Ольга Болгова
Гром небесный
– Арлен! – крикнула я. – Это были вы? Там, с капканом?
Ответ остался в дыме умчавшейся машины.
Глава 5
Прошло два дня после ночного приключения. Я оставила без ответа вопросы, где ночевала в грозу, но постоянно думала о загадочном спасителе, замке за холмами и мотоциклисте Арлене Эшли, нашедшем в лесу потерянный фонарь.
У Гленны долго не спадал жар, но сегодня утром ей стало полегче, и она забеспокоилась о дочери. «Схожу к ней вечером», – пообещала я.
Мисс Баутер выдала мне жалованье за вычетом разбитой тарелки из лисьего сервиза, сухо и коротко сообщив, что мадам хотела уволить меня за наглость, но она, мисс Баутер, с нею не согласилась. Впрочем, так или иначе, уходить из Хорсли-хауса мне всё равно придётся.
Сегодня разъехались гости, а днем, когда я мыла «тысячу» бокалов, стараясь придать им блеск, в моечную явился мистер Андертон. В шуме воды я не услышала, как он подошёл, и поняла, что за спиной кто-то стоит, по тяжелому дыханию и запаху алкоголя. Я обернулась, но не успела и охнуть, как он прижал меня к краю мойки и начал задирать платье, шаря толстыми руками по бедрам. «Как я не заметил тебя сразу, такую славную русскую курочку», – выдохнул мне в лицо и зажал рот ладонью. «Тихо, сладкая, тихо, все будет хорошо». Где-то раздались голоса, мисс Баутер давала кому-то распоряжения. Он отпустил меня, куснул в шею и шепнул: «Сегодня вечером будешь ждать меня здесь».
У меня имелись иные планы – управившись с работой, я поспешила в коттедж Морас. Вышла из Хорсли-хауса в начале седьмого, когда сумерки ещё не явились, но были где-то на подходе. Унесенную грозой шляпку заменила вещью из прошлого –шёлковым платком, расшитым голубыми цветами по бледно-жёлтому фону, – закутав голову и шею с синяком, оставшимся от гадкого укуса. Пройдя деревню, свернула на знакомую тропу, идущую через берёзовую рощицу, и здесь меня настигло воспоминание – вдруг почти отчётливо я увидела берёзу у веранды в Мордвиновке, колышущиеся тени от её ветвей, солнечные пятна на дощатом полу, плетеные кресла и гимназиста Петю Наумова, пафосно читающего: «Это было у моря, где лазурная… нет, ажурная пена, где встречается редко городской экипаж…». Нет, я никогда не упивалась поэзией, радуясь лишь некоторым запомнившимся строфам… музыка больше влекла меня. Петя пытался поцеловать меня, там на веранде, в солнечных пятнах… и я тотчас перенеслась в тускло освещенную мойку, явственно ощутила мерзкие прикосновения толстых влажных пальцев. Спазм отвращения и подступившей тошноты был настолько силен, что пришлось обнять берёзовый ствол, как последнюю мачту тонущего судёнышка. «Стоит ли жить? – спросила я, обратившись к густо синему небу, и ответила: – Вероятно, не стоит».
Но нужно было проведать маленькую Джинну и принести матери её известие о ней, потому, отдышавшись, я пошла дальше.
У Джинны еще не спал жар, но дышала она спокойнее и встретила меня, что-то радостно залепетав.
– То горит, то потеет, – сообщила мисс Морас. – Но, кажется, девчонка, слава Богу, идет на поправку.
– Посижу с нею ночью, – сказала я, поддавшись, скорее, нежеланию возвращаться, чем приступу человеколюбия.
Она одобрительно кивнула и пригласила выпить чаю.
– Мисс Морас, что за замок с круглой башней, за холмом? – спросила я за чаепитием.
– С круглой башней за холмом? Верно, Невилл-корт, если вы о нём. Земли Невиллов начинаются отсюда. Этот коттедж когда-то был их охотничьим домиком.
– А кто там живёт сейчас?
Она пожала плечами.
