Павел Николаевич Сочнев
Шаг за шагом
Я нисколько не скрываю, что не москвич. У меня прописка московская и живу я в Москве, а поведение – нормальное человеческое. А если вешать ярлыки о принадлежности к какому-то городу или местности, в которых я жил, то, вероятно, площади моего тела не хватит для всех ярлыков. Я уже давно перестал вести себя «а вот у нас…». Попадая в новый город, район, местность, коллектив я не бросаюсь изменять что-либо «под себя». Я стараюсь стать частью этого. На сколько это возможно. А вот став частью, уже постепенно и по возможности не революционно вношу изменения.
Как писал выше, я не покупаю людей и не стараюсь их изменить. Я предлагаю им своё хорошее, часто доброе отношение к ним, взамен на такое же отношение ко мне. Всё. Этого вполне достаточно, чтобы за достаточно короткое время окружить себя незлыми людьми. А те, которые постоянно недовольны, несчастны, злы, накручены? Таких я стараюсь избегать. Когда-то избавлялся от них, и они считали меня «злым монстром». Сейчас просто избегаю. Ведь любой, даже очень временный коллектив подобен морскому экипажу – каждый отсек должен быть надёжным. Если кто-то не дотягивает до среднего уровня, вероятность гибели всех возрастает. Надёжность всей цепи определяется надёжностью самого слабого звена. Если в коллективе появляется «паршивая овца», вероятность того, что будет заражён весь коллектив – сто процентная. А если каждый сам за себя, то это уже не команда и даже не коллектив.
А как определить кто негативно влияет, кто «слабое звено»? Вспомнилась фраза из фильма «Джентельмены удачи» – «Так он же на этом скачке расколется, редиска, при первом же шухере!» Как определить «его» до того, как случится непоправимое? Североамериканцы придумали тесты типа «Не мудак ли я?». Я это решаю сам, субъективно. Если у меня есть полномочия управлять – три раза пытаюсь «наставить на путь истинный», если за три попытки не получилось – избавляюсь. Если полномочий управлять нет, то старательно дистанцируюсь или ухожу сам. Для меня это проще чем терпеть и стойко с достоинством переносить…
Вот в таких размышлениях, я достиг подножия скал Пастухова. Оценил своё состояние: голова не болит, значит горной болезни нет. Нет прилива сил и весёлости, значит эйфории нет. Дышится тяжело, курится нормально, значит отёка лёгких нет. Все системы работают нормально, в соответствии с обстановкой и паспортным возрастом. Поэтому ещё один привал и вниз, в бочку. Попытаться отдохнуть и этой же ночью – на восхождение.
Несмотря на то, что вниз идётся значительнее легче, идти приходится самому и шаги намного шире не стали. Вниз по склону тоже приходится идти нешироким шагом. Чтобы не навернуться. Поэтому на спуск ушло тоже несколько часов и ближе к прекрасному закату я оказался на территории бочек.
Нужно подкрепиться нормальной пищей. Нормальная пища, в этом контексте – это что-то жидкое и горячее. Например, суп или борщ, или что-то из этой же категории. Сам готовить не захотел, хотя мог, из-за того, что посчитал, что время на отдых перед подъёмом важнее. Зашёл в столовую в которой готовят еду для групп и могут приготовить/разогреть себе еду одиночки вроде меня.
Групповое, организованное восхождение дороже самостоятельного и в это «дороже» сразу включены трансфер от аэропорта, стоимость подъёмников, койко место, проводник, трёхразовое питание, чай/вода. Итого, такой вот комплект стоил от 40 000 рублей. Моё одиночное и неорганизованное путешествие обошлось менее 20 000 руб.
Повторюсь, что поесть супу мне хотелось, а готовить нет, поэтому зашёл очень издалека. Спросил где находится ближайший пункт общественного питания, где я мог бы себе купить суп и там же его съесть. Или сколько стоит съесть суп прямо здесь, если у вас предусмотрена такая услуга. Можно даже без прейскуранта. Заплачу сколько скажете. Даже торговаться не буду.
До чего же прекрасные люди на склонах Эльбруса. Все. Даже те, которые здесь зарабатывают деньги. Мне тут же сказали, что никуда ходить не надо, есть свежесваренные щи, которые сварили для группы, но если их объём уменьшится на одну тарелку, то это никто не заметит и вообще, для группы это несущественно. А денег это не стоит нисколько. Но, на всякий случай, который бывает всяким, чтобы случайно не вызвать возмущение плательщиков, лучше это съесть в бочке. Сказать, что приготовил сам. А группа вот, вот придёт на ужин.
Так, по воле случая я стал счастливым (как мало нужно для ощущения счастья) обладателем горячих, густых щей в разовой тарелке. Как они пахли и грели руки! Дошёл до бочки, пристроился на тумбочке. Жизнь прекрасна!
