Вот так и бывает – всего лишь одна новость, одно подтверждение и положительные результаты нескольких перепроверок окупают все трудности на пути к данной точке событий, буквально вынуждая радоваться открытию, потому что вместе с ним приходит пусть и одна, но все же крайне неприятная новость: теперь у Портера нет шанса на свободную жизнь. Обладая иммунитетом к инопланетной Жизни, совершенно неподвластный ни мутациям физического уровня, ни каким-либо интеллектуальным деменциям, он является на данный момент единственным в своем роде. Конечно, по одному лишь анализу крови сложно полностью быть уверенным в том, что наконец случилось открытие панацеи. Все это предстоит изучить многим ученым, чему противиться Света не может, как и любой трезвомыслящий человек. Но все же это не может не огорчать – пусть и лишь глубоко внутри нее, но потихоньку горит печаль, ведь ни о какой свободе не может быть и речи, про новую жизнь можно забыть. Да, ранее она также не собиралась идти у него на поводу, но тогда был шанс на то, что его слова – не более чем ложь во спасение. И будь эта ложь раскрыта, она, конечно же, не дала бы ему шанса улететь с Вектора, но и убивать, наверное, не стала бы.
На тот момент идея казалась простой и более чем реализуемой – выведение лекарства и излечение Питера. Так бы поступила и она, несколько поспешно, возможно, но необходимо: все-таки, если не использовать этот шанс – пусть и малый, но шанс, – исход будет один: смерть. Пока Остин занимается созданием лекарства, Света прекрасно понимает, что у нее осталось крайне сложное незаконченное дело с Портером, все так же обездвижено лежавшим на койке с момента ее последнего к нему обращения. Как следует схватившись за лежанку, вынудив колесики вновь работать, словно в первый раз, она потащила Портера в соседнюю палату. Мимо Остина, который лишь кратким взглядом осмотрел ее, вроде бы с желанием помочь, но в то же мгновение зацветания оно и зачахло.
Через смежную дверь она проталкивает его в соседнюю палату – ту, что ближе к выходу из медцентра, недавно казавшуюся заброшенной, но ныне поддающуюся зовам жизни, от чего и освещение сразу же включилось, и даже какой-никакой порядок присутствует. Чему, собственно, она не удивлена, ведь именно тут Остин прятал Портера от Светы. Еще одним подтверждением для нее стали вещи Портера, лежавшие в углу у двери: сумка, которую Ос даже не открывал, его куртка, на которой лежало содержимое карманов, в частности тот самый наушник, на который она сейчас обратила внимание лишь вскользь.
Все это время последний человек на Векторе был неподвижен, и только двери закрылись за спиной Светы, она даже заподозрила его кончину, настолько он отключил свое тело. Но не успело подозрение даже развиться в нечто большее, как подступающий страх оказался преждевременным. Отсоединив все крепления, Света села на стул с левой стороны от Портера, пытающегося подняться и сесть под светом единственной лампы в центре палаты, чудом избежавшей следов крови или выделений. Все его тело напоминало старый механизм, пытающийся возобновить работоспособность спустя долгие годы ржавления. Конечности трясет, глаза смотрят куда угодно, но не на Свету, поникший Портер явно осваивался. Окруженная шкафами и контейнерами вдоль всех стен, пожалуй, впервые по-настоящему на Векторе она испытала клаустрофобию, но все же не трудно было догадаться, что вызвано это предстоящим разговором.
– Ты наверняка нас слышал и знаешь, что никакого бывшего мужа я не искала здесь. Хотя стоит уточнить, что у меня есть муж – бывший муж. Я лгала по той же причине, по которой лгал бы любой на моем месте, встретив любого человека на твоем месте, – выживание. Все же не забывай, здесь не должно уже быть живых людей, а твое наличие – это огромная переменная.
