Никита Владимирович Чирков
Вектор: Послесловие
77
Каждый ее шаг к дверям впереди сопровождался включением напольных и потолочных ламп по углам: видимо, система считывала приближение и помогала пришедшему. Причем, оглянувшись, Света увидела затухание источника освещения уже в паре метров за спиной, будто бы Вектор аккуратно вел ее по своим артериям к надобной ей цели. Дорога сюда была безопасной, даже слишком, отдельно отмечала она пару раз, но все же память не подвела. Выход из лабиринта нашелся прямо за невзрачной дверью посреди скучного Т-образного перекрестка, с единственной створкой, чего ранее она не видела на Векторе, и вот уже за ней был этот коридор. Вход опять же открылся сам – видимо, тут удосужились установить датчики сближения, удивлялась Света те пару секунд, пока внутри не включился, опять же автоматически, свет. Вокруг ни звука, ни движения – совсем ничего, даже следов крови или выделений иноземной Жизни, как и ее самой не наблюдалось, а с учетом отличия этого места от остального Вектора казалось, словно она вообще изолирована от станции, да и сам воздух другой. Возможно, иному восприятию способствовало ее долгожданное освобождение от костюма, что облегчило работу ее мышц, освободив от стеснения. Случилось это в момент поисков пути сюда, все же не просто так после каждого столкновения настигло чувство легкости. Ныне на ней черный облегающий комбинезон с уплотнителями, причем ступни так же обладают подошвой: ведь именно так они погружались в бронекостюмы. Закончившийся на шее эластичный и крепкий комбинезон был приятен и легок для нее, уж точно после брони, сняв которую она многое оставила в прошлом. Хотя, понятие времени так же исчезло.
На стене напротив входа были нарисованы лицо и плечи женщины с длинными волосами без челки – очень простыми толстыми линиями, но отчетливо читалась немного вытянутая, с ровными щеками и маленьким подбородком, форма лица, большие глаза и скромная улыбка, что создавало образ простоты и нежности. Света рассмотрела лицо и узкие плечи внимательно, совершенно неожиданно для себя увлекаясь разгадыванием ее скрывающегося за изображением характера и даже возраста: все же рисунок дает понять лишь примерный диапазон: от восемнадцати до тридцати, возможно, но точно не ребенок, да и на пенсионерку не тянет. Но наличие большой любви и желания не потерять ее из памяти читалось отчетливо: уж очень нежные были мазки, то ли углем, то ли кистью, да и акцент на глазах выдавал в художнике явно некие особые чувства. Также она подметила странную вертикальную линию над правым глазом – возможно, это был шрам, сантиметра четыре, будто бы разрезающий бровь напополам. Художник точно знал ее.
Слева же за прозрачными стенами без двери находилось небольшое помещение, где в стенах со всех трех сторон были встроены вертикальные терминалы с клавиатурой и монитором, примерно штук двадцать в целом. А вот перед ними остались следы пребывания человека: спальное место в виде простых накинутых курток и штанов, отдельный угол справа для еды, куда жилец складывал контейнеры и консервы, – ныне там уже все употреблено, лишь свалка. Другой угол имел стол с ящиками, на котором лежали разные предметы. Один из них привлек ее сразу же – записывающее аудиоустройство, подключенное к зарядной пластине. Света взяла его и включила, удивившись работоспособности, села на стол и стала внимательно слушать, оглядывая все вокруг:
«То, что спасет меня, должно быть спрятано где-то здесь, если мне не солгали, конечно, – а они еще те умельцы в этом деле. Хотя, че уж, буду честен: причин для этого осталось мало, уж если и ждать крайнего момента для сотворения хотя бы чего-то хорошего и правильного, то совсем недолго, время играет против – да, против всех нас. Настолько явственно я ощутил это, когда на пути сюда поймал зов помощи какого-то мужика по имени Клод. Он молил о помощи, говорил, что знает безопасное место, где есть вода и еда, все по красоте и для всех, если простым языком. А вот добраться туда один он не мог – или боялся, понять было сложно. Но надеюсь, что еще остался кто-то ему в помощь, а то – сука, как же все это беспросветно. Я же должен думать о себе в первую очередь, иначе вообще никому уже не помогу… Наверно, хах, наверно… сука, как же трудно, даже и не думал, что сказать простое будет… Короче, че уж я, пусть это сообщение будет страховкой, что если я не справлюсь и все же… стану этаким монстром, то знайте: я не хотел никому зла. Не знаю, кто услышит, но… М-да, думаю, и так ясно, что я это скорее сам себе говорю все, че уж таить».
