Когда мы с супругой поженились, уже на первом году жизни поняли: мы просто созданы друг для друга. Потому что жили примерно на одной волне. В тарелке с пельменями частенько попадали вилкой в одну и ту же пельмешку, в чай клали одинаковое количество сахара и даже чай любили один и тот же – с бергамотом.
– Может стоит взять тостер, – говорили мы одновременно, намазывая бутерброд творожным сыром и после некоторой паузы смеялись…
Когда в голову приходила идея, всегда начинали говорить враз и мысли, как правило, совпадали. В магазине, порознь, выбирали похожую одежду. А на Новый год подарили друг дружке одинаковые телефоны.
– Дорогой, купи сегодня зефир. Так что-то зефира захотелось, – звонила она из дома, когда я уже шёл с работы.
– Уже. В шоколаде подойдёт?
– Да, да, да – как раз то, что нужно. Люблю тебя.
И даже отправившись на птичий рынок купить котёнка, бросились к одному и тому же – полностью чёрному, как смоль одиноко сидящему в коробке. Котик стал всеобщим любимцем и ночью спал, как правило, у нас в ногах. Маленького жаль было оставлять за дверью, а потом привыкли и отучать стало поздно. С ним-то и связано небольшое мистическое происшествие.
Однажды ночью мне приснился страшный сон. Просыпаюсь, а в ногах на кровати тёмное пятно шевелится – большая куча огромных южных тараканов. Чёрных ка смоль, поблескивающих в лунном свете. Так, словно вот, только, из ведра кто-то вывалил. В страхе я сразу просыпаюсь. Слышу жена кричит, выскакивая из-под одеяла:
– Тараканы! Гигантские тараканы! – показывает она на кровать, где лежит котик Черныш, и пятится к стенному шкафу.
– Ой! Смех, да и только!
Оказывается, нам одновременно приснился одинаковый страшный сон! Вот дела!
– Ха-х, а ты говорила, что тараканы совсем не страшные.
– По телевизору не страшные, – стала оправдываться моя любимая, глядя, как потягивается на одеяле Чернышик.
Накануне мы смотрели «Фактор страха» где всех просто передергивало от вида гигантских тараканов. А вот то, что сон приснился одинаковый – уже мистика!
Вы думаете, на этом история с тараканами закончилась?
Когда мы, наконец, угомонились, накрывшись мягким пуховым одеялом, в ногах что-то зашевелилось, и мы, хором вскрикнув, тут же покинули семейное ложе. Когда включили свет и подняли одеяло, то обнаружили гигантского чёрного таракана! Даже у Чернышика шерстка встала дыбом! Не только у нас! А сколько визгу было!
На шум сбежались соседи. Мы, конечно, сильно извинялась, рассказывая про своего страшного гостя, когда из толпы выделился парень, живущий в соседней квартире. Фёдор:
– Тараканы сбежали у меня. Парочка тараканов. Я купил их в зоомагазине для психотерапии. Доктор посоветовал. Со страхами бороться. Боишься темноты – иди в темноту. Боишься тараканов – заведи тараканов! Методика такая. – смущенно прокомментировал он.
– Понятно. Значит, у нас тут сейчас типа групповой терапии? Вот так мы всех и вылечим, и вас, Фёдор, и вас, Анастасия, вылечим, – пошутил я, вспомнив забавные кадры из фильма «Иван Васильевич меняет профессию».
– А второй таракан… где? – снова абсолютно синхронно спросили мы, опомнившись. В кровати ведь был только один!
– Да! – Подхватила бабушка-соседка.
Повисло неловкое молчание… все напряглись, глядя по сторонам.
– Вы извините, Фёдор. Но я против такой терапии. И если что…. Тапком! – безапелляционно заявила та самая Анастасия.
– Эх! – вздохнул Фёдор и скрылся за дверью.
Мы ещё не успели разойтись, как послышался крик Анастасии. Из своей квартиры стремглав выскочил Федор и ринулся в её дверь. Дверь была не заперта… возможно, намерено. Одно могу сказать совершенно точно: Фёдор оттуда в этот вечер не вышел.
Мы с любимой вернулись в спальню и заметили, что Черныш с кем-то борется, тряся головой. Мы подошли ближе и увидели, что из пасти котика торчат огромные чёрные усы и противно шевелятся.
Через минуту дело было сделано. А мы спокойно легли спать, синхронно накрывшись одеялом.
Хорошо помню, как я пошла в первый класс: море ярких цветов, чёрное платье с кружевным белым фартуком, пышные банты, шум и гам множества детей. Окунувшись в суету школьных коридоров, я поняла, почему так сердилась мама, когда мы с друзьями собирались в нашем доме для игр. Жужжание взбудораженного улья в школьных коридорах меня просто оглушал, и первое время я закрывала уши ладошками на переменках.
Весь первый класс в школу меня водила мама, а забирала бабушка. Всякий раз по дороге домой бабушка рассказывала разные страшилки из своей жизни, а потом делала резюме: туда не ходи, сюда не гляди, с цыганками не разговаривай, чёрных кошек сторонись… а особо остерегайся вон того гиблого перекрестка. Без нужды, а особенно вечером, туда даже не смей носа совать.