Портер внимательно слушал ее слова, все не поднимая глаз, отчего Света не могла не подумать о состоянии его вменяемости. Но только она решилась проявить степень переживания, как он, вздохнув полной грудью, только попытался сказать что-то, как сразу умолк, спрятавшись в своих размышлениях. Света все ждет, когда же он, наконец, спросит: «Что со мной будет?» На что ей придется снова лгать – но не потому, что ей этого хочется или нет иного выхода, а потому, что она сама не знает, как теперь поступить. У нее нет возможности вытащить его с Вектора, так же как и нет возможности оставить его здесь, что для него равнозначно смерти. Остин попросту не позволит ничего иного, кроме как выдачу их руководству самого ценного живого существа, причем любые его доводы будут влегкую разрушать все ее аргументы. И чем дольше она смотрит на Портера, потерявшего связь с реальностью, тем больше у нее в голове усваивается простая мысль, что относиться к нему стоит не как к личности, а как к объекту.
– Я оставлю тебя здесь на некоторое время, пока я и Ос… Хотя ты и так все знаешь. Отдохни и наберись сил, а мы пока будем работать.
Помогая ему спуститься на пол, Света поддерживала его за плечо и, сразу же посадив на некогда занимаемый ею стул, молча и без лишних движений пристегнула левую руку Портера к поручню каталки.
– Ничего личного, но так будет лучше для всех, – быстро проговорила она строгим тоном, ожидая его удивление и недовольство вышей степени, но Портер молчал, даже мышцы лица его не двинулись, словно событие это настолько обыденное, насколько порядком надоевшее. Свету же это напрягало: как человеку, не привыкшему держать в себе многое, ей было трудно с теми, кто выражает мраморное спокойствие в то самое время, пока внутри них горит ярчайшее пламя. Но ныне поделать она ничего с этим не может, лишь принять факт полного разрушения с трудом добытого между ними взаимного доверия.
– Я могу одно обещать точно. Ты не умрешь, этого не будет, – произнесла она эти слова, оправдываясь, чему была крайне не рада. Но это сразу же отпало, ведь его первый взгляд в ее глаза не требовал слов – и так было понятно, что он ответил молчаливо: «Смотря что считать смертью».
Закрыв за собой двери, Света хотела что-то сломать, кого-то ударить, сделать хоть что-то, дабы гнетущее чувство вины просто отпало, как ненужный элемент, способный лишь затормаживать ее. К ней обернулся Остин, ее кулак сжался, но удара не было, хотя так захотелось, ведь все эти трудности – ровным счетом на пустом месте из-за него.
– Ты уверена, что это лучшая затея – оставлять его там одного?
– Посадить его на цепь прямо здесь, как пса подзаборного?! Или, может, заново заковать в каталку?
– Успокойся, я лишь ищу оптимальный выход. Я понимаю твое желание относиться к нему как к человеку, а не зверю, но только вряд ли он понимает все это правильно.
– У тебя есть предложение?
– Мы можем запереть его в криокамере, а когда все будет сделано, уже другие люди заберут его по возможности, и пока ты опять не начала критиковать меня, скажу, что так он будет в безопасности и сохранности.
– План – супер! Только вот инопланетная зараза через эти самые саркофаги пробивается и убивает, и это я еще не говорю о нестабильности реактора Вектора, из-за чего может случиться что угодно! Нет уж, он будет у меня под рукой, а ты даже не думай принимать решения о нем без моего мнения. Пока мы на Векторе, я за него отвечаю!
Остин ничего так и не ответил на ее выпады, лишь молча кивал в такт словам, решаясь далее не закапываться в конфликт, а наконец свершить то, ради чего он все это делал. Подготовив в изоляционной камере стол восстановительной медицины, подключив его к капсуле удаленным доступом, куда на боковые экраны выводили все показатели, Остин без промедления включил систему разморозки, после которой откроется крышка и можно будет изъять тело. Света следила за казавшимися поначалу твердыми действиями Остина, но стоило чуть-чуть приглядеться, как его усталость, голод и измотанность давали о себе знать всеми доступными способами. Трясущиеся руки, расшатанная концентрация, чрезмерная поспешность – все это она видела четче с каждой минутой, но вряд ли у нее сейчас есть шанс его остановить или убедить не спешить. Что-что, а одно у Остина получалось отлично – выглядеть фанатиком, живущим ради дела, лишение которого приведет к наихудшим последствиям как для него, так и для того, чьи руки повлияли на это. Света была на подстраховке, он быстро объяснил ее функции, больше напоминающие работу подмастерья, а в данном случае – чуть ли не медсестры. Сигнал был подан, показатели стабильны, саркофаг разрешил открытие.