Местами голос был уверенный, местами дрожащий и чуть ли не готовый вот-вот дать надрыв в борьбе с сожалением. Запись прервалась, но была еще одна, только питание диктофона вдруг кончилось, что удивило ее: ведь устройство и так было на зарядке. Но стоило глянуть проводку, так все сразу открылось: контакт устройства отошел от сети. Восстановив подачу, Света положила диктофон на панель, и пока идет набор энергии, обратила внимание на ту самую дверь. Она подошла ближе и внимательно вглядывалась в усердно нацарапанную большими буквами надпись на створке: «Спасение тут».
Причем сама створка вполне себе открылась, стоило Свете прикоснуться к панели, чья лицевая часть висела на проводах, манипуляции с которыми проводились довольно усердные. Видимо, кем бы он ни был, все же смог добраться до заветной цели, что сразу же снижает шансы на успех найти лекарство. Скорее всего, Тобин и не подозревал, что кто-то добрался сюда. Внутри она встретила пустые ящики у дальней стены, где обычно лежали в сохранности в ячейках важные вещи или предметы, – в некотором роде камера хранения. Каждая из тридцати небольших ячеек с прозрачной крышкой и механическим замком была пуста: некоторые явно взломали, некоторые открыты, другие же попросту пусты. С обратной стороны ячеек, если обойти этот сегмент помещения, сразу же начинались вертикальные столбы количеством шесть штук в шахматном порядке, внутри которых располагались жесткие диски, провода и платы, подключенные к общей системе охлаждения внутри прозрачных цилиндрических защитных стенок, по одной вокруг столба. Все давно выключено, разбито и попросту уничтожено: кто-то очень постарался, будто бы мародеры решили отдать должное Вектору. Причем, опять же не сразу заметила Света, вокруг нет ни следа пребывания иноземной Жизни, вообще ничего – будто бы и нет таковой для всего этого места. Даже как-то не по себе.
Диктофон зарядился пусть и не полностью, но достаточно для включения. Вторая запись не заставила себя ждать:
«Очень трудно вспоминать. Будто бы позавчерашний сон: ты вроде бы знаешь, куда двигаться, но все так пространно, что порой, кажется, я попросту сам придумываю, нежели вспоминаю. Это ужасно раздражает, особенно когда убеждал себя последнее время, что все получится и я… Я знаю ее, точно знаю – но не могу вспомнить. Аж чувство вины пробирает до костей, причем именно перед ней, а я, сука, даже не помню уровень связи… Жена, сестра, может быть, мама… И правда, словно сам изобретаю память, что еще хуже и болезненнее. Чем я заслужил такое? Не знаю, может быть, ты знаешь, а может… Вообще, я все чаще думаю, что стоило к тому мужику сходить, помочь, так хотя бы какую-то пользу принес… хоть кому-то. Не знаю, насколько меня хватит еще. Обратного пути уже нет, все потеряно – и лишь вопрос времени, когда… С другой стороны, разве это не дает мне право отомстить? Разве отныне мне есть что терять? Разве я еще смогу…»
Запись не оборвалась: Света слышала его дыхание и чувствовала поникшие эмоции. Он просто молчал, спрятавшись в самом себе. Но вот она закончилась, более там ничего не было. Как и нигде более не найти лекарства, что рождает вполне закономерный вывод: тот, из диктофона, или же кто-то иной уже все забрали, и на первого ставить смысла нет, ибо сам он встретил неудачу так же, как и она сейчас, – не зная, что делать дальше. Света осмотрела по сторонам, еще раз проверила все, что скрывалось за дверью, и только уже отчаялась, как решила сделать программу максимум и порыться в горе мусора у терминалов. Запахи ее уже не волновали: адаптация происходила отлично, так что, раскидав консервы без лишнего вовлечения иных способов восприятия, Света увидела спрятанный в одной из них, лежавшей боком, небольшой металлический контейнер с характерным классическим цветом поверхности. Обычная защелка, а внутри иньектор с единственной капсулой, содержание которой – «штамм 31, результат положительный». Почему он здесь? Почему не использован? Почему…
– Хватит, разве у тебя есть ответы на эти вопросы? Вот именно. Единственный вопрос, который должен быть у тебя в голове, – принять ли лекарство. А что ты так смотришь? Классика выбора: себе или другим… другому, тут лишь на одного человека.