– Ох, эти бабушки. У них одни сказочки на уме. Ими же только детей пугать можно, а я-то уже большая – семь лет как никак! – говорила я, задрав нос подружке Светке по дороге в школу школы.
Но как-то у мамы был выходной, и из школы мы шли с ней. Удивила меня мама, так удивила! Никогда от неё таких разговоров не слышала. Думала, что она-то не бабушка и размышляет вполне здраво. А она тоже упомянула вдруг про гиблый переход на перекрестке.
– Мама, что странного в этом перекрёстке и пешеходном переходе на нём? Вроде переход как переход, почему же он гиблый?
– Здесь несколько человек погибло. Заклятье на нём наложено старой цыганкой Вайоллкой.
– Мама! Я понимаю, бабушка, но как ты можешь верить в такую чепуху! – развела руками я от удивления.
– Ишь ты какая! Можешь смеяться сколько хочешь. Только на переход не ходи!
Поговорили – и будет. О переходе я года три не вспоминала. И переходить через него доводилось только пару раз. Очень он был неудобный, никакой нужды в нём особо-то и не было.
Школа находилась на краю города, а через дорогу уже начинался частный сектор, который давно назначили под снос. Старые дома кое-где снесли, а вот до строительства новых дело никак не доходило. Туда, собственно, и вёл гиблый переход на пустырь. До перехода от школы всего метров двадцать, а за ним – путь в никуда.
Все переходили дорогу на другом перекрестке, метров за пятьдесят до школы, и шли вперёд. Делать петлю до гиблого перехода никто не хотел. Там ходили только те ребята, которые намеренно хотели задержать своё возвращение домой или обособиться с компанией дружков. Или что чаще всего: собирались пойти на пустырь.
Начиная с четвертого класса, я начала ходить в школу самостоятельно, а примерно через месяц, в октябре, в школе произошло ЧП: третьеклассник ушёл после занятий со всеми, а домой не вернулся. Его друг рассказывал, что видел мальчишку на гиблом перекрёстке. Они вдвоём хотели идти на пустырь, но у одного из них развязался шнурок. Он наклонился его завязать, а поднявшись, увидел, что друга и след простыл.
Вот переполох! Весь город только об этом и говорил. Неделю искали ребёнка по всему городу с МЧС, волонтёрами, полицией, но безуспешно. Тогда мама и бабушка в один голос заныли:
– Что бы не случилось, Машуля, никогда, слышишь, никогда не приближайся к гиблому переходу!
– Мама! Мне же уже двенадцать лет!
– Думаешь, это страшилка для детей? А вот и нет! На переходе моя лучшая подружка пропала. Как я тогда испугалась! Чуть с ума не сошла.
Поссорились мы с ней, очень сильно поссорились. Она моего парня отбила и собиралась за него замуж. Мы с ней волосы друг другу чуть не повыдирали прямо там, перед школой. Она меня толкнула, и я упала, сильно ободрав запястье. Я сидела, плача от боли и обиды на бордюре и видела своими глазами, как переход сожрал её! Просто взял и сожрал! – разгорячилась мама.
– Сожрал? Ха-ха! Ну ты скажешь! Что за глупые ужастики!
– Твоя мамка потом месяц в больнице пролежала! А тебе всё хаханьки, – вмешалась бабуля.
– Лариску нашли за сто километров в деревне какой-то с частичной потерей памяти. Через месяц! А меня ещё долго убеждали, что солнце в глаза стрельнуло, – взволнованно рассказывала мама. – Прошу тебя, на переход – ни-ни! Раз в несколько лет Вайоллка выискивает себе жертву и хватает.
Холодок пробежал по коже.
– А кто она, эта Вайоллка? – на всякий случай поинтересовалась я.
– Колдунья, – ответила бабушка Лида и рассказала вот что…
После войны они пришли в деревню. Отец и дочка. Сколько лет Степану, было сказать трудно, а Вайоллка выглядела на двадцать – двадцать пять. Очень быстро по деревне поползли слухи, что они колдуны, некроманты.
Некроманты это те, кто почитает мертвецов. Они из молдавских цыган, и колдовское искусство у них в крови. Свои обряды они справляют на могилах предков, принося им кровавые жертвы. Говорят, что чем существеннее жертва, чем больше любви в неё вложено, тем больше силы прибавляется у колдуна. Приметили люди, что некроманты могут жить по сто лет и больше. Надолго оставаясь молодыми.
Ходят слухи, что ради молодости они своего прикормыша с любовью взрощенного съедают….
В той деревне, где Вайолка с отцом жили, пропала восьмилетняя девочка. Девочка была вхожа в их дом, прямо как дочка им была. Тянуло её в тот дом, несмотря на запрет родителей. Ведь и в той деревне семейство считали колдовским. Сила и правда в их колдовстве была, но люди только в крайней нужде к ним обращались. Понимали, что плата будет серьёзная.