– Вроде, давно никто не живет, дом заброшен. Говорят, обоих молодых Невиллов нет в живых.
Я просидела возле кровати Джинны до рассвета. Вечером она заметалась по постели, потом вдруг успокоилась и уснула. Судя по холодному поту и ровному дыханию, жар спал. Я спустилась вниз, закуталась в платок и выскользнула из коттеджа в утреннюю прохладу и птичий щебет. Подумав, свернула на тропу, что вела к Гуляющему мосту. Сейчас, в утреннем свете, все выглядело иначе. Тропа не слишком утоптанная, но достаточно широкая, весело петляла по лесу, среди зарослей цветущего шиповника и чертополоха. Правда, бодро прошагав с полмили, я сбавила скорость – возвращение в Хорсли-хаус пугало больше, чем возможная встреча с Чёрным всадником, о котором я не переставала думать.
И она случилась. Тропа у Гуляющего моста почти заросла, поэтому я и не нашла её, когда искала следы исчезнувшего юноши с капканом. Я задумалась, вспоминая тот день, и вздрогнула от неожиданности ожидаемого. Чёрный всадник появился из леса, словно призрак, остановил лошадь и приветственно склонил упакованную в маску голову. Как будто был уверен, что я не кинусь бежать в страхе и не лишусь чувств. Конечно, холодок пробежал по спине, и сердце застучало, но я изобразила подобие улыбки и выдала сакраментальную английскую фразу, словно встретила старого знакомого на утренней прогулке по парку:
– Доброе утро. Как поживаете?
– Неплохо, мисс, – заявил он своим глуховатым голосом, который, впрочем, звучал значительно лучше, чем в грозу. Ткань маски шевелилась от движения его губ.
– Я тоже. Благодарю вас за гостеприимство… сэр.
– Не стоит. Ваше послание впечатлило как краткостью, так и исполнением. Вы весьма изобретательны, мисс.
– Благодарю вас, сэр, – сказала я.
– Вынужден вас покинуть, – вдруг сказал он, резко прервав светскую беседу. – Надеюсь, ваша прогулка пройдет без неприятностей. Осторожней на мосту.
С этими словами он развернул лошадь и был таков, оставив за собой лишь шуршание ветвей да удаляющийся звук постукивания копыт. Вскоре все стихло. Примолкшие было птицы вернулись на сцену. А я пошла по Гуляющему мосту, нет, то была не я, а Златовласка, встретившаяся с сотней гномов сразу. Покачиваясь на мосту, Златовласка думала… да ни о чём она не думала, охваченная весьма странными ощущениями, в которых смешались страх и любопытство, и она не понимала, которое из них преобладает.
Чем ближе я подходила к Хорсли-хаусу, тем тяжелее было идти. Возле горгульей калитки остановилась, задержав дыхание, затем вошла, осторожно, словно за углом притаился мистер Андертон. Дом ещё спал, лишь из кухни слышались голоса и звон посуды. Я поднялась в комнату под крышей. Гленна вскинулась при моём появлении, уставилась на меня вполне ясным взглядом.
– Пришла? Что? Как она?
– Идёт на поправку, сегодня спала спокойно, жар спал.
– Ты была с нею?
– Да, посидела.
– Спасибо, Смит. Какой у тебя красивый платок…
Гленна откинулась на подушку, облегченно вздохнула. Я переоделась в рабочее платье и прилегла на кровать. Невыносимо хотелось спать. «Нельзя…», – подумала я и провалилась в сон. Разбудила меня Гленна, тряся за плечо. Я с трудом встала и отправилась вниз, в опасный сумрак моечной.
«Нужно уходить и чем скорее, тем лучше, – думала я, глядя, как лопаются пузыри на кромках тарелок, утопленных в горячей мыльной воде. – Может, моих денег хватит на билет до Лондона… или до Йорка. В большом городе, вероятно, проще найти работу. Но нужно иметь хоть несколько шиллингов на первое время».
Я мыла посуду, думала и вздрагивала от каждого звука, оглядываясь, как загнанный заяц, боясь появления Андертона.