– Но так появится шанс вернуться домой, не зря же тут ампула лежала все время нетронутой.
– Верно, но, с другой стороны, излечившись, будет труднее идти к мосту, все же трезвость – это уязвимость на станции. Хотя стоит ли вообще к нему идти? Не проще ли забить на лечение и создать свой мир на Векторе – понятный и личный, да и для меня будет честь иметь такую преемницу. Здесь должна быть своя королева.
– С одной стороны, да, а с другой – ради этого столько было преодолено, что отрицание лечения обесценивает все жертвы и трудности.
– Не отрицание, нет – уважение. Будь у меня лекарство, все случилось бы иначе, тут и спорить нечего. Тогдашняя жертва принесла столько положительных результатов, что назревает вопрос: а не лучше ли уничтожить ампулу, дабы не лишить будущее такой же судьбоносности, как случилась после моей смерти еще давным-давно. Ты выжила, никто тебя не осудит, ты выжила! А впереди еще целая жизнь.
– Есть маленькая проблема.
– Какая же?
– Она не такая, как ты. Ставить себя выше других – нет, не ее суть: если надо будет, то пожертвует собой для общего блага, ну или ради другого. За годы службы Света доказывала это очень рьяно, порой думали, о чем она в курсе, что ею движет поиск славной и героической гибели, как доказательства важности всего плохого, чем была наполнена ее жизнь. Поэтому и молчит, что нечего ей говорить.
– Так было раньше. А какой она человек теперь?
78
Кросс не знает, сколько прошло времени с момента, как нога по глупости очутилась в капкане. Ему даже смешно принимать тот факт, что тут умудрились подручными материалами создать вполне рабочую ловушку, – хотя, откровенно говоря, разве это не отличный способ добычи еды классическим методом, все-таки монстров тут хватает, а как голод начнет подступать, то о вкусах спорить вряд ли будут долго, уж не друг друга же жрать. В этот момент он не мог не представить и такой сценарий, особенно зная из истории человечества: подобное более чем возможно. Да и к тому же, вдруг пробилась у него мысль, это даже безопаснее, потому что мясо монстров сразу же заразит голодающего, что несомненно лучше, чем смерть. Но все же не каждый будет готов к такой жизни, а вот если сосед так же здоров, как и ты? Почему-то он не смог противиться возникшему образу ситуации, где перед ним и Ханной предстанет аналогичный выбор, все-таки перспективы пока для обоих не самые красочные. И вот, задумываясь все более, он вдруг понимает: разве можно судить человека за выживание?