Просили колдуны любимую курицу или другую домашнюю скотинку для обряда. А в качестве платы – семейную реликвию требовали. Или чего ещё более ценное. Младенца… Но это в давние времена. Тогда дитё как пришло в мир – так и ушло. Один из пятерых выживал. Так могли и отдать. А тепереча никто сваво ребёнка им не пожалует. Вот они другие пути и ищут. Ребёнка заполучить.
Когда девочка пропала, родители сразу обвинили во всём мать Вайолки. Она считалась в семье творящей колдовство. Преследовали, угрожали, а после не добившись результата, всей деревней устроили самосуд. Тогда-то отец и дочь бежали в суматохе. Верили, что и за ними после вернуться.
А люди же каждый год пропадают, – продолжала рассказ бабушка. – Куда? Никому не ведомо! Оттого и наши в деревне забеспокоились при виде этой парочки. Слухами земля полниться!
На деревенском кладбище был похоронен их далёкий предок, и могилка та стояла обособленно. Кладбище росло, но всегда ровно в противоположном направлении.
А самое странное в том, что у схороненного там колдуна сын Степаном тоже был. Про него мне моя мать, твоя прабабка, ещё рассказывала. Ушли они из деревни лет пятьдесят до того. Степану, как и Вайолке, лет двадцать было. Если это он – то должен Степан стариком уже быть. А ему пятьдесят от силы! И то не дашь!
Вайолка, черноглазая красавица, влюбила в себя видного деревенского паренька. Прямо заболел ею. Не иначе. Жениться захотел, во чтобы то не стало. Так парня этого всей деревней спасали. Не иначе, приворотом она его к себе приклеила. В тайне к этой Вайолке все девки ходили. На суженого погадать, приворотное зелье получить, а то и порчу на кого навести. Всё умела черноглазая Вайолка.
От греха увезли его на дальнюю заимку, заперли парня в сарае, чтоб перегорело. А потом, стало быть, женили на другой девушке, той, что прежде была ему мила, да в немилости вдруг оказалась.
Вайолка разозлилась, проникла на свадьбу молодых незаметно и предрекла девушке гибель от рябой кобылы.
Город тогда вплотную подступал к нашей деревне. Коней и не осталось ни у кого. По деревне всё больше железные кони носились. Но слов Вайолки испугались не на шутку. После свадьбы молодые тотчас уехали в город от греха подальше.
Куда-то пропала и Вайоллка. Тихо и незаметно жил в доме на окраине её отец, пока прямо напротив не построили школу.
Школа выросла огромная, типовая, и сюда потянулись дети со всей округи. В тот год в школу пошёл первенец того самого парня, которого так хотела заполучить Вайолка.
Все уже здорово подзабыли эту историю, покуда на перекрестке у школы не появилась его беременная жена с ребёнком. Она вела сына за руку, он в белой рубашонке нарядный такой, счастливый был. С огромным букетом гладиолусов – первое сентября же.
Но посреди дороги мальчишка вдруг остановился не с того не с сего и указал на окно дома, стоящего через дорогу. Мальчонка-то замер, а мать всё ещё продолжала движение. В тот момент на перекресток выскочил грузовик. На фургоне была изображена пегая лошадь… Беременная погибла, а вот мальчонка-то пропал. Грузовик скрылся с места происшествия и пропажу ребёнка тогда связали с ним. Похитили якобы. Думали водитель забрал мальчика, ставшего свидетелем, чтоб не разболтал…
Проклятье Вайолки сбылось. Все, кто ещё оставался в деревне, тут же вспомнили о коварной ведьме. Подняли шум. Заявили в полицию. И власти чтобы успокоить население отправили к дому колдуньи милиционеров.
Сделали осмотр, нашли что-то подозрительное. Арестовали. Помню, мы глазели с ребятами через дорогу: из дома в сопровождении полицейских вышел мужчина. На вид ему было не больше пятидесяти. Неужели это был Степан, отец черноглазой колдуньи?
Но видно, то, что нашли в доме, не имело отношения к пропаже ребёнка да колдуна отпустили. Сушеные лапки и кости, и котёл размером с кабана – всё вернули. Подозрительные вещи. Много детской одежды было в доме и женского тряпья. Только ни к одному делу не пришить. В чём обвинить-то? Не в чем! Пыль и вонь в доме к делу не пришьёшь. А было там жутко, говорят. Темень, затхлость, словно много лет никто окна не открывал. И полов не мыл.
С тех пор и пошла дурная слава про дом. Оглядываются на него, шепчутся в поиске чёрных Вайолкиных глаз.
И перекресток стал называться «гиблым». Там и до этого нередко происходили аварии и странные происшествия, но никто не связывал их с домом ведьмы, а после … – закончила она свой рассказ.
Я ещё долго помнила историю, рассказанную бабой Лидой. Тогда ведь полиция даже обыскала дом колдуна в тщетных попытках найти моего одноклассника. Тогда я видела в доме женщину. Молодую красавицу. Следователь называл её Виолой, заигрывал. Выходило так, что живёт она в доме недавно. И достался он ей в наследство от дяди…