызвать ничего, кроме искреннего недоумения. Она не понимала только почему до сих пор находится в кабинете врача, а не в пыточном подземелье.
Окажись она под пытками, была бы видна логическая развязка; тогда тревога неопределённости сменилась бы скорбным принятием собственной участи.
– Я же сказал, что буду ждать Вас в медицинском центре, – сухо сказал Доктор. – Имею честь выполнять свои обещания.
Элис не сразу сообразила что ответить, но хорошо понимала, что имеет дело с конченным циником. Она решила вести разговор максимально рационально.
– Скажите, – Элис осеклась, не зная как называть этого человека.
Доктор приподнял уголки губ, изображая улыбку утопленника, отчего стал ещё более омерзительным:
– Доктор, милая. Называйте меня Доктором.
– Вы Доктор медицины? – Элис попыталась внести в свой тон уважительные ноты, в надежде хоть как-то умиротворить профессионального живодёра.
– Спасибо за вопрос, Элис, – теперь доктор улыбнулся уже по настоящему. – Докторская степень в области медицины и философии. Настоящие исследования мозговой деятельности человека, или даже клона, невозможны без глубоких знаний философии. Неграмотным профессорам из Института Нейронного Клонирования этого не обьяснить. Но вам, – Доктор опять скривил рот, – Вам, Элис, это скоро станет понятно.
От последнего замечания у Элис прошёл легкий холодок по нижней части спины.
– Вам даже не надо пытать меня, – сказала она, стараясь говорить ровно, неумело скрывая животный страх, который уже добирался до горла. – Вы можете просто залечить мне здоровый зуб без наркоза и я сама расскажу Вам все, в чём не участвовала, от нестерпимой боли. Вы сами прекрасно знаете, современный человек не в силах противостоять пыткам, тем более слабая женщина.
– Неужели? – цинично перебил Элис доктор, легко пустив пять сигарных колец, так что они проникали друг в друга и рассеивались прямо перед ее носом. – Во первых, я так не уверен в вашем постулате о физических муках. – Я читал, что вам, революционерам, делают маленькую операцию на мозжечковой миндалине, перед тем как послать на очередное задание.
– И вы, доктор с двумя степенями, верите в эту чушь, – усмехнулась Элис. – Кто мне сделает такую операцию? Знахарь из рабочего района? Вы часто бываете за стенами Красного Дворца, доктор? Медицина существует только в стенах ваших Теремов. За ними вам не смогут удалить даже ноготь вросший в палец, а скорее запишут в очередь на пересадку всей ступни. Да хоть в очередь на трансплантацию головы. Вы сами знаете, что все это фикция и кому в действительности пересаживают органы вплоть до детородного.
– Я не объясняю Вашу глупую храбрость одними медицинскими причинами, – равнодушно продолжил Доктор. Да и не надо делать из нас Святую Инквизицию. Это бы меня лично оскорбило. – Мы намного профессиональнее, если Вы понимаете что я имею в виду. Физическая боль закалит Вас, если не убьёт. Ни одно ни другое не соответствует нашим целям. Смертная казнь запрещена в Братстве, делать из Вас мученицу никто не собирается.
Доктор стал говорить медленнее, его тон стал более мягким:
– Вы сами, кротко, но с достоинством, расскажите правду всему миру, о Вас, вашей террористической организации, о её целях и задачах. Нашу, правду, разумеется, но если будите слишком упорствовать и решите проявить стойкость, сами в эту правду поверите. Правду о том, что единственная цель членов вашего Штаба Сопротивления, – борьба за личные блага, лидерство и устранение конкурентов. Признаетесь, что члены Вашей организации взорвали город на стыке геттополисов, устроили аварию на кварк-глюонном заводе и отравили детей кокаином, цинично заправив его в мат-рюшки. И будите говорить так что поверите в это сами. Под камеры стран Нектарии и Северо-Балистического Пасьянса. Вам не будут верить, но вы убедите их, так как сами уверуете в эту страшную правду.
Элис, наконец-то, доходчиво объяснили её дальнейшую судьбу. Не просто предать своего отца и весь Штаб Сопротивления, – лично опорочить революционеров, извратив цели организации перед всем цивилизованным миром. Сделать это искренне, демонстративно обозначив полный переход на сторону Спецслужб Братства.