Тряхнув головой, Кросс постарался выкинуть все эти удручающие мотивы прочь, вынуждая себя сосредоточиться на нынешнем. Тишина вынуждала постоянно оглядываться, прислушиваясь, приглядываясь к каждой стороне и проходу, ища мелочи и детали, кои могут подсказать ему о приближении противника, а за счет той пары выигранных секунд Кросс… а что он может? Нога блокирована, к счастью, хоть не сломана, оружия у него нет, а сам капкан прикручен к полу – и если неизвестный сейчас придет, то встреча их будет короткой и всецело проигрышной для Кросса. А после этот псих займется и Ханной, чего, разумеется, нельзя позволить. И тут возникает почти закономерная идея – закричать. Сделать все, чтобы привлечь его к себе, дав ей дополнительное время для того, чтобы спрятаться. Но вот идея развивается дальше – и он уже представляет, как пока тут сидит в ловушке, псих уже пытается добраться до нее, что на самом деле также можно пресечь простой попыткой привлечь к себе сейчас внимание. Адреналин вновь поднимается, давая ему все больше уверенности в собственных силах, позволяя уже с большей изобретательностью искать вокруг себя возможные подручные средства, игнорируя боль в ноге и даже затекание второй ноги, пока он стоит на колене. Только вот вокруг буквально ничего нет для борьбы с этим психом, из-за чего в голову так и пробивается визуализация страшной кончины Ханны. Чем больше он думает об этом, тем больше задает еще и вопрос: как долго он тут уже сидит? Весь адреналин и порыв плавно оседают, оставляя лишь сухой взгляд при единственных известных ему данных: скорее всего, она уже мертва, думает он, все же времени прошло и правда много, а раз этот урод еще не пришел, значит, ранее свернул не туда и, скорее всего, отправился на поиски Ханны. А допускать его неудачу в этом деле – слишком оптимистично, даже неуважительно. Кросс не хочет пока примиряться с этой мыслью: уж точно сейчас не до скорби, да и пока он не увидит тела, поверить попросту не сможет, все-таки он уже списал Алдена со счетов, а тот все же выжил – пусть и ненадолго, но выжил. Так вот, если он привлечет к себе внимание, скорее всего, это окажется зря, лишний риск ради… а вот ради чего? Этот вопрос вынуждает повременить с поспешным решением созвать к себе всех хищников не только из-за невозможности дать должный отпор, а по причине куда более простой, но от этого и пугающей: шансы на ее спасение так малы, что стоит считать их слепой надеждой, погрешностью. Раз он так долго один, то враг нацелился на нее, а она не боец. Нельзя рисковать собой, заключает Кросс не сразу, наконец-то твердо решив не вмешиваться в естественный ход событий на Векторе, где ему попросту не повезло попасть в капкан. Всех не спасти – это он уяснил в тот момент, как оставил свою маму умирать ради сводной сестры, которая так и не смогла всецело принять вынужденное решение.
Ханна – хороший человек, плохой кончины точно не заслужила. У него нет порыва плакать или кричать от утраты и безвыходности, как и нет подступающего желания сокрушаться от несправедливости, – и все это на самом деле его крайне радует. Более того, подобное состояние принятия придает дополнительных сил, как человеку, который когда-то был сломлен под натиском боли от трагедий. В медицинской практике он не раз сталкивался с обреченными на смерть людьми, чье здоровье по тем или иным причинам уже неспособно было поддерживать себя, либо же жизнь полностью поддерживалась аппаратами, что полностью лишало пациента шанса на самостоятельное существование. И вот в любом из случаев порой даже больным было понятно, что дни их сочтены, сделать ничего уже нельзя. Он видел много раз смирение людей с несправедливостью, когда само восприятие жизни в глазах меняется, подстраивается под новые реалии, чему всегда удивлялся, как самому явлению процессов в головах людей. Были и те, кто противился неизбежному, но разум в такие моменты обязан превосходить эмоции, иначе ничего хорошего не выйдет, а несчастный человек покинет этот мир в моральных и эмоциональных муках. И вот сейчас, в отличие от тогда, он вполне уверенно держит себя в руках, даже желание выпить пропало, что вполне можно считать увесистым критерием для положительной оценки его состояния.