Прошло несколько относительно спокойных дней – хозяин не появлялся. Я с надеждой думала, что он потерял ко мне интерес, но выяснилось, что он уехал по каким-то своим делам. Гленне полегчало и она принялась за работу, а однажды вечером мы вместе отправились в коттедж Морас проведать её дочь. Вполне весёлая Джинна уже сидела на кровати, возясь с тряпичной куклой. Я осталась поиграть с нею, а Гленна пошла расплачиваться с мисс Морас и обсуждать их общие дела.
Обратно шли коротким путем, уже в сумерках, но с фонарем. Двигались медленно, Гленна едва плелась, ещё не набрав сил после болезни. Я оглядывалась, подспудно ожидая появления Чёрного всадника.
– Боишься? – спросила Гленна.
– Вовсе нет, – ответила я.
– А тогда, в грозу… где ты была всю ночь? – спросила она.
– Здесь, у Морас… – солгала я.
– Нет, она сказала, что ты ушла.
– Ты спросила ее?
– Нет, это она спросила, успела ли ты добраться до дома в ту страшную грозу.
Свет фонаря метался, суетно дрожал, отыскивая тропу. Порыв вечернего ветра шумнул, пробежавшись по верхушкам деревьев. Я молчала, обдумывая ответ. Не хотелось лгать ещё раз, но правда выглядела как-то… фантастично.
– Но ты же спала… – пробормотала я.
– Не так крепко, чтобы не видеть твою пустую кровать.
– Какая разница, где я была…
– Ну и ладно, не хочешь говорить, молчи, – обиженно буркнула Гленна и забрала у меня фонарь.
– Хозяин положил глаз на тебя? – спросила она, помолчав.
– Ревнуешь? – съязвила я.
Гленна тихо засмеялась.
– Постой, отдышусь, устала. Пусть мадам ревнует.
Мы остановились. Взошла луна, превратив лес в скопище темных нелепых существ. Впереди за причудливым узором из головок репейника вырисовалась кривоватая линия перил Гуляющего моста. В чуть дрожащем круге от света фонаря по земле полз ночной жук, спеша по своим ночным делам.
– Здесь обычно проезжает Чёрный человек, – прошептала Гленна.
Я хмыкнула, не сдержавшись.
– Какая ты странная, Смит. Ничего смешного… его видели многие.
– И ты тоже видела?
– Видела… вот так же, как сейчас вижу тебя.
Луна пряталась за тучу, вернее, туча прятала луну. Настал момент истины – вот сейчас и рассказать про Чёрного человека, но я, по какой-то странной причине, не могла вымолвить ни слова, будто он наложил печать на мои губы. Наложил печать… Огромная тень, напоминающая искаженные фигуры коня и всадника, надвинулась и исчезла вслед за луной, скрывшейся за тучей. Мы охнули стройным дуэтом.
– Пойдем, – сказала я. – Мост уже рядом.
Гленна кивнула, и мы поспешили за лучом фонаря, ищущего заросшую тропу.
Когда мы добрались до Хорсли-хауса и зашли в своё жилище, смутная идея, что родилась во мне под прячущейся луной, обрела вполне чёткие очертания.
Глава 6
Впрочем, все произошло совсем иначе, потому что никогда не следует строить планы и пестовать смутные, ничем не оправданные идеи. Два следующих дня мы спокойно трудились в помывочной – гости хозяев разъехались, и объём работы уменьшился. Возможно, думала я, удастся спокойно доработать до дня получения жалованья.