– Вы не похожи на романтика, доктор – сказала Элис. – Нет, Вы, конечно, выбьете из меня под пытками всё что угодно. – Но, неужели Вы думаете, что я сяду с вами за один стол переговоров и, под вспышки телекамер, опорочу последних настоящих людей на этой проклятой территории, в которых еще живет человеческое достоинство? – Вы, не допускаете, что я, например, брошусь в зал, возьму, Вас в заложники или что-то в этом роде?
– Вы этого не сделаете, Элис – брезгливо вздохнул доктор. – Абсолютно исключено.
Элис почувствовала, глядя на этого спокойного, умного и уверенного подлеца, что именно он сможет дать ей ответ на давно мучащий вопрос:
– Скажите, доктор, как вы сами себе объясняете ваши, так сказать, цели. Каковы они вообще? Как оправдываете себя перед своими детьми, перед самим собой, наконец? Я не понимаю, но хочу понять. Очень хочу. Спрашиваю Вас как философа, если хотите.
Прошло пару минут прежде чем доктор начал говорить снова. У Элис создалось впечатление что он давно ждал подобного вопроса. Похоже, он колебался между серьёзным ответом и переходом на другую тему. В конце концов философ взял верх над медицинским следователем:
– Знаете, лет сто пятьдесят назад, или около того, на одной из территории сегодняшнего Братства закончилась очередная гражданская война. Дело обычное, – миллионы убитых, искалеченные судьбы, горе, страдания. Когда умер лидер одной из сторон, его забальзамировали каким то примитивным способом, построили гробницу, правда намного примитивнее гробницы Фараона, и положили под стекло на всеобщее обозрение. Этот древний экспонат, кстати, был похож на нашего многоуважаемого лидера. Всё это происходило не пять тысяч лет, а всего лишь полтора века назад. Я бы не поверил, но послал запрос в министерство исторических квантовых событий. Мне ответили, я посмотрел отсканированный в обсерватории горизонтальный временной фрагмент. Забальзамированного называли бессмертным. Более того, утверждали, что он жив и будет жить. И, что самое странное, – были уверены в том, что бездыханная мумия, законсервированный живчик, продолжает своё земное существование, и, в какой-то степени всё ещё живее всех живых. Кто то бы над этим посмеялся, но не философ. Именно тогда, моя милая маленькая девочка, и была сформулирована цель элит – Бессмертие. В руках тех несчастных правителей не было мощных научных инструментов какими обладаем сегодня мы. Примитивные политические деятели прошлого выдавали желаемое за действительное. Времена, были дикие, племенные, – верховных правителей называли вождями. И бессмертие для аристо-элиты они понимали также неотёсанно: вечная память и прославление потомками. Но, позвольте, какой смысл в абсолютной власти, если завтра ты отправляешься, нет, не в вечность – в прах, или ещё хуже – в стеклянный гроб, выставленный на всеобщее обозрение. Но, слава Богу, мы с вами живём в конце второго тысячелетия, – получив бессмертие мы отожмём у Господа вечность научно-медицинским рейдом и сами станем Богами, встав у руля вселенной. Не все, конечно, только избранные.
Профессор стряхнул пепел с сигары:
– Вы знаете сколько лет Главнокомыслящему?
Элис отрицательно покачала головой:
– Этого, не знает никто, с чего бы вдруг посвятили Вас?
Профессор пропустил оскорбление мимо ушей:
– Никто кроме нескольких человек. Вы поверите, если я скажу Вам что около ста тридцати?
– Да, – ответила Элис не задумываясь. – На него работает всё Братство.
– Не ожидал такого быстрого ответа, но дело не совсем в этом, – сказал доктор. – Наш лидер не долгожитель, и спорт тут не причем. Он – плоть от плоти собственный народ. В прямом смысле, без аллегорий и высокопарных фраз. Пересадка органов, отнятых у честных налогоплательщиков, продолжает его жизнь, если конечно это можно ею назвать. Можно ли назвать жизнью, пересадку сердца по два раза в день? – Вы думаете он специально обрек себя на вечные муки?
– Мне кажется он прекрасно жил бы без сердца, – парировала Элис.
– Милая шутка, но дело в другом, – наш бессменный лидер знает, что спасение близко.
– Его воскресит Мифодий, как Иисус Лазаря?