Отсоединив все крепления на лице, они позволили Питеру начать дышать самостоятельно, хотя тот еще не пришел в себя, но организм начинал функционировать, о чем отлично передавали датчики на его теле в виде приклеенных круглых сенсоров по всему корпусу. Пока он еще был под низкой температурой, Остин аккуратно вытащил его и положил на стол, сразу же расстегнув специальный мешок, закрывающий тело Питера по самую шею, напоминающий скафандр, покрытый сенсорами и много чем еще, что Свете было неведомо. Словно белое одеяло, которое Остин снял и оголил корпус Питера, где уже визуально были заметны изменения тела: часть кожи покрывалась или сама превращалась в крепкую скорлупу. Внезапно Свету накрыло понимание ее ошибочности в суждении Остина и всей связанной с Питером истории, ведь она всерьез ожидала обмана, предполагая, что у единственного в отряде просто поехала крыша, чему нельзя было не удивиться, зная станцию и видя то, как сильно он изменился. Все было правдой, буквально все. Питер выглядел плохо, на его теле уже появились странные следы, словно кожа стала съеживаться, а вокруг колотой раны на левой руке уже что-то начало пульсировать.
– Он скоро может проснуться, нам надо быстро вводить лекарство. – Остин стал нервничать, отчего она была уверена, что, будь у него возможность, он бы потирал лицо и глаза постоянно. Но не успел он даже взять шприц, как вдруг показатели подскочили, вызвав сильнейший сердечный ритм и конвульсии. Компьютер кричал громче самих мыслей, пока Остин пытался понять причину таких резких изменений, просматривая показатели на всех экранах перед его глазами. Неизвестно как, но сквозь этот внезапно нахлынувший хаос к ее ушам смог пробиться вопль, настолько неожиданный и казавшийся неестественным, насколько легко можно было бы свести его на слуховые галлюцинации. Все же Питер и Остин были перед ней и оба не издавали похожих звуков: один был в критическом состоянии, второй, если и произносил звуки, то лишь ругательные. Все происходило невероятно быстро, отчего стоило попытаться вытряхнуть из головы этот краткий, но невероятно звучащий вопль, оглядываясь вокруг, но источник сразу же показался в поле зрения, выйдя из дверей соседней палаты.
Не отвлеки Портера на какое-то мгновение критическое состояние Питера, Света не успела бы увидеть в его глазах не только страшную боль от не менее страшного метода освобождения путем отрубания левой кисти, где даже сквозь грубо обмотанные тряпки капала багровая кровь, но и, что не менее опасно, его фанатичную жажду побега из ненавистного ему места, от ненавистных ему людей. Все происходило настолько неестественно, насколько Света готова была поклясться, что наблюдала за последующими событиями со стороны: только двери открылись, ознаменовав окончательный побег Портера, как Света тут же побежала за ним, слыша за спиной удаляющийся крик Остина, нуждающегося в ее помощи.
Невероятная упрямость Портера – та единственная черта, роднившая его со Светой до уровня заслуженного уважения: все же отрубить себе кисть руки требует невероятной силы, как физической, так и моральной, и это еще вкупе с тем, что сделал он это в месте, где выживание всегда на повестке дня. Хотя, как сейчас она отлично понимает, если в физической силе он теперь будет в значительной степени проигрывать, то вот в скорости равных найти ему будет трудно: он легче, а стимул – самый немыслимый. Но, несмотря на отставание в шагах десяти, Свете помогает уверенно преследовать его та самая капающая с обрубка кровь, иначе в этом лабиринте он бы уже спрятался не хуже запуганной крысы в многоквартирном доме. Множество поворотов, новых и новых дверей – и все это было бы игрой в угадайку, если бы не багровые точки на полу, количество которых увеличивается, давая ей шанс нагнать нехило терявшего кровь Портера. Между прочим, часть крови еще прибрал к рукам Остин. Если журналист не найдет допинг и не изолирует кровотечение, то лишь вопрос недолгого времени, когда он свалится с ног. И вот это грозит появлением на горизонте старухи с косой, все же в его состоянии ожидается как минимум шок, а как максимум – смерть, и пока он разливает драгоценнейшую кровь, Света спешит со всех ног, пока еще есть кого спасать.