Но ключевая проблема остается неизменной – он все еще в капкане, а в тишине и мраке вокруг него скрываются хищники всех мастей, что значит лишь вопрос времени, когда голодные жители Вектора догадаются о его беспомощности. Осмотр устройства вновь привел к неутешительным выводам: его не разжать, не сломать и не выдернуть из пола – делали на совесть, тут уж ничего не добавить. Появилась идея снять пару пластин с ноги для рычагов – но получается упереть их лишь в саму ногу, действие чего никак ему не помогает еще и из-за того, какая мощная пружина стоит на этом устройстве, предназначенном для сильной добычи. И вот, играя в заведомо проигрышную игру неудачливого изобретателя, ответ на выход из ситуации Кросс получает настолько неожиданно, насколько простым его можно считать где угодно, кроме Вектора. Капкан зажал его ногу, причем как раз ударив в сами пластины, отчасти благодаря чему перелома удалось избежать. Так вот самое простое – вылезть из костюма, думает Кросс, чуть ли не со злобной усмешкой, борясь с желанием рассмеяться во весь голос из-за альтернативы этого выхода – отпилить ногу. Но делать это нечем, да и зачем, если и так будет заражение: все-таки зараза передается всеми путями, даже через кожу.
Как ни странно, но ему не страшно – наоборот, поскорее бы уже освободиться, а там уже не трудно найти цепочку действий для спасения: лекарство должно быть у Светы, все же она сама притащила их сюда, а значит, должна нести ответственность. Да и если вдруг что, то он сможет найти его сам, на крайний же случай что-то придумается, все же сдаваться Кросс не готов, нет. Плюс, знания медицины помогут – уж в том, что он не пропадет, сомнений нет. Кросс уверенно и воодушевленно перебирал варианты сценариев после заражения… Хах, усмехнулся он уже вслух, для спасения своей жизни ему необходимо заразиться иноземной Жизнью – это и правда смешно, уж как минимум забавно, думает он. Да, можно было бы подождать помощь, авось Ханна выжила и пойдет искать его. Правда, есть важное «но», опять же быстро и легко находит он парирование: разве это не риск для нее? Риск – причем очень большой, а он не хочет лишней ответственности, и так уже хватило.
Кросс медленно снял шлем, сразу сделав глубокий вдох и плавный выдох, тем самым ознаменовав для себя новый этап пребывания на Векторе. Ему не было страшно, да и ожидаемой паники также не наблюдалось. Более того, в некотором смысле пришло тонкое, но крайне приятное ощущение свободы.
79
Ханна стояла у того самого перекрестка, где ранее она столкнулась с неизвестным маньяком, побег от которого в итоге вынудил Кросса принять внимание на себя. Остальные двери она закрыла сразу же, как вернулась, быстро определив, что лучшим отходным путем будет именно это место, где, даже если и случится что-то, у нее будет в запасе время закрыть и вторые двери, через которые они с Кроссом прошли в медицинский центр. Да и там есть пара кабинетов, которые, как она надеется, вполне могут сойти ловушкой для того, кто, следуя любопытству, зайдет туда. Сердце стучит, голова немного гудит от слишком уж активной работы паранойи. Вдруг он совсем рядом, беспокоится она, представляя, как вот-вот издалека появится Кросс, молящий помочь – или же бежать. Она теряется в догадках, вдруг он побежит не в ту дверь и маньяк убьет его там, пока он просится войти, а его никто и не слышит? Хотя – стоп: он же сам говорил про это место, а значит, твердо закрепляет Ханна, должен идти именно сюда – ведь она сама по его указке именно здесь и оказалась! Самое худшее, понимает она через «не хочу» – это если он так и не придет, оставив ее в полном и окончательном неведении его судьбы, отчего назревают главные два вопроса: как долго его ждать и что ей в таком случае делать дальше?