– Ценю Ваше остроумие – усмехнулся доктор, но не совсем он. Глубокоуважаемый Духоведец лишь благословит Главнокомыслящего на новую жизнь полную спецопераций, мирских удовольствий и лёгких геополитических побед. Мы уже сейчас можем создать его точную копию клеточным клонированием и даже составить нейронную сеть с памятью и знаниями. Но, несмотря на полную внешнюю и нейронную идентичность, сама личность лидера продолжит пребывать в старом бренном теле. Современной науке не хватает одного шага до окончательного решения проблемы бессмертия. По научному это называется «материальный экстракт сознания». Если бы мы знали, что роль волшебного элексира выполняют, например, нейроны спинного мозга или моторной памяти, то пересадили бы их в клон, и настоящий Главноломыслящий, состоящий из разваливающихся органов, отнятых у законопослушных граждан, сделал бы первый в истории нейронный переход сознания в здоровое молодое тело клонированное от себя самого. Он бы совершил транзит. Транзит Власти! Это касается не его одного, конечно. Все хотят жить вечно, но не все достойны получить в подарок небесный маятник.
– Мне кажется все вы этого и не достойны, – прошипела Элис. – Оставив миллионы людей в аду позади себя, а иначе всё Ваше Братство и назвать нельзя, вы собираетесь проскочить в рай на каком-то экстракте? – По моему это противно законам вселенной. Вы не должны там быть даже по чисто эстетическим соображениям. И мой Вам совет, – не рассказывайте Папатиарху ничего о душе, иначе он не согласится на квант-нейронный переход сознания, решив, что душу можно купить как орган для трансплантации.
Доктор пустил пять колец из сигары прямо в лицо Элис и продолжил, как будто не слышал ее детских причитаний:
– Давным давно, один из философов предложил такое философское понятие, как «Вечное Повторение». Он исходил из того что время не имеет верхней границы, а количество элементарных частиц во Вселенной, которую вы только что упомянули – конечно. Если это так, то все события в мире повторялись бы через определенные промежутки времени. Тогда нам всё приходилось бы начинать сначала. Ко всем событиям заново прикреплялись бы те же самые ярлыки, – добро, зло, счастье, трагедия. Но древний философ не знал про аннигиляцию материи, и ещё много о чём не имел представления. Сегодня мы знаем, что нет никакого повторения, есть Вечность, в которую мы войдем, как в операционную, а для вечности нет морали. Если параллельные прямые пересекаются в бесконечности, то вечность сводит добро и зло к одной общей точке. Этот нейронный переход сознания мы назовём транзитом, так будет записано в новейшей Библии. Действительно спастись смогут только члены “сплотившихся”, аристо-элиты, их дети и родственники; все остальные будут просто верить. Вы бы тоже могли спастись, Элис. С вашими талантами, Вы вполне могли бы войти в состав “сплотившихся”.
– А почему бы просто не пристрелить Главнокомыслящего? – спросила Элис проигнорировав комплемент. – Или Вы действительно считаете его протухший мозг сто тридцати летней давности чем-то сверх гениальным?
Доктор поднял указательный палец вверх и встал из за стола, первый раз за все время разговора:
– Вот тут мы приходим к самому главному, моя милая девочка. Хотя Вы, с Вашим умом, могли бы догадаться сами.
– Ву знаете где находится пульт управления от квантового оружия – кнопка реликтового излучения?
Элис посмотрела на сидящего перед ней изувера с недоумением. Доктор хотел что-то сказать, но она прервала его резким жестом. Затем обхватила голову руками, как будто поняла что-то очень важное:
– Вы утверждаете, что один сто тридцатилетний старик шантажирует весь мир квантовым оружием, продлевая таким образом свою жизнь?
– Скорее всю солнечную систему – ответил доктор. Если верить учёным, при применении квантового оружия она аннигилирует, рассыпется на кусочки и исчезнет, превратившись в волновую функцию. Он шантажирует даже научные станции Северного Пасьянса, находящиеся на Марсе, так как от них не останется ничего, кроме фотонов света, нажми он на кнопку запуска. Как и от самого Марса. Этой информацией обладают несколько человек из “сплотившихся”, и два высокопоставленных военных эксперта из генштаба.
– Для чего вы мне это рассказываете? – резко спросила Элис.
– Для того чтобы вы поняли как глупы или наивны ваши революционеры из Штаба Сопротивления. Вот уж кто толкает мир к исчезновению. Вы призываете прекратить работу одновременно на всех заводах Братства. И что произойдет в этом случае?