Мистер Андертон застал меня врасплох, вечером, когда я со всеми предосторожностями спустилась с чердака, чтобы постирать белье. Доливая в мойку горячую воду из ковша, я не услышала, как он подошёл – вероятно, подкрался на цыпочках, удивительно бесшумно для столь крупного человека. Его объятия были так неожиданны, что я закричала от ужаса. Одной рукой он опять зажал мне рот, а другой стал задирать юбку, бормоча что-то вроде: «Я так долго ждал этого, так долго, а ты все хорошеешь и хорошеешь». Я билась в его руках, пытаясь вырваться, но он был очень силен. Я не сразу сообразила, что всё ещё держу в руке оловянный ковш, которым наливала воду. Ударила, не видя, куда попаду, с риском стукнуть себя по лбу, но по звуку удара, вскрику и ругательству, поняла, что достигла цели. Андертон издал звук, похожий на рычание раненого зверя, и отпустил меня. Я швырнула ковш в мойку и бросилась бежать, в ужасе полагая, что он погонится за мной и, поймав, разорвёт на части. Добежав до чердака, рухнула на кровать, пытаясь отдышаться. Сердце билось, словно жаждало вырваться наружу. Гленны в комнате не было. Побросав в саквояж вещи, поспешила вниз, надеясь не встретить никого по пути, и это удалось. Я не осмелилась заглянуть в моечную и, минуя ее, вышла из дома. Совсем стемнело, но в чистом небе светила луна. Промчавшись по дорожке меж грядок, я выскочила в калитку, мимо горгулий, и побежала по тропе, сама не зная куда, лишь бы поскорее уйти из этого дома, от липких рук Андертона. Мне казалось, что он преследует меня, вскоре настигнет, и тогда уже не спастись.
Остановилась, лишь дойдя до развилки. Тишина и прохлада вечера привели меня в чувство. Я прислушалась, на всякий случай. Лишь шелест листьев и крик какой-то птицы вдалеке. Ни шагов, ни тяжелого дыхания. Силы вдруг оставили меня, и я села на траву около тропы. Впервые в жизни я ударила человека – если не считать той глупой пощечины, которой когда-то наградила незадачливого декламатора Петю Наумова. Ударила металлическим ковшом – возможно, у Андертона сотрясение мозга, а если и нет, то шишка и синяк обеспечены. И поделом… Мысли потекли пустым потоком, я думала о белье, оставленном в мойке, о Гленне, которая сильно удивится, не обнаружив меня утром, зачем-то вспомнила Гурского, от которого сбежала… Что делать дальше, куда идти? Можно попытаться дойти до коттеджа мисс Морас, но придется объясняться, да и не факт, что она пустит меня переночевать – вряд ли у неё найдётся свободное место. Но нужно идти, не сидеть же на развилке, где ни право, ни лево ничего не обещают. Я поднялась, постояла и пошла в сторону стены Адриана. Там началась история с Хорсли-хаусом, там и закончится.
Стена, одетая в плющ и девичий виноград, освещенная лунным светом, показалась мне то ли местом последнего успокоения, то ли пристанищем на ночь. Я поставила на землю саквояж, перегнулась через стену там, где она была невысока из-за разрушенных камней, и глянула вниз, в бездну оврага. Вряд ли удастся полноценно умереть, прыгнув вниз – скорее всего, просто что-нибудь сломаю. Да и идея самоубийства звучала запретно и постыдно. Пусть всё идёт своим чередом.
Ночь тихая и тёплая, пахла травами и цветами. Посидев около часа на ещё не остывшей от солнечного тепла стене, я достала из саквояжа чудом сохранившуюся тёплую шаль, поискала место помягче, легла и завернулась в импровизированное одеяло. Уа-та-Уа, ночующая в лесу.
Удивительно, но я довольно быстро заснула, в шорохах тёплой ночи, будто всё страшное осталось позади. Проснулась от холода – солнце ещё не взошло, но его свет уже разлился повсюду, в зарослях распевали довольные хорошим утром птицы. Я поднялась, обнаружив, что спала под кустом репейника, нимало не озаботившись этим. Небо над холмами залилось розовой и желтой акварелью, и вскоре выплыл золотой диск, ударив слепящим светом и обещанным теплом. Посидев в тепле восхода, я собрала вещи и пошла по тропе, вьющейся вдоль стены. Если идти на восток, попаду в деревню Уорли, где месяц назад тщетно искала хоть какую-то работу, и где мне посоветовали обратиться в Хорсли. Утро, разумеется, оказалось мудренее вечера. Посчитав содержимое кошелька, решила, что неплохо бы получить то, что причитается за оставшиеся дни, потому придётся каким-то образом вернуться или обратиться к Гленне за помощью. Чтобы хоть немного заглушить голод, набрала плодов шиповника и ягод ежевики, но есть захотелось ещё сильнее. На кухне Хорсли сейчас завтракают: овсяная каша, кофе, пирог с почками или печенью, сладкие булочки. Я сглотнула и попыталась не думать о Хорсли… совсем, хотя, это не очень удалось.