Света уверенно следует по пятам, словно пес, не отрываясь от пола и лишь изредка замечая следы от кровавой ладошки на стене или углу поворота. Света не кричит ему остановиться или выслушать ее, дабы задобрить откровением или замедлить угрозами, – нет, и так ясно, насколько плевать ему на слова, иначе этого преследования не было бы и вовсе. Да и не хочет она уже разговаривать, в сотый раз объясняться, попутно изобретая новую ложь, дабы угодить всем и сохранить невредимой совесть, которой, что занятно для нее было открыть, она крайне редко уделяла столько внимания. Пора все делать быстро и строго, как минимум потому, что приказ до сих пор не выполнен, хотя небольшого ума стоит понять, насколько единственный человек с иммунитетом важнее простой технической работы, выполнить которую можно было бы в любое время, если бы не долбаная, ненавистная ей бюрократия начальства.
Выбежав и свернув налево, стараясь запоминать дорогу, Света все время подмечала какие-то особенности окружения, например полностью исписанную именами стену в конце коридора. После, повернув налево, пришлось использовать ночное видение, ведь в кромешной тьме разглядеть следы раненого зверя – еще та задача. Но буквально за первым поворотом налево наступила освещенная часть коридора, только вот вдоль стен было расставлено почти под потолок множество пластиковых ящиков разного уровня содержания, которые, ожидаемо, были скинуты на пол, дабы затормозить преследователя. Расталкивать их было глупой затеей, так что следующие метров двадцать Света бежала поверх них, не раз ломая многие под своим весом, постоянно пригибая голову.
Все это время она двигалась примерно в нужную сторону, к центральному серверу, но на полпути пришлось свернуть в сторону, злиться отчего вполне ожидаемо. Но, когда выключается весь свет, вдруг заперев за ней дверь с оглушающим грохотом, тогда наступает четкое понимание реальных проблем, выбраться из которых живым может быть сложнее, чем кажется на первый взгляд. Кровавый след оборвался в метре от дверей: возможно, он понял, как Света могла следовать за ним, а возможно, он привел ее туда, где будет достойный противник. Окончательным вынесением подобного вердикта послужил коридор с самыми жуткими последствиями бойни, по правую и левую руку в котором также находятся то ли палаты, то ли комнаты или нечто подобное, – Света не могла окончательно понять, но находящееся внутри было знакомо любому человеку, когда-либо сталкивающемуся с охотой. Помимо того что перед ней было множество, как она для себя решила, кабинетов, а сам зал уходил метров на двадцать вперед, так подобные ряды были как справа, так и слева, отчего число путей маршрута увеличивалось в несколько раз, и где-то среди всего этого погребения существ спрятался Портер. Освещения нигде нет, тишина такая, словно звуков по определению не существует, каждый предмет не двигался с места уже годами, словно она вскрыла древний саркофаг или захоронение, даже скорее целый город, пробуждение которого – это последнее, чего бы захотел любой здравомыслящий человек. Где-то тут спрятался Портер, и с каждой минутой шансы найти его живым все меньше, а шансы пробудить тех, кто убьет ее, – все больше.
Только вот ожидаемая угроза пришла не от спящих созданий, не видавших иного мира за этими стенами, впавших в спячку от безвыходности: истинный же представляющий опасность источник она подпустила к себе сама. Считая Портера в нынешней ситуации слабой жертвой, способной лишь на бегство ради хоть какой-то жизни, Света совершила ошибку, еще и посчитав его трусом, а он им, как оказалось, не был. Благодаря Свете Портер знал о встроенном приборе ночного видения, как и знал, насколько дезориентирует хозяина оборудования резкое появление того самого света, призванного уничтожать тьму, чем он умело воспользовался, как только она прошла вперед мимо пары помещений. Портер спрятался во втором по счету от двери, по правой стороне, надеясь, что она встанет на одном с ним уровне, и когда это случилось, то в мгновение направил луч света в маску и, получив нужный эффект, бросил фонарик на пол, сразу же взял из-под левой руки металлический ключ большого размера и нанес удары прямо по правому колену.