– У вашего Главнокомыслящего сгниют последние органы через час – прошипела Элис.
– Ну не через час, а через три с половиной – задумчиво ответил Доктор. – И это будут последние три часа всего человечества. Вы знаете, почему не происходит второе пришествие?
Элис с удивлением посмотрела на доктора:
– А почему Вы спрашиваете это у меня? Спросите у своего духовного лидера. Уж он то знает наверняка.
– Потому что евреи не соблюдают шабат, Элис. Не понимаете?
Элис начинала терять нить разговора. Кто то из них двоих сходил с ума.
– Сейчас поймёте. Второе пришествие наступит сразу же, как евреи дружно начнут соблюдать шабат. Понимаете? Все и одновременно! Если жители Братства сорвут с себя ошейники министерства трансплантации, Лидер нашей с вами Поп Державы умрёт через три часа, а скорее всего ещё раньше. Мы будем просто не в состоянии найти для него подходящий био-материал для пересадки. Но сорвать их должны все без исключения, вот в чём фокус! А теперь позвольте Вас спросить, знаете ли Вы что удерживает квантовую ракету Братства от немедленного старта?
Элис уже не успевала за мыслями Доктора.
– Его сердцебиение! Как только пропадёт пульс в теле, запуск квантовой ракеты произойдёт в автоматическом режиме. Так что ваш Штаб Сопротивления – это сборище мало информированных тупиц, которые и ведут мир к катастрофе. Он должен быть немедленно уничтожен, и морально и физически.
Элис вспомнила церемонию награждения. Доктор не врал. То, что неестественным образом выступало из под пиджака Главнокомыслящего на церемонии награждения, было ни чем иным, как пультом управления от квантовой бомбы. Элис стояла в метре от самоубийцы, готового уничтожить не просто пару зданий, а четверть млечного пути
Доктор подошел к Элис вплотную и посмотрел ей в глаза, деловито взяв за руку:
– Теперь вы поняли почему поможете нам по собственной воле?
Доктору показалось что его слова убедительно подействовали на собеседницу, но через несколько секунд Элис отдёрнула руку с отвращением:
– Знаете, Доктор, можете даже разорвать меня на части вашей квантовой бомбой, но нам с Вами не по пути. Пусть этот мир исчезнет. Вы все своим присутствием сделали его ничтожным как атом антивещества. Пусть вся солнечная система превратится в чёрную дыру, раз на самой прекрасной планете живёте Вы, вместе с Вашим протухшим Лидером и со всей аристо-элитой, от которой меня физически выворачивает на изнанку. Я отказываюсь от какого-либо сотрудничества, можете бросить меня в термохимический ров, как это делают ваши, обезумевшие от алчности, слуги крестопьян.
Элис посмотрела на доктора с презрением. Ей показалось что он, напротив, смотрит на неё с сочувствием, первый раз за всё время разговора.
– Жаль, – сказал доктор потушив сигару. – Вы всё равно будете сотрудничать, Элис. Это не угроза и не уговор. Я констатирую факт. Я просто пытался Вам помочь, искренне хотел уберечь Вашу психику от ненужных перегрузок. Теперь Вам придётся встретиться с людьми, у которых нет ни воображения ни здравого смысла, ни философии. И только после этого мы с Вами продолжим разговор ровно с того, на чём закончили. Для меня это будет просто потерянное время, для Вас же, – не самое лучшее в жизни, поверьте. Доктор нажал кнопку. Элис увели.
V
Элис прекрасно отдавала себе отчёт в том, что после разговора с доктором уже не выйдет из Теремов живой. Она не понимала лишь одного, – почему её жизнь до сих пор представляет ценность для спецслужб. Крот был раскрыт, она ни разу не встречалась ни с одним революционерам Штаба и всего месяц назад даже не знала о его существовании. Её могли заставить учавствовать в теле-конференции, но ждать сотрудничества со спецслужбами в прямом эфире, на глазах всего цивилизованного мира представлялось Элис полным абсурдом.
Доктор ничего не говорил про отца, – значит он был ещё на свободе и в безопасности. В противном случае его использовали бы против неё как заложника.