На всякий случай, чтобы предотвратить досужие домыслы проводников, сразу оповестил, что приготовил сам себе немного супа, сейчас наверну, перекурю, отдохну и ночью уйду на восхождение. Количество прекрасных людей, с каждым моим действием увеличивалось. Проводники тут же предложили мне больше не запариваться с приготовлением, а абсолютно бесплатно есть с их группой. Восходителям и работникам общепита они скажут, что я с ними, чтобы те не заподозрили во мне «халявщика». Ну и чтобы не было косых взглядов. Вот такой вот двойной сговор в мою пользу.
Искренне поблагодарил. Вышел покурить и, пока курил, получил абсолютно бесплатный и невероятно полезный инструктаж о том, как нужно восходить, что и где делать, особенностях маршрута и прочих мелких, но важных мелочах. Предложили даже идти в составе их группы. Спасибо вам огромное, люди, вы добры и восхитительны.
Отговаривать от восхождения без суточного отдыха меня не стали, видно что-то было в моём виде или взгляде. Ну, то есть попробовали и прекратили. Вообще на всей территории я попал под постоянную, искреннюю заботу и опеку. Может быть так обходятся со всеми, за всех говорить не уполномочен, поэтому говорю только за себя. Меня опекали все.
Инструкторы ушли отдыхать, группы тоже отдыхали. На территории были только я, Зейтун, который присматривал за хозчастью, и гражданин Южной Кореи. Пока я акклиматизировался, он прибыл, поселился в бочке и попробовал прогуляться. Дойдя до подножия Приюта 11, вернулся. Пообщались втроём. Я с ним, он со мной, Зейтун с ним, через меня.
Толмач из меня никакусенький, в нормальных условиях, но при отсутствии нормального переводчика меня вполне хватило на неторопливую получасовую беседу. Мой английский подвергся суровому испытанию. Испытание выдержал, самооценка упала (снизилась). Так всегда бывает с самооценками. Если их не трогать, то они могут вырасти до головокружительных высот, а вот если на их и вашу долю выпадает испытание, то она (самооценка) не только может понизиться, но и совсем разрушиться.
А что тогда с самооценками делать? Совсем без них же нельзя. Каждый избирает свой путь. Кто-то её бережёт, не допуская практического использования и очень надёжно, иногда агрессивно, ограждая от оценок извне. Я постоянно использую, да ещё и допускаю внешнюю оценку моей офигенности. Мы ведь все офигенные в той или иной мере (сфере) и даже самокритика используется в ожидании подтверждения сего факта. Самооценка у меня не очень высокая, со следами интенсивной эксплуатации, но достаточно надёжная. (Очень похоже на попытку внешнего подтверждения моей уникальности и незаменимости). Т. е. отклонение от реального положения дел, практически в любой ситуации, незначительное. Ещё, чтобы сделать её немного надёжнее, я её слегка занижаю, получая при этом дополнительный запас прочности.
Это всё философия, немного удалённая от восхождения, но присутствующая со мною повсюду, в том числе, и во время восхождения. Иностранец также сообщил, что погода вероятно ухудшится. Поэтому восходить он не будет, а просто повосхищается видами.
А виды действительно восхитительные. Сидишь такой над облаками. Где-то внизу у людей серое небо, возможно дождь. А с другой стороны (с верхней), их серое небо – просто пушистые облака, а над ними – голубое небо. Да, чем выше забираешься, тем прекрасней виды. Может быть они прекрасны, потому что не часто так высоко забраться случается. Для тех, кто здесь находится постоянно или долго – это обычные виды. Они к ним привыкли. Внизу они тоже бывают. Когда внизу, они не восхищаются, а удивляются тому, что там внизу всё не совсем так как наверху. Я спрашивал. Они просто живут. Не отрицают того, что здесь хорошо, но это хорошо для тех, кто бывает здесь не часто. А для них обычная рабочая обстановка.
Свои планы на восхождение этой ночью я менять не стал и под сочувственно осуждающие взгляды окружающих, лег на кровать и предался сну. Как же хорошо спится (спалось). Через пару часов проснулся, сходил в туалет и убедился, что мой организм всё также работает в режиме сурового нипеля. Вернулся в бочку, открыл банку тушёнки, предложил тем, кто не спит, они отказались я навернул. Состояние из хорошего достигло уровня замечательное. Выслушав предупреждение, что наверху организм отторгнет столь жирную пищу, ответил, что мой организм постарается всё это переварить практически без остатка. Снова уснул.
В полночь встал, упаковался, вышел. Как же красиво в горах ночью. Надо мной (над всеми) звездное небо. Звёзд много, они крупные и яркие. На склоне извивается змейка фонариков восходителей. Я знаю, что они двигаются, но издалека это движение незаметно. Получается, что этот звёздный ручеёк тянется с земли прямо в небо и, соприкасаясь с небом, превращается в звёзды. Красиво и романтично. Немного волновала перспектива самому превратиться в звёздочку.
Не буду кривить душой и рассказывать об изнуряющем подъёме. Он был, но не прямо от бочек, а от Скал Пастухова. А до Скал Пастухова я доехал на снегоходе. Договорился с вечера. И нисколько не стыдно, потому, что если взывать к совести и следить за абсолютной чистотой восхождения, то восхождения должны начинаться прямо с Поляны Азау. Военные и сотрудники МЧС так и делают во время своих тренировок. Всё время, весь маршрут пешком. А ещё те, кто наперегонки на вершину бегает.
Снегоход довёз меня до вершины скал и, развернувшись, умчался вниз. И остался я… Нет не один. Несколько небольших групп уже пошли зигзагом к звёздам. Кто то, где-то справа справлял физиологические нужды, большие и маленькие. Видны был только силуэты. Ну и правильно, потому что выше это будет очень сложно на грани с невозможно совсем. Чуть ближе несколько скрюченных фигур избавлялись от съеденного вечером. Так бывает на большой высоте, когда съеденное выходит из человека тем же путём, каким туда попало. На Эльбрусе – обычное дело. Прислушался к своему организму – как там тушёнка поживает? Понял, что организм отдавать её не собирался ни в каком виде. Т. е. он (организм) был в шоке, а я – в нормальном состоянии.
Вздохнул и потопал зигзагами. От «Скал Пастухова» (высота около 4700 м. нум) до начала «Косой полки» (5100 м. нум) очень крутой подъём, поэтому наиболее щадящим и безопасным считается именно такой зигзагообразный маршрут. Итого мне нужно было преодолеть около четырёхсот метров по высоте. Небольшой круг света от налобного фонарика выхватывал снежное месиво и редкие вешки. Вешки были нескольких поколений. Те, которые остались от недавнего забега, те, которые воткнуты раньше (более древние) и совсем свежие. Все они не совпадали, разброс составлял несколько метров, но достаточно чётко обозначали тропу. Достаточно для того, чтобы не уйти на ледник и не заблудиться.
Склон был настолько крутым, что, оглядываясь назад, я видел почти под собой, карабкающиеся наверх фонарики-звёзды. А вверху, прямо надо мной, такие же фонарики-звезды без перехода сразу сливались с небом. А ещё, дующий слева ветер. Когда шёл слева направо – было ещё нормально. А вот когда справа налево, очень неуютно. Во- первых просто холодно. Во- вторых ветер был не один, он нёс с собою ледяную пыль. Эта пыль больно и колюче била в лицо, снимала солнцезащитный крем, таяла на лице и тут же пыталась превратиться в лёд. Балаклава, которой я пытался сначала защитить лицо, намокла от дыхания, чуть-чуть замёрзла и стала противной и холодной. Поэтому лицо я открыл. Легче не стало, но хоть менее противно.
Отдыхал через на каждом зигзаге. Прошёл до края тропы, отдохнул повернувшись задом к ветру, развернулся, прошёл, опять подставил ветру зад, отдохнул. Иногда снимал пуховки и пытался вытереть лицо. Почти бесконечный алгоритм. После нескольких десятков зигзагов и отдыхов надо мной замаячил торчащий из снега ратрак. Это такая отметка, про то, что высота равна пяти километрам над уровнем моря.
Дошёл до ратрака, попытался посидеть на торчащей из снега кабине. Неудобно, скользко и холодно. Встал, двинулся дальше. Встретил двоих, которые вели третьего. Ну, то есть он шёл сам между ними, привязанный к ним страховкой. Не знаю, что с ним случилось, но состояние было очень плохое. Бездумные глаза, пустоту которых я увидел даже в темноте, ватное тело. Вероятно, ему было настолько плохо, что уже пофиг. Я про такое слышал и читал, сейчас увидел сам. От таблеток гипоксена отказались, типа ему это не поможет.
Продолжил карабкаться выше. Уже было видно где начинается «Косая полка». Фонарики на ней уходили влево. Зигзаги казались бесконечными. Один за другим. И уже кажется, что совсем близко, а ближе не становится. Нет, становится чуть-чуть ближе, но всё равно очень далеко. А я всё карабкался, в надежде, что косая полка более пологая и может быть можно будет идти почти горизонтально. Пусть не быстрее, но все-таки, полегче.
Добрался. Аккуратно уселся на снег. Аккуратно, чтобы не съехать к началу своего маршрута. Посидел, замёрз, понял, что не так уж я и устал. Обнаружил, что левая рука, замёрзнув на подъёме, не собирается отогреваться. Вспомнил ужасы про обморожения. Особенно в высокогорье. Особенно у новичков. Или у тех, кому за сорок пять. Какая же, все-таки фигня может лезть в голову! Снял пуховку, засунул руку подмышку. Отогрел. Пора идти дальше.