До Уорли, с перерывами на отдых и сбор плодов и ягод, добралась, когда утро было в разгаре. Сразу направилась к маленькой булочной, которая благоухала ароматами свежей выпечки. Купила две крошечные булочки по полпенни и попросила стакан воды. Устроилась за столиком на улице. Когда доедала вторую булочку, столик накрыла чья-то тень. Я подняла голову. Полицейский навис надо мной, беззастенчиво разглядывая.
– Констебль Джонс. Как ваше имя, мисс?
– Анна… Смит, – вздрогнув, ответила я.
– Прошу пройти со мной.
– Зачем? Я ничего не нарушила…
– Пойдемте, мисс. Вы должны дать показания по поводу внезапной смерти мистера Андертона из Хорсли.
Я убила мистера Андертона! Убила человека! Неужели всё это происходит со мной? Неужели? Почему?
«Мисс Кюзнесова», – провозгласил коронер, седой почтенного возраста мужчина с пышными усами, и я поднялась со скамьи, на которой сидела в нервном ожидании. Так называемое «дознание» происходило в небольшом зале таун-холла Уорли, заполненном любопытствующей публикой.
Оказалось, что в тот вечер мистера Андертона обнаружили лежащим на полу в прачечной, с разбитой головой, и обнаружила его Сьюзен, а Мэри видела меня, спешащую к калитке с саквояжем в руке. Если бы я заглянула в моечную, то нашла бы его сама… хотя, неизвестно, к лучшему или к худшему. Меня сразу начали искать и очень быстро нашли. Затем последовал полуобморочный разговор с констеблем и день под замком в комнате местного паба – в Уорли не имелось камер для заключения, – который я провела как сомнамбула, с единственной мыслью, стучащей в висках – я убила человека! К вечеру, выпив кружку пива с пирогом, принесенные хозяйкой заведения, немного пришла в себя и начала сомневаться, как я могла убить столь крупного мужчину, стукнув его ковшиком по лбу?
– Мисс Кюзнесова, вы служите в Хорсли судомойкой? – спросил коронер.
– Да.
– Как давно вы работаете в Хорсли-хаусе?
– Почти месяц.
– Вы прибыли из России?
– Да.
Коронер говорил бесстрастно, на одной ноте, но мне показалось, что в его голосе проскальзывают ноты сочувствия. Или мне хотелось слышать их.
– Расскажите, что произошло вчера вечером.
Я молчала, не зная, как начать. Это было невыносимо. Легче соврать, что я ударила его по голове, потому что… потому что мне не понравилось его лицо. Или потому, что это наша национальная традиция.
– Вы находились в моечной. Что вы там делали? – прервал моё паническое молчание коронер.
– Стирала, разумеется.
– Поздно вечером?
– У работников нет другого времени, чтобы постирать свои вещи.
– Понятно, – кивнул коронер. – Вы занимались стиркой и…
– Пришёл мистер Андертон…
– Что он хотел? Зачем он пришёл в моечную?
Очевидно зачем, но как мне объяснить перед всеми этими людьми? Что они подумают обо мне? Впрочем, какая разница, что? Я глубоко вздохнула и прыгнула в грязный омут.
– Я не услышала, как он вошёл. Он схватил меня и начал… обнимать.
Во рту пересохло так, что я не могла произнести ни слова.
– Дайте мисс воды, – вдруг догадался коронер.
Зал тихо гудел, любопытные взгляды липли ко мне, как репейник. Юркий худощавый помощник принес стакан воды, который я наполовину выпила, наполовину расплескала.
– Продолжайте, мисс, – сказал коронер, глядя на меня из-под кустистых седых бровей.
– Он схватил меня…, и я ударила его ковшом… по лицу.