Элис бросили в узкую одиночную камеру без окон, с острыми зубчатыми стенами, холодным полом и кишащим клопами потолком. Она лежала на железной кровати, припаянной к бетонному полу в полной тишине, отчего мысли путались и переплетались между собой, как трупные черви. Пердю, доктор, отец, Ром, – все сливалось в едином потоке сознания, который уже не подчинялся её воле.
На доске, определяющей распорядок дня, появилась запись необычного для тюремного распорядка мероприятия, – посещение театра обскура. Час назад Элис не обратила на него никакого внимания из за мерзкого послевкусия от встречи с доктором. Теперь же она ясно вспомнила свой разговор с Ромом. Подонок сдержал слово, обещав сводить на настоящее театральное представление.
Элис решила, что театральная постановка будет ни чем иным, как очередным претенциозным средством пропаганды или, в крайнем случае, ещё одной психологической попыткой давления на заключённых. Мероприятие скорее обрадовало Элис, – появлялся призрачный шанс на общение с другими узниками тюрьмы, – она снова увидит Меру и Лавуазье.
Автоматическая дверь бесшумно открылась за десять минут до назначенного представления. Снаружи уже ждал охранник с лицом, напоминающим посмертную маску крысо-бабуина с медными пятаками вместо глаз.
Они прошли через сеть тёмных узких коридоров и остановились у чёрной шёлковой занавески с золотыми гербами Братства, которая отделяла проход от фойе театра. Охранник снял с Элис наручники и с силой втолкнул внутрь зала. Чьи-то сильные руки тотчас подхватили её с двух сторон и жёстко усадили на холодное железное кресло.
В зале была кромешная тьма. Кто-то привязал руки к ручкам кресла толстыми кожаными ремнями, на ногах закрепились металлические колодки. Элис всё еще думала, что находится в театральном зале, списав всё произошедшее на меры безопасности от потенциально возможного побега заключённого.
Глаза стали привыкать к темноте. Через несколько секунд она могла различить сцену, на которой были едва заметны силуэты сидящих на креслах людей. Всё это напоминало последние минуты приготовлений перед началом представления, за исключением одной детали: после громкого звонка, совсем не похожего на театральный, занавес стал медленно опускаться, как будто спектакль был уже закончен. Более того, за полностью опустившимся занавесом, Элис всё еще могла видеть силуэты сидящих на сцене людей. Это означало, что зрительный зал хорошо просматривался со стороны сцены.
Внезапно чья-то рука собрала её волосы грубым садистским движением. Элис почувствовала, как голова проваливается в узкое жёсткое отверстие, – на неё надевали шлем. Она попыталась вырваться, но не смогла даже шевельнуться, – тело намертво привязали к железному креслу плотными кожаными ремнями. Послышался стальной скрип и запах гари, словно кто-то пустил под откос неисправную паровую машину.
Удар, похожий на разряд электрического тока, пробежал по телу как рой зубастых голодных насекомых. Яркая вспышка света сильно ослепила глаза. Что-то взорвалось прямо в метре от кресла. Запах горелого человеческого мяса, перемешанного с экскрементами прошиб носоглотку, как острая отравленная спица. Вспышка света сработала как фотокамера, проявив в глазах негатив всего что происходило в зале в момент взрыва. От увиденного Элис на мгновение потеряла сознание, но тут же пришла в себя, – сильная доза нашатыря снова вернула её в зрительный ад.
Это была массовая казнь заключённых на расставленных в три ряда электрических стульях. Секунду назад, заряд в несколько тысяч вольт разорвал голову приговорённого прямо перед глазами Элис. Послышались истошные вопли. Время остановилось, мысли, напротив, полетели с необыкновенной быстротой, как в день теракта в кафе Барро.
На сцене появились яркие светящиеся точки, – люди, сидящие по ты сторону занавеса наблюдали за происходящим в зале в бинокли ночного видения. Слева от Элис кто-то бешено затрясся всем телом. Она повернула голову и через секунду поняла, что сама бьётся в конвульсиях от увиденного, – у сидящего рядом смертника расплавились глазные яблоки. Её вывернуло наизнанку и вырвало прямо на него. На голове приговорённого вздулся уродливый мозговой колпак, затем голову разорвало в клочья, как переполненный мусорный бак с мертвечиной. Куски человеческой плоти вместе с обгорелыми кожаными ремнями разлетелись по залу, как осколки грязной бомбы, оседая на сошедших с ума смертников.