Ослепивший ее свет вынуждал крепко щурить заболевшие глаза, но все это отошло на второй план, когда ужасная боль в ноге подкосила Свету, позволив Портеру всем телом повалить ее спиной на пол, головой ко входу. Мгновенно разгневанная и готовая грызться за жизнь, Света попыталась контратаковать и направить оружие на него, но Портер оказался шустрее, а главное – злее. Успев встать, он сначала ударил правой ногой по лицу, а потом ей же прижал оружие к ее корпусу, как раз в тот момент, как она нажала на курок. Выпущенные патроны полетели куда-то вперед, чудом не зацепив пальцы ног Светы, а созданный шум оглушал их обоих. Но, крича и стремясь что-то предпринять, курок она не отпускала. Все происходило так быстро, что, не успела она даже половины патронов выпустить, как словно молотком, вбивающим гвозди, Портер уже нанес три мощных удара по маске. Света машинально прикрыла лицо руками, двигаясь корпусом, ворочаясь и чувствуя ужасную боль от движения ногой, получив за это время половину ударов по предплечьям. Но все же она смогла ухватить его руку и, протянув к себе, постаралась сделать захват, обхватил голову и правое плечо, создавая треугольник. Света кричала во все горло, еще чуть-чуть – и она могла бы переломать ему шею. Но остановиться было невозможно, работая на ощупь, не открывая глаз. Адреналин и гнев захватывали все ее ориентиры. И только она, казалось, смогла взять все под контроль и выйти победителем в этой, не боится она признаться, возне, как за ее ногу схватились зубами. Заклеймив ее не более чем едой, Свету сразу же потащили в более безопасное для трапезы место, и если поначалу она крепко держала хват, то вскоре силы были направлены на попытку сохранить конечность, отпустив Портера, как менее приоритетную цель в данный момент.
Света отлично слышит жадное рычание, сквозь которое пробивается царапание пола когтями, слышит даже некую радость в том, кто ныне является хищником, сделав ее добычей, словно он не просто стремится утолить голод, а именно смакует, получая более осознанное удовольствие, нежели простое пополнение желудка. Не открывая глаз, она позволяет другим чувствам усилиться, и те секунд двадцать, которые неизвестной формы и размера монстр тащил ее за левый голеностоп куда-то во тьму, Света точно знала, что Портер оставил ее, успев отнять основное оружие, но в ее арсенале было то, чему она всерьез обрадовалась из-за возможности сейчас использовать. И, согнув правую ногу с ужасной болью в колене, уперев ступню в пол, она затормозила, почувствовав, как зубы почти проткнули металл на ее левой ноге. Только движение остановилось, как, схватив нож правой рукой из кобуры на ноге, она подняла корпус и успела кинуться вперед на хищника. Удары острием ножа сопровождались ее криком, разрывающим горло, пока она неуклюже лежит на большом монстре, напоминающем по форме крокодила. Не позволяя ему начать двигаться, Света втыкала нож в основание головы, как могла она предположить, и, держа баланс, упираясь ногами в пол, чтобы горизонтальное положение было с ним на одном и том же уровне, ловила момент и наносила новый удар, схватившись левой рукой за его морду, нащупывая несколько глаз и, кажется, мех. Точные, резкие и мощные удары чуть ли не с рукояткой уходили в мясо, а оглушающий вопль зверя низким тоном, создававший вибрацию по ее рукам, глушил ее слух, не давая точно понять, кричит она или нет, ведь горло уже не чувствует. Постоянно пытаясь выбраться, существо двигалось то вперед, то назад, царапая короткими лапами пол, но Свете это даже нравилось.