– Где вы взяли этот ковш?
– Я держала его в руке, когда он… наливала воду в мойку…
– И вы ударили его, чтобы освободиться?
– Да, чтобы он отпустил меня…
– Как вы ударили его? Ведь он держал вас.
Я начала объяснять, а коронер приказал помощнику помочь мне показывать, как это было. Актриса на сцене перед любопытствующей публикой…
Что было бы, если бы я его не ударила? Я не смогла бы противиться ему, у меня бы просто не достало сил.
В зале переговаривались, коронер призвал присутствующих к порядку, пригрозив вывести из зала разговорчивых.
– Что произошло потом?
– Потом… мне удалось вырваться, и я убежала.
– Мистер Андертон упал?
– Нет, он не падал. Он стоял и бранился…
– И вы ударили его ещё раз? Кочергой…
– Нет! Зачем? Я убежала… мистер Андертон был жив, очень зол, но жив.
Господи, дай мне сил выдержать всё это…
– И ковш и кочерга были обнаружены в мойке, вместе с вашим бельем…
– Да, кажется, я бросила ковш в мойку. Но я не видела и не брала никакой кочерги! Я плохо знаю ваш язык… – зачем-то добавила я.
– Мне кажется, достаточно хорошо, – бесстрастно заметил коронер. – Почему вы тотчас покинули Хорсли-хаус? Не потому ли, что поняли, что убили мистера Андертона?
– Нет, я просто ударила его ковшом по лбу, и поняла, что мне все равно там не оставаться. И я… боялась его гнева.
– Боялись, что он бросится в погоню за вами?
– Да, именно так, – сказала я, с трудом справляясь с дрожью.
– Или хотели скрыться, осознав содеянное?
– Я не собиралась скрываться, просто ушла. Мистер Андертон был жив, и я его боялась.
Коронер сощурил глаза, помолчал и отпустил меня. Я рухнула на скамью, едва дыша, прижала ладони к лицу.
– Вызывается мистер Себастьян Андертон, – провозгласил коронер.
Я не сразу взглянула на вышедшего из зала человека, но услышала его голос, когда он начал отвечать на вопросы коронера. Знакомый голос. Голос Джека Смита… Это действительно был он, красивый, доброжелательный, разве что не улыбчивый, как обычно. При чем здесь он? Откуда он взялся? Ах, да, это же Себастьян Андертон, а не Джек Смит, это сын хозяина! Зачем он врал мне? Разыгрывал? Он не смотрел в мою сторону, словно меня здесь и вовсе не было. Я попыталась взять себя в руки, унять дрожь и сосредоточиться, чтобы услышать вопросы коронера и ответы фальшивого Джека Смита.
Впрочем, разговор с Себастьяном Андертоном длился недолго – коронер задал ему лишь несколько несущественных, на мой взгляд, вопросов: где он был вчера вечером, когда и как узнал о смерти отца и тому подобное. После Себастьяна, который прошёл куда-то в зал, так и не взглянув в мою сторону – и мне показалось, что сделал он это намеренно – коронер допросил ещё нескольких человек из обслуги Хорсли-хауса. На сегодня тамошние домочадцы явно остались без горничных, камергеров и обеда. После этого дознание было закончено. Коронер объявил, что смерть мистера Андертона определена как насильственная, поэтому будет проводиться дальнейшее расследование. Присутствующие, оживленно зашумев, быстро разошлись, а я сидела, не понимая, что делать дальше. Обвиняют меня в убийстве или нет?
Коронер спустился со своей кафедры и подошел ко мне, его расторопный подручный подскочил с другой стороны.
– Меня посадят в тюрьму? – спросила я.
– Идёмте, мисс. Скоро подъедет судебный врач.
– Это хорошо или плохо? – задала я детский вопрос.
Он ничего не ответил, развернулся и пошел к выходу из зала. Я потрусила следом за ним и его помощником.