Треск, похожий на короткое замыкание пробежал по стульям переднего ряда. Одно из них резко задымилось, – человек с вздувшейся головой горел заживо. Яркое красное пламя вспыхнуло из под шлема другого смертника, сидевшего через кресло. Едкий желтоватый дым распространялся по всему залу, вызывая приступ удушья.
Что-то вязкое стекало со шлема на лицо, затем отлип целый кусок. Элис увидела человеческие мозги, плавающие в её собственной рвоте. Она заходилась диким хохотом, не понимая почему так истошно орут остальные. Прямо перед ней вырастал огромный железный монстр с острыми чугунными копытами. Элис захотелось оседлать его и прокатиться по залу. Дикий смех выворачивал внутренности, – взрывы черепных коробок отдалились, как при контузии, напоминая треск перегоревших лампочек. Элис показалось, что она слышит крики "Браво" и громкие аплодисменты. Затем стало совсем темно, на глаза опустили тяжёлый железный занавес, похожий на кованые ворота Кричащей Тишины.
VI
Элис пришла в себя от болезненного укола в шею. Она лежала на кожаном медицинском кресле под железным панцирем, напоминающем рыцарские доспехи. Медсестра, делавшая ей прививки при въезде в Терема, бросила ампулу в мусорную корзину, бережно завернула шприц в марлю и молча удалилась. Доктор возился с детектором правды, не обращая на Элис никакого внимания. Ей показалось, что с момента их последней встречи прошло лишь несколько минут. Всё произошедшее в театре обскура казалось страшным ночным кошмаром и мутило сознание.
– Я предупреждал, Вас, – неожиданно сказал доктор не оборачиваясь. – У этих людей совсем нет воображения. Я хотел избавить Вас от лишних потрясений, совершенно ненужных и бесполезных для всех сторон. Эти недоумки решили показать Вам подобие страшного суда, не выяснив даже, верите ли Вы в Бога.
Укол начинал действовать, сладкая наркотическая волна пробежала по телу, развязывая язык.
– Я поверила в него, когда первый раз увидела Вашего Папатриарха у себя в геттополисе, – тихо сказала Элис, как будто разговаривала сама с собой. – Раз есть нечисть, есть и Бог.
Доктор, наконец, удостоил её взглядом, закончив настраивать прибор.
– Никто не будет судить Вас страшнее чем Вы сами, Элис. Это и есть страшный суд атеиста. Я пытался объяснить это работникам спецслужб, но они не способны понять даже такие элементарные вещи. Решили напугать Вас сценой массовой казни. Кстати, по-моему, им это удалось, – берём лучшие идеи у западных партнёров и усовершенствуем. Не знаю кому пришла в голову мысль превратить электрический стул в электрический зал со сценой, но это разрывает все стереотипы.
– Тому, кто первый понял, что даже массовую казнь можно превратить в развлечение, – прошипела Элис. – Я видела людей на сцене. Они наблюдали за происходящим в бинокли. Вы не знаете, сколько стоит билет на сеанс?
– Это не входит в мою компетенцию, – сухо сказал доктор.
– Может Вам просто не хватило денег?
Доктор зло посмотрел не Элис:
– Как бы то ни было, из за своего наивного упрямства, Вы невольно стали свидетельницей довольно гнусного мероприятия. Говорю Вам открытым текстом, – если не согласитесь сотрудничать добровольно, каждую ночь будете судить себя ещё более страшным судом, пока не приползёте умолять меня прекратить Ваши мучения. Театр обскура покажется Вам милым развлечением, поверьте. Нам будет принадлежать либо Ваша душа, либо органы. Выбор за Вами.
Последняя фраза ещё больше разозлила Элис:
– Почему Вы так в этом уверены? – спросила она с вызовом, решив, что лучше умрёт от страха во время адского спектакля, чем доставит Доктору удовольствие затянуть себя на сторону спецслужб.
– Человек способен всю жизнь бороться со смертью, но сон одолевает его максимум за три дня, – сказал доктор. – И очень скоро Вы поймёте что я имею в виду.
Странная фраза не произвела на Элис должного впечатления, провоцируя на последнюю дерзость:
– А Вы не боитесь, что я повешусь на проводах от Вашего чёртового нейронного детектора?
– Нет, моя милая девочка, – зло улыбнулся доктор. – У Вас потом будет сильно болеть шея.