Поднимаясь с пола, она была практически пропитана болью в каждой мышце. На удивление, ее колено справляется с нагрузкой, но тут она все же ощутила приближение точки невозврата, как не раз ей говорили врачи, отчего Света всерьез пожалела об отложенной операции по его лечению («еще одно глупое решение – молодец, Света!»). С нескольким запозданием обезболивающее все же было ею активировано, а значит, боль должна утихнуть, но почему-то ей кажется, что это будет не особо заметно в данный момент. Наконец она открыла глаза, болевшие от сильного сжатия век все это время, и ее встретила непроглядная тьма. Все же Портер вряд ли надеялся победить ее, но зрения лишил – без прибора ночного видения в этой тьме она словно ослепла. Сука, знал, куда бить, видимо, давно подметил, что края стыков маски и шлема – самые слабые части, думала Света. Хорошо хотя бы, что костюм не пробит, во всяком случае, основная система работает, как и связь. Пошатываясь, она шагает на ощупь, разминая все мышцы, боль которых дает ей силы и контроль, благодаря адреналину, да и обезболивающее все же отрабатывает свое наличие. В ее руках лишь нож – автомат у Портера, а вот пистолет он вроде бы не забирал, значит, он где-то тут, причем у него встроенный фонарик, который ей сейчас крайне необходим, иначе блуждание здесь на ощупь может стать последним в ее жизни событием. Только она подумала о том, почему на нее напал лишь один, как ответ не просто появился – он всей своей силой сбил ее с ног, пытаясь прокусить корпус брони большими зубами, и при должной силе и времени, вполне возможно, существо смогло бы это сделать, но Света отключила все, позволив убийце в себе взять власть.
В каждом ударе, каждом движении и каждом звуке она ненавидит этих существ, ненавидит это место, этот сраный Вектор. Света ненавидит себя за доверие Портеру, ненавидит за неисполнение приказа, ненавидит Остина за его упрямство, ненавидит всех и каждого – вроде за что-то свое, но на деле это совокупная ненависть, скопленная за все время, которое она провела на Векторе. Ни на одном задании ей не было так плохо, даже в самые жуткие моменты всегда было нечто оптимистичное, нечто осознанное – а здесь… Возможно, она просто устала: возраст, как и опыт, берет свое, и все то, что она выпускает через крик и убийства, на деле копилось годами… Она ничего не видит, лишь на ощупь и слух вновь и вновь протыкает ножом мясо, да и кулаками не стесняется пользоваться, иногда даже не зная, мертво тело или еще нет, постоянно двигаясь, не позволяя себе стоять на месте, потому что если вновь ее схватят, то она не простит себе этого.
Наконец-то под ее ботинок попалась не мягкая ткань монстров, а пистолет. Подняв его сразу же, она вытянула руку, но выстрелить не успела. Челюсть схватила все ее предплечье, желая откусить лакомый кусочек целиком. С криком она просто нажала на курок, терпя боль, ведь пистолет был сейчас внутри монстра вместе с ее рукой. Выпустив все пули, чувствуя все сильнее и сильнее, как зубы впиваются в руку чуть выше локтя, давя челюстью так, словно ее зажали тисками, Света яростно кричала и ударяла ножом в левой руке по морде, не замечая, что существо уже некоторое время мертво. С трудом остановившись, чуть ли не оставив все предплечье в зубах, стараясь вырваться из капкана, Света полностью потеряла контроль. Тяжело дыша, вот-вот готовая взорваться, она все же смогла взять контроль над ситуацией. С трудом разжала челюсть свободной рукой. Ей поначалу казалось, что она сломана, но, скорее всего, просто небольшая трещина.
Ожидая нападения, перезарядив и прижав в этот раз пистолет поближе, чтобы использовать на короткой дистанции, Света слушала, надеясь, что шум от выстрелов не лишил ее слуха в этом маленьком пространстве. И тут она вспомнила, почему так хотела вернуть пистолет и почему было так приятно его только что найти: фонарик! Но внезапно свет включился, не успела она даже положить палец на кнопку. Только не открывает глаза она не от яркости ламп, хотя первый порыв был именно таким, – а от искр, которые засверкали вокруг, словно фейерверк: ведь случился перегруз ламп, как предположила Света, отчего оставшегося источника освещения стало крайне мало, но достаточно для понимания окружения.