Судебного врача я ждала в крошечной комнатке, что находилась рядом с залом. За окном лил дождь и бушевал ветер, гнул ветви яблони, усыпанной мелкими красными плодами. Я попыталась сосчитать, сколько яблок на ближайшей ветке, но она так качалась, что у меня закружилась голова. Помощник коронера принес из паба сэндвич и кружку пива, которую я с удовольствием опустошила. Врач прибыл где-то через час, маленький толстый человек с красным лицом и одышкой. Он с треском захлопнул мокрый зонт, со стуком погрузил на стул свой чемоданчик, сел, достал большой платок в красную клетку и принялся протирать капли дождя с лица. Следом вошли коронер с помощником и констебль Джонс.
– Так-так, сейчас-сейчас, – сказал врач в ответ на вопросительные взгляды присутствующих и повернулся ко мне.
– Встаньте, мисс.
Я поднялась.
– А вы, Джонс, повернитесь к мисс спиной. У вас рост, как у мистера Андертона.
Констебль послушно встал спиной ко мне.
– Дайте что-нибудь мисс в руки, что-нибудь похожее на кочергу, – сказал врач.
Помощник заметался по почти пустой комнате, выскочил за дверь и вскоре вернулся с большой ложкой для обуви. Он протянул её мне.
– Так-так. А теперь, мисс, нанесите удар констеблю.
– Я должна ударить его?
– Да. Не по-настоящему, разумеется, но дотронувшись до его головы или шеи.
Я неловко размахнулась и осторожно стукнула констебля по спине.
– Так-так. Ещё раз. Вытяните руку, насколько сможете.
Я стукнула, вытянув руку, получилось еще более неловко.
– Ладно, все и так ясно, – сказал маленький человечек. – Ясно, что мисс не могла нанести тот удар, разве что забралась бы на скамейку. Андертона ударил человек как минимум его роста. Удар был нанесен сверху, а не снизу, как мы сей момент наблюдали. Мисс, положите ложку, она вам больше не понадобится. Сверху и с большой силой, мужской силой. А удар по лбу нанесен тем ковшом, определённо.
– То есть, после того как мисс стукнула Андертона по лбу и убежала, пришёл какой-то мужчина, и ударил его кочергой, – сказал коронер.
– Выводы делайте сами, я сообщил то, что сообщил, – ответил врач. – Удар ковша не был смертельным, разве что голова поболела бы пару дней, да шишка выскочила изрядная. Мне пора.
Судебный врач ушел, громогласно раскрыв зонт у двери. Коронер уставился на меня.
– Что ж, мисс. У меня нет причин задерживать вас. Вы нанесли телесное повреждение, но вероятного истца больше нет в живых. Подпишите бумаги и вы свободны. Не пропадайте и постарайтесь избежать… улицы. Вы можете ещё понадобиться правосудию.
Я перебежала дорогу, чтобы забрать в пабе оставленный там саквояж, завернулась в платок и вышла в дождь, не зная, куда идти. После оплаты комнаты и еды денег осталось совсем мало. Может, было бы лучше, если бы меня подержали в заключении ещё хотя бы день. Села за столик возле паба, придвинув стул к стене. Столик попадал под навес, но порывы ветра швыряли дождевые струи на столешницу и в лицо. Пойду в Хорсли забрать своё жалованье, решила я. Дождусь, когда утихнет непогода, и пойду. Снова порыв ветра… я провела ладонью по лицу, стирая воду. В шуме дождя возник другой звук, похожий на стрекот мотора. Он звучал все громче, из-за поворота улицы появился мотоцикл, который вскоре проехал мимо. Через несколько метров водитель развернул машину, подъехал и затормозил напротив меня.
– Мисс Анна Смит?
– Арлен Эшли?
– Что вы здесь делаете? Отчего мокнете под дождём? – спросил он, поднимая на кожаный шлем мотоциклетные очки.
– А вы как здесь оказались? – ответила я вопросом на вопрос, не поддержав любимую британцами тему погоды.
– Дела, мисс, дела.
Арлен Эшли неопределённо махнул рукой, затянутой в жёлтую кожаную перчатку.
– Что ж, приятно было встретиться, – сказала я, надеясь побыстрей закончить ненужную светскую беседу. Меня била дрожь, с которой я не могла справиться.