Но в тот самый момент, как она уже готова была сделать первый шаг для выяснения задержки Кросса, он появился вдалеке в левом коридоре. Поначалу она обрадовалась, удивившись тому, как все же повезло, что с ним все в порядке. Но стоило приглядеться, как мгновение воодушевления сменилось еще большим, чем ранее, смятением. Он шел довольно уверенно, правда постоянно оглядываясь, указав ей еще издалека, чтобы та не двигалась и не издавала звуков. Но все это было ею проигнорировано в тот самый момент, как она четко увидела отсутствие защитного костюма. Белый комбинезон с уплотнителями и стельками – это все, во что он был одет, причем его самого подобное, судя по его поведению, не смущало вовсе. Он уже был в пяти метрах от нее, придерживаясь выдержки и надобности не выдать свое местоположение. Кросс лишь мельком улыбнулся ей, но даже без этого она сделала то, о чем подумала лишь сейчас, хотя инстинкты уже кричали ей во весь голос. Отбежав назад в коридор, Ханна заперла дверь в медцентр. Сразу же отойдя на пару метров от сомкнувшихся створок и чуть не задев скамью, она хотела что-то сказать, дать волю смешанным чувствам – но, помимо того что слов так и не нашлось, сам Кросс среагировал быстрее ожидаемого.
– Ханна, я знаю, ты испугалась, но это я, Кросс. Все в порядке, мне пришлось избавиться от костюма, чтобы выбраться… короче, это долго рассказывать. Но не беспокойся, я отлично себя чувствую, так что открывай, пока тот урод не пришел.
Ханна же молчала, все так же стоя неподвижно на расстоянии, боясь что-либо сказать или предпринять.
– Эй, я все понимаю – заражение и прочее. Ну что ты, я же врач, точно не дурак в этом деле. Ведь Света должна принести лекарство, верно? Мы же ради этого здесь, так что ничего страшного. Надо просто дождаться, а эта зараза не моментально превращает в монстра. Ханна, ты вообще слышишь меня? Ты там? ХАННА!
– Я не могу тебя впустить, – вырвалось из нее явно не тем тоном, каким она хотела отказать ему.
– Слушай, я не злюсь, все нормально, правда. Я понимаю, говорю же, понимаю. Но я же не могу оставаться здесь, на открытой местности. Ханна, ты как себе это представляешь? Тут, помимо кучки самых разных тварей и монстров, еще психопат ходит, да и вот это вот уединение в стенах Вектора… как бы так сказать, не каждый нормальный-то человек перенесет трезво. Мне нужно место – безопасное, изолированное, где я не буду один. Ханна?..
Но она лишь молча смотрела на дверь, за которой вроде бы был ее друг, – но почему-то воспринимать его все тем же Кроссом не получалось. Хотя она пыталась, искренне и честно пыталась откинуть все страхи перед грядущими последствиями заражения. Вдруг Кросс стал стучать по двери тем самым выдуманным недавно шифром, чем испугал ее почти до дрожи. Явно теряя терпение, он произнес:
– Вспомни Алдена, как он умер там, один, в темноте. Тогда другого выхода не было – мы оба это знаем, как и знаем, что ты винишь меня за это. Я сам себя виню, поверь. Нет ничего более ужасного, когда кто-то покидал этот мир в одиночестве. Такое если увидишь, то уже не забудешь. Ты хочешь, чтобы со мной так же произошло? Я что, заслужил такое? Интересно – чем же? Я здесь из-за тебя, между прочим, – ты хотела влезть в дела Светы и Наваро, а это была не наша работа! Я все время спасал тебя, а потом пытался этого Тобина вытащить с прогнившего Улья… Все это несправедливо, и я не хочу умирать так же, как Алден!
– Я не открою, – взяв себя в руки, почти твердо сказала Ханна и, подойдя ближе, наконец-то сформировала принятие новой реальности: – Я не могу рисковать, и ты должен понимать это. Я не хочу твоей смерти – но ты заражен, а значит, опасен. Мне трудно принимать это решение, но другого не будет. Придет Света, у нее будет лекарство, и мы вылечим тебя. А до этого спрячься и жди.
– Вот, значит, как? Ради тебя тут…
– Не смей использовать это! Ты знаешь не хуже меня, с чем мы имеем дело, с чем столкнулись еще до появления Светы и Наваро. Алден пожертвовал собой ради нас и…
– Вот оно! Я все ждал, сучка ты этакая, когда ты используешь это против меня! А может быть, ты сама заразилась? А! Вот поэтому ты и не пускаешь меня – из-за безумия, что мешает трезво мыслить. Галлюцинаций нет еще? А ведь я могу помочь, если ты заразилась, мы вместе должны выдержать это!
– Все, что тебе нужно, – держа из последних сил себя в руках, продолжила она, еще подойдя ближе к двери, – это найти, где спрятаться. И не важно, тут или чуть дальше. Лучше не болтай, а делай это. С каждой минутой заражение усиливается, и поверь, эмоции влияют на процесс. У Октавии были исследования с Вектора – когда я искала о Тобине данные, мельком коснулась их. Я видела, что делает это с людьми, и если бы ты читал записи Харви или же…
– Замолчи! Тут кто-то есть…
Голос Кросса изменился, осознанность взяла вверх над эмоциями, ей даже показалось, что он отошел от створок. Все вслушиваясь и ничего не говоря, твердо уверенная в своей правоте Ханна давала себе отчет, что боялась куда больше его попыток пробиться к ней, нежели появления того или иного создания Вектора.
Тишина начала затягиваться, Ханна прислонилась к створкам, пытаясь услышать хоть что-то по ту сторону, уже начав думать об обмане Кросса, – но вдруг он почти шепотом интенсивно и по-иному заговорил:
– Он здесь… Открой дверь, пока он меня не увидел. Ханна, слышишь меня, я же здесь как в ловушке – стоит ему дойти до перекрестка, как все, он заметит меня, и уже некуда будет бежать.
Ханна слышала страх в его голосе, как и совершенно иной, более трезвый тон. И пока он чуть ли не царапал дверь, видимо, предполагая ее отсутствие, она все не могла сформировать ту болезненную мысль, к которой ее усиленно подталкивают возникшие чувства по отношению как к нему, так и ко всей ситуации. Она не знала, что делать, время уходило, а действовать надо было сейчас: если она пустит его, то вдруг неизвестный увидит их обоих и будет ныне знать это место, отчего ситуация только ухудшится. Ей хочется схватить себя за голову из-за напряжения и невозможности решиться хоть на что-то, но шлем мешает. Под мольбы Кросса, все так же неспособная понять ориентиры для принятия решения, Ханна просто цепенеет.
– Ханна, открой же, мне с ним не справиться! ХАННА! Сука, ты мразь, он здесь, заметил меня и…
Как она могла судить по доносящимся звукам, Кросс побежал вперед с криком, вступая в драку с неравным противником. Сильные удары вынуждали ее каждый раз вздрагивать, а крики умирающего друга и напарника словно стягивали стальными тросами, не позволяя даже простой мысли – лишь скорбь и безвыходность. И вот после десятка суровых ударов о стену – как она могла судить, головой Кросса – все утихло. Его забили там насмерть – она прекрасно это слышала. Тишина была неестественно приятна, слезы перестали идти, скованность немного сходила на нет, а внутри нее легоньким огоньком пробивалось странное и непривычное спокойствие, будто бы все проблемы закончились и ей можно выдохнуть. Он был мертв, но она не скорбела так, как хотела скорбеть: наоборот, почему-то ей было спокойно за его жизнь, ведь более он не мучается, и, равно как и Алден, Кросс покинул ее, приняв собственное решение.
– Ты не спасла меня, – медленно и спокойно послышался голос из-за дверей, язвительный и злой. – Я же просил открыть дверь – но ты, эгоистка, не сделала этого! Вот как ты относишься ко мне, ко всем нам. Мерзкая тварь, лучше бы ты подохла, а не Алден, как и все другие, когда ты не поддержала меня на Улье. А ведь я ради тебя даже снял костюм, рискнул жизнью, лишь бы уберечь тебя от Вектора. Вот как ты меня отблагодарила. Ты боялась стать одним из монстров, сойти с ума и повторить судьбу тысяч людей на Векторе… Так вот – ты уже монстр!..