Мертвые тела, штук десять – может, чуть меньше. Существа явно одного вида, пусть и нескольких разных форм и размеров, были раскиданы на метры впереди и позади нее. Кровью была забрызгана даже ее немного потрескавшаяся маска, где центральная вмятина, паутинкой расходившаяся вокруг, находилась у левой брови. Территориально Света оказалась все там же, хотя была уверена, что заняла уже другую точку на карте, подальше отсюда, поскольку, глядя на нынешнее окружение, кажется, словно это совсем другое место: настолько содержимое отличается от того, когда она только вошла сюда.
Впервые поддавшись усталости, Света почти упала на два сваленных друг на друга мертвых тела. Восстанавливая дыхание и позволяя глазам вновь привыкнуть к работе, поглядывая на окружающий ее хаос, отвращения к которому она, на удивление, не испытывает, хотя и хочет убраться отсюда как можно дальше. Осмотрев также и свои руки, она сразу же подметила заметные вмятины от зубов на ее торсе, который пытались откусить, и на ее правой руке, которую также желали отнять целиком, и другие углубления и вмятины, оставленные Портером на обоих предплечьях. А главное – это то, сколько на ней крови, превратившей весь ее костюм в багровую палитру. И вот, как и полагается, после войны пора подвести итог, а для этого понять причины, дабы определить, какой сценарий последствий будет реализован. Портер пытался ее убить – да, у него были мотивы, все же он прекрасно понимал, что его ждет, так что на его месте она бы наверняка поступала так же. Но всегда всплывает «но»… Света защищала его, буквально и переносно, защищала того, с кем бы стоило держать дистанцию, причем именно на привязи. Пусть и запоздало, но она все же пришла к этому заключению.
– Привет. Я… я очень устала. Если бы у меня была такая возможность, то все, что у меня есть, я бы обменяла на встречу с тобой, и даже если бы ты молча сидел рядом, это было бы лучшее событие за долгое время. Конечно, я понимаю, ожидать подобного неправильно, у тебя уже давно своя жизнь… Надеюсь, ты выбрал правильный путь и нашел свое место, потому что я, как никто, знаю, насколько легко ошибиться и, свернув не туда, уже не вернуться назад. Как ты можешь судить, так произошло и со мной. После нашего расставания я не нашла иного места, как вновь вернуться на службу, но в частную компанию, где, скажем так, я делала то, что умею лучше всего, что на самом деле было лишь попыткой забыться и… Честно, я не знаю, чего я хотела в итоге, но это помогало не думать о нашей дочери, не думать о тебе. Это было самым сложным, потому что самым ценным в моей жизни. Я… я так люблю тебя, и я так скучаю, и эти чувства, эта память настолько прекрасные, насколько болезненные. И ты был прав, упрямство мое меня же и погубило. Ты всегда был прав, единственный, кто знал меня лучше меня самой, кто видел меня настоящей и позволял быть такой всегда. И я так… так сожалею о том, как в итоге все у нас вышло. Я ненавижу себя за то, что сучилось с нашей дочерью. Чувствую вину каждый день за это, но почему-то все чаще мне стыдно перед тобой, стыдно разочаровать тебя и… Я ненавижу свою жизнь без тебя, без нас… Мне одиноко, а кроме тебя у меня толком и не было семьи, да и та… Прости меня за все, пожалуйста, прости. Я бы все отдала ради дня прежней жизни… и пусть я умру после этого, но хотя бы счастливой.
Я все это записываю, надеясь, что ты когда-нибудь услышишь, что будет чудом, если честно. Но все же, если ты слушаешь это, значит, я мертва… скорее всего, мертва. Погибла на одном из заданий, что могло произойти уже много раз. И я хочу сказать спасибо – спасибо за то, что ты был в моей жизни и сделал ее лучше одним лишь своим присутствием рядом. Меня с детства окружали плохие люди, и я не верила, что может быть так, как было у нас с тобой. Несмотря на то, как все в итоге сложилось, я бы все равно пережила это заново, потому что даже вся эта боль имеет для меня самую большую ценность, ведь она неотделима от любви.