– Вы хотите, чтобы я уехал? Но вы же промокнете насквозь, сидя здесь, дождь хоть и тёплый, но гадкий. Знаете, как-то промок до костей, а потом провалялся с простудой целую неделю…
Кажется, я тоже заболеваю… Но какое мне дело до того, сколько валялся с простудой этот благовоспитанный обеспеченный парень, который зачем-то в третий раз попадается мне на пути. Да, определённо, в третий. Капкан, в который он якобы попал – а это точно был он, – скорее всего, простой розыгрыш. Такой же хитрый лжец, как Себастьян Андертон, изображавший Джека Смита, чтобы посмеяться надо мной. Я и сама вполне успешно справляюсь с этим.
– Как вы сказали? Смеяться? С какой стати мне смеяться над вами…
Оказывается, я высказала свои отчаянные мысли вслух и не заметила этого.
– Не обращайте внимания, иногда разговариваю сама с собой, – пробормотала я,
– О, такое бывает! Знаете, мисс, я тоже болтаю сам с собой, причём, довольно часто. Особенно, когда вожусь с мотором или какой-нибудь забавной машиной… сам не замечаю, как начинаю болтать с призраками…
– О, да, вы же, англичане, живете с призраками душа в душу!
– Забавно сказали: душа в душу с призраками.
Он улыбнулся мальчишеской улыбкой, стер перчаткой капли с веснушчатого лица.
– Предлагаю продолжить болтовню где-нибудь в сухом месте.
– Я совсем не хочу болтать.
– Тогда можно помолчать. Неохота мокнуть.
– Зачем же вы мокнете? Поезжайте, у вас же дела.
– Да ладно, – он снова махнул рукой, – какие там дела… их можно отложить. Прыгайте в коляску, можно домчать и до Ньюкасла…
– Нет, только не туда! – воскликнула я, не сдержав эмоций.
Озноб стал настолько сильным, что застучали зубы. Скорей бы уехал этот Эшли и оставил меня в покое.
Дверь паба распахнулась, выглянул хозяин заведения, окинул нас неопределенно-неодобрительным взглядом, посетовал на погоду, сказал, обращаясь к молодому человеку: – «Что мокнешь, парень? Заходи, пива на всех хватит», – и скрылся в недрах паба.
– Зайдем? – спросил мотоциклист.
– Он пригласил вас, не меня, – пробормотала я.
По спине змеёй полз холод, какие-то молоточки били в висках, тяжесть накрыла, словно кости и мышцы вдвое прибавили в весе – если попытаюсь встать, не смогу, слишком тяжело. Ах, если бы завернуться во что-то тёплое и заснуть…
– Э-э, да вас трясет, я ж говорю – дождь, простуда! – воскликнул Эшли.
– Пожалуйста, уезжайте, оставьте меня в покое, – взмолилась я.
– Как же я вас оставлю?
Что ему нужно от меня? То же самое, что нужно было Гурскому, Андертону, Джеку Смиту… Чёрному всаднику…
– Просто заведёте свою чудесную машину и уедете прочь, – пробормотала я. – Точно также, как в лесу, когда исчезли с капканом на ноге.
Он смутился или у меня помутнело в глазах?
– Я всё вам расскажу, но там, где сухо и тепло.
Настала моя очередь махнуть рукой, но взмах получился вялым и неубедительным.
– Оставьте меня в покое, никуда я с вами не поеду. Я только что была на дознании, меня обвиняли в убийстве, но оправдали, а вы пристаете ко мне с предложением пойти и поболтать. Я иностранка, без жилья, без денег, без работы… что вы хотите от меня?
Я попыталась встать, держась за столик, но сил подняться не хватило, ноги оказались ватными, а перед глазами побежали разноцветные круги. Арлен Эшли подхватил меня, и я не сопротивлялась, стало безразлично, что будет дальше. Он усадил меня в коляску мотоцикла, закрыл кожаной накидкой и через мгновение с рёвом помчался по узкой улице Уорли, увозя в неведомое никуда